Дневник кербанавта Валентины

Глава первая. Итоги Дюнной экспедиции Фотографии с Дюны разошлись по всем газетам мира, а вот с фотографиями Айка отдельная история: они не остались незамеченными передачей «Бесподобный Айк», поэтому меня позвали туда, и я выступила, рассказала, как там на Дюне, и что уже планируется миссия на Айк, об экипаже которой мы сейчас и поговорим. Глава вторая. Экипаж миссии «Айк 1» Начнём с меня. Я командир экспедиции. Самоуверенная Валентина Керманова. Уже не раз летала в космос и ступала на поверхность самых разных небесных тел. За плечами один межпланетный полёт. Джеб считает, что я простая девчонка из провинции, но это не так. Я из ССКР (Союза Советских Кербальских Республик), самой большой и самой холодной страны на Кербине. У неё есть госкорпорация «C7 Космотех», самая передовая в мировом авиастроении, которая, как мы помним, производит самолёты всех типов. Флаг ССКР – красный фон, и на нём два кербала скрещивают серп и молот. Один кербал в одежде рабочего, другой в комбинезоне фермера. У кербала-рабочего имеется длинный золотой плащ, развевающийся на ветру. Также на флаге присутствуют пять звёзд, которые расположены дугой за плащом рабочего. Звёзды эти золотые. Теперь о моём друге Билле Керма́не. По профессии он инженер. Он приехал из Соединенного Королевства Литании и Восточной Романдии. Его страна находится на двух маленьких островках, но контролирует ситуацию почти на 15% планеты. Флаг – синий фон и на нём четыре белых и столько же оранжевых палочек, которые, пересекаясь, образуют угловатую букву «ж». В его стране располагается концерн «Рокома́кс», производящий двигатели крохотного и большого размера и баки к ним, а также знаменитые твердотопливные ракетные ускорители «Кувалда». По-руссийски говорит с акцентом, а я по-литански прекрасно. Вообще же Билл очень добрый и простодушный кербал, не любит ссориться. Но в космос он пошёл, чтобы, если что-нибудь в корабле сломается, быстренько это исправить. Ведь все детали корабля он знает лучше, чем свои восемь пальцев. Билл чуточку повыше меня, его рост семьдесят четыре сантиметра, а у меня 72.. Теперь о Бобе Керманссо́не. Он из СКШ (Суверенных Кербальских Штатов). На их флаге полосы белого и черного окружают жёлтый квадрат, расположенный в правом верхнем углу. В квадрате кругом поставлены 10 белых звёздочек – столько там штатов. В его стране расположена Корпорация «Кербода́йн», производящая двигатели, топливные баки и крепления. Боб жуткий пессимист, но при этом готов много анализировать и исследовать. Хотя эта тяга пропадает при увеличении уровня стресса. Собственно, именно он руководил коллегией учёных, которая изучала мои образцы. Сам он летит с нами, потому что некоторые камни нужно исследовать прямо на месте. Я это не очень умею, а Боб запросто! Сам он выше нас с Биллом – его рост семьдесят семь сантиметров. Лично я Керманссона не очень люблю, но не настолько сильно, как Джеба. Почему? Он штатовец, причём достаточно скрытный, не поймёшь, что у него на уме. Также он не разделяет позицию своих соотечественников по поводу ССКР, наоборот, очень боится, что Морозная война перерастёт в жаркую. Я этого не боюсь, потому что знаю: все страны вступили в ООКС (Общую Организацию кербальских стран), которая не допустит крупного вооружённого конфликта. Вот только Морозную войну, которая идёт почти тридцать лет, ещё никто не смог прекратить. Но что-то меня понесло, пришла пора рассказать о ракете. Глава третья. Ракета «Айк 1» Раз уж мы взяли в экспедицию Билла, будет лучше, если он сам обо всём расскажет. Слово предоставляется инженеру-механику Биллу Керману: «Если сравнивать ракеты «Дюна 1» и «Айк 1», то они выглядят очень похоже. Но есть и отличия. В частности, первую ступень мы удлинили, чтобы она смогла практически полностью сама вывести корабль на орбиту. Вторую ступень также удлинили, чтобы она смогла довести корабль до Дюны. Третья ступень самая интересная. Наверху расположена кабина на троих членов экипажа, над ней научное оборудование и парашюты. Под ней грузовой отсек, в котором находится небольшой двухместный вездеход с солнечными панелями и РСУ – реактивной системой управления, которая не даст вездеходу неправильно приземлиться и будет помогать стабилизации его в полёте. Под грузовым отсеком закреплён тепловой щит. Под тепловым щитом – ступень с шестью ионными двигателями, двумя огромными батареями и двумя баками с ксеноном. Под этой ступенью расположен посадочный модуль с двигателем «Нерв», восемью баками с жидким топливом и двенадцатью маховиками. Четыре в самом низу, четыре на самом верху и четыре посередине. Модуль оснащен огромными посадочными опорами, ненамного превосходящими по длине сам ЯРД «Нерв». Соответственно, посадка должна быть мягкой. Также по бокам от основной ступени в специальных выемках рядом с ионными двигателями расположены четыре огромные солнечных панели, радиаторы и антенна». Спасибо, Билл! Глава Четвёртая. Старт и выход в межпланетное пространство В день старта мне жутко не хотелось просыпаться, а как про Аню вспомнила, так вообще вставать расхотелось. Но всё же, найдя силы, я быстро умылась, потом оделась и вышла в коридор. Там меня уже караулил Билл: – Летс гоу, Валя? – Погоди, давай хотя бы Боба подождём. – Окей, ноу проблем. Через две минуты из своей комнатки вывалился Боб и грустным голосом протянул: – Ребя-а-ат, ну наконец-то я здесь, как же заколебал вчерашний эксперимент, почти всю ночь на него потратил… – Ну ничего, сейчас выпьем чаю и всё будет гуд, – попытался подбодрить Боба Билл. – Да ничего хорошо не будет, мне бы поспать только. Эх… – Мальчики, у меня в животе бурчит, – пожаловалась я, – пошли завтракать. – Ну пошли, – вяло сказал Боб. Прибыв в столовку, мы выбрали себе стандартный завтрак из яичницы с ветчиной, а я и Билл дополнительно взяли кохве и чай. Уселись мы за столик, прикончили еду, я уже чувствовала себя гораздо лучше. Но тут раздался голос фон Кермана, подошедшего к нам: – Ну что, кербанавты, пойдём в ангар на инструктаж. Боб от такого резкого появления главного конструктора вздрогнул, но потом, оправившись, заныл: – Опять инструктаж? А поспать когда? – В ракете выспитесь, а сейчас прошу за мной, – сказал Вернер. Ангар теперь стал значительно больше, нечто стояло в стороне под брезентом. Вернер начал: – Итак, старт и выход на орбиту автоматические, в нужный момент производится рывок. После чего можно спокойно засыпать. Потом производится разгон до Дюны и корректировка курса, чтобы пройти максимально близко. Но чтобы потратить меньше топлива, я бы посоветовал затормозить с помощью Айка… – О-о-ох, начинается, – вздохнул Боб, – когда уже про нас с Биллом рассказывать будут? – Сейчас-сейчас, ещё немного, нетерпеливый вы мой. Так вот, можно затормозить с помощью Айка, но потом придётся ещё двигателем поработать, после чего долетаете до Айка, выходите на орбиту и фотографируете. Высаживаетесь на поверхность и достаёте из грузового отсека ровер. Так, теперь переходим к другим членам экипажа. – Наконец-то! – Боб захлопал в ладоши. – Вот и до вас добрались. Итак, помимо данных с места посадки, нужно поездить на ровере и получить ещё данные. У ровера есть своя камера, она раскладывается и расположена на длинном штативе, но в ней нельзя менять плёнку. В конце вы отсоединяете камеру, с чем справится Билл, и улетаете. И да, вот даты пробуждения для Валентины, – он протянул мне средних размеров бумажку, – и для Боба с Биллом, – он подал им две полоски. – Теперь важное: если вдруг кому-нибудь станет плохо, на борту есть лекарства, они в специальном отсеке в полу – это первое. Второе: Валентина может включать ментальный будильник и для вас, но в случае особой необходимости, а не так, как она поступила с Джебом… – Да подавитесь вы своим Джебом! Это было почти год назад! Зачем старые косяки припоминать?! – Валентина, вы обещаете не будить Боба и Билла без нужды? – Обещаю, – я повернулась к мальчикам, – Билл, Боб, я даю слово коммуниста, что не разбужу вас без нужды. – Окей, Валя, я тебе верю, – сказал Билл, – хотя даже если ты меня без надобности разбудишь, я на тебя не обижусь. – Спасибо, Билл… Дай четыре! Мы шлепнули друг друга ладонями, а Боб пробухтел что-то невнятное. Вернер сказал: – Что-то мы задержались, поторопитесь, старт уже скоро! Мы встрепенулись и побежали. Билл с Бобом хотели было запрыгнуть в «Буханку», но я им сказала: – Мальчики, не надо, я знаю, как быстрее. Они послушались, и мы очень быстро добежали до цеха вертикальной сборки. Там нас уже торопил Алексей: – Скорее в кабину, до старта пятнадцать минут. Мы с Биллом ещё больше ускорились, а Боб отстал. Но в итоге мы все поднялись и попали в большую белоснежную кабину. Я заняла самое близкое к панели управления место, а Боб с Биллом уселись на те, что по краям. В целом кабина была гораздо просторнее. Напялив свой белый шлем, я сказала: – Мы в кабине. – Запускаем транспортёр! – скомандовал фон Керман. Когда ракета прибыла на стартовый стол, Вернер спросил: – Валентина, к старту готовы? – Всегда