Там, где кончается любовь

Шон хотел было открыть рот, чтобы сказать что-то еще, но Прайс опередил его, переключив внимание на себя: — Шон, — дождавшись, когда Фолл-младший покорно удостоит его взглядом, Теодор смягчился и более ровным голосом продолжил: — На сегодня ты свободен. Можешь идти. Парень молча кивнул и ушёл в сторону выхода — к лифту. Перед тем, как створки захлопнулись, Шон взглянул на меня, будто бы говоря: «Прости, мне жаль». Нет… Просить прощения должна именно я. Из-за обиды на Макса я без раздумий оборвала все нити, связывающие с прошлым, в том числе оказался ни в чём не провинившийся Шон. Гнев, разбавленный разочарованием, поглотил меня целиком, а разум помутился, желая одного — начать всё сначала. Возможно, разбитое сердце стало последней каплей, упавшей и покрывшей рябью выжившие клетки нервной системы. Окончательное решение пришло само – свалить из Нью-Йорка далеко и надолго. Что я и сделала, совершенно забыв про того, с кого всё началось. Проведённое время вместе с Шоном пробудило во мне что-то вроде сестринской любви к младшему брату, за которого вечно беспокоишься, помогаешь наладить контакт с девчонками его возраста, а после школы делаешь ему кружку горячего шоколада. Наши разговоры касались многих тем: спорт, музыка или почему Белла Свон выбрала бледную худощавую тушку с блёстками. Шон всегда находил способ поднять мне настроение, его поддержка помогала двигаться сквозь тёмною занавесу грядущей смерти по имени Итан Вуд. Но после главной битвы на поле стадиона всё рухнуло в одночасье. Той ночью я больше не нуждалась в поддержке. Вылила остывший шоколад в раковину и, собрав вещи до восхода, вместе с манящим ароматом какао покинула дом Фоллов, игнорируя первые лучи солнца. Сейчас взгляд парня был таким опустошённым, провинившимся, иначе говоря, полным тоски. Однажды он уже смотрел так на меня, когда его вынудили принять сторону семьи, что отговаривала меня от встречи с кланом Обье. Словно ты предатель, Шон. Тогда тебе было четырнадцать, по крайней мере, ты таким выглядел. А спустя один год превратился из худенького подростка в восемнадцатилетнего, загорелого альфа-самца (у оборотней процесс взросления убил естественную фазу активного развития и закопал в могилу), но смотришь всё так же по-детски. Опять думаешь, не предал ли ты меня, работая на Теодора Прайса? Внезапно пазлы сами по себе сложились раньше, чем пришло осознание: Шон находился в том BMW, подрезавшем нас с Максом. Та авария — частично или полностью его рук дело. Смотря кто сидел за рулём. Вот за что попытался извиниться ярый любитель какао? Что ж… Вряд ли я имею право судить за это. Заносчивый мужской голос грубо выдернул из пучины мыслей, возвращая в реальность: — Дорогуша, ты тоже свободна, — Теодор обратился к Тиффани и с раздражением махнул рукой, убирая оружие обратно в кобуру. Он был явно расстроен тем, что не успел нажать на курок. — И уведи нашу подопытную в камеру. С минуту девушка пристально сверлила Прайса красными глазами, а после, сильнее поджав губы, грациозно, как подобает истинному вампиру, встала со своего места. Она обошла Тришу со спины, как марионетку, подняла за плечи, после чего увела за угол бара, словно нарушившую закон пленницу. Дальше эхом по всему пустующему ресторану раздался звук хлопающей двери. Мы остались одни. — «Подопытную»? — возмутилась я, полностью развернувшись к Прайсу. — Триша — человек, а вы относитесь к ней, как к какому-то животному, над которым проводят лабораторные эксперименты! — Пресвятая дева Мария, — тяжело вздохнул он. — Повторю для тебя на бис: юная мисс Линь — больше не человек. А теперь давай