TH-V&DES

В своей жизни человек переживает различные ситуации и жизненные периоды, в числе которых как положительные и приятные события, так и времена трудных испытаний. Сложность жизненных этапов определяется индивидуальным опытом. А многие жизненные ситуации могут переживаться как проблемные. У каждого человека будет свой уникальный способ преодоления трудных жизненных ситуаций. Часто способ преодоления будет зависеть от проблемы. Но это — совсем другой разговор. Эти парни друг за друга горой стоят. Пушка за пушку, глаз в глаз, и плевать на проблемы, которые приходится проглатывать сквозь нежелание — выбора не было. Коридор, освещенный всего двумя лампами с золотистым отливом, погасают, погружая комнату в пустую мглу. Парни удивленно охают от такого теплого принятия «в гости» и осматриваются. Все живы, целы, но предохраняются, схватившись за ружье. Грядет что-то страшное, хотя… Если подумать — оно уже случилось: их друг в опасности, и каждая секунда на счету, но, кажется, Намджун их только и ждет. Чонгук бы рассказал, сколько потрясений за этот день у него произошло — только вот сейчас невовремя об этом задумываться. У него каждая волосинка на руке стоит колом. Раньше, когда он жил с отцом, такого никогда не происходило. Были те, кто пытался покушаться на жизнь, но охранники часто с ними расправлялись — с теми отморозками, возвышавших себя на пьедестал. Чон не ставил это в счет. Когда Чонгук почувствовал страх, грядущий за собой смерть, жизнь перед глазами пробежалась гнусными воспоминаниями; лучше уж умереть, чем жить той жизнью снова. Он хочет создать новый лист и нарисовать хорошую историю своей жизни, но догадывается, что с Тэхеном этого не случится — он бандит, убивает людей и на этом выживает, когда трупы у ног в числах только увеличиваются. Его можно понять: он вертится как уж на сковородке. Здесь каждого можно понять: все пытаются играть с жизнью один на один, но иногда она выигрывает и дает жесткую пощечину реальности. Жизни никогда не было равных. Чонгук противостоял своей судьбе. Он слишком молод для того, что его окружало: непонимание отца, мать, что скончалась от рака, а затем и смерть еще одного человека. Смерть бати — не такая скользкая тема, о которой стоит умолчать. Он может говорить об этом спокойно, без застывшей слезинки в глазу, но касаясь мамы — дышать тяжело. Он почти не помнит ее, только локоны каштановые да парфюм тех годов, который чувствуется до сих пор где-то в воздухе. Настолько сложнейшие испытания от жизни очень тяжко проходить одному. Проигрываешь — пытаешься заново, а иногда просто закидываешь эту идею куда подальше. Это вечная кассета, и в чем ее смысл — понять далеко не каждому. — Всем быть начеку, — шепчет Тэхен, толкая дверь в очередную комнату. Особняк огромен. Удивительно, что это лишь десятая по счету дверь, где и находился запуганный, ревущий Сокджин, а не двадцатая. — Будьте настороже. Я освобожу его и уйдем отсюда. — Ну че так не везет-то? Я хотел этому ублюдку в лоб пару свинцовых пустить, — вздыхает Юнги, прижимаясь спиной к деревянной двери. В своей манере упирается в нее стопой, слегка задрав голову. Сокджин заерзал на стуле. По красноватым щекам текут слезы, а глаза в страхе смотрят то на Тэхена, то на компанию, отрицательно качая головой и хмуря брови. Он мычит в тряпку во рту, зажав ее между зубов, хрипло шепча что-то про Намджуна. Но Тэхен, непонимающе уставившись на него, начал разрезать веревки. Комната наполнена темнотой и неизвестностью. Ким думает, что слишком уж просто им далось заполучить Сокджина обратно: обычно Намджун по-другому играет. Он не расслабляется, потому что предчувствие тоже подсказывает, что стоит быть осторожным, чем голым и беспомощным перед внезапными поворотами жизни. Толстая веревка быстро разрезается Тэхеном, и Сокджин развязывает тряпку на затылке, дрожащими руками потирая опухшее лицо от слез. Когда это прекратится? Когда