🧨
Чонгук дышит равномерно, грудь мерно вздымается и опускается. Он не в сознании, но личико морщит от пинцета, достающего пулю из дырочки с неровными краями, все еще сочащуюся капельками крови. Остальная запеклась и размазалась по всему бедру. — Засела далеко, — хмыкает друг Хосока, внимательно рассматривая рану от огнестрельного. — Но не страшно. Сейчас зашью, и паренек вновь встанет на ноги, — доктор медленно зашивает разорвавшуюся от глубокого проникновения пули кожу. — Конечно, не сразу. Хромать будет, но со временем пройдет. Хосок кивает на каждое слово, в своей манере поджимая губы и складывая руки на груди. Его плечи обтягивает серая кофта, а сам он нещадно вгрызается в нижнюю губу. Парни решают перекурить этот сложный день, чтобы забыться на долю секунды. Стоят на кухне возле окна, один Юнги сидит на высоком стуле, даже не доставая ступнями до пола. В другой ситуации Хосок бы посмеялся над его ростом, но не в этот раз точно. Переживания пожирают его тело по кускам. Он очень виноват перед Чонгуком: как хен, как друг. Не уследили, но могли. Чонгук был на волосок от смерти, и это осознание пугает абсолютно всех. — Я не буду говорить «я же говорил», — подает голос Чимин, всматриваясь в окно, а за ним — бесконечная ночь, что несет за собой миллионы звезд. — Мы действительно не обезопасили его полностью. — Никто из нас и не ждал, что Чонгук попадет под зарез, — тихо хмыкает Юнги, потирая лоб. Виски нещадно болят. Сложно принять за один вечер все случившееся за раз. — Если бы не Тэ, то Чонгук бы… — Хосок не осмеливается продолжать, замечая серьезный тэхенов взгляд на себе. Пожевывает губу и сминает в пальцах сигарету, вновь ей затягиваясь. Табак ненадолго помогает расслабиться. Сокджин всматривается в никуда. Чимин треплет его по макушке, шепча, чтобы он не винил себя. Но он винит — ведь это они из-за него туда пришли. — Успокойтесь, — недовольный тембр голоса Юнги заставляет Хосока и Чимина вздрогнуть. Остальные лишь подняли на парня молчаливый взгляд, наполненный донельзя сожалением и горечью. — Он жив. Это — самое главное. Очухается — каждый извинится перед ним лично. Но не думаю, что Чонгук действительно об этом жалеет, — холодные глаза посмотрели сначала на задумавшегося Тэхена, а затем на Сокджина. — А ты — не смей себя винить. Друг за друга убьет. Это нас всех и связывает — наша преданность. Сокджин тяжело вздохнул, жмурясь и потирая лицо ладонями. Голос Юнги приводит его в чувство. Мин как никто другой вдалбливает им необходимое. Нельзя волноваться — Чонгук расстроится. Позже Сокджин говорит, что спать хочет, и уходит в хосокову комнату для гостей. Все внимательно вслушиваются в слова Юнги. Он говорит умные вещи — тут и не поспоришь. Никто и не сомневается, что тому не все равно; просто он уже обошел стресс стороной и теперь непоколебим, как и всегда. — Ты прав, — Вик хмурится, выкидывая бычок через балкон. Тэ едва справляется с тем, чтобы перестать себя винить в этой ситуации. Он не уследил за Чонгуком. В следующий раз Виктор ни за что его не допустит до перестрелки. Действия Намджуна всегда было сложно предугадать наперед, но в этот раз все было настолько непредсказуемо, что единственное, что Тэхен мог, так это наблюдать, разинув рот. У его личной боли — чонгуковы глаза.🧨
Чонгук тихо дышит. Его «щенячье» сопение ласкает слух Тэхена. Это действительно кажется милым. На часах около трех часов ночи, но Тэ не может оставить Чона одного. Совесть не позволит, и самому не хочется. Вик на миг лишь хочет засмотреться на чонгуково лицо, анализируя каждую деталь: губы розовые как малина, слегка приоткрыты и вдыхают воздух; дрожащие ресницы во сне, брови слегка нахмурены. Тэхен не собирается будить щеночка. Он хочет наблюдать, наблюдать и наблюдать, пока глаза не отсохнут и слезы не потекут. Чонгук морщит во сне нос, шепча что-то едва разборчивое; тело его неконтролируемо задрожало, чонгуково лицо исказилось в гримасе страха. Осипший голос снова зовет Тэхена, и в этот раз он действительно