готова! – немного сонно ответила я: кохве постепенно переставал действовать. – Роберт, к старту готовы? – Наверное, готов, – вяло сказал Боб, который уже почти спал. – Уильям, к старту готовы? – Оф корс! – весело проговорил Билл. – Превосходно, тогда начинаем обратный отсчёт. Вернер кашлянул и проговорил все предстартовые команды. Ракета ме-е-едленно поднялась. Нас лишь немного вдавило в кресла. Я из последних сил не давала себе уснуть. В этот раз ракета, не смотря на низкие перегрузки, вышла на орбиту быстрее чем обычно, поэтому, чтобы ещё скорее увидеть сны, я сразу же разогнала ракету до второй космической. А также развернула всё необходимое на орбите оборудование. После чего выставила нужную дату пробуждения для себя и уснула. Мне снилось, как я попала в город дюнян на Айке, только там они в скафандрах, беленьких таких, и совсем дружелюбные. Ментальный дал неслышный сигнал. Решила остальных не поднимать. Просто сама сделала большой рывок в направлении Дюны. Отлично! Выполняю корректировку курса. Превосходно, теперь Айк нас затормозит, и мы точно сядем. Слазила под сиденье, достала красный тюбик. Порщ с пурой! Объедение! Единственное, что меня беспокоило, так это повышенная сонливость, даже сильнее, чем перед взлётом. Но, понадеявшись на то, что 160 дней мне хватит, чтобы выспаться, я выставила дату пробуждения и уснула. Мне снилось словно продолжение предыдущего сна. Оказывается, у дюнян есть враг, который живёт глубоко в пещерах: огромное чудище со множеством щупалец, вызывающее айкотрясения. Мне дали вагон и маленькую тележку снаряжения, объяснили его слабые места и отправили с проводником до пещер. Пещеры были тёмные, пришлось включить фонарь. Но там, где сидело чудище, светились огромные синие самоцветы и всё было прекрасно видно.Само чудище было размером с огромный транспортник. Я не помню, как я его победила, но потом меня дюняне качали на руках и даже не хотели отпускать.Но в итоге я под радостные возгласы улетела с кучей подарков. Глава пятая. Торможение и посадка на Айк Менталка разбудила меня. Ну вот, а такой классный сон был!.. Айк был очень близко. Его серые горы, торчащие со всех сторон, словно иголки, делали его странным. Непонятно, отчего его фотографии так обожают? Я затормозила, вышла на высокую орбиту вокруг Айка и начала делать самую скучную работу на свете: фотографирование. Закончив, я сбросила горизонтальную скорость. Сонливость одолевала страшная: 160 суток не хватило. Перед тем как завалиться спать, я выдвинула посадочные опоры и слопала тюбик баклаковой икры, после чего уснула. Снов я – увы – не увидела. Но зато, когда я очнулась, мы были на высоте одного километра и падали со скоростью 300 метров в секунду. Я включила «Нерв», дала ему полную мощность, запустила ионные движки. Но было слишком поздно. И я к моменту касания успела лишь снизить скорость до 60 метров в секунду. А потом… Трах! Мы впечатались в грунт. Я отключилась. Мне снова привиделась старуха с косой. Сначала она отрубила мне ноги, и я упала. Потом хотела было отрубить голову, но я отбилась. После этого я проснулась. У меня болело всё. Сводило руки и ноги, было неприятно двигаться. Посмотрела на экран: на нём система орала от количества найденных неисправностей. Сразу стало страшно: а вдруг мы домой не попадём? Я сняла шлем, поискала ящик с лекарствами, приняла таблетку обезболивающего, запив киселём, и заплакала. Как же так могло случиться? Как? Почему сонливость не пропала после столь долгого анабиоза, а сейчас, после тридцати минут обычного сна, я чувствую себя гораздо бодрее? И тут я услышала голос Билла: – Ну, красавица, чего плачешь? – Ну что я за ду-ура! Полома-а-ала нам корабль так, что мы теперь не вернёмся. – Не печалься, сейчас мы дринк сам ти, и всё будет гуд. Билл достал из под кресла две фляжки с какой-то светло-коричневой жидкостью. Одну протянул мне, другую взял сам. Чай оказался странный, непрозрачный, сладкий, без привычной ягодной кислинки. После чая сразу стало полегче, я спросила Билла: – У тебя что-нибудь болит? – Ай хэв олл айк. Я есть весь больной, – признался Билл. – В таком случае держи обезболивающее, – я протянула ему маленькую белую таблеточку, которую Бил успешно запил чаем. Тут очнулся Боб и застонал: – Ох, за что такое наказание, всё тело болит, кошмары снятся! Ужас! – Донт ворри! Ви хэв гуд пэйн пиллс, – попытался успокоить Боба Билл. – Вот от них я бы не отказался, – ответил Боб по-литански, – Валя, дай мне одну, пожалуйста, – он вновь перешёл на руссийский. Я протянула ему таблетку и спросила: – Чем запивать будешь? – Конечно же колой! Хочешь, угощу? – Он протянул мне прозрачную фляжку с коричневой жидкостью. – Нет, спасибо, Боб, я не пью такое, там химия одна, не то что в нашем квасе… – Ну вот, а я думал, тебе понравится кола… – вздохнул Боб и выпил обезболивающее. Почувствовав, что лекарство подействовало, я сказала: – Пойдёмте наружу – корабль осмотрим? – Ну пойдём. Мы все втроём выбрались из шлюза. Там был большей частью песок, который расступался под моим весом. Под песком, наверное, находилась каменная поверхность. Об неё и ударился корабль. Работали только ионные двигатели, которые, впрочем, быстро заглохли. Но они не могли поднять тридцатитонную махину. «Нерв» был под слоем песка. Он аварийно отключился, чтобы не случилось ядерного взрыва. Опоры вошли в грунт, но сверху были выдраны из креплений и держались только благодаря песку, прислонённые к корпусу, но двумя метрами выше. От места крепления опоры и до её нового положения шли глубокие разрезы. Топливо лилось тонюсенькими струйками и постепенно закрывало дыры из-за холода. Тут я увидела удивительное явление: ксенон, выходя из бака, начинал светиться ярким белым светом, видимо, по нему откуда-то проходил ток, притом очень высокого напряжения. Мне опять взгрустнулось от того, как сильно потрёпан корабль. А Боб заныл с новой силой. – Вы хоть видели, что с кораблём-то? Его только утилизировать можно! – Я думаю, что всё не так уж плохо, – пытался успокоить его Билл. – Не так уж плохо, говоришь? А по-моему, всё отстой. – Боб, давай ты немного посидишь, успокоишься. И потом придёшь к нам, лады? – с некоторым раздражением сказала я. – Ну хорошо, уговорила. Посижу. Вы там хоть что-нибудь попробуйте сделать, а я посмотрю. – И сделаем! И так, что на этой же рокет улетим! – воскликнул Билл. С этими словами инженер повернулся ко мне и сказал: – Да уж, изрядно его потрепало, но я, кажется, знаю, как его фикс. – Уверен? – Удивилась я, – а по-моему, всё очень плохо. – Валя, ай билив, всё скоро будет пёрфект! Давай, пошли, помогать будешь! Глава шестая. Починка Начиная работу, Билл сказал: – Тайм из мани! – И перевёл для меня: – Нет смысла откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Тем более, если мы просто будем ждать здесь сложа руки, пока нас спасут. Мы просидим так до конца своих дней. – Но ведь антенна же работает! – пыталась возразить я. – Антенна работает, бат ноу энерджи, чтобы послать сигнал. У нас же литий-ионные аккумуляторы. У них ёмкость сейчас раз в десять ниже, чем обычно. Впрочем, по-моему, из этих двух только один литий-ионный, а другой никель-металлгидридный, что ли… Но не будем тянуть! Подай мне лопату и себе тоже возьми. В малом грузовом отсеке наверху. Я включила ранец и поднялась наверх. Взяла две лопатки и, спустившись, дала одну Биллу. – Теперь надо диг «Нерв», посмотреть, сильно ли он повреждён. Пошли. Мы начали раскапывать корабль, утонувший в песчаном озере. Ближе к низу песок был мокрым, а наверху суше. Билл предложил из мокрого песка создать опоры, на которых будет стоять ракета. Снаружи он быстро застывал, становясь твёрдым как камень. Из этих замёрзших блоков мы собрали подставку для нижней ступени. Плюс под «Нервом» песка было больше, поэтому мы смогли поставить ступень так, что можно было чинить двигатель. Мы приподнимали её на домкратах и ставили под неё песчаные блоки. Двигатель находился в ужасном состоянии. От сопла остался лишь жалкий карбидовый кусочек, еле державшийся на креплении и сильно погнутый. Реактор, вроде, выключен, но с этой ядерной энергией одни сюрпризы. То перегреется, то рванёт, то вообще… я даже не знаю, что. Но наша задача сейчас была – присоединить смятое сопло к двигателю. Билл сказал: – Видишь? Давай его расправим. Только осторожно, а то отвалится и тогда будет вери бэд. И р-р-раз! И два! И р-раз! И два! Что-то не расправляется… нот гуд. Тащи сюда сварочный аппарат и маску, будем размягчать карбид. Я притащила, что он просил. Билл напялил маску на шлем. Это была особенная маска, широкая, специально для работы в скафандре. Потом он взлетел к аккумулятору, расчехлил розетки и подключил сварочный аппарат. Спустившись, он начал разогревать сварочную дугу. Приземлившись, объяснил: – Валя, погоди немного, сейчас мы раскалим сопло и попробуем растянуть, окей? – Хорошо. И Билл стал водить по соплу сварочной дугой. Оно медленно краснело. Наконец раскалилось добела. Билл сказал: – Инаф! Теперь тащи мне пассатижи и бери сама – будем