Близнецы. Солнце и Луна

Но миг прошел, причем довольно быстро. И даже дыхание не успело толком восстановится, а их тела остыть, как Татия матеря себя и Клауса с его дурацкими, жалобными глазами, прикрыла веки, безнадежно молясь, что это просто страшный сон. Реалистичный, но все же сон. В конце концов, боль от кошмаров Воландеморта она тоже ощущала, как на яву, да? «Боль — да, но сейчас мою тушку все еще потряхивает отнюдь не от боли», — уныло подумала Татия, лежа на кровати и смотря в потолок комнаты, где в какой-то момент они оказались. Она даже, если честно, не помнила, когда. Что уж говорить, сравнивать ей, конечно, не с чем, но любовником гибрид был шикарным. Тысячелетний опыт, кажись, епта. Татия даже боли почти не почувствовала. Слишком уж было хорошо. Хотя теперь было стыдно. Но не настолько, сколько Татия думала, ей будет. Скорее ей было стыдно за то, что ей не очень-то и было стыдно. Мерлин! Насколько же она все-таки стала испорченой… Тут ее момент самобичевания и разочарования в себе, был прерван внезапно нависшим над ней гибридом, по чьим глазам было видно, что он уже протрезвел. — Ты невинна… — тихо сказал он, сверкая в темноте своими зелено-голубыми глазами. Они были полны странной смеси удивления, сожаления, некой доли злости, и еще чего-то, чему Татия не могла сказать названия. Или не хотела. — Была, — еле слышно сказала она, пытаясь игнорировать тот факт, что от ощущения его теплого и сильного тела, нависшего над ней, у Татии вновь приятно свело низ живота. Черт!.. Вдруг он наклонился и поцеловал ее. Но не так, как в душе… Не жадно и отчаянно. И не так, как когда они уже оказались в кровати. Страстно и буквально с животным голодом. Нет. Скорее нежно и чувственно. Так, как ее еще никто не целовал. Будто Татия была драгоценным сокровищем… Но так же быстро, как это началось, все и закончилось. Клаус оторвался от ее губ, и вновь внимательно посмотрев ей в глаза, едва ощутимо касаясь, при этом, большим пальцем ее щеки, он внезапно решительно сказал: — А теперь ты забудешь об этом. Пойдешь, примешь душ и ляжешь спать. И будешь думать, что спокойно спала всю ночь. В этот момент, что-то в душе Татии надломилось. Хотя от чего же? Знала же, что будет нечто подобное. Понимала, что он тоже пожалеет, что поддался минутной слабости, и сбросил, так сказать, пар, со своим мешком с кровью… Знала. Но все же, это ее неприятно кольнуло, и ей вдруг захотелось сбежать отсюда. Из этого номера, из этого города, а самое главное, от Клауса. Поэтому, едва тот встал и даже успел натянуть, все еще сырые, брюки, она засунула руку под подушку и достав палочку, указала ему в спину и без сожаления, твердо произнесла: — Империо. Гибрид тут же застыл, так и не застегнув до конца ремень. Хотя почти сразу его руки задрожали, борясь с принуждением, а Татия, понимая, что долго его не удержит, все же воля такого древнего создания, как он, весьма сильна, и Непростительное для него, так, просто чих. Даже сейчас то подействовало скорее потому, что Клаус этого не ожидал. Но ей и этого хватит. — Знаешь, Клаус. После того, как мужчина лишил девушку невинности, в прежние времена, которые тебе должны быть знакомы, как никому, он должен был на ней жениться. Ну, или хотя бы не сбегать, как жалкий трус, заставляя ее об этом забыть, — холодно сказала Татия, и встав с кровати, и кое-как замотавшись свободной рукой в простынь, она жестко добавила: — Но раз уж тебе так хочется, я забуду. Сделаю вид, что ничего не было. Так будет даже лучше. Она сделала пару шагов в его сторону, понимая, что у нее осталось буквально пару секунд до того, как Клаус окончательно сбросит с себя ее проклятия, Татия с презрением, остановившись в шаге от его напряженно вибрирующей фигуры, закончила: — Будет легче тебя убить при нашей следующей встрече. Тут гибрид рыкнул и избавившись от принуждения, резко развернулся, но Татия уже успела трансгрессировать, напоследок уловив звук его яростного крика.