рядом, чтобы унять дрожь. Чтобы успокоить. Виктор аккуратно забирается в кровать, вжимаясь телом в Чонгука. Чон тихо шмыгает и тянется к парню руками, утыкаясь носом в чужую потрёпанную черную футболку. Запах Тэхена успокаивает его, отчего тремор в теле по-медленному унимается. Тэхеновы пальцы исследуют чонгуково раненое бедро, спускаясь к бинту — застывают в воздухе, не решаясь прикоснуться. Он, Вик, не желает делать больно, но прикоснуться хочется. Очень сильно хочется. Чонгук жмется к нему, цепляясь мелкими ноготками в заднюю часть шеи, а Тэхен в тишине комнаты усмехается, по-доброму смотря на спящего. Чон как маленький щеночек, который требует от хозяина много тепла и внимания. Широкая тэхенова рука скользит по чужой талии и он ловит себя на том, что у Чонгука — привлекательное тело: миниатюрное, худое, такое, какое нравится Виктору, подходя под все параметры. Он так и блуждает пальцами по чужому боку, пока в итоге не засыпает в обнимку с Чонгуком.🧨
Наутро голова Чонгука трещит по швам. В ноге раздается отголосок противной боли, и та мерзавка разливается по всему телу, приводя его в чувство. Он морщит нос, слегка приподнимаясь на локтях и рассматривая комнату. Хосокова спальня, думает про себя. Чон поворачивает голову в сторону, находя спящего Тэхена под боком. Его рука лежит у Чонгука на талии и он не убирает ее с недовольными высказываниями — Чону приятно даже такое незначительное прикосновение. Боль, раздавшаяся в ноге выстрелом, вновь привлекает чонгуково внимание. Его нисколько не пугает, что он попал под обстрел, но сознание помнит прикосновения Тэ в тот момент, и от этого становится не по себе. Остальную часть он и вовсе не помнит; как оказался в квартире Хосока — тем более. Тихо мыча, Чон начал ерзать на кровати. Он ненавидел боль в коленях, и каждый раз проклинал всех, когда она происходила, но эта — от огнестрельного — в разы хуже. Он не может найти себе места, потому что как не ляг — болит все равно. Тэхен сонно зевает, слегка приоткрытыми глазами рассматривая мечущегося по кровати парня. — Сильно болит? — спрашивает Тэ обеспокоенно, приподнявшись на локте. Чонгук пару раз кивает на вопрос, поджимая губы от жгучей боли в бедре. Вик встает с кровати и достает аптечку из шкафчика, ища обезболивающее. Находит, приносит стакан с водой и протягивает Чонгуку, подсев на кровати к нему на коленях. — Выпей, — требующе просит Тэхен, через силу смотря на страдания парня. Чонгук берет таблетку из ладони, закидывая на язык, и выпивает всю воду из стакана. В горле нещадно пересохло. Он с благодарностью смотрит на Тэхена, а после поворачивается на бок. Вик ложится рядом, вгрызаясь в нижнюю губу зубами. Рассматривает потолок, будто бы находя там что-то интересное, а сам задумывается: как бы извиниться перед Чонгуком, какие слова подобрать, но в голову ничего не приходит. — Позавчерашней ночью ты правда трахнул меня? — спрашивает Чон осторожно, уложив ладонь на широкую тэхенову грудь. Тэ успел соскучиться по этому бархатному голосу. Вик удивленно смотрит на мелкого и усмехается, расплываясь в нежной квадратной улыбке. — Ты меня поражаешь, принцесса, — Тэхен поворачивается к Чонгуку, ожидающего вполне серьезный ответ на его вопрос. — Нет, у нас ничего не было. Ночью тебе стало жарко. Я, конечно останавливал, но… — тот поиграл бровями. — Я понял, не продолжай, — Чон хрипло кряхтит, потирая лицо. — Ты хренов приколист, Тэхен тире Виктор. — Это что, мое новое прозвище? — он не сдерживает насмешку над Чонгуком, счастливо улыбаясь. Тэ слегка приблизился лицом к Чону, отчего тот вздрогнул от такой близости. — А если серьезно: какого хуя тебя только это волнует, придурок? Мы с парнями из-за тебя чуть не полысели, а ты переживаешь — был у нас секс или нет? Чонгук задумчиво жует губу, кидая взгляды то на окно, то на потолок, лишь бы не смотреть в тэхеновы глаза, под напором которых ему совсем чуть-чуть (на самом деле очень) неуютно. Но он осмеливается и все-таки твердо смотрит в ответ. Тэхен