расправлять. Мы схватились за края сопла и стали тянуть. Да только возникла проблема – инструменты очень быстро раскалялись и грозили расплавиться. Пришлось отпустить их. Я сказала: – Что за дела, холодно же, а они не охлаждаются! – Вакуум! Теплу некуда рассеиваться! Нужно как-то их охладить… – Но как? – Просто коснись ими грунта – должно помочь. Так мы и сделали, потом снова стали растаскивать сопло и снова охладили. Пришлось 20 раз повторить эту операцию, пока наконец сопло не приняло более или менее округлые очертания. Но обнаружилась проблема: оно всё ещё раскалено, а сварка нагреет его ещё сильнее. Билла озарила идея: – Нужно взять много грунта и начать прикладывать к соплу, оно постепенно остынет. И мы стали обкладывать сопло ледяными кубиками. Поначалу они плавились, но потом карбид охладился и стал обычного чёрного цвета. Билл сказал: – Теперь можно приваривать деталь на место. Держи его, пока я старт. Мы с горем пополам приварили. Руки отваливались. Билл сказал: – Так, отдыхай пока. Я пойду чинить всё остальное. Я присела на песочек и стала смотреть. Билл взлетел, стал поднимать отделившиеся опоры и приваривать их на прежние места. Потом полетел выше и запечатал все трещины. Закончив, он сказал: – Валя, полезай в кабину и будь готова взлететь. Я пойду поищу твёрдую поверхность. Я залезла в кабину и включила «Нерв». Наконец система перестала верещать от неисправностей: большую их часть мы убрали. На экране появилась надпись: «Запустить реактор: Да/Нет». Я нажала «Да». Реактор зажужжал, и я приготовилась подать топливо, чтобы была тяга. Реактор стал заряжать аккумуляторы. Тут я услышала голос Билла: – Валя, я нашёл! Если смотреть из иллюминатора, примерно в двухстах метрах отсюда. Лети! Там скальный выступ, садиться безопасно. Я подала топливо. Ракета заскрипела и медленно поднялась. И я полетела туда, куда указывал Билл. Он скомандовал: – Вот здесь! Тормози и сажай! Я так и сделала. Пока Билл шёл к кораблю, растолкала заснувшего от страха Боба и сказала: – Мы справились! Вставай! Нас ждут великие дела! – Ой-ой-ой. Зачем! Кораблю же худо! – Мы его починили! – Да-а-а? Погоди, давай сначала поедим хоть немного. Сняла шлем, взяла тюбик и покатилась со смеху: Боб доставал из ячеек специальной коробки крохотные бутерброды и ел. Это ж надо, такие малипусенькие, с ноготок! Но Боб нахмурился и сказал: – Чего смешного-то? Я просто ем. – У тебя… бутерброды…игрушечные… Ха-ха-ха. – Зато вкусные! – сказал Боб, закончив есть, – пошли. – Погоди, дай я тюбик доглотаю. Всё, готово, пошли. И мы вместе с Бобом мягко опустились на поверхность Айка. Место посадки выглядело потрясающе: многочисленные серебряные холмы вперемежку с дюнами. Наверху большая Красная планета, солнце холодно-белое, Кербин, увы не обнаружился, как и звёзды: видимо, Дюна слишком яркая. Нас встретил Билл, его скафандр был синий, на груди виднелась литанская надпись: William R. Kerman. На плече красовался герб Соединённого Королевства: коронованный жёлтый кет с гривой восседал на троне. У его ног лежал серебристый щит, в одной передней лапе он держал державу, в другой коротенький меч. Литанец сказал: – Ну ты вообще! Классно посадила. Мне бы так! Корабль в рабочем состоянии. Вы пока покатайтесь на ровере, а я ракету ещё чуток подлатаю. – Хорошо, – ответила я и полетела открывать грузовой отсек. Открыла. Ровер представлял собой низкую платформу, на которой, помимо сидений, баков и сопел, висело много солнечных панелей. Передвигался ровер с помощью одного маленького и двух больших колёс, что делало его немного похожим на детский велосипед. Я отделила машину от ракеты и газанула наружу. Правда, я немного ушибла голову, стукнулась шлемом, но в целом всё прошло нормально. Выравниваю ровер и приземляюсь рядом с Биллом и Бобом. И говорю: – Боб, смотри, какой классный ровер, погнали кататься? – С научной точки зрения это полезное занятие, – заявил Боб и сел в своё кресло. – Я готов, поехали! – Поехали! И мы умчались исследовать Айк. Глава седьмая. Покатушки по Айку Ровер мчался на удивление быстро, то и дело подлетая высоко в воздух на холмах. Причём я крутила сальтухи направо и налево, а Боб истошно кричал: – Осторожнее-е-ей! Не повреди ма-а-аши-ину-у-у! – он визжал так, когда мы подлетали. – Теперь чуть правее. Вон к тому плато! Возьмём образец грунта-а-а-а-а. Ровер резко повернул направо и помчался по равнине. Но неожиданно колёса забуксовали, и вездеход остановился посреди песчаного озера. Я сказала: – Ну что, страдалец, слезай, бери образец грунта и помогай мне машину раскапывать. – Да чтоб я ещё с тобой поехал! – всплакнул Боб, – Ты меня очень напугала. Пожалуйста, давай больше так не делать. Никаких сальто-мортале, ладно? Он произнёс это таким жалобным голосом, что мне его даже жалко стало. Я погладила его по спине и сказала: – Ты ж у нас страдалец. Не буду больше сальтухи крутить, правда. – Обещаешь? – взмолился Боб. – Обещаю, – сказала я мягко и тут же пожестела, – иди, давай, собирай образцы, фотографируй, а потом помогай мне машину вытаскивать. Боб кивнул, кряхтя присел, собрал песочек в ампулу и спросил: – Валь, а как же ты до сих пор шины-то не проколола? Это же мелкое стекло! – Во-первых, у ровера нет шин, которые можно проколоть. А во-вторых, такие мелкие кусочки не проколют никакую покрышку. – Хорошо, я понял. Сейчас ещё кое-что замерю. – Только быстро, – прокряхтела я, раскапывая колёса. Через пару минут говорю: – Всё, Боб, сейчас мы вдвоём толкаем. Ты же на плато хотел? – Что-то уже не хочется, – грустно сказал Боб. – Так, кончай киснуть и помогай! Боб вздохнул, но потом встал и начал толкать вместе со мной. Мы, пропыхтев пару минут, словно паровозы, вытолкали нашу колесницу из песка, после чего уселись и взобрались на плато. Я остановила ровер, заглушила мотор. Хоть у нас и были солнечные панели, они всё равно давали недостаточно тока, чтобы зарядить батарею при работающих колёсах. Поэтому она постепенно разряжалась. Мы проехали пять километров, светило яркое солнце, но батарея всё равно опустела на три четверти. Долго же она заряжаться будет! Лучше бы нам с Бобом пока что пешком погулять. Я сказала: – Всё, Боб, приехали. Посмотри, как тут красиво! И действительно, вид был хорош: внизу – сильно холмистая поверхность со множеством сверкающих песчаных луж. Само плато имело лишь один пологий спуск вниз, остальные почти отвесные. Но Боб этого не оценил: – Скукотища… – Да ты чего киснешь-то опять! Давай, спускайся, исследуй, мы всё равно ближайший час никуда не поедем. – А чего тут исследовать-то? Одно и то же. – Нет, не одно и то же! Иди, не спорь, я пока пофотографирую. Но судьба внесла в его планы свои коррективы. Солнце над Айком стремительно катилось за горизонт. И уже не через час, а через пятнадцать минут совсем стемнело. Боб никуда исследовать не пошёл, зато я получила очень красивые кадры заката. Раздался слабый голос Билла: – Как вы там? – его было плохо слышно, я с трудом разбирала слова, – вас не нужно забрать? – Что ты, Билл. Мы завтра сами к тебе приедем. Ты и ракету-то водить не умеешь. Как она там? – Это будет сюрприз. Но ты верно заметила, ракету водить я не умею. Вот если бы тут был Джеб… – Нам его тут не надо! Ты мне мозги не полоскай. Отбой! Я спать хочу. – Принято! Спи, моя красавица. И мы с Бобом легли на песочек, приготовились засыпать. Сверху висела Дюна, красная, с полярными шапками. Эх, только лежать жёстко. Ладно, где наша не пропадала, уснём как-нибудь. Мне снился один сон из детства. Я, взрослая, учу детей в школе иностранным языкам. Дети меня обожают, мы с ними кучу слов выучили. А на следующий день уже на заводе авиадеталей работаю. Там делаю крылья и элероны на конвейере. В этом сне есть доля правды. Так, мама у меня в школе работает учителем иностранных языков. Я в них была троечницей, меня за это стыдили. А я просто не могла привыкнуть к произношению звуков. В итоге я поступила на бухгалтера, ибо с детства хорошо считала. А как выучилась и подтянула языки, не без маминой помощи (потому что там требовалось понимать иностранные документы), пошла работать на полигон испытаний перспективной авиатехники. Почему туда? Это длинная история, но если вкратце, то любовью к самолётам меня заразил отец. Случилось это после того, как он меня лет в пятнадцать вместе с нашим классом сводил на завод. И чего там только не было! И планёры, и двигатели и испытательный стенд, где мы в наушниках смотрели, как всё работает. Было очень интересно. Эх, так не хотелось просыпаться. Было уже светло, над нами по-прежнему краснел диск Дюны. Я скомандовала: – Боб! Подъём! Нас ждут великие дела! Боба рядом не обнаружилось. Но тут я услышала в рации: – Ну чего ты орёшь? Я давно проснулся, сейчас пойду исследовать кратер, прямо под плато. Я обошла каждый обрыв и в итоге нашла Боба метрах в двухстах от меня. Он был маленькой жёлтой точкой. Как вдруг слышу в рации истошный крик Боба: – А-а-а-а! Я сейчас утону! Я на такое не подписывался! Валя, помоги мне! – Спокойствие, только спокойствие, – тоном известного