он сможет спать спокойно, без мысли, что рано или поздно Намджун его снова навестит? Джин хочет забыться, уйти отсюда поскорее. Его пересохшие губы шепчут только «спасибо». Осипший голос не в силах сказать что-то еще — Сокджин достаточно натерпелся и не прочь просто уйти, без этой кровожадной войны, которая обязательно последует. Намджун появляется в темноте комнаты почти незаметно — половина ребят по началу даже его не замечает. Он — как бог, спустившийся с небес, чтобы накарать непослушных. Тэхен мигом реагирует: курок пальцем дернул, встал в позу, готовую к противостоянию, а дуло пистолета твердо упирается в намджунов силуэт, что доверху полон уверенности. — Стоило догадаться, — хмыкает Юнги. Звук последних пуль, выпавших из открытого магазина на пол, разносится гулким звуком. В этой неизвестности никто не смеет дышать. Горло распирает, руки трясутся — предугадать, что будет дальше, сложно. Мин быстро расправляется и погружает уже полный магазин обратно внутрь. Дуло в мгновение ока направляется в сторону мужской фигуры. Парни в этой комнате, — все до единого — на кон поставили все, чтобы значить в непредсказуемой пластинке жизни хоть какую-то роль. Даже самую незначительную. Они отдают слишком много, но им мало дают в ответ; предательство босса — еще одна граната, подкинутая тайком, которая разрывает внутренности. От этого больно, душа мечется, не находя успокоения в мелочах, но понять по лицам сложно — тут каждый умеет надевать маску и играть неведанного, когда необходимо. Это — настоящие бандиты. Это — парни, которые убьют друг за друга, а Намджун допустил большой изъян, когда ступил на их путь. Им шеи ботинком не передавишь — кто-то нападет со спины и без особых усилий всадит нож в спину. Возиться с ними опасно, но Намджун не понял это до сих пор. А зря. — Спокойнее, друзья, — сдается Намджун в жесте поднятых рук. Они пустые, но где-то под рукавом пиджака все равно кроется козырь — все это понимают, не расслабляются и остаются начеку. Намджуну никогда нельзя было доверять, и Тэхен, к сожалению, понял это слишком поздно. Человек, которого волнует больше собственное превосходство, чем окружающие родные люди — уже обречен на провал. Намджун — один из тех людей, кто не ценит то, что имеет под рукой, но очень хорошо играет на чувствах остальных; в этом ему уж точно нет равных. Ким может тоже слишком рано ступил на порог необходимого, когда жизнь начала крутить нереальные обороты, словно он на американских гонках, но… Будучи подростком, Вик был слишком смазлив — тут это не отрицает, хотя от самого себя же противно. И в первую очередь авторитетом для бедного подростка, не знающего, что ему делать по жизни, стал тогда «воинственный» Намджун, который прямо сейчас смотрит на него горящими огоньками в глазах, пока это отвратительное чувство предательства неизбежно выжигает в Тэхене дыру. Этому человеку он доверял как никому больше, но, доверяясь, можно в неожиданный момент обжечься — в этом есть вина не только Виктора. Это — принцип жизни, по которому приходится играть каждому пятому. А может и третьему. Он, Вик, рос у Намджуна на глазах как собственное созданное произведение. Намджун вложил в него много всего: равнодушие, отвагу, коварство, но, самое главное, злопамятность. Ранили нашего? Убей. Кто-то угрожал тебе? Убей. Убили кого-то из группировки? Убей, убей, убей. Это слово уже нестерпимо больно давит на тэхенов мозг. Это его предназначение: убивать, но он… Устал? Он знает, что состоит из самотерзания и горечи чужих ему людей, но Намджун научил надевать маску; ту самую, о которой никто не сможет догадаться. Которая никогда не должна треснуть. Это та сила, что никому не подвластна — только ему самому. Но Тэхен не снимал ее с тех пор, как надел, а сделал он это еще в подростковом возрасте. Даже благодарить Намджуна нет смысла — Тэхен просто лишился чувств. Он стал бесчуственной куклой этого