лишь коротко улыбается этому действию в мыслях. — Вы словили Намджуна? Как себя Джин чувствует? — Чонгук красиво ускользает от темы. Вик это приметил, но ничего не сказал, отстраняясь на более безопасное расстояние для обоих, вновь кидая взгляд в потолок. — Не, — Тэхен слегка морщит лицо, дергая бровью. — У меня на этого ублюдка великие планы. По одному ногтю буду вырывать с мясом, — он усмехается на сморщенное от омерзения лицо Чонгука. — А Джин спит в гостиной. Пришлось его выгнать. Тебе нужен хороший отдых, а он и жесткий диван потерпит. — В твоих словах не слышу шутки, — подмечает Чон осторожно. Представление о том, что Тэхен действительно собирается вырвать Намджуну все ногти, кидает его в дрожь. Слишком уж он нежный для такого зрелища. — Я и не шутил, — Вик пожимает плечами. — Я ему глаза вырву за то, что перешел нам дорогу. Тэ умалчивает о том, как парни переживали за Сокджина и Чонгука. — Так где он? — У Хосока в подвале, прикинь, — Тэхен дергает бровями, вновь поворачивая голову к удивленному Чонгуку. Усмехается этой эмоции и отворачивается. — Чай хочешь? — Кофе, — умоляюще тянет Чон, зажмурив глаза. — Ты его не любишь, — непринужденно напоминает Вик, изумленный этой просьбе. — Язык не отсохнет, мелкий? — У меня сейчас бошка пиздец болит, так что плевать, — хмыкает Чон, слегка присев на кровати, пытаясь угомонить звенящую боль в голове. Тэхен кивает, встает с кровати и поднимает Чонгука на руки одним движением. У Чона аж перед глазами на мгновенье побелело. — Ты что делаешь? — хрипит Чонгук, дав несильный подзатыльник парню, несущего его на кухню. — Отпусти! — Врач сказал, что тебе противопоказано ходить какое-то время, — объясняет Тэхен, довольно хмыкая от реакции Чонгука. — Я носить завтрак в постель не нанимался. Из меня хуевый романтик. — Я заметил, — наигранно обидчиво отвечает Чон, но обвивает рукой крепкую шею Вика. Прижимается посильнее, будто боясь, что тот его уронит, хотя такое невозможно — Тэ силен, и вес Чонгука для него, как пушинка.🧨
Чимин закрывает за собой дверь в свою квартиру и безжизненно падает на кровать. После случившегося трудно переварить все сразу. По телу идет дрожь. К дополнению болезнь на стресс сразу же клюет как рыба на удочку. Чиминово тело дрожит, отдаваясь в пальцах колющим, неприятным чувством. Он давно сидит на препаратах, чтобы подавить внезапные приступы его болезни, и они действительно помогают. Иногда. Он привык к апатии, которая разливается по его телу свинцом, к внезапному счастью, которое рвет его на сумасшедшие поступки — болезнь была врожденной и, к несчастью, она просто неизлечима. Она стала неотъемлемой частью его жизни. С другой болезнью, наверное, Пак мог бы подождать какое-то время. Время ведь лечит, а дорогие препараты тоже оказывают организму услугу, но с шизофреническим расстройством личности такое не прокатит. Для начала стоит сделать небольшое отступление. Поскольку речь пойдет о самоанализе — все будет предвзято. Чимин — не врач. Не все вещи воспринимаются им адекватно и попытка описать свое состояние может не совсем соответствовать тому, что будет видеть врач или еще хуже — психолог. Иногда у него бывают галлюцинации — побочное от таблеток, которыми Пак давится вместо завтрака, обеда и ужина, а иногда и болезнь играет с ним противную шутку. Панические атаки, которые он переживает ближе к вечеру, поедают его мозги, дергая за нервные окончания. Неизвестные силуэты пугают его по большей части во всей этой шарманке вечных истязаний чиминова больного разума. Единственное, за что он ненавидит свою мать, так это за расстройство личности, которое она ему передала по генам. Такое не пожелаешь даже заклятому врагу. Прилив агрессии поступает к мозгу громким сигналом. В ушах начинает звенеть и Чимин думает, что в средневековье этот звук был бы отличной пыткой, потому что терпеть его невозможно. Но Пак настолько привык к своим галлюцинациям, что общается с ними на «ты» и пожимает личному дьяволу руку. В конце концов, его судьба