кербала с пропеллером на спине сказала я, – сейчас я прилечу и вызволю тебя. Ловко переключая большим пальцем одной руки кнопки управления, а в другой держа лопату, я пролетала над холмами, то поднимаясь, то опускаясь. Добравшись до Боба, я попыталась его вытянуть. Безрезультатно. Одной рукой никак. Попробовала его поддержать: – Сейчас мы будем тебя раскапывать! – и взяла лопату. Вот только силёнок не хватало, да к тому же требовалось висеть в воздухе. – Боб, не барахтайся, ещё глубже уйдёшь. Сиди смирно. Я тебя откопаю. Боб выглядел безумно забавно, жаль, что нельзя было это сфотографировать. Ещё более забавно было то, что руки он держал примерно как борл на его плече крылья. Борл этот был коричневый, с белой головой и мощным хищным клювом. В одной когтистой лапе у него была ветвь маливы, в другой тринадцать стрел. Но что-то я отвлеклась. Я сказала Бобу, который всё ещё барахтался: – Сейчас я слетаю за совочками, буду тебя ими раскапывать. И сиди смирно, а то я тебя не найду. На Боба моя пугалка подействовала, и он замер. А я полетела к роверу за совочками. Взяла три штуки, засунула в карманы и помчалась обратно. Прибыв на место, я сказала поникшему Бобу: – На, держи два совочка, попробуй раскопать себя, – я подумала, что без дела он совсем раскиснет, пусть будет занят. – А ты? – жалобно спросил Боб. – А я помогу. Боб что-то забухтел, но я не разобрала. Стала вызволять невезучего учёного. Тот тоже замахал совочками. За десять минут Керманссон был освобождён. Прошу Боба: – Теперь попробуй взлететь. Он попробовал – и получилось. Приземлившись неподалёку от «песчаной лужи», Боб стал внимательно разглядывать прихваченную с собой щепотку грунта и задумчиво промолвил: – Песок не такой, как на месте нашей первой посадки: он выдерживает куда меньший вес. Зыбучий, короче. – Ого, теперь понятно, почему ты провалился. Поехали обратно, там на научные приборы посмотришь, а? – Поехали. Эта местность не стоит тех восторгов, которые я о ней слышал. Много песка и всё чёрно-серое, зато летать можно классно. всё такое лёгкое… И диск Дюны очень красивый. – Слушай, а давай ты меня сфоткаешь, типа я Дюну держу. – Ох, ну если ты настаиваешь… Сделали несколько снимков и флага, и меня, держащей Дюну. Потом мы засобирались к ракете. По пути я не лихачила, как обещала. Но, преодолев почти половину пути, ровер завяз в какой-то жиже, серой и сливавшейся с поверхностью. Колесницу мы вызволили почти через час и с превеликим трудом. Прибыв к нашей стоянке, я увидела Билла, что-то делающего с ракетой. Он нас не заметил: был очень занят. Я спросила: – Билл, а где сюрприз? – Ах, вы вернулись, – вздрогнул Билл. – Сюрприз в том, что… А, в общем, догадайтесь сами. Мы посмотрели на ракету. Ничего необычного не увидели, но потом Боба осенило: – Я понял! Ты, дружище, так отладил ракету, что она стала как новенькая! Я угадал? – Почти. Ракета действительно как новенькая. Но двигатели чуточку барахлят. И панели солнечные тоже. Поэтому я подрегулировал моторы: они смогут работать долго, но с меньшей тягой. Я всё рассчитал, поэтому слил немного горючего из баков, но ксенон не тронул. Так что жидкого топлива на обратную дорогу может не хватить. Но ксенона хватит прямо сто процентов. Если бы я не облегчил ракету, мы бы не взлетели. А так поднимемся легко и непринуждённо. Я сказала: – Спасибо тебе огромное, Билл! Ты лучший! Глава восьмая. Домой – Как же так, почему всё так плохо работает? Неужели реактор повреждён? – Боюсь, что так, – ответил Билл, – и система охлаждения. Поэтому нельзя давать «Нерву» долго работать. Хорошо, что ионные движки в полном порядке. Тут в кабину запрыгнул Боб и сказал: – Всё, я закончил, полетели! Я подала напряжение на ионные двигатели, развернула солнечные панели, антенну и радиаторы, потом дала половину тяги «Нерву» и полную ионным движкам. Мы очень медленно поднялись и убрали опоры. Внизу остались ровер и установленный Бобом флажок с ракетой. В грузовом отсеке лежали плёнки, а также какие-то ёмкости с песком, камушками и жижей. Медленно, но верно я вывела корабль на орбиту. Заглушила двигатели. Решила ненадолго вылезти, попрощаться с Айком. Я выбралась из кабины, из чистого любопытства подлетела к двигателю и потрогала его. Лучше бы я этого не делала. «Нерв» раскалился докрасна, так что я обожглась. Очень сильно. Настолько сильно, что даже перчатка начала плавиться. Я закричала: – Ой, ой, ой, больно, ай! Жжётся! Подлетел Билл: – Что случилось-то? – Обожглась, – сказала я и показала Биллу перчатку. – Плохо дело. Пойдём обратно в кабину? – Ещё чего! Айк очень красивый! – Ну тогда лети на склад, поменяй перчатку. – Билл вздохнул и добавил: – Валя, пойми, я не хочу тебя терять, пожалуйста, не делай глупостей. Кстати, обо что ты там обожглась? – Да не отвалится, не беспокойся, оно крепкое, – и я потянулась к перчатке, чтобы её потрогать. Но Билл меня опередил и посмотрел на двигатель: – О! Мой! Бог! Что же с ним такое?! – Проработал две минуты. – Значит больше и нельзя, видишь, он красный. Значит, его температура – порядка восьмисот градусов по Цельсию. Ты повредила перчатку… Даже скафандры не предназначены для такой температуры! Пошли обратно. Мы вернулись в кабину, и я, поменяв перчатку, посмотрела на датчик термометра, установленного на «Нерве». Он показывал 1043 по Кельвину. Билл не ошибся. Я решила подождать, пока температура опустится хотя бы до 273 по Кельвину. Ждать пришлось целые сутки. Мы нервничали: рванёт или не рванёт… И Боб всё время ныл. Когда «Нерв» охладился, я запустила и его, и ионные двигатели. И мы начали медленно разгоняться, пока ракета не вышла из сферы тяготения Айка. Температура Нерва 2000 кельвинов. Вот-вот рванёт. Заглушила его и отстрелила посадочную ступень. Дала толчок ионными двигателями. Тут нас сильно вжало в кресла. Наверное, рванул отстреленный «Нерв». Система снова стала выть от количества найденных неисправностей. Я сказала: – Билл, осмотри машину снаружи. Билл выполнил приказ и доложил: – Две солнечные панели из четырёх снесло. Антенна еле держится. Оставшиеся две панели тоже держатся с трудом. Я их приварю? – Да, приваривай. Он выполнил приказ, но тут же нашлась другая проблема: – Валя, там ионные двигатели искрят, попробуй их запустить. Я попробовала, но Билл закричал: – Сто-о-оп! Ноу! Тёрн зем офф! Выключила. Билл продолжил: – Они очень сильно коротят, далеко мы не улетим. Тут я заметила одну странность: Скорость упала. Пересчитала траекторию и грустно сказала: – Боюсь, что у меня плохие новости. – Очень плохие, Валь? – дрожащим голосом спросил Боб. – Очень. Если мы не сможем запустить двигатели, то через 45 минут врежемся в Дюну. Лицо Боба перекосила гримаса ужаса, и он закричал: – А-а-а! Мы все умрё-о-ом! – Успокойся, мы что-нибудь придумаем, – заверил Боба Билл. – За 45 минут ничего не придумаешь! Я порылась под креслом Билла, вынула оттуда флягу с чаем и сказала: – На! Пей и успокаивайся, мы с Биллом пошли чинить. – Не могу! – Так, всё! Мы пошли, а ты пей. И я первая вышла в шлюз. Билл последовал за мной. Дюна неумолимо приближалась. Мы открыли крышки ионного двигателя. Внутри камеры ионизации оказалось много замыканий. Пришлось долго и упорно устранять неполадки. Это было очень трудно, но мы с Биллом справились справился. Оставалось тридцать минут до столкновения с Дюной. Билл сказал: – Валя, попробуй запустить двигатель. – Сейчас. В кабине я обнаружила дрожащего от страха Боба, который присосался к фляге с чаем и постоянно бормотал: «Мы все умрём, мы все умрём». Бедняга. Я попробовала запустить двигатель. У нас вырубился свет, но движок заработал, это главное. Выдохнула, тут же его выключила и скомандовала: – Билл, постарайся починить остальное. – Есть. Он начал копаться. Я очень нервничала. Дюна загородила нам почти весь обзор. Боб выглядел так, словно его прокрутили в мясорубке. Когда мне стало видно только Дюну, я скомандовала: – Билл, залезай, включаю двигатели! Билл спешно забрался в кабину, а я запустила ионники. Свет погас. Дюна очень близко. Тут Боб свернулся клубочком и стал покачиваться. Вдруг появились бледные языки пламени. Билл, несмотря на оптимистичный настрой, тоже занервничал. А уж как нервничала я, не передать словами. Сейчас было только два варианта развития событий. Либо мы разбиваемся о Дюну, и нас постараются поскорее забыть. Либо мы покидаем Красную планету, и на Кербине нас все чествуют. Во второй я верила всё меньше и меньше. В него вообще никто из нас почти не верил. Языки становились всё ярче, мы углублялись в атмосферу. Я сворачиваю орбитальные прибамбасы. Единственное, что меня хоть как-то обнадёживало, это обтекаемая форма корабля. Я очень надеялась, что ионным двигателям хватит энергии, но её запас неумолимо таял. И вот двигатели глохнут. Это конец, определённо, конец. Снаружи всё воет. Корабль начинает перегреваться. Пропадают звуки, становится очень тихо. Я зажмуриваюсь, готовясь к смерти, и мысленно прощаюсь с родителями… Проходит пять секунд, десять, пятнадцать. Мы слишком долго падаем. Осмеливаюсь