je montre l'amour en hiver

Лука был вполне ожидаемо раздосадован сложившимся обстоятельством. Куда быстрее было бы слетать на Луну и обратно, чем допросить всех бывших девушек Тео Барбо. — Почему ты не можешь заняться этим сама? — проворчал Куффен, подлавливая бегущую по участку Буржуа. — И, кстати, поздравляю с повышением, следователь. — Это ужасно, — вопреки всему заявила Хлоя, бесцеремонно хватая Куффена за локоть и втаскивая в какую-то подсобку. — Пожалуйста, не трепись об этом, понял? — Что? О чём ты? — Лука стукнулся затылком о деревянную балку и зашипел. — О том, что меня повысили! — Я думал, ты мечтала об этом последние два года… Лука ничего не понимал, он потёр голову, и тут же снёс что-то локтём. На пол полетели бумажные листы. — А насчёт Барбо, — вспомнила Хлоя, хватая на лету один из листков. — После вчерашнего не хочу его даже видеть. Всё, Куффен, иди займись делом… А я здесь уберу. Лука мысленно вздохнул, не понимая, где он неправильно свернул в своей жизни. На улице сияло солнце, но даже этот мимолетный подарок природы не смог разогнать кислое настроение Куффена. Он подошёл к мотоциклу и обнаружил, что у него вертится девушка. — Извините, мадемуазель, — произнёс Лука, и та резко обернулась. На миловидном лице засветилась восхищённая улыбка. — Это ваш? Всегда мечтала о Харлее. — Эм, да уж, — глобукомысленно изрёк Лука, нахлобучивая шлем. — А вы что, полицейский? — никак не унималась девушка, игриво накручивая прядь каштановых волос на палец. — Ага. Лука снял мотоцикл с подножки, по неизвестной причине раздражаясь ещё больше. — У меня есть информация по делу об убийстве Куртцберга, думаю, это сможет помочь расследованию. — Вам нужно пройти внутрь и обратиться к следователю Буржуа, — нетерпеливо пояснил Куффен, выводя Харлей с парковочного места. — Спасибо! Ничего не ответив, Лука завёл мотор и наконец-то выехал на трассу, почти мгновенно почувствовав себя куда лучше. Всё было дело в ветре: хлёстком и ледяном, а может и в скорости, заставляющей приятно стынуть кровь в жилах. Мысли, словно под воздействием алкоголя, растворялись в чувстве этого несравненного, летящего движения сквозь поток ползающих машин. Не оставалось центрального чувства «я», гиблого, тяжёлого. На одно осознание которого уходила вся вечность. Луке казалось, что он сам полностью исчезает, и тогда остаётся только урчание мотора, свист ветра в ушах и проносящаяся гладь дороги. * — Высади меня здесь, — попросил Агрест. — На следующем повороте дом Маринетт. У неё сорок пятая квартира. — Ясно. — Ты не выглядишь радостной, — заметил Адриан. — Только сейчас заметил? — Я думал, что она тебе и впрямь нравится. — Проваливай уже, — Кагами отвернулась, радуясь, что пальцы крепко сжимают руль. Желание врезать Агресту по его самодовольной, красивой роже — росла в геометрической прогрессии. — Всё-всё, ухожу, — бросил Адриан, выскакивая наружу. Кагами ощутила досадное волнение, оставшись в одиночестве. Припарковавшись у новенького, сияющего чистотой дома, Цуруги выключила двигатель и с глухим стоном откинула голову на спинку сидения. «Как всё глупо», — обречённо подумала она. Пальцы сами нашли пачку сигарет и зажигалку. Через опущенное ветровое стекло, в салон проникал свежий, уличный воздух. Кагами выкурила две за раз. Потом попробовала пригладить торчащие волосы, проверила в зеркало не осыпалась ли тушь и нет ли у неё где-нибудь на лице засохших следов зубной пасты. Цуруги выбралась из машины и тут же попала в лужу. — Проклятье! «Без мелких потерь не бывать большой победе», — вспомнила она слова матери, от чего настроение окончательно стухло. Консьерж на входе оглядел Кагами с головы до ног самым мерзким взглядом из всех. Его тонкие губы скривились, прежде чем из них вырвался вопрос. — Вы к кому? Цуруги постаралась сохранить прямую осанку, но кажется, переусердствовала с этим, у