неизбежна — Чимин останется в этом огромном мире человеком, страдающим от собственных демонов в голове. Воспоминания достигают критичной точки. В черных чиминовых глазах — гнев, который вот-вот вырвется наружу. Он едва себя сдерживает, но крик рвется из самых глубин его тела, а силуэтов в плохо освещенной комнате становится с каждым разом больше. Неимоверный страх, что заставляет только трястись, не позволяет Чимину сдвинуться с места. Он так и встал в центре комнаты, поднимая голову на темный силуэт — на его личную болезнь, лицом к лицу, и смотрит, раздражаясь с каждой секундой все сильнее. Пак знает, что это провокация болезни, но безуспешно сдается и погрязает в небытие. Многие люди с подобными недугами выпадают из общественной жизни и их «не видно». А учитывая условия жизни в Сеуле, где местами чуть ли не все выглядят угрюмыми и подавленными, сложно вот так сходу сказать, кто тут болен больше других. Шизофреническое расстройство личности начинается с жалобы при разговоре с врачом. Апатия, упадок сил, утомляемость, сонливость — это то, что вредит работоспособности в первую очередь. Из разговоров с врачами в стационаре, Чимин пришел к выводу, что инвалидность зачастую ставится пациентам с подобными расстройствами именно из-за этих проблем. Они просто не могут работать. И Пак, как неудивительно, последний раз садился за работу около трех лет назад. Болезнь подкралась незаметно и последние несколько лет не отпускает. Судя по всему, отпускать толком вообще не намерена. Чимин в гневе опрокидывает все вещи со стола. Разбитые осколки стекла, до этого будучи целостной вазой, проникают под кожу ступней. Новые раны кровоточат, но Пак чувствует совершенное, прекрасное ничего. Старые книги летят на пол — листы, до этого плотно прикрепленные к корешку, разлетаются и парят несколько длительных секунд в воздухе. Парень тяжело дышит, бешеные глаза в надежде разглядывают пустую комнату, чтобы найти то, что ему действительно поможет. Он переворачивает почти всю квартиру вверх ногами, но помогающие таблетки от приступа так и не находит. Дрожащие руки тянутся к телефону, который пару минут назад влетел в стену, раздав предсмертный хруст. На экране телефона образовалось лишь пару трещин, но сам он до сих пор работал, успешно выдерживая агрессию со стороны хозяина. Пальцы набирают номер. Продолжительные гудки, которые мучают Чимина ожиданием, давят на мозг. Он нервно вгрызается в нижнюю губу зубами, срывая тонкую корочку кожи. На ранке появляются пару капель крови, которые Пак без церемоний слизывает, и вновь разгрызает губу до безобразного состояния. Гудки прекращаются. — Мой родной, как же я твоего звонка ждал, — довольно хмыкает голос на том конце провода. И Чимин побесился бы, да не может — болезнь своими приступами довела его до белого каления, и теперь он сидит, ждет в уголке своего разума, когда эта чертовщина закончится. — Полагаю, тебе нужно еще, — мужчина специально выделяет слово, а Пака бросает в дрожь. — Со Мунджо, — хрипло дышит в трубку, словно зовя наркобарона на помощь. Хотя, скорее всего, Со Мунджо — его личный убийца, ведь это он отравляет Чимина наркотическими веществами, когда у того кончаются препараты. Добровольно отдает Паку пакетик расслабляющих разум таблеток каждый раз, и ни капли не сомневается; для него это — прибыль, а для Чимина — медленная смерть. — Куда подъехать? — Помедленнее, котенок, — голос Со слегка недоволен, и парень слышит это даже через телефон. — Ты в прошлый раз в долг взял. Деньги-то хоть есть, малыш? У меня терпение не железное. Чимин тихо вздыхает. — Я оплачу вдвойне. Просто скажи место, — у Пака голос задыхающийся. Во время своих приступов Чимину страшно оставаться один на один со своими ночными кошмарами. А когда Со не подводит разговор о главном быстро, он и вовсе раздражается ни на шутку. — Вижу, ты действительно в этом нуждаешься, — тянет Мунджо. Чимин ухом слышит хриплый выдох, и делает вывод, что мужчина курит. — Подъезжай ко мне. Не забудь о