***

Она в разном виде шлялась по улице, но в одной простыне еще не бегала. После того, как Татия оставила Клауса, который сейчас непременно был в полном бешенстве, и трансгрессировала в тот самый глухой уголок парка Мистик Фоллс, где она спала на лавке, когда впервые приехала сюда, она, рухнув на ту самую скамейку, пару минут, как дура, плакала. Ей было удивительно больно, и как-то обидно. Хотя с чего бы? Сама ведь виновата. Надо было валить еще в первый день, когда этот гад ее похитил, а не притворяться послушным веником! И не таскаться с ним куда попало, и не вести с ним беседы, не смотреть в его дурацкие глаза, и уж точно не раздвигать перед ним ноги!.. Но страдала Татия не долго. В конце концов, ей не привыкать к предательству, разочарованию, и прочему… Да и не любила она себя жалеть и сопли распускать. Когда тебя так часто пытаются со свету изжить, то остановиться, ради того, чтобы поныть, возможности нет, иначе сдохнешь, поэтому Татия просто толком не умела этого делать. «Переспала с гибридом? Ну да и хер с ним!..» — решила она и вытерев щеки, вновь трансгрессировала в проулок, неподалеку от дома Гилбертов, и накинув на себя отвлекающие чары, добежала до него. Татия тихо проникла внутрь, и добравшись до комнаты, где она жила, с тех пор, как оказалась здесь, быстро сходила в душ, переоделась и рухнула на кровать, желая хоть на пару часов забыться крепким сном. А заодно попытаться на миг избавиться от воспоминаний о последних неделях.

***

Уснуть не удалось. Вообще. Поэтому, проворочавшись пару часов, Татия потихоньку встала, и потопала на кухню, решив сделать всем сюрприз. И ей это удалось. Первым на кухню прибрел Аларик из второй запасной спальни, куда его таки удалось загнать с дивана общими усилиями трех Гилбертов, незадолго до того, как Татия отправилась в вынужденное путешествие по лесам и весям Америки. А прибрел тот на запахи вкусняшек, которыми тут не пахло последние дни, ввиду отсутствия единственного Гилберта по крови, который был способен готовить, и который всего за месяц с небольшим, что успел пожить в Мистик Фоллс, уже успел приучить обитателей сего дома к вкусностям. Рик с замиранием сердца встал с кровати, едва его носа коснулся манящий запах настоящего сваренного кофе. Такого как он любит. И робко пошел в сторону кухни, слабо надеясь, что сестра Елены, эта, умудрившаяся так быстро забраться под кожу ему и двум последним Гилбертам, необычная девушка немыслимым способом и впрямь окажется на кухне. И она там и впрямь была. Немного замученная, но живая. Едва его заметив, она тут же протянула в его сторону кружку с живительным ароматным напитком, и довольно воскликнула: — С добрым утром, Аларик! Кофейка с вискарем будешь? Иль пить успел бросить? Плечи Аларика упали, чувствуя, словно с них свалился невидимый груз, который давил на них то время, пока этой занозы не было дома, а его губы против воли дернулись в ухмылке, и он буркнул: — С вами бросишь. После чего быстро подошел и крепко обнял девушку. Он на миг зажмурился, а потом отодвинувшись от нее, сжал хрупкие плечи, и твердо сказал: — Не делай так больше. Я уже слишком староват для того, чтобы так волноваться. Татия закатила глаза, стараясь не показывать, как ей приятна его забота. Но горящие щеки и тепло в груди игнорировать было трудно. Ей и впрямь было очень отрадно знать, что о ней, несмотря на то, что знали они друг друга не долго, так беспокоились. — Я постараюсь, — тихо сказала она, заметив напряженный и выжидательный взгляд учителя. Тот едва заметно улыбнулся, и дразняще сказал: — Уж постарайся. А то я точно с вами — Гилбертами, поседею скоро. — Скоро? — скептично сказала Татия, и издевательски добавила: — По-моему, ты опоздал с этим, так как я совершенно ясно вижу седые волоски у тебя на висках. Аларик закатил глаза, но сказать что-либо еще не успел из-за топота, стремительно приближающихся ног. Он даже обернуться не успел, как за его спиной раздался хор двух, одного женского, а другого хрипловатого мужского, голосов: — Тата! А потом рядом с ним пронеслось два вихря, которые быстро зажали в групповых обнимашках пораженную потеряшку, которая на миг замерла, а потом обняла сестру и кузена в ответ, перед этим втянув в эту гурьбу конечностей и удивленного Рика. И в этот момент Татие как никогда стало хорошо, и впервые за долгое время она ощутила, что у нее есть семья. Немного странная, состоящая лишь из нее, сестры-близнеца, кузена и бывшего мужа ее биологической матери, но семья. За которую она не колеблясь убьет. Даже Клауса. Ведь убьет же?..