неё закружилась голова. — Сорок пятая квартира. — Мадемуазель Дюпен-Чен? — уложенные гелем брови консъержа взлетели на лоб. — Да, к ней. — Минутку… Как вас представить? Цуруги старалась не думать о метательных ножах под рукавом куртки и на поясе. Она мечтала, как этот бесконечный, страшный день наконец подойдёт к концу, и можно будет завалиться домой, лечь в обжигающе-горячую воду в ванной, а потом, оздоровив нервы бокалом-другим вина, лечь спать. Неприятный голос консьержа вырвал её из мечт, которым не скоро было суждено сбыться. — Прямо и направо. Кагами ненавидела лифты. Особенно новые, сияющие, с зеркальными стенами и дурацкой музыкой, льющейся с потолка. А лестница оттягивала неминуемое, и Кагами непривычно медленно поднималась, чувствуя, как в животе образуется вакуум от необоснованного ничем волнения. «Эта напыщенная полицейская всё расстрепала ей, как пить дать», — пронеслось у неё в мыслях. Ложь во благо обернулась полным провалом. «Во всём виноват Агрест!» Кагами обнаружила, что слишком быстро добралась до нужного этажа. «Нет. Виновата во всём я, никто меня за язык не тянул», — Цуруги глубоко вздохнула, набирая воздуха в грудь и коротко, отрывисто постучала. Всё. Это конец. — Кагами! Я очень рада, что ты приехала… Проходи, прошу тебя! Цуруги глупо улыбнулась. Она неловко застыла в просторной прихожей, и не зная, куда себя деть, сложила руки за спиной. — Ты можешь снять куртку, я её повешу, — неуверенно проговорила Дюпен-Чен. — Или нет… — Буржуа всё рассказала тебе? — Что? Маринетт уставилась на Кагами своими невозможно-синими глазами, по-детски хлопая ресницами. — Про меня. — Даже не знаю, — произнесла Маринетт. — А что она должна была рассказать? — Хм. Ничего. Кагами опустила взгляд на свои кроссовки, забрызганные водой из лужи, и ощутила страшную неловкость. Пытаясь скрыть раскрасневшееся лицо (после холода на улице оказаться в тёплой квартире, от такого у любого кровь к щекам прильёт), она нагнулась, принявшись разуваться. — Но я поэтому, собственно, тебя и позвала, ну, вообще не только поэтому, — Маринетт затараторила, её голос звенел, отражаясь в пустоте мыслей Цуруги. — Для меня всё произошедшее стало… Сама понимаешь. — Нет, не понимаю, — Кагами выпрямилась и потянула застёжку куртки. Маринетт осеклась, её плечи опустились. — Я никогда не была на твоём месте, — закончила свою мысль Кагами, избавившись от верхней одежды. Дюпен-Чен приблизилась, чтобы забрать куртку, и их пальцы едва уловимо соприкоснулись. Цуруги почувствовала себя глупо, найдя в голове свежую мысль о том, что ни у кого не видела столь красивого румянца. Маринетт бережно водрузила кожанку на вешалку и посмотрела на Кагами с признательностью. — У меня есть красное сухое, — произнесла она с игривой таинственностью. — Клёво… — И ещё я сделала пасту, не знаю, любишь ли ты грибы и базилик, но я думаю, что с «Бардо» будет просто волшебно, и совсем не так калорийно, как всё прочее… Ничего, что мы посидим на кухне? Я много вспоминала тебя, Кагами, ты была невероятно крута, и я надеюсь, что у тебя не было неприятностей из-за меня и… Садись, прошу. — Маринетт. Цуруги хотела начать с самого непростого, чтобы сразу решить этот вопрос: раз и навсегда. Возможно, после этого сразу встать и уйти. — Ты знаешь Ван Фу? Кагами внимательно следила за лицом Маринетт. И это было легко: на нём отражалось всё. Изящные брови взметнулись было наверх, но тут же сошлись у переносицы, в синих глазах не отразилось ни растерянности, ни подозрения, только раздумие. — Это какой-то китайский философ или мыслитель? — Нет, — качнув головой, ответила Кагами. — Политик? — Мимо. — А, тогда поэт, тот, который ещё писал про пальмы и любовь к другу, погибшему от рук ревнивца. — Нет, Маринетт, забей, ладно? — Цуруги притянула к себе бокал с насыщенно алой жидкостью. — Я рада, что ты не знаешь, кто