долге, маленький. Нам ведь не нужны проблемы, да? Пак кивает, хоть и знает, что Со этого не заметит. Сбрасывает трубку, на ходу надевая кеды и закрывая за собой дверь. Он бежит по лестнице вниз, чувствуя, как бесконечная мгла пытается затащить его в свои сети со спины. В голове создается опасение, что если он не поторопится, то мир разрушится. Разблокировав двери красной бмв, Чимин садится за руль и лихорадочно пытается вставить ключ зажигания — у него получается это только с третьего раза. Автомобиль со свистом шин по асфальту срывается с места, оставляя за собой клубок поднявшейся пыли. Пак думает, что если не примет дозу, то собственная болезнь его убьет. И это ощущение действительно отвратительное. Расслабляет Пака лишь то, что доехав до наркобарона, его муки кончатся до какого-то определенного времени. Он и сам не понимает, как болезнь выбирает подходящее время для его страданий, чтобы подбить окончательно; расстройство работает само по себе, в определенный момент выбивая почву из-под ног.🧨
Дорога до наркобарона кажется долгой. Чимин вдавливает педаль газа в пол, стрелка на спидометре норовится вылететь за пределы двухсот двадцати километров в час. Пак в этом нуждается. Ему не нужна психологическая помощь от психиатров, друзей или родных — он уже давно погряз в чувстве эйфории, закидываясь очередной таблеткой. Погряз в этом ожидании поспевающего удовольствия на границе своего размытого разума, и в конечном счете утонул в нем. Он рад, что дом Мунджо находится недалеко от его собственного — это оказалось бы проблемой. Бмв разгоняется ни на шутку, рассекая ветер. Если бы на трассе проезжали машины, Чимин не сомневается, что врезался бы. Но всех как будто бы ветром сдуло, и это радует — никто не мешает ему следовать к своему дикому желанию. В другой ситуации Пак бы отказался ехать к Со. Со Мунджо — тот, кого обязательно черти по кускам разорвут в Аду. Чимин знает, что у того трупы у ног лежат, а Со это только радует. У Мунджо бизнес никогда не был чист — он идет по головам, потому что, как он говорил самому Чимину, без этого не обойтись. Этот парень никогда не был заядлым моралистом и ему действительно плевать на все, что его окружает, кроме самого личного бизнеса. Его руки по локоть в крови. В Сеуле не обойтись без конкурентов, из-за чего он их потихоньку убирает, пока никто не видит, становясь на огромном рынке Сеула самым известным. Со Мунджо — опасный тип. Связаться с ним — обречение на провал. Он владеет крупным бизнесом и любую мешающую мушку на своем пути убьет, даже не моргнув. Как человек, он неприятен. У Чимина есть на это свои причины: в далеком прошлом Со Мунджо относился к нему, как к своей личной шлюхе. Тогда Пак даже и не заметил, как парень вставил ему нож прямо в спину. Со — отвратительный человек, с которым мало кто хочет иметь что-то общее, кроме наркобаронов, которые отчаянно надеются, что сработаться у них получится; Со притворяется, что он не против, а затем подставляет, подзывая с анонимного номера копов. Хитрый план, но рано или поздно этому парню придется поплатиться за содеянное. Наверняка у него много врагов и каждый из них хочет убить его собственными руками, но наркобарона это мало волнует. Хочешь полноценный бизнес, приносящий достойную прибыль? Умей вертеться. А Со Мунджо один из тех, кто делает это замечательно, и, благодаря своему изворотливому мышлению, остается на вершине горы, пока остальные стоят перед ним на коленях. Определенно, почетно, но наркобарон все еще остается ужасным человеком в глазах Чимина.🧨