открыть глаза. Сказать, что я поражена, – это ничего не сказать. Мы не только не упали, но и вышли за пределы атмосферы. Смотрю на Боба с Биллом: они сидят зажмурившись и не шевелятся. Рассчитываю траекторию. Хоть мы и не упали, радоваться ещё рано: траектория суборбитальная. Раскрываю орбитальные прибамбасы и даю старт ионным двигателям. Начинаю разгоняться. После томительного ожидания мы крутимся на стабильной низкой орбите вокруг Дюны. Моё облегчение не поддаётся описанию. Я тихонько говорю: – Мальчики… мы… кажется… выбрались... Первым очухивается Билл. Он оглядывается по сторонам и говорит, тяжело дыша. – Оу, зэт’c грэйт. Лет’c мэйк а пати! – Оф корс! – соглашаюсь я. Тут оклемался Боб: – Я-я не м-могу поверить. Валя, как тебя отблагодарить? – спросил он по-литански. – Не стоит благодарности, я просто выполняла свой долг, – зарделась я, – давайте праздновать! – Давайте, – согласился Боб, – обменяемся напитками и едой? – Да запросто, – сказала я и протянула Бобу с Биллом по тюбику с баклаковой икрой и фляжке с квасом. Билл дал мне флягу с чаем и сине-жёлтый тюбик с надписью Fish and chips, а Боб прозрачную фляжку с колой и несколько маленьких бутербродов из коробочки. Я стала всё это пробовать. В сине-жёлтом тюбике оказались карташка и рыба в тесте. Про чай я вам уже рассказывала. Бутербродики были необычными, там нашлись овощи, котлета, сыр, соус и совсем не было масла. Кола же чем-то напоминала наш «Байкал», газированный напиток из трав, названный в честь одного водоёма на западе ССКР. Бобу баклаковая икра, как и Биллу, судя по всему, понравилась, а вот про квас он сказал: – Очень похоже на чампанское на минималках. – Йес, – согласился Билл. Мы так объелись, что дружно завалились спать. Мне снилось, как я лечу на орбитальном самолёте вместе с Бобом и Биллом. Проснувшись, докладываю: – Экспедиция на Айк завершена. Осталась последняя ступень. Работают только две солнечные панели и антенна. Будем дома не раньше, чем через год. Через шесть минут из центра слежения ответили: – Вас поняли. Доложите о состоянии здоровья экипажа. Выслать за вами корабль? Я ответила: – Экипаж здоров. Спасательную экспедицию организовывать не нужно: мы за год точно доберёмся. Я решила не рассказывать, что мы чуть не погибли. Ещё через шесть минут центр ответил: – Спасибо! Доложите, когда будете на подлёте к Кербину! Я ответила: – Обязательно. Начинаю маленькими рывками разгоняться. Таких рывков потребовалось восемь. Следующий манёвр надо было выполнить через тридцать дней. Мы уснули на это время, чтобы сэкономить пищу и воздух. Мне приснился кошмар. Я убегаю из дома полоумной седой кербалки с битой, которая хочет меня съесть… К счастью, ментальный будильник не дал мне увидеть, чем кончилось, спасибо ему большое. Я посмотрела на приборы: пора маневрировать. Разворачиваю корабль и даю тягу ионным двигателям. Медленно, но верно садится батарея. Манёвр выполняла, как возле Дюны, в темноте. Делаю корректировку. Превосходно, теперь мы с гарантией сядем. Проснулась я от сигнала ментального будильника, увидела Кербин, доложила: – Мы почти на месте. Кербин загораживает обзор. Остаётся посадка. Лечу очень быстро. В центре слежения раздалось ликование. Затем я свернула антенну и солнечные панели и отделила ступень с ионными двигателями, развернула корабль, приготовилась к тряске. Мотало изрядно. Неимоверно прямо. Снаружи мерцали желто-белые языки пламени. Потом всё стихло. Я раскрыла парашюты, и ракету потянуло вверх. В иллюминаторе увидела какой-то город. Глава девятая. Приятное совпадение Начинаю маневрировать парашютами, чтобы не упасть на оживлённую улицу. Выбрала для посадки футбольное поле. Капсула опустилась мягко. Я открыла неподатливый люк кабины и сняла шлем. Свежий воздух! Выбравшись наружу, я оказалась на траве в самом центре спортплощадки. Неожиданно я узнала свой новый дом. Голова кружилась, ноги были ватные. Я всё осознавала позже, чем замечала: уж больно ситуация была необычная. Я осмотрелась: футбольное поле постепенно заполнялось кербалами, которые то и дело восклицали: – Да это же Валентина! – Неужели? – Это та девчонка, которая первый кербанавт нашей страны? – Она самая! Вдруг я увидела родителей, которые пробирались через толпу. Мама с папой немного изменились: у матери каштановые волосы были непривычно растрёпаны, а у отца появились новые большие квадратные очки. Родители подбежали ко мне и обняли, а мама прошептала сквозь слёзы: – Валечка, мы так по тебе соскучились! Может, поведаешь нам о своих приключениях? – Конечно! И я вкратце рассказала. Особенно всех поразило, как мы смогли починить повреждённый корабль, а ещё как избежали столкновения с Дюной. К нам подошёл толстый кербал с черной бородой в форме с погонами и спросил: – Валентина, видеть вас большая честь, но вы ведь прилетели не одна, так? Где ещё двое героев? – Ага, герои космоса! Скоро выйдут, не очухались ещё от перегрузок. Он попросил разрешения помочь, и я краем уха услышала, как он вытаскивал Билла и Боба и они ему что-то на своём языке говорили. Когда они вышли наружу и тоже сняли шлемы, я их представила: – Мам, пап, дорогие соседи, – это Билл Керман, он из Соединённого Королевства, инженер-механик. Если бы его с нами не было, я бы домой не вернулась. Толпа зааплодировала. Папа и Билл тепло пожали друг другу руки. – А это Боб Керманссон, он из Суверенных Кербальских Штатов, учёный, исследователь загадок космоса. Боб выглядел очень испуганным, он дрожал и тревожно озирался. А когда толпа ахнула и папа захотел пожать ему руку, он закричал по-литански: – Караул! Спасите! Помогите! Меня похищают! – и начал выбираться из толпы, а потом попытался залезть обратно в корабль, но не смог, уселся на траву, свернулся клубочком и зарыдал. Папа нахмурился и сказал: – Что-то, Валя, у тебя знакомые странные. Объясни мне, пожалуйста, как этот Боб попал с тобой в один экипаж. – Ох, ну что ты такие вопросы задаёшь? Пап, это начальство решает, я тут ни при чём. – Тогда объясни, почему он так себя ведёт? У него что, показатель отваги низкий? – Не просто низкий, а на нуле, – сказала я, а сама злюсь, думаю, что бы с Бобом сделать. – А, ну это всё объясняет, – усмехнулся папа. – Слушай, Валя, – сказала мама, – может, пойдём к нам домой, выпьем чаю, поговорим ещё? Просто ты к нам так редко приезжаешь, мы по тебе очень соскучились. – Мам, я тоже очень хочу с вами чаю выпить, но боюсь, что не смогу: вон те люди не разрешат. – Я показала на многочисленных кербалов, одетых в чёрное, со шлемами на головах. Они выпрыгивали из только что подъехавших военных грузовиков. Среди них выделялся главный, одетый в серое и с фуражкой на голове. Он держал мегафон, в который громко проговорил: – Валентина, Елена, Владимир Кермановы, Уильям Керман и Роберт Керманссон, оставайтесь на месте, остальные немедленно расходитесь. Толпа, окружавшая нас, начала послушно расходиться. Совсем скоро мы остались на поле одни. Кербал в сером сказал: – Товарищи кербанавты, пройдёмте в машину. Но Боб как сидел и плакал, так и продолжил. Когда к нему подошли два кербала в чёрном, он зарыдал ещё сильнее и закричал: – Не похищайте меня! – Вас никто похищать не собирается, – заверил его начальник, – Вы сейчас просто сядете в машину и поедете. – Не поеду я никуда! Вы кербалов в лагеря сажаете, значит, и меня тоже. – Позвольте мне с ним поговорить, – предложила я. – Если это поможет, давайте. Я присела и сказала трясущемуся от страха Бобу: – Объясняю: тебя здесь никто в тюрьму не посадит, не расстреляет и не заставит работать на ССКР. – Но как же случай с Энн Кермандо́н, – промямлил Боб. – Кто это такая? – Та, которую ты похитила на самолёте. – Давай я тебе всё объясню. Я ей лишь предложила улететь, а она согласилась, видимо, ей жилось несладко. – А что с ней сейчас? – Она в ССКР, учится на инженера. – Я знал, что вы её пленили! – Никакая она не пленница! Приехал товарищ Керманов, – при упоминании генсека Боб поёжился, – и предложил ей работать инженером. Она согласилась. – Это п-правда? – Конечно, правда. Я же никогда не вру, особенно в таких ситуациях. Боб тяжело задышал, немного всплакнул, а я его ещё погладила по голове: – Бедный ты котик. – А чего ты меня так опекаешь? Я же недостоин этого, мы же враги. – Я командир, а командир всегда заботится о своём экипаже. Боб утёр слёзы, всхлипнул и посмотрел на начальника большими серыми глазами. Тот спросил у меня: – Он успокоился? – Похоже на то. – Ну тогда прощайтесь с родителями, и мы уезжаем. – Он показал на солидный чёрный автомобиль, припарковавшийся на узкой дорожке рядом с грузовиками. Я сказала: – Мам, пап, простите, что не могу с вами остаться. Но я обещаю: как будет время, я обязательно вас навещу. – Ну что ж, удачи, доченька, – сказала мама и обняла меня. – Успешных тебе полётов, – сказал папа и тоже обнял. Потом я вместе с Бобом и Биллом уселась в чёрный автомобиль. Глава десятая. Коротко о Полигонске Автомобиль тихонько покатил по дорожке. Кербал в сером, сидевший рядом с шофёром, предложил: – Валентина, может, расскажете