это. — Почему? — Дюпен-Чен поставила перед ней тарелку. — Угощайся. Кагами пригубила вино, раздумывая над ответом. — Мы с Адрианом продолжили расследование. — Это потрясающе, — в неподдельном изумлении ахнула Маринетт, придвигая стул и садясь наротив. Кагами усмехнулась. «Знала бы она, как всё на самом деле…» — В общем, этот Ван Фу что-то вроде местного китайского криминального барона. — Ничего себе! Извини, я перебила, продолжай… — Маринетт вперила заинтригованный взгляд в Кагами, так, что той стало ощутимо неловко. — Мы поболтали чуток, и выяснили, что ему заказали твоё повторное похищение, ну, из дома художника, — Кагами старалась говорить осторожно, но всё же заметила, как восторг в глазах Маринетт сменяется ужасом. — Но это ещё не самое дерьмовое. Заказчица (они только созванивались) представилась твоим именем. — Моим? Но зачем? — Маринетт в замешательстве заглянула Цуруги в глаза. — И почему ты не ешь? — Я была в таком же недоумении, — призналась Кагами и отправила в рот вилку со спагетти, не желая видеть разочарованное выражение в синих глазах. Маринетт одобрительно улыбнулась, а потом покачала головой и взялась за бокал. — В голове не укладывается, — прошептала она. — А что по этому поводу думает Агрест? Кагами пожала плечами, и прожевав пищу, сообщила. — Он ни за что не признается, что ничего не понимает. Маринетт рассмеялась. Кагами против воли заметила, что вся порция Дюпен-Чен умещалась на блюдце. — Все модели так мало едят? — вырвалось у неё. — Эм, ну, — Маринетт замялась. — Думаю, у каждой по-своему. Так ты детектив? — Когда как, — уклончиво ответила Цуруги. Маринетт, кажется, заинтересовалась ещё больше. Она подлила им вина, и вдруг спохватилась. — Ты ведь не за рулём? — Вообще-то за рулём, но не волнуйся, я вызову такси. — Ну уж нет, — мягко запротестовала Дюпен-Чен. — У меня две пустующих спальни. — Мне будет неудобно, — попробовала возразить Кагами. — Большинство нападений на женщин вот так и происходят! — запальчиво ответила Маринетт. — Я не могу позволить себе отправить тебя на произвол судьбы. — Ну, в отличии от многих девушек, я умею постоять за себя, — заявила Кагами. — Алкоголь не друг в таких делах, — парировала Маринетт. — Хорошо. Сдаюсь. Маринетт рассмеялась, и Цуруги заметила, что та уже явно захмелела. «Что ж, ничего удивительного», — с некоторой печалью подумала она, разглядывая острые скулы Дюпен-Чен и претенцезионно выпирающие ключицы. — Маринетт, ты очень храбрая, — вдруг заявила Кагами, ужаснувшись тому, как странно это звучало. «Я ведь не пытаюсь подкатить к ней, верно?» Маринетт внезапно помрачнела, опустив взгляд. — Я совсем не храбрая, Кагами… Кто угодно, но не я. Её голос звучал столь надломлено и беспомощно, что у Цуруги не осталось иного выбора, кроме как подняться и подойти к ней. Она опустилась рядом и взяла её бледную, тонкую ладонь в свою. — Ты пережила это, Маринетт, и это главное. Не то, как ты себя вела в той ситуации и что чувствовала… Потому что сейчас ты здесь, ты не сдалась. — А у меня был выбор? — прошептала Маринетт, глянув на Кагами из-под полуопущенных ресниц. — Я восхищаюсь тобой, Кагами. Скажи, почему ты решила. Спасти меня? — Потому что никто не заслуживает подобной участи, — Цуруги сломалась под искренним, чистым взглядом Дюпен-Чен. Она сжала её ладонь, прочувствовав, кажется, каждую косточку, и тут же отстранилась. — Давай больше не будем об этом, — сказала Кагами, заполучив в ответ слабую, но тёплую улыбку. * Хлоя видела десятый сон, когда какой-то недоумок решил ей позвонить. Телефон противно жужжал, скользя по гладкой поверхности ночного столика. Буржуа, не открывая глаз, нашарила его, не глядя разблокировала и поднесла куда-то к носу. — Да? — Ты готова выслушать отчёт, следователь Буржуа? — Ты сдурел? Сейчас… Три часа ночи, чтоб тебя. Хлоя всё же сместила телефон к уху и села в