Он подъезжает к дому Мунджо, припарковывая машину у гаража совместимого с домом. Со живет в роскоши и понятно почему: в Сеуле каждый пятый курит косячок или закидывается таблетками. А откуда берутся наркотики? Конечно, у великого Со Мунджо — к нему все и тянутся. Выглядит со стороны паршиво: люди сами себя убивают, покрывая боль и неполноценность в душе наркотиками, но не Паку судить — он сам такой же. — Рад видеть тебя, крошка, — Со одет в черную толстовку. На ногах — спортивные синие штаны с двумя полосками по бокам. Весь образ дополняют изношенные кроссовки с дырками на носках. Единственное, что выделяется в этом облике — дорогие часы из чистого золота на руке, на циферблат которых Мунджо взглянул лишь раз. Со стороны и не скажешь, что этот человек получает много зеленых; в этой одежде Со похож на реального наркобарона, которым и является. — Знал бы ты, как я соскучился, — Чимин не успевает что-то возразить, когда его хватают за руку и тянут в дом. Может, дом с виду самый обычный, но как заходишь — дар речи теряется. Красиво обставленная мебель, ярко освещенные комнаты, а в них — неприлично жарко. Со ведет его под руку в свой личный кабинет, пока Чимин рассматривает все в подряд с детским восторгом. Ему о такой квартире остается только мечтать. — У тебя… Красиво, — тихо шепчет Пак, когда они заходят в кабинет. Со Мунджо посмотрел на Чимина исподлобья с усмешкой, явно не удивляясь комплименту; он сам доволен тому, как обделал квартиру по своему вкусу и желанию. Мунджоновы руки тянутся к ящику стола, открывая его с помощью маленького ключика. Достает пакетик с парочкой белых таблеток, кидая его на стол. Пак смотрит на них с невероятным звериным желанием, будто бы прямо сейчас проглотит одну за другой и словит жесткий кайф. Вовремя сдерживается и достает деньги из минибэга. Пачка денег приземляется на мунджонов стол, сделанный из черного дерева. Тот довольно улыбнулся, забирая деньги, начав их пересчитывать. Чимин никогда не кидал его на деньги, но это мера предосторожности должна быть у каждого, кто торгует наркотой. — Оставайся тут, — мягко говорит Со, зарываясь пальцами в свои черные, длинные волосы. Парень последний раз подстригался полгода назад, а сейчас растит их, потому что они украшают его полноценный образ. Он не просит Пака остаться — он требует. Чимин знает, что ответ «нет» его не устроит, да и сам он терпеть больше не в силах. Розоволосый достает таблетку из зип пакетика, кладя ее на язык, смутным взглядом посмотрев в сторону Со. Последний наблюдает за Паком внимательно, прослеживая каждое действие неясным взглядом черных глаз, будто бы что-то подстраивая.🧨
Когда Чимин уже лежит на кровати Со, то с уверенностью можно сказать, как быстро пролетает время — он совсем этого не замечает. Пак вглядывается в потолок с улыбкой на лице, а перед глазами все плывет, и галлюцинации проявляются не такие, как от его болезни. Эти чистые, красивые, расслабляющие. Они совсем не пугают. Чувство эйфории, наконец, наступает. То чувство, которое он так трепетно поджидал. Зрачки широкие, улыбка на губах слегка пугающая, но Со видит, как Паку хорошо. Тот действительно нуждался в отдыхе от всего дерьма, что происходило в его жизни. Мунджо ложится на бок рядом со смирно лежащим Чимином, который смотрит широкими зрачками в пустоту. Со не знает, какого это — быть под наркотиками и отречься от реальности в глубокий внутренний мир собственных иллюзий, потому что сам никогда не пробовал и не хочет губить себя таким образом, но наблюдать за наркоманами — весело. Прям как цирк уродов — всегда какую-то ерунду вытворяют, о которой потом даже и не помнят. Широкая ладонь Со водит по чиминову впалому животу. Тот оборачивается, нечитаемым взглядом смотря мужчине прямо в глаза. Мунджо усмехается, подползая к Паку еще ближе, пока тот не вникает в чем суть его замысла. Чимин — маленький дурачок, который попался в лапы медведя. — Тебе хорошо? — спокойным голосом спрашивает Со, проходясь длинными пальцами по груди Чимина; в чужих глазах мелькает легкое ошеломление, прогибающееся под весом возбуждения. Пак кивает, облизывая и так пухлые и влажные губы. — А хочешь, чтобы было еще приятнее? Пак вновь кивает и обрекает себя чуть ли не на смертную казнь. Со не волнует, как сильно потом будет об этом жалеть парень; он, Мунджо, давно не удовлетворялся, а за счет Чимина под веществами это можно быстро исправить. Да и Со думает, что Пак наутро об этом не вспомнит. — Тогда