вернёмся к тому, за чем я пришёл сюда. — Сперва объяснитесь, — мой требовательный голос заставил Теодора рассмеяться глухим раскатистым смехом. Я не успела понять: радоваться или переживать, что я чем-то позабавила его, поскольку через секунду он помотал головой из стороны в сторону и фирменная улыбочка Прайса сменилась откровенной яростью. — Боюсь, ты не в том положении, чтобы ставить мне условия, — Теодор с силой хлопнул ладонью по столу, который чудом уцелел, но содрогнулся одновременно со мной. — Информация, Мия, а не то.. — Вампирша на пару с оборотнем у вас на побегушках, — нетерпеливо перебила я, не позволяя начать разбрасываться пустыми угрозами. — Как это вообще возможно? — Профессионально давлю на больные точки, — до ужаса звериный оскал определенно не предвещал ничего хорошего. — Сейчас продемонстрирую. Дальше всё произошло слишком быстро. Тем не менее недостаточно быстро для моего больного сознания, успевшего запечатлеть каждую деталь в замедленной съёмке. Прайс рывком вскочил, отчего его деревянный стул с мягкой белой обивкой отлетел назад. Нервными движениями руки сорвал галстук с шеи, закатав чёрную рубашку до локтей. Взъерошенный вид мужчины и сбивчивое дыхание позволяли насладиться весьма привлекательным спектаклем, стимулирующим уровень интереса к нему до тех пор, пока высокая фигура не переместилась за спину. Воздух с глухим хрипом вырвался из моего горла, которое сдавила шёлковая ткань грёбаного галстука. Конвульсивными движениями я вцепилась в напряжённые предплечья, пытаясь сделать хоть что-то для ослабления хватки, но безуспешно. — Я ведь уже говорил, — свирепо прошептал Теодор, касаясь разгорячёнными губами мочки уха, и с силой дёрнул галстук на себя. Из глаз брызнули слёзы, во рту появился странный кисловатый привкус. — Очень легко смотивировать человека или любую другую долгоживущую дрянь, зная о слабостях, а слабости есть у всех. У каждого свои. И если обладаешь такими ценными познаниями, то априори становишься покровителем. В любой другой момент я бы с огромным удовольствием дослушала столь полезную информацию до конца, впитывая её как губка, но сейчас, по ощущениям, мои лёгкие впитывали в себя тысячу острых иголок. С удавкой на шее дышать становилось труднее, в груди всё разгорелось жгучим пламенем. Веки с каждой секундой тяжелели, а глаза непроизвольно закатывались назад. До слуха доносились лишь обрывки фраз. Единственное, что я услышала более отчётливо, так это старый добрый вопрос: «Что. Такое. Д.О.К?» — О… обел… — сипела до дрожи в ногах и холодного покалывания на кончиках пальцев рук. Теодор, дождавшись моей сговорчивости, слегка расслабил галстук, позволяя закончить сказанное. — Х-хрустальный… обелиск… Получив не особо конкретный, но всё же ответ, Теодор стремительно отпустил меня, заставляя жадно глотать воздух, который впервые обжигал пересушенную глотку. — Так бы сразу, — он выплюнул слова, как какую-то отраву. Всем спинным мозгом почувствовав отступление этого ублюдка, я с облегчением рухнула лбом на гладкую поверхность стола. Из горла по-прежнему вырывались хрипы, а вместе с кашлем хотелось выплюнуть собственные лёгкие. — Понравилось? — Прайс сел напротив. До этого я видела только каменный пол из керамогранита с осколками от ранее выпавшего из моих рук стакана, а теперь его дорогущие кожаные туфли дерби расплывались чёрным пятном и мозолили глаза. — Нет, — отвечаю едва слышно. — Жаль, — ни хрена тебе не жаль, особенно когда в твоём тоне столько отстранённости. — Если тебе и правда не понравилась моя игра, то я готов играть в твою с учётом, что ты в конце концов познакомишь меня с правилами.