постели, зажигая ночник и недовольно потирая глаза. — Я поговорил почти со всеми. Одна девушка находится на гастролях, другая не так давно умерла, несчастный случай, а ещё одна, в общем, она в исправительной колонии. — Ты ждёшь апплодисментов или чего? — проворчала Буржуа. — Я хочу сказать, что узнал интересную вещь от одной из девушек. Голос Куффена то и дело обволакивал шум ветра: он явно шёл где-то по улице. — Надеюсь, как перестать быть таким тупым? — Нет, я серьёзно, Буржуа, — голос Луки казался взбудораженным. — У Натаниэля не было причин возвращаться зимой в Бургундию. Помнишь, родственники тоже удивились? — Не понимаю, к чему ты клонишь, — Хлоя зевнула. — Убийца и похититель разные люди. — Погоди, постой, что? — Аврора Бореаль близко дружила с убитым, — отрывисто продолжил Куффен. — Она знала, что он влюблён в Маринетт. И она знала, что он собирался помочь Барбо с организацией выставки… За день до его смерти Аврора встретила его на улице, у него в руках была, как она выразилась, большая, чёрная папка, понимаешь? — Портрет, — догадалась Хлоя, сон с которой как рукой сняло. — Продолжай. — Как хороший друг, Аврора заметила, что Натаниэль взвинчен, взволнован, она спросила, куда он направляется и была удивлена его ответом. — У Куртцберга был враг, скорее всего, завистник, — предположила Хлоя, принявшись вышагивать по комнате, замотанная в одну лишь простыню на голое тело. — Но в таком случае очень странно, что Маринетт осталась жива, хотя… Тут что-то не сходится. Зачем нужно было увозить Дюпен-Чен так далеко? — Это удобно. Вокруг ни души, полная глушь, — напомнил Куффен. — Это должно было стать двойным убийством. Точно! Хлоя замерла, дойдя до своих печальных, незашторенных окон (в последнем была виновата Люси). — Но что-то у двоих преступников не заладилось, — продолжил Лука. — И тогда план поменялся. Маринетт было решено оставить в живых, — закончила Хлоя, наблюдая за машинами, проносящимися туда-сюда. — Здесь что-то не сходится, — посетовал Куффен. Хлоя приложилась лбом о стекло, молча соглашаясь: уличная жизнь текла своим чередом, дома и деревья были погружены в светло-синий туман. Редкие прохожие быстрым шагом пересекали улицу, только один так и застыл посреди, словно находясь в тяжёлых раздумьях… Неожиданная догадка заставила Буржуа прерывисто выдохнуть, отчего одинокий силуэт прохожего заволокло дымкой запотевшего разом стекла. — Куффен, чёрт тебя возьми, ты что тут делаешь? — почему-то зашептала Буржуа. — Или это не ты? — Ты о чём? — несколько растерянно поинтересовался Лука. — Ты стоишь посреди улицы, как полный придурок или?.. Ещё никогда в жизни Хлоя не чувствовала себя настолько по-дурацки. — Как ты? Откуда ты знаешь? — изумился Куффен. И фигурка в окне сделала несколько шагов вперёд и прислонилась к ограде. Хлоя хихикнула, совсем не солидно и по-девичьи, будто и не она только что участвовала в обсуждении расследования. — Я понятия не имею, где нахожусь, а ты? Я думал, что ты спишь у себя дома, а не бродишь чёрт знает где. — Дурак, — зашипела Буржуа, легонько ударяясь лбом о стекло. — Это не я брожу чёрт знает где, а ты стоишь напротив моего дома. Неужели не узнаёшь улицу? Хлоя не отрываясь глядела, как силуэт несколько раз повернул головой, явно осматриваясь. — Действительно, — задумчиво произнёс Куффен. — Ну, не буду тебе мешать, я… — Подожди, посмотри наверх, я всё ещё сомневаюсь, что это ты, — попросила зачем-то Буржуа, словно в этом заключалась некая простая, но жизненно важная необходимость. — О, вижу, — протянул Лука, чуть удивлённый подобным совпадением. — Ты похожа на призрака в балахоне, я тебя вижу, — фигура на улице приветственно помахала рукой. Без задней мысли, Хлоя подняла свободную руку и проделала тоже самое в ответ. Простыня соскользнула с её плеч и плавным каскадом, как покрывало с греческой статуи, упала к её ногам.