доверься мне, киска. Кажется, мы давно не развлекались, а? — Со задает вопрос в пустоту, накаленную возбуждением. Когда его широкие ладони накрывают оголенную грудь Чимина, тот издает тихий писк как настоящий котенок, просящий молока, закусив костяшку зубами. Он не в трезвом уме — и это видно. Иначе бы Пак сопротивлялся даже обыкновенным прикосновениям. На контакт к слегка опухшим сосками парень реагирует неоднократно — хриплый стон вырывается из горла, а сам он краснеет от изданного им звука. Он не понимает, что им пользуются, как шлюхой. Но потом до него обязательно дойдет эта мысль. — Нравится? — хриплый шепот заставляет Чимина вздрогнуть и покрыться мурашками. Он прикусывает пухлую губу в предвкушении экстаза, а Со, на самом деле, это только на руку. Мунджо ласкает чужое тело прикосновениями, которое ему трепетно отдается на все сто процентов. Чимин не может резко ударить по тормозам — он не в состоянии, а еще его тело ощущает каждое мунджоново прикосновение, отдаваясь в пахе тяжестью. Со хватает Пака за шею, сдавливая на нежной коже пальцы, приближаясь к чиминову лицу. Тяжело выдыхает, потому что сдерживаться крайне тяжело. Он стягивает с Пака узкие кожаные джинсы вместе с трусами, откидывая одежду на пол. В нем будто бы проснулся животный инстинкт, требуя удовольствия и прилива адреналина в крови. Со смотрит на полуголого парня с некой удовлетворенностью, раздвигая тонкие ноги под собой. Пак, не сопротивляясь, прилипает пухлыми губами к мунджоновым, до боли закусывая нижнюю губу. Собственное стремление его поражает, но он толком и не думает — рука сама заползает под ткань чужих спортивок, прижимая ладонь к стоящему члену. Со, очарованный приятной пульсацией в органе, подталкивается в чиминову руку. Его терпение граничит на краю разума, и Мунджо не сдерживается — поворачивает Чимина к себе задом, сразу укладывая руки на упругую попку. Со клянется, что у него чуть ли слюни не текут от аппетитного вида Пака. Он раздевает его полностью, оставляя обнаженным, а свои спортивки стягивает в спешке. — С-сними… их, — с трудом хрипло шепчет Чимин, выглядывая из-за плеча и устремляя возбужденный взгляд на чужие трусы. Мунджо мысленно усмехается: поразительно, как человека меняет лишь одна таблетка дури. Чимин под ним такой податливый, что кончить хочется прямо сейчас, даже не войдя в упругую попку. Он снимает трусы и не смотрит вовсе, куда те летят. Абсолютно все равно, когда под ним такое привлекательное тело. Парень достает из кармана кожаного кошелька презерватив, лежащего до этого на тумбочке, разрывая упаковку зубами. Резинка быстро растягивается по всей длине его члена, слегка холодя кожу гладким латексом. — Какая ты сучка, Пак Чимин, — шепчет на чиминово ухо возбуждающе, распуская табун мурашек по всему телу. Пак прикусывает нижнюю губу, прогибаясь в пояснице как элегантная кошечка, привлекая к себе внимания еще больше. Со нетерпеливо раскрывает тюбик смазки, выдавливая на ладонь, пока Чимин, на удивление, слишком хорошо выжидает для того, кто на грани возбуждения. Мунджо пропускает пальцы в податливое тело слишком медленно, будто бы мучая и себя, и Пака. Чимин не оставляет в стороне желание насесться на эти пальцы полностью, сдерживая в глотке стон, наполненный удовольствием. У Пака тоже слишком давно не было секса — они помогают друг другу, заблуждаясь в кромках эндорфина. Секс — всего лишь механика, эротика — это искусство, а любовь — это дар. Но между ними не было ничего, кроме тесной связи. Абсолютно ничего. Парень выгибается, крепко сжимая пальцами спинку кровати, пока Со трахает его пальцами в резвом темпе. Отвечает мелкими толчками назад, насаживаясь дырочкой прямо по костяшки, и хрипло стонет в тишине комнаты, которую разъедают тихие всхлипы и неровное дыхание двоих. Ему слишком хорошо, чтобы думать о последствиях сейчас. Он опьянен приятным ощущением внутри живота, наркотиками, и чувства на первом месте и близко не стоят. Секс без любви — пустая забава, но среди пустых