человека, чтобы тот им управлял за ниточки. Его не задевало каждое новое павшее замертво тело. Но сегодня маска треснула. На пластике равнодушия красуется пара трещин. Чонгук как-то странно влияет на его жизнь, и Тэхен не подберет подходящий научный термин к тому, что чувствует. Глазки этой мелкой пакости, наверное, причина чувствовать, но… Чон хоть понимает, что сам подписал контракт на неизбежное сумасшествие, когда ступил на порог тэхеновой квартиры? Правда только в том, что в представлении «неизбежного сумасшествия», парень видит другое — это отец, который постоянно искал в нем изъяны, будучи живым. Но он действительно не знает, что это на самом деле такое. И пусть не знает — принцессы не должны проходить через черные полосы жизни. Воспоминания горьким комом встают поперек горла. Тэхен впервые чувствует что-то кроме равнодушия. Сравнить предателя не с кем и не с чем. Тэ думает, что даже тифозную вошь сравнение с предателем оскорбило бы. Умение пользоваться людьми у Намджуна потрясающее, не говоря уже только о Тэхене; в этой комнате все пострадали от его «песни». Долгое время Джин не мог отойти от расставания. Он уже и не вспомнит, какая была у них первая встреча, да и не хочет. В голове такое гадко воспроизводить, а говорить вслух — порочно. Сокджин любил Намджуна — до беспамятства. Обожал его широкие плечи, ноги, губы, ум, характер — это обернулось ему боком, а он этого только и ждал; с боссом опасной бандитской группировки не может быть иначе. Иногда предаешься любви, а любовь предает тебя. И ведь не прогадала, чертовка. По самому больному ударила, да с такой силой, что мир Сокджина пошатнулся, выбив почву из-под ног. Он не ждал бытовой жизни вместе с Намджуном. И сам ведь добровольно пошел на эту битву: только успешно проиграл, погрязнув в чужой крови, лжи и неисполненных обещаниях. Сокджин задыхался от Намджуна и его хладнокровных поступков, потому и ушел. Он не жалеет. — Ты знаешь, я не сжалюсь, — тэхенова выставленная рука плотно сжимается на стали. Указательный палец чуть нажимает на спусковой крючок, но Намджун слишком спокоен для того, кто находится под прицелом. Хосок нервно покусывает губу. Острое лезвие Намджуна также задело душу парня, заставив истекать кровью и кричать, что есть сил. Чон долго находился в бандитской группировке «Nemesis» и ходил с Намджуном наравне — он практически его правая рука. Был ею, пока Намджун не воздвиг собственные желания выше остальных. Хосок не терпит такое и, не моргая, пристреливает без оправданий; ложь — порок, а он любитель чистоты души. Чонгук вжимается в Сокджина, ища в нем поддержку и спокойствие, хотя тот сам чуть с ума не сходит. Мелкий понимает его, но все равно — страх заставляет неметь конечности, и Сокджин за плечи прижимает младшего к себе. Ему самому трудно дышать в этой комнате, когда все стволы направлены на одну огромную проблему — на его бывшего. Он не в праве критиковать его поступки, но, касаясь правил бандитов, за предательство всегда летит пуля в лоб. И это неизбежно. Последнее, что действительно выбивает почву из-под ног абсолютно всех — это направленный на Сокджина намджуновский ствол огнестрельного оружия. — Подойдешь еще ближе — я выстрелю, — Намджун кивает подбородком на побледневшего Сокджина, и теперь пришел его черед вжиматься в Чонгука, а не наоборот. Умирать он не хочет. А от руки своего бывшего — тем более. Все застыли в ожидании неизбежного. Но Юнги даже бровью не повел; он знает эти угрозы, которые за собой ничего не несут. Лишь мера предосторожности — все так делают, даже он сам иногда, когда попадает в какие-то неприятные ситуации. Это был один из способов отнять у противника время, готовя что-то вкусное напоследок. Намджун хитер. Он тут каждого таким же сделал, но, к счастью, они не стали его точной копией. Тэхен усмехнулся. Звук прошелся по темной комнате эхом, заставляя Чонгука покрыться мурашками. Даже в его черных глазах