своим коллегам про Полигонск? – С удовольствием. Итак, сейчас мы находимся в Керманиленском парке на восточной окраине и медленно движемся к его центру. Как только автомобиль выехал на большую, мощённую плиткой площадь, на которой располагался пьедестал с немолодым лысоватым бронзовым кербалом, одну руку держащим в кармане пальто, а другой указывавшим в направлении моего старого дома, я сказала: – Вот здесь остановите, пожалуйста. Мы выбрались к постаменту, и я начала рассказывать по-литански. Меня распирало от патриотической гордости: – Знакомьтесь, мальчики: это Владимир Ильич Керманилен, основатель ССКР. – Он, наверное, очень великий и хороший, раз памятник ему стоит даже в таком небольшом городке? – предположил Билл. – Да, именно так и пишут в его биографии: приняв власть от царя Керма́на Четвёртого, он совершил много хороших преобразований. – И каких же? Запугал всех кербалов оружием? – неуверенно буркнул Боб. – Э-э-э… нет… он ввёл много бесплатных привилегий: медицину, образование… В общем, пошли обратно, по дороге договорю. Мы забрались в машину и вскоре выехали на небольшую улицу с троллейбусным движением, по краям которой стояли панельные пятиэтажки. Я снова начала рассказывать: – Сейчас мы едем по улице Мира. Видите эти одинаковые пятиэтажные домишки? В одном из таких я жила. – Скучные какие-то… – скис Боб. – Не скучные, а очень даже функциональные. – У нас и то лучше строят, я в отдельном домике живу, – хмыкнул Боб. – Чтоб ты знал, ещё до того, как я родилась, мои родители ютились в крохотной комнатушке в бараке. Дом такой, многокомнатный, неуютный, тяжело там жить. Но что-то я отвлеклась. Лучше продолжу рассказывать. Полигонск – городок авиастроителей. Из местных достопримечательностей у нас большой завод, красивая извилистая речка Полигонка, два памятника Керманилену… – А чего два-то, одного что ли мало? – хмыкнул Боб. – Нет, просто мы очень чтим Керманилена, у нас много его изображений во всём ССКР. А его тело бережно хранится в самом сердце нашей столицы. – Что? – Если захотите, я вам покажу, на экскурсию сходим. О, кстати, сейчас мы проезжаем площадь Керманилена, там у нас ещё один Ильич, а также здания администрации. За то время, пока мы ехали, застройка съёжилась, домики стали высотой максимум в два этажа. Один раз мы переехали рельсовую колею, по которой ходили маленькие старые трамвайчики. Боб грустно спросил: – А что здесь делают трамваи? – Видишь ли, раньше в городе было много линий. Но шло время, и от трамваев отказались: им на смену пришли троллейбусы. А вот то, что ты видел, это наш музейный маршрут, закольцованный. По нему старые трамваи ездят, а ещё есть экскурсовод, который про старый город рассказывает. Однако потом трамваи всё же возрождать начали, сейчас строится новая линия из Северного микрорайона в центр, там троллейбусы не справляются. Но, несмотря на это, основной транспорт у нас в городе – троллейбусы, они опутали все улицы своими проводами. Вон, кстати, один едет. Боб и Билл уставились в окно, удивлённо наблюдая, как сине-белый рогатый быстро мчится к остановке: такого вида транспорта они ещё никогда не встречали. Боб грустно сказал: – И у нас раньше трамваи были, но потом их убрали и вместо них пустили двухэтажные автобусы. А троллейбусов отродясь не было. – Я не люблю автобусы, если честно, шумные они и дымят, – ответила я и продолжила рассказывать. – Скоро подъедем к вокзалу. Кстати, помните, я вам про наш авиазавод говорила? Вон он, трубы торчат. Там у меня папа работает инженером. Завод казался громадным даже издали, а уж когда мы подъехали к вокзалу, то увидели его вблизи и были потрясены: как гора, до неба. Большое серое каменное здание с уймой дымящих труб. – Приехали, – сказал начальник, – выходим. Мы выбрались, и нас повели в солидное здание вокзала с большой башней с курантами, увенчанной рубиновой звездой. Шли мы в окружении охранников, отчего Боб очень нервничал: он дрожал и озирался. Я продолжила рассказывать: – А это главный вокзал Полигонска. Правда, особого названия для него не придумали, поэтому это просто Полигонск-1, хотя в народе его называют заводским, потому что рядом большой завод, или же главным, ведь он самый большой. Есть, правда, ещё один вокзальчик, но он далеко, ближе к южной окраине, ведь город вытянут по реке Полигонке с севера на юг. Вокзал этот товарный и очень скучный. Мы прошли через тяжёлые двери и попали в большой зал. – Это зал ожидания. Он не очень красивый… просто была война, и во время бомбёжек большая часть украшений пострадала, а реставрировать не решились, чтобы осталась память. – А почему тут так много вооружённых людей? – дрожащим голосом проговорил Боб. – Они нас просто охраняют от зевак. – А зачем? – Ну как зачем? Мы же знаменитости, с нами ничего не должно случиться. Остановитесь, пожалуйста, ненадолго, – сказала я главному, – я ещё про вокзал не дорассказала. Начальник кивнул и дал команду охране. А я продолжила: – С этим вокзалом связана одна интересная история. Давным-давно, когда ССКР ещё только образовался и его никто в мире не признавал, наш город назывался Марии́нск, по реке Марине, к нам приехал сам Владимир Ильич Керманилен, который с трибуны произнёс речь о том, что город будет теперь строить воздушный флот страны, а также пополнять его перспективными разработками. И отныне это город Полигонск, и речка теперь называется Полигонка. Народу это понравилось, и мы ударными темпами перестроили усадьбу какого-то графа в завод. А в лесистой местности организовали скрытый полигон для испытаний перспективной авиатехники. Тогда же было основано КБ-1 имени Керманилена, ныне «C7 Космотех». Эта госкорпорация имеет головной офис в Полигонске, но её отделения расположены по всему ССКР. Мы гордимся, что у нас наукоград. – А что это значит? – спросил Билл. – Это такой город, как правило, небольшой, в котором что-то активно изучают или разрабатывают. Удобрения, самолёты, лекарства и так далее. Ещё из него выехать просто так нельзя. Да и с въездом свои заморочки. – Я д-до с-сих пор не пойму, почему вы всё так активно скрываете, – промямлил Боб. – Видишь ли, мы скрываем, потому что не хотим, чтобы наши наработки использовали в военных целях, и уж тем более против нас. Мы помним, какой была Великая война, и не хотим её повторения. – Ну-у… – протянул Билл. – Но… – начал Боб. – Поймите, мы хотим войны меньше всех. У нас такое страшное разрабатывается, что, если мы это рассекретим, конфликта не миновать. Хотя, наверное, мы покажем, но потом, и как работает не скажем, опять же из соображений безопасности. Вам всё понятно? Билл и Боб тихо сказали: – Да… – Ну вот и хорошо. Что-то я вас замучила совсем. Давайте отвлечёмся, пойдём во-о-он в тот ларёк, выберете себе сувениров. – Я повернулась к начальнику и спросила. – Это можно? Он кивнул, и охранники перестроились, образовав коридор, ведущий прямо к ларьку. Тут Боб вздохнул. – Мне есть хочется. – А я бы чаю выпил. Как раз сейчас самое время, – поддержал идею Билл. – У нас не так много времени, в поезде вас покормят. А теперь идите, выбирайте сувениры, – сказал начальник. Я про себя вздохнула: мне тоже хотелось есть. Подойдя к ларьку, мы увидели целую витрину разнообразных значков. На одном герб Полигонска: небесно-синий фон, в центре белое крыло птицы, которое держит штангенциркуль, а в правом верхнем углу золотая пятиконечная звезда. На другом значке взлетающий самолёт в закатных лучах. На третьем инженер за чертежом. На четвёртом карта Полигонска. На пятом символ инженеров: золотые молоток и штангенциркуль, прямо как у братьев-инженеров, с которыми я вместе ехала. Интересно, как они там?.. Чего добились, что сделали? А как же хомюк Хома? Хватает ли ему марковки? Спится ли ему днями и ночами?.. Кроме значков, были ещё флажки. Один с гербом Полигонска, другой с логотипом«C7 Космотех»: три красные полосы на белом фоне и красивые чёрные буквы. Также было много фигурок самолётиков. Я спросила у молоденькой хорошенькой продавщицы, которая таращилась на нас во все глаза: – Можно мне, пожалуйста, флаг «C7 Космотех», фигурку самолётика, вот такую, значок инженеров и значок с самолётом на закате? – Конечно-конечно, секунду. – Она протянула мне всё, что я просила. – А что желают два других героя? – Мне бы зис, зис энд зис, – указал Билл на значок инженера с чертежом, значок с картой Полигонска и значок с гербом. – Сейчас-сейчас. А что желает третий покоритель космоса? Боб, помявшись, сказал: – А у вас есть что-нибудь связанное с наукой? – Вот, пожалуйста, – она протянула Бобу значок, который я прежде не заметила. – Здесь показано, как исследуют новые типы топлива. – Беру. Простите, а сколько я вам должен? – Я заплачу, дайте мне какую-нибудь бумажку, – попросила я у продавщицы и написала на ней свои имя, фамилию и номер счёта в сберкассе. – Хорошо, спасибо, успешных вам полётов, – крикнула продавщица нам вслед. – Билл, мне кажется, этот значок тебе лучше подходит, – показала я ему значок с инженерской символикой. Он согласился, приколол его к скафандру, и мы