Там, где кончается любовь

Медленный вдох носом. Медленный выдох ртом. — Нет никаких правил… просто пообещайте, — стараясь унять сбитое дыхание, из последних сил оторвала голову от стола, чтобы взглянуть в бездну глаз цвета бушующего моря. Будто зрительный контакт являлся единственным спасательным кругом, поддерживающим на плаву наше ещё не заключённое соглашение. — Обещайте, что расскажете мне всё. Информация — труднодобываемый, практически бесценный ресурс, особенно в моей, лишенной здравого смысла, вселенной. За бесплатно я не смогу, вернее, не успею узнать о происходящем, потому что буду мертва. А Прайс, каким бы неадекватным психом ни казался — важное промежуточное звено между людьми и сверхъестественными существами. К сожалению, я поняла это, пока пыталась откашляться, лёжа на столе. Если бы хоть на секунду выключила свою упёртость, иногда тонко граничащую с безмозглостью, то мы бы давно пришли к чему-то общему. Прайсу нужны ответы, мне тоже. А поскольку у судьбы хреновое чувство юмора, нам (а именно мне) предстояло научиться взаимовыгодному, если можно так сказать, сотрудничеству. Тем более Теодор Прайс прекрасно приспособлен к жизни в двух мирах, наверняка много о чём осведомлён, а значит, посвятит меня во все детали творящегося вокруг безумства. Кто ещё, если не он? После моей скромной просьбы Теодор задумчиво поджал губы, отвёл взгляд к закрытым металлическими пластинами окнам. Наверняка взвешивал в уме все «за» и «против». Потом решительно поднялся с места и не спеша, наверное, чтобы не спугнуть, приблизился ко мне. Однако я всё равно в ужасе сжалась, застыла, неподвижно посмотрела на него снизу вверх, ожидая очередной подвох, очередную порцию звериной жестокости, тем не менее его следующие действия пошли вразрез с моими предположениями: без единой эмоции на лице он молча протянул руку. Вот так просто. Будто кто-то совершенно другой душил меня пару минут назад грёбаным галстуком, концы которого сейчас свисали с его плеч. Боже, какой чокнутой дурой я была, когда ранее чувствовала безопасность и что-то похожее на плотское влечение к такому человеку. На лицо же все признаки биполярного расстройства! Я ошарашено — сожалея, что другого выбора нет — приняла ладонь, встала рядом, чудом избежав столкновения подбородка с грудью мужчины. Лицо по-прежнему оставалось безучастным. Едва лишь дрогнули ярко выраженные скулы, обрамленные лёгкой щетиной. Проворно выпустив мою руку из своей, Теодор направился в сторону двери, откуда до этого выходил Шон. Взялся за дверную ручку, слегка приоткрыл податливые «врата» в тёмное, неизвестное ничто, просочившееся через щель, затем обернулся, спрашивая одним взглядом, желаю ли я по собственной воле следовать за ним, или ему всё-таки снова нужно воспользоваться помощью галстука. Я не заставила себя долго ждать. В полной тишине мы зашли в помещение, тут же встретившее нас неприятным холодом. Точно такой же холод ощущался и в «пыточной», где Прайс устроил феерическое шоу с привязываниями к стулу и допросами. В голову сразу ударили свежие воспоминания: перед глазами возникла картина так же связанного Макса, усмехающегося в лицо громилы. И сменилась на свист рассекающего воздух кнута, за которым последовал короткий истошный крик. Кадры лихорадочно прокручивались один за другим, превращались в калейдоскоп событий последних дней и остановились крупным планом там, где Макс обрубил последнюю ниточку «нас», говоря о своей невесте и при этом вынимая из меня пальцы, на которых я беспощадно скакала. Чёрт… Сегодняшний спринт в машине был огромной ошибкой, ведь я прекрасно понимала — нет больше никаких «нас». — Итак, семь жертв — одна рана, — со словами Прайса комната — по размерам и интерьеру больше напоминающая Ситуационный зал в Белом доме — осветилась синеватым оттенком. Я обернулась на свет и, несмотря на то, что чуть не ослепла из-за яркости, глаза расширились от увиденного. На большой интерактивной доске, расположенной посередине стены, находилось семь фотографий. Они сделаны с одного ракурса, общим планом — обнаженный участок тела ниже ключиц с уже знакомыми волдырями от ожогов. — Такие же, как у Триши, — обойдя длинный дубовый стол, я подошла ближе и, будто заворожённая, стала всматриваться в раны. — Верно, мисс Линь входит в этот список, — Теодор ткнул кончиком указки на первую по счёту фотку. — У всех одинаковые