видно эту насмешку над тем, кого он считал своим союзником. Настольная лампа задрожала, загораясь и раздавая тусклый свет — на неё не обратили никакого внимания. Чимин тяжело выдохнул. Он не был готов ко вражде своих эталонов. Пак не помнит, как попал сюда, не помнит, как согласился — память стирается, оставляя бледный осадок в голове. С его болезнью это совсем неудивительно, но в руках — дрожь, и они хватаются за воздух. Дыхание замедляется, но новый выдох слишком нервный. Нельзя показывать, как он волнуется, нельзя, нельзя, не… Поддержка приходит сразу. Джин берет того под руку и понимающе кивает. Чимин, смаргивая прозрачную слезу, поджал губы и вцепился в ладонь короткими ноготками. Сокджин действительно слишком много знает о нем. — Ты такой смешной, Джун, — в голосе слышится яд, перемешанный со злостью — самое красочное сочетание. Тэхен со стороны походит на самого настоящего маньяка, отчего Чонгуку становится не по себе. Он больше привык видеть его спокойным, хоть и пускающим не хилые подколы в его сторону, но не таким. Не таким злым, что венка на шее пульсирует. — Думаешь, я тупой? Намджун сглотнул, но в лице остался неизменным. Все та же непокорность, которая бесит, но Тэхен обязательно выпотрошит из него все дерьмо. — Ты ведь его и мизинцем не тронешь, — уверенности ему не занимать. — И все мы знаем почему, — подключился к разговору Чимин, назло сжав сокджинову руку крепче. Так, чтобы Намджун это увидел. Ким на пару секунд задумался, всматриваясь в объект своей любви. Он действительно не может тронуть это чудо, которое смотрит на него такими глазами; может запугать — в его стиле, но… Убить свою любовь — у него рука не повернется. Он потер вспотевший лоб. — Хорошо, — тихо вздохнул Намджун, пожав плечами. Направленный пистолет переключает внимание всех до единого на другого человека. — Тогда я убью его, — Ким помахал дулом пистолета перед Чонгуком. Тот издал тихий писк, зажимая ладонью рот. Он трясется как осиновый лист на ветру, вжимаясь в стену, будто бы желая через нее пройти и исчезнуть. — Только посмей, урод, — шипит Юнги, а у самого голос дрожит. Чон совсем недавно влился в их компанию и так быстро терять его никому из здешних не хотелось: молодой еще, не поживший толком, а потому для него защита была важна в первую очередь. Если они его потеряют, то никто себе этого никогда не простит. На новичков часто не обращают внимания, но Чонгук — другое дело. Его привел их друг и попросил принять. Поэтому он действительно значит огромную роль в их компании. Противная усмешка Намджуна — и щелчок крючка уже врезался в уши. В комнате дышать стало нечем абсолютно всем. Тэхен так и не делает ни одного вздоха, пока бежит в сторону Намджуна. Чонгук, приоткрывший рот, удивленно уставился напротив и, кажется, прямо сейчас тут и умрет. Так рано, не успев ничего сделать в своей жизни. Вот он. Еще чуть-чуть. Пожалуйста. Крепкая тэхенова ладонь резко толкнула Намджуна в плечо. Отдача оружия бьет по руке, и она промазывает от неожиданного толчка. Пуля рассекает кожаный покров, и чонгукову ногу пронзает дикая нещадная боль. Он хрипло кричит, падая на холодный пол, пока Сокджин падает перед ним на колени, тихо тшикает, стараясь таким образом успокоить и Чонгука, и себя. Говорит потерпеть, но боль такая сильная, что ни с чем несравнима; дрожащими руками пытается прижать рану, но они лишь окрашиваются в красный цвет крови. Джин яростно сдергивает с себя пиджак, откидывая его на пол, и отрывает от рубашки кусок ткани, обматывая чонгуково бедро, пережав его, чтобы хоть как-то остановить кровотечение. — Твою мать! — Юнги и Хосок реагируют не сразу, но подбегают к раненому Чонгуку, падая к тому на колени. У Тэхена в ярости кулак гораздо сильнее. Он проходится по намджуновой челюсти пару раз, прежде чем тот пошатывается и сплевывает кровь. Она капает на пол с разорванной губы и сломанного носа. — Не ссы, мелкий, сейчас