забав — едва ли не лучшая. Пак и не замечает, как пальцы резко заменяются членом. Головка медленно скользит о влажный вход и также дразняще погружается внутрь. Мунджо глубоко выдыхает от ощущения стенок входа, что сразу же обхватили головку. Слишком приятное чувство, и разум посылает все к хренам собачьим. Со резко толкается, выбивая из горла громкий стон своей пассии на одну ночь, а сам же прикусывает язык, который его придает — рык из горла все равно выходит. Между ног у Чимина влажно, спина покрылась потом, а волосы взъерошены. Вид проститутки в своем истинном облике, думает про себя Мунджо, резким толчком проникая прямо по основание. Чимин жмурится, скрипит ногтями по деревянной спинке кровати, а в глазах выступают слегка заметные слезы. Ему не больно, потому что наркотики помогают привыкнуть к новому ощущению, окутывая его в пузырь эндорфина. Ему приятно настолько, что он едва ли держится на коленях. Единственное чиминово спасение — спинка кровати, за которую он хватается. — Боже мой, блять, — хрипло выстанывает Пак, когда Мунджо начинает в нем двигаться. Стенки все еще прижимаются к члену, но это не доставляет весомых неудобств. Не описать ощущения, которые испытывал Чимин в этот момент — его разум был на грани экстаза. С каждым толчком он едва держался, хотя его придерживал Мунджо: и за талию, и за волосы на затылке. Секс — хорошая замена наркотикам, если бы не с ним. Только мысль эта приходит в чиминову голову лишь наутро.🧨
Прошло буквально пару дней, прежде чем Чонгук встал на ноги. Он чувствует себя беспомощным и бесполезным все эти несколько дней, пока Тэхен носит его на руках то до туалета, то до кухни, то до ванны. Он не должен чувствовать свою вину, но почему-то это не дает ему покоя. Вик не выглядит раздраженным или недовольным; он даже все дела откладывает, пока Чонгуку нездоровится из-за больной ноги, и Чону, если нечестно, совсем чуть-чуть стыдно. А если честно — то ни капли. Ему нравится проводить время с Виктором наедине, и нравится, что тот носит его на руках как принцессу. Наверное, он бы привык к этому, если бы на третий день лежащего положения нога не пришла в норму. Чон понимает это с едва заметной грустью. По собственной инициативе Тэхен никогда его не возьмет на руки. Чонгук стоит у зеркала с приподнятой по грудь футболкой, разглядывая свое тело, пока Тэхен подкрадывается к нему с кружкой чая и щипает за бок. Чон протяжно акает, и Тэ мысленно называет его королевой драмы. — Хочу сесть на диету, — объясняет он Тэхену, на лице которого застыло непонимание. — Че? Малой, тебе ногу пулей прошибло, а не мозг, — Вик садится на край кровати, делая короткий глоток любимого чая Чонгука, пока тот не видит. Вообще, этот чай был приготовлен специально для него, но у Тэхена в глотке пересохло от открытого впалого живота мелкого. — Мне кажется, пока я отлеживался, я потолстел, — страдальчески рассматривает свое отражение в зеркале, поглаживая живот. — Или просто ты беременный, — Тэхен смеется с собственной шутки, а Чонгук недовольно фыркает. — Шутник хренов, — тянет Чон, поворачиваясь к Тэ передом, анализируя его взглядом, полным наигранного презрения. — Тебе бы язык оторвать. Без него ты выглядишь лучше. — Думаю, я сочту это за комплимент, — Тэхен рассаживается на краю кровати как король, только короны не хватает, и снова делает глоток чая. Чонгук, заметив это, выхватывает кружку из чужих рук. — Ну ты и жадина, щеночек. — Вот сам себе и сделай чай. За твои шутки ты не заслужил напиток, благословленный богами, — хмыкает Чон и обидчиво косится, отпивая от горячего чая совсем немного. — Только не говори, что не хотел бы от меня ребенка — это разорвет мое сердце на части, — парень приподнимает брови и прикрывает веки, прижимая ладонь к груди, делая драматичный вид. Чонгук давится чаем. — Да пошел ты в жо… — Это приглашение? — Вик пошло улыбается возмущенному Чону, а тот снова вспыхивает как факел. На свой вопрос Тэхен получает ответ в виде среднего пальца. Щеночек такой милый.