пошли дальше. Я положила все сувениры в карманы, то же сделали Билл с Бобом, после чего я снова начала рассказывать: – Сейчас мы движемся к платформе. Нужно лишь подняться по небольшой лестнице. Мы прошли через широкие двери вокзала. Я решила ограничиться последним фактом, но не успела начать: охранники впереди нас расступились, и я увидела товарища Керманова. Он выглядел озабоченным. К нему подошёл начальник, приподнял фуражку и отрапортовал: – Кербанавты доставлены без происшествий. – Можете идти, Керма́ненко, – едва сдерживая злость, сказал генсек. Он проговорил это одними губами. Но Керманенко всё понял, извинился и удалился. А Керманов изменился в лице и мягко спросил Боба по-литански: – С вами всё в порядке? Боб был настолько перепуган, что отвечать не мог. Пришлось беседовать мне. – Боб, успокойся, пожалуйста, товарищ Керманов… он… очень хороший, он меня кербанавтом сделал. Давай ты лучше поговоришь с нашим генсеком, ответишь на его вопросы, хорошо? – Х-хорошо, – промямлил Боб, – г-говорите, что будет дальше. – Сначала я вас поздравлю с возвращением, потом вы сядете вот в этот поезд, – он положил руку на гладкий белый борт с красной полосой, – он значительно быстрее и комфортнее. Вы доберётесь до полигона испытаний перспективной авиатехники и на самолёте долетите до космоцентра. Это понятно? Мы кивнули. – Я вас от всей души поздравляю и желаю вам доброго пути. Уильям, Роберт, заходите внутрь, я пока с Валентиной переговорю. – Боб и Билл забрались в вагон, а генсек обратился ко мне: – Итак, я очень надеюсь, что вы доставите Уильяма и Роберта целыми и невредимыми и не разобьёте ваш новый самолёт. Я уже знаю, что было на Айке. Если такое ещё раз повторится… – Ничего не повторится! Я буду аккуратна. – Слово коммуниста? – Слово коммуниста. – Хорошо, а теперь заходите в вагон, поезд отправляется. Глава одиннадцатая. Новая электричка Я зашла в вагон. Салон был не похож на тот, что в «Ракете» – просторный, с немногочисленными синими диванчиками и столами. За одним таким как раз сидели Боб с Биллом, и учёный говорил: – … и когда нас уже покормят? Я совсем изголодался. – Ничего-ничего, – утешал Боба Билл, – сейчас Валя придёт и всё разузнает. – Эм, мальчики, я вообще-то всё слышу. – Ой, Валя, сорри, – смутился Билл. – Да всё нормально, – сказала я, подсела к мальчикам и удивилась: поезд уже нёсся параллельно речке Полигонке и покидал город. Странно, что я не заметила, как поезд тронулся. Боб с Биллом также сильно удивились, с какой скоростью мчался поезд. Тут раздался низкий голос: – Вот меню. Выбирайте, что будете заказывать. Билл попытался углубиться в меню, но потом попросил: – Валя, плиз, хелп ми. – Что случилось? – Я перешла на литанский. – Я совсем ничего не понимаю. – Ох, горе ж ты луковое. Я тебе помогу. Но давай ты всё-таки подучишь язык потом, хорошо? – Конечно. – Вот и славно. А тебе, Боб, помощь нужна? – Нет, я руссийский с детства учил. Я кивнула и быстро помогла Биллу разобраться в меню. Он взял себе порщ, чай и пирог с ягодами. Я заказала чай, пуру с жареной карташкой и пироженку. А Боб попросил шавурму и лимонад «Баратина». Если кто не знает, шавурма – это такой рулет с юга ССКР, из овощей и жареной пуры. Когда всё принесли, мы дружно накинулись на еду. Билл, попробовав чай, сказал: – Интересный вкус: никогда бы не подумал, что чай можно пить кислым. – А я никогда не предполагала, что чай можно пить сладким, – парировала я. И тут мы увидели, как Боб пытается порезать шавурму на кусочки и съесть. Я засмеялась: – Ой, не могу, Боб. Это едят руками и откусывают понемногу, понимаешь? Боб смутился и прекратил есть. – Ладно, ешь, как тебе хочется. Посмотри, какая красота! Мы проезжали моё любимое место пути: справа утёс, под которым плещется море, слева пустые поля, на которых уже почти ничего нет, ведь сейчас осень. Но деревья ещё зелёные. Но это всё быстро кончилось, и поезд, постепенно замедляясь, поехал между деревьев. К тому времени мы уже успели всё слопать. Я сказала: – Скоро прибываем, готовьтесь. И уже минут через пять поезд остановился у низкой платформы. Динамики прошуршали: – Полигонная, конечная. Глава двенадцатая. Полигон – Ну, мальчики, выходим, приехали. – Что-то как-то быстро, – хмыкнул Боб. – Сама удивляюсь. Я спрыгнула первой, а вот у Боба с Биллом с этим возникли проблемы, видимо, они не привыкли к таким низким платформам. Я говорю: – Мальчики, тут невысоко, можно слезать. Билл аккуратно слез, а Боб, дрожа, боялся прыгать даже с нижней ступеньки. В итоге пришлось очень долго его уламывать, пока наконец он не спрыгнул, но несколько неаккуратно. Я спросила: – Боб, всё хорошо? Учёный слабо кивнул. – Хорошо, теперь пойдём на КПП. – Валя, а что это такое? – спросил Билл. – Контрольно-пропускной пункт. – Ну вот, опять вы всё скрываете, – загрустил Боб. – Да ладно тебе. Нас пропустят, увидишь много чего интересного. Я этот полигон как свои восемь пальцев знаю! – Ну пошли тогда. От платформы мы прошли до маленькой кабинки. В ней сидел старый кербал, который спросил: – Кто вы? – Я Валентина Керманова. Пропуск нужен? – Сейчас посмотрю в списках, –старичок надел очки и воскликнул: – Ба! Валя! Это ты? – Конечно, это я, дядя Серёжа. – А кто это с тобой? – Это Уильям Керман и Роберт Керманссон. – Да, такие имеются, проходите. Может, расскажете о своих приключениях? Оставайтесь, чайку попьём. – Нет, у нас времени нет, прости, дядя Серёжа. – Ну хоть Маше расскажи, она-то мне точно передаст. – Я постараюсь. Ну, до свидания, – и мы помахали друг другу. А дальше мы с Бобом и Биллом вышли на большую площадь. В центре которой стоял бронзовый памятник основателю полигона, длинноволосому кербалу высотой в полметра, одетому в шинель. Я потрепала его за натёртую до блеска чёлку и предложила: – Погладьте вы тоже, это к удаче. Билл погладил, а Боб хмыкнул: – Это простое суеверие, не буду я глупостями заниматься. – Ну как хочешь, Боб. –А почему он такой маленький? – спросил Билл. – Памятник? Основатель полигона Керма́нец был скромным человеком и не хотел, чтобы его возвеличивали, как того же Керманилена. Он попросил не ставить ему памятник, а если и поставят, то без постамента и во весь его маленький рост. Он действительно был такой невысокий, даже фотографии сохранились. Оставив основателя под моросящим дождём, мы вошли в небольшой холл, где сидела вахтёрша тётя Маша. Старушка сначала прищурилась, протёрла глаза, потом надела очки и наконец воскликнула: – Валя! Вернулась, родная! – и кинулась меня обнимать, – я так рада, что у тебя всё получилось. Скажи, а кто эти двое героев с тобой? – Это Боб Керманссон и Уильям Керман, мои напарники, мы вместе на Айк летали. – А вот про это расскажи поподробнее. – Конечно! И я вкратце рассказала, что мы пережили. Тётя Маша воскликнула: – Да тебя можно к званию героя представлять! – Серьёзно? – Ну конечно. – Ой, я совсем забыла. К вам же надо Алексея Керманова позвать. Я мигом, ждите. И через пару минут они вернулись вместе. Инженер приветливо сказал: – Пойдёмте со мной. Алексей повёл нас по длинному узкому коридору, по краям которого шли железные двери. Через самую дальнюю мы попали в ангар и оказались за специальным ограждением. В самом ангаре готовили к взлёту новый биплан-«везделёт». Пройдя через весь ангар, мы оказались в другом. Он был раза в три просторнее. Стоящий там самолёт был немаленьким: огромный четырёхмоторный транспортник гудел двигателями и ожидал разрешения выкатиться на полосу. Мы не стали там задерживаться и перешли в третий и последний, средних размеров ангар. В нём нас ждала, широко расставив крылья, серебристая реактивная птица. Алексей подвёл нас к ней. И там я увидела братьев-инженеров Керманиных, которые что-то проверяли в чертеже. Я кинулась к ним: – Мальчики, привет! – Ой, Валя, привет, – замялся Ваня. – Салют! – весело сказал Саша. – Дарова! – улыбнулся Лёха и спросил: – Ты получила наше письмо? – Какое? – Мы тебе с полгода назад написали, спрашивали, как ты, и про свои командировки рассказывали. Сообщали, что нас перенаправили под Полигонск, помогать разрабатывать новый самолёт, – Ваня нежно погладил серебристый бок. – Простите, мальчики, не дошло ваше письмо, я в космос летала. – Ой, а расскажешь, как там всё было? – мечтательно спросил Лёха. – С удовольствием! Встретимся в столовке как-нибудь и поболтаем. Тут братья заметили трясущегося от страха Боба, и Ваня спросил: – С ним всё хорошо? – Он просто боится всего. Попробую его успокоить. – Я повернулась к учёному и спросила: – Боб, всё хорошо? – В-валя, а с-скажи, м-мы прямо на этом с-самолёте полетим? – Да вы полетите на этом самолёте, а что? – влез в разговор Алексей. – Ну… просто он какой-то странный… На истребитель похож… – Пусть он и похож на истребитель, но он совершенно безобиден и безопасен. Я вам больше скажу: это очередной прорыв в авиации. Двигатели «Бич», разработанные Иваном Керманиным, – Ваня зарделся, – позволяют ему летать очень быстро и выходить на суборбитальные траектории. А крыло изменяемой стреловидности, созданное совместными