симптомы ходячего мертвеца: потеря контроля над собственным телом, отсутствие интереса ко всему вокруг, даже к любой еде, — он оторвал взгляд от экрана и, потирая переносицу, с усмешкой добавил: — не знаю, кого благодарить за то, что человеческие мозги не стали исключением. И последнее, явные проблемы с речью. — Мертвецы и не должны говорить, — тихо подытожила я. — А так же не должны покидать свои могилы, но под землёй, видимо, подняли цену за аренду, – мужчина с тяжёлым вздохом сложил руки на груди. Его брутальная физиономия впервые была без тени холодности, но с приметным отпечатком усталости. — В общем, ситуация патовая. Бурная событиями жизнь научила сопротивляться любым возникающим ситуациям. Отступать, тем более сейчас, просто недопустимо. Я ещё раз прошлась взглядом по изображениям, пригляделась к волдырям и, словно по щелчку, заметила разницу. — Когда всё началось? Насколько могу судить, ожоги отличаются, — скользя пальцем по сенсору, без спроса переставила снимки в правильном, как мне показалось, порядке, — переходят от самых свежих к едва зажившим. — Когда началось, спрашиваешь… — Прайс указательным пальцем нажал на последнюю фотографию и экран доски преобразился серией новых снимков. Справа — портрет молодой девушки. Матовое фарфоровое лицо без морщин, сияющие голубые глаза и бледно-розовые губы с мелкими красными трещинками. Пшеничные длинные волосы каскадом рассыпались по плечам. — О господи… Слева — зрелище не для слабонервных. Куча снимков, сделанных криминалистами, а на них смутно знакомый двухэтажный дом на одинокой территории, жёлтые полиэтиленовые ленты от холодильника до барной стойки и белоснежный кафель, слегка испачканный содержимым раскроенного черепа. Кожа головы превратилась в куски рубленого мяса, под пшеничными волосами, чуть выше виска, торчала небольшая часть кости. В голубых глазах сияние потухло, оставляя немигающий, мёртвый взор в никуда. — Примерно год назад, в Нидерландах, — продолжил Прайс будничным тоном, а я всего на секунду забыла, как правильно дышать. Незаметно провела ладонью по шее, проверяя, не сдавливает ли кожу галстук. — Джоанна Отис, двадцать девять лет, не привлекалась, в браке не состояла. Вполне себе чистая биография, чего не сказать про место преступления. По первому впечатлению, смерть наступила от удара тупым предметом в височную часть головы. — Погодите, это кухня? Она ведь… идеальна, мечта любой домохозяйки, — я невольно присвистнула, за что сразу же получила недоумевающий взгляд Теодора. Неловко прочистив горло, я приняла деловой вид, — то есть, я имею в виду, что нет никаких пятен крови или следов борьбы. — Я подумал так же, поэтому устроил незапланированную экскурсию по дому в поисках улик, — Прайс посмотрел на меня с вызовом. — Готова к следующему слайду? — Если вы таким образом проявляете заботу, то слишком поздно. Мужчина удовлетворенно хмыкнул и провел по доске влево. Он не обманул насчёт «чистоты» места убийства. По всей длине зелёной ковровой дорожки с золотыми краями тянулся кровавый след. К слову, кровь была везде, включая пол и стены, даже потолок забрызган алыми пятнами. Россыпью капель она стекала по дальнему окну, а возле сильно испачканного красными подтеками выступающего угла скопилась приличного размера кровавая лужица. Именно этот угол стал орудием убийства. — Коридор на втором этаже, — пояснил Прайс. — Экспертиза подтвердила — вся кровь принадлежит убитой. Чужого ДНК не найдено. Других, помимо очевидных, повреждений на теле нет, а ведь когда жертву впечатывают с такой силой в стену, на коже остаются синяки от пальцев как минимум. Поэтому напрашиваются сразу два варианта: либо её неизвестным способом приложили к стене… — Либо она сделала это сама, — от того, что я представила такую сцену, наполненную дикими болями и отчаянием, тошнота подкатила к горлу. Мне понадобилась пара секунд, чтобы вернуть пошатнувшееся самообладание. С трудом сглотнула противный горький комок и серьезно произнесла: — Так или иначе, в общую картину не укладывается факт, что тело перенесли. Зачем? Полиция не настолько глупа и тщательно обыщет каждый угол. Теодор невозмутимо пожал плечами в ответ. — Кто-то посчитал, что одинокую девушку без семьи и друзей вряд ли станут искать в принципе. Собственно, план мог сработать, не будь Джоанна моей знакомой. Но сейчас не об этом, вернёмся к нашей воскресшей