придумаем что-нибудь, — Юнги покусывает губу, зажав рану ладонью, чтобы кровь перестала идти. Если честно, он ни разу не читал как правильно оказывать помощь при огнестрельном, и сам же себя карает за это. — Ты, главное, не подыхай. Дырочка от огнестрельного орудия имеет вид конуса, неровные края, с короткими радиальными разрывами поверхностных слоев кожи, не выходящими за пределы пояска осаднения, окружающего дефект. Вид не для слабонервных, у Сокджина перед глазами начинает плыть от многочисленной крови, которая уже медленно стекает с ноги на пол. — Юнги! — шумно и недовольно выдыхает Хосок, поглаживая чужие каштановые пряди волос. Чонгук тихо мычит сквозь поджатые губы, морща лицо от боли, что растекается от ноги по всему телу. Чонгуково лицо вспотело, венки вздулись на висках, и ему очень, очень больно. Он не фокусирующимся взглядом всматривается в драку Тэхена и Намджуна, хрипло что-то шепчет. Тэхен, Тэхен, Тэхен. Гук зовет его, но он так далеко... Чонгук зовет, продолжает, но его никто не слышит. Виктор в то же время близко, но на расстоянии вытянутой руки, и все равно за него ухватиться почти невозможно — Чон так слаб, так невозможен. На глазах слезы появляются и стекают по бледным, как снег, щекам. Голова наливается свинцом. Кожа приобретает оттенок мрамора, кровь льется даже несмотря на то, что бедро плотно перевязано тканью. Тэхен, посмотри же на меня. — Мелкий, блять! — кричит Юнги, когда Чон заметно начал прикрывать глаза, теряя сознание. Хлопает Чонгука по щекам с двойной силой: на них появляются яркие красные следы; чонгукова голова лишь расслабленно пошатнулась, опадая на хосоковы колени. — Блять, блять, блять, — шепчет Хосок, бегая взглядом, в надежде пытаясь найти хоть что-то, что сможет помочь. Он слегка дергает голову Чонгука, пытаясь привести того в состояние, но тело поддается на любой контакт безжизненно. — Он?.. — у Сокджина в горле ком, вытаращенные глаза. Он не может больше что-то сказать — что-то ему не позволяет. Ответ, витающий в воздухе, остался неотвеченным. Намджун хватает Тэхена за заднюю часть шеи и с силой бьет коленом сначала в живот, а потом, когда тот загибается, заряжает им же в лицо. От хруста хрящика носа Чимин аж вздрогнул. Юнги лихорадочно пытается понять, есть пульс или нет, но ничего не чувствует. Ничего не слышит, в ушах звонкий писк, сопровождаемый шумом. Он трогает чонгукову грудь, пытаясь нащупать сердцебиение, но бесполезно. Чимин сначала не решается. Думает, стоит ли влезать, но больше не может на это смотреть — ему самому плохо от всего увиденного за этот вечер. Чонгук не должен был ехать сюда. Пак был против, когда увидел его в тэхеновой ниссан гтр. Говорил, что это слишком опасно, и что он совсем не приучен к перестрелкам. Изначально судьба оказывала им огромную поддержку, а сейчас. Пак поджимает пухлые губы, крепко зажимает пустую бутылку за горлышко, стараясь сдержать слезы. Подходит со спины почти незаметно, и в мгновение ока об затылок Джуна бьется стеклянный предмет, разлетаясь на пол по маленьким кусочкам. Намджун тяжело вздыхает и падает на пол обмякшим телом. По его затылку начинает недурно стекать кровь. — Пусть поспит, — Чимин поворачивает голову к запыхавшемуся после драки Тэхену. Тот лишь благодарно кивает, а затем взгляд чернеющих, бешеных глаз падает на парней. Он лихорадочно подбегает к толкучке и ненавистно отдергивает Юнги, который падает задницей на прохладный пол, оставляя на нем кровавые следы. Он сидит так, не сдвигаясь, выставляя перед собой собственные ладони в чонгуковой крови. Тэхен спохватывается осматривать Чонгука, приставляет пальцы к запястью, ища чужой пульс. Все его тело входит в тремор, на лице — потерянный взгляд и поджатые губы, пытающиеся скрыть реальную боль. Пусть будет. Пусть… Он не понимает, почему это чувство безысходности и непринятия называют разбитым сердцем. Такое чувство, что и все кости сломаны тоже.