усилиями Алексея и Александра Керманиных, – Саша вздохнул, а Лёха запрыгал от радости, – позволяют ему летать в широком скоростном диапазоне и садиться на неподготовленные аэродромы. Итак, вам уже пора в полёт. Сейчас только штурмана позову. – Алексей глубоко вдохнул и закричал: – Владисла-а-ав! Где вас носит? Пора! – Бегу-бегу, – раздался писклявый голосок, и к нам выбежал плотно сложённый низкорослый кербал с маленькими русыми усиками. Он был одет в синюю рубашку и такие же синие штаны, а на его голове набекрень сидела голубая фуражка. Он запыхавшись промолвил: – Я тут. – Ну наконец-то, Владислав Константинович… – Так, хватит меня по имени-отчеству называть, в крайнем случае Владислав, а лучше просто Славой. Алексей закатил глаза, а лётчик поздоровался: – Привет, я Слава, ваш штурман. Валя, знаешь меня? – Поверить не могу! Вы тот самый штурман, который где угодно дорогу найдёт? – Да, это я. Только, пожалуйста, очень прошу, давай на ты. – Но вы же такой знаменитый! – Ты знаменита не меньше меня. Но я, в отличие от тебя, не люблю славу. Я просто выполняю свою работу. Так что давай дружить и будем общаться на ты. – Ну, если ты настаиваешь. – Да, и пока не забыл. Я разрешу тебе управлять самолётом, но обещай слушаться меня. Я командир, ты пилот. – Хорошо, уговорил. – Вот и славно. А теперь, сударыня, позвольте вашу руку и пойдёмте в кабину. – Ха-ха-ха, какие церемонии. – Зови друзей. Я позвала и помахала братьям-инженерам, они мне послали воздушные поцелуи. Поднявшись по маленькому выдвижному трапу, мы попали в полноценный шлюз, почти такой же, как в ракетах. Слава проводил нас в пассажирскую каюту: ослепительно белую, тесноватую, с двумя диванами. Боб успокоился, удобно усевшись рядом с Биллом. Мы со Славой пошли в кабину. У меня аж дух захватило. Все эти рычажки, кнопочки, чёрный штурвал, педали… Я устроилась впереди, а Слава сзади. Понажимала несколько кнопок: двигатели хлопнули и стали низко гудеть. К самолёту подцепился трактор и потащил нас прочь из ангара. Глава тринадцатая. Возвращение в космоцентр Трактор, сильно фырча, плёлся по бетонному настилу. Дождь, до этого лишь моросивший, лился вовсю. Что ж, это типичная осень, дождливая, грязная и хмурая. Тут со мной по рации связался Алексей: – Валентина, запомните: никаких фигур высшего пилотажа, сейчас погода плохая, к тому же у вас пассажиры. – Ой, подумаешь, взлечу, покручусь – и нормально. – Валя, Алексей дело говорит, прислушайся к нему, подумай о пассажирах, – посоветовал Слава. У меня перед глазами пронёсся тот эпизод, когда я крутила сальтухи на вездеходе. Я ведь Бобу обещала, что не буду его больше так пугать, а обещания нарушать нельзя. Я вздохнула и раздражённо сказала: – Ох, ну ладно, уговорили, не будет никаких пируэтов. – Вы сделали правильный выбор, Валентина, – похвалил меня Алексей, – ваше упрямство доводит до беды, постарайтесь с ним договориться. Я хотела было выругаться, но, чёрт, а ведь он прав. Да, упрямство помогло мне стать лучшим пилотом-испытателем, но у этого была и отрицательная сторона: пять ЧП при посадках. Пять. И хорошо ещё, что всё обошлось. А как же то, что произошло на Айке? Хотя нет, там дело не в упрямстве, а в сонливости. Кстати, интересно, почему я такая сонная была? Но, тем не менее, упрямство надо дрессировать, понемногу… Слава вывел меня из размышлений: – Валя, прекращай бормотать себе под нос: мы уже на полосе, пора взлетать. – Что, мне даже нормально подумать нельзя о чём-то высоком? – вспыхнула я. – Заметь, пока можно было, я тебя не дёргал, но сейчас пора. А то погода кошмарная. Я хотела было возразить, но увидела: небо заволокло тёмными тучами, то и дело сверкали молнии. Я резко выдвинула рукоятку тяги до упора. Двигатели засвистели, потом взревели, и самолёт понёсся по полосе, слегка подрагивая. А полоса-то у нас длинная, на неё можно неисправный тяжёлый транспортник посадить – всё равно успеет остановиться. Самолёт оторвался от земли и взмыл в высоту. Я специально задрала нос, чтобы поскорее вырваться за облака. Всего минута – и мы уже в ослепительно-белом заоблачном небе. Со мной связывается Алексей: – Я очень рад, что вы нормально взлетели и с вами ничего не случилось. Слушайтесь указаний штурмана, ему можно доверять. Счастливого вам полёта! Только сейчас я поняла, что с Алексеем лучше не спорить, он всегда дело говорит. Слава снова вывел меня из транса: – Поворот на четыре с половиной часа. Я выполняю. К тому моменту мы уже летели над Кайгу́нским заливом. Слава командует: – Меняй стреловидность, можно выпрыгивать из атмосферы. Я обрадовалась, ведь так я ещё никогда не делала. Мечта, кажется, сбывается. Вывожу двигатели на предельную мощность, меняю стреловидность. Число махов постепенно растёт: 1, 2, 3. Самолёт уже становится похож на комету: вокруг всё воет и сверкают языки пламени. Четвёртый мах дался с трудом: к тому времени самолёт достиг разреженной части атмосферы, там нет кислорода и гореть нечему: вот и пламени нет. Я глянула на высотомер. 45 километров, неплохо для такого малыша, притом что космос, по расчётам учёных, начинается километрах на тридцати. Мечта сбылась! Я попала в космос на обычном самолёте! Всё как надо: и невесомость, и звёзды, и Муна. Теперь бы ещё сфотографировать это всё… Я спросила у Славы: – Есть ли на этом самолёте камеры? – Увы, Валя, нет. Вернее, я не знаю. И я загрустила: такие хорошие снимки могли бы получиться… Но тут вмешался Алексей: – Камеры есть, вообще-то. Они делают снимки при нажатии фиолетовой кнопки, рядом с индикатором искусственного горизонта. – Спасибо вам, Алексей! Даже не знаю, как вас отблагодарить. – Фотографируйте скорее, пока вы не вернулись в атмосферу, а это произойдёт очень скоро. Я быстро сделала несколько снимков: Алексей прав, атмосфера близко. Слава крикнул: – Задирай нос! Так мы затормозим быстрее! Под нами уже был космоцентр. Я ложусь на глиссадную траекторию и сажаю самолёт на полосу. Шасси визжат очень сильно, я даже забеспокоилась, не сгорят ли покрышки: из под самолёта лезли клубы дыма. Но всё обошлось: самолёт вскоре остановился, к нам подцепился трактор и повёз машину в ангар. Там нас уже встречали советские инженеры и сам Вернер фон Керман. Слава выпустил трап, а я пошла к Бобу с Биллом. И если Билл чувствовал себя вполне уверенно, то Боб так сильно дрожал от страха, что, казалось, вот-вот порвётся. Я кинулась к нему и стала успокаивать: – Боб, всё хорошо? – спросила я, поглаживая его. – А-а к-как м-мы в-вообще в-выжили? М-мы же чуть не сгорели. – Всё нормально. Самолёт не поломался – и хорошо. Пошли, покушаем, приведём себя в порядок и с прессой пообщаемся. – А ты уверена, что мы с ней общаться-то будем? – Конечно! Ведь мы же совершили великое дело: слетали на Айк и вернулись! – А… ну пошли, – и мы выбрались из самолёта, который вскоре накрыли брезентом. Меня с Биллом и Бобом стали качать подоспевшие рабочие. И если я радовалась, и Билл улыбался, то Боба корёжило: он то ли гордился, то ли печалился – по лицу понять было сложно. Дальше мы отправились в столовую, а потом началась конференция, где мы рассказывали журналистам, что такое Айк, и о других наших приключениях. Спрашивали и про самолёт, но я от ответа уклонялась. Нас ждал новый полёт. То ли на Дрес, то ли на Мохо: миссия ещё только планировалась. Эх, не хотелось мне туда, на Мохо слишком жарко и скучно, а до Дреса маршрут сложный. Глава особая. Войны и политическая ситуация И снова здравствуйте, дорогие читатели. Это опять неизвестный редактор, и я опять отвечаю на ваши вопросы. В конце нулевой части мы узнали тайну Вернера фон Кермана: его жена погибла во время Морозной войны. Что ж, пора прояснить этот вопрос, заодно затронув отношения между странами. Начнём с отношений между странами. Как уже стало понятно, Монерро и ССКР дружат, а ССКР и СКШ враждуют. Но как с остальными? Соединённое Королевство – пацифистское, оно игнорирует противоречия и дружит со всеми. Хотя СКШ недолюбливает литанцев, за то что они дружат с ССКР и Монерро, но не настолько, чтобы это мешало им обмениваться опытом. Монерро с СКШ не очень дружит, но старается не нарываться на конфликт. Теперь поговорим о войнах. Первая крупная война, называемая в народе Ужасной, повлекла за собой объединение многих государств под крылом нескольких крупных держав. После этой войны Русийская империя преобразовалась в ССКР. Затем случилась Великая война, после которой в мире осталось всего четыре государства. В это же время Монерро начинает строительство социализма и становится союзником ССКР, что вызывает Морозную войну. Строго говоря, Морозная война – это не совсем война, это скорее гонка технологий и вооружений. В ней велась отчаянная охота на учёных-ракетчиков. В их числе был и Вернер фон Керман. Одной ночью к нему в дом вломились штатовские солдаты, пристрелили его жену, которая пыталась вмешаться, и увезли талантливого инженера вместе с дочкой в Штаты, работать над ракетами. А когда уже пришла пора покорять космос, направили в космоцентр, где он пребывает и поныне. Вот такая история.