семёрке. И снова семь снимков заполнили собой практически всё пространство доски. Осталось место наверху для портретов каждой жертвы, в соответствии от которых шла стрелка к фотографиям с ранами. Теодор переместил Тришу обратно на первое место, сказав, что она пока последняя из найденных ходячих трупов, а значит, ожоги самые свежие. После, начиная справа налево, он поверхностно, не вдаваясь в детали, познакомил с остальными: Джоанна Отис, Алекса Уайт, Эрик Баркгаузен, Фред Макалистер… А дальше уставший бороться с желанием мозг отключился, вместо голоса мужчины в ушах назойливо звучали радиопомехи. Хотела получить ответы, в итоге получила лишь мигрень. Голова раскалывалась примерно так же, как переспевший арбуз. Ноги подкашивались в коленях, немного повело в сторону, но я вовремя ухватилась руками за край стола, стоявшего позади. — … твоя очередь, Мия, — донеслось до подсознания сразу же, стоило неразборчивым звукам исчезнуть. — А? — я взглянула на Теодора, который выжидающе поднял бровь и легким жестом указал подбородком на снимки. — Ах, да, эта ненавистная аббревиатура из трех букв… — медленный вдох носом. Медленный выдох ртом. — Дьявольский обелиск Кессин. В музее всегда использовали полные названия экспонатов, поэтому… — Прайс подал смешок. — Что? — Нет, прости, просто… — он прикрыл губы кулаком, пряча улыбку, — просто я думал, что Д.О.К — это что-то вроде заброшенной лаборатории, где гениальные ученые втайне от государства порождают новый вид зомбированного человека. А оказалось, какой-то экспонат… да еще и дьявольский? Боже, — и тут его прорвало. Теодор рассмеялся почти истерически, умудряясь говорить сквозь смех. — Почему именно дьявольский, а не какой-нибудь радужный или плюшевый? Так бы звучало куда обнадеживающе. — Потому что сам Дьявол породил его, — в помещении резко воцарилась гробовая тишина. Теперь смеяться хотелось мне. — Шутка, выдыхайте. Название идет с древнего Рима. Дорийцы вместе с Алькантарским мостом случайно подорвали жену римского императора. Он первый прибежал на взрыв, и знаете, что обнаружил? — ехидно обратилась я к Прайсу, и тот отрицательно помотал головой. — Ничего, кроме кусков необычной горной породы, покрывших землю слоем в несколько сантиметров возле разрушенного моста. Император сильно удивился тому, что не обнаружил останков своей любимой, впрочем, долго печалиться не пришлось. Он сообразил — багровые кристаллические осколки не благодаря природе получили такой цвет, а потому, что впитали кровь его жены. Кстати, звали её Киссин, и женский голос, как гром, прогремел с неба, затянутого серой пеленой: «Кто однажды прикоснется, тот дважды умрет», — для пущего антуража я театрально проговорила страшным голосом последнюю фразу. — Ну а потом дорийцы вместе с испуганным императором глубоко закопали всё обратно в землю, и больше про это никто не слышал многие века… До недавнего времени. Кому-то всё-таки удалось сохранить и отполировать под обелиск кусок горной породы. Когда я закончила рассказ, давно выученный для саморазвития, Теодор громко зевнул. — Слушай, а это работает, — он встал рядом со мной. Присев задницей на край столешницы, откинулся назад и лег на дубовую, гладкую поверхность. — Готов вырубиться прямо сейчас после таких сказок. — Это вовсе не сказки, — на мое обидчивое возражение махнули планшетом. — Откуда у вас… — На доску смотри, — перебил Прайс и приподнялся на локтях. — Пока ты ностальгировала по работе экскурсовода, я успел две вещи: погуглить твой дьявольский экспонат и слепить в программе умного гаджета его 3D-модельку. В точности как оригинал, модель серого цвета действительно красовалась сбоку от изображений. Сужающаяся верхушка, заострённые квадратные сечения… Не знаю, сколько я смотрела на вращающийся вокруг своей оси обелиск; слова вылетели раньше, чем я поняла их смысл. — Можете на своем умном гаджете зафиксировать обелиск и сделать вид сверху, затем чутка уменьшить прозрачность и оставить один снимок с волдырями? Прайс недоверчиво нахмурил брови, но подчинился. Пока он быстро клацал по экрану планшета, я подошла к доске, где постепенно убирались ненужные файлы. До сих пор не понимая, что я делаю, под сопровождением учащённого сердцебиения, трясущимися пальцами переместила обелиск прямо на рану. Теодор резво подскочил со стола, чуть не выронив планшет. Мы произнесли вместе: — Совпало.