Близнецы. Солнце и Луна

Елена дико устала. Не только за сегодня. А вообще. За этот день, месяц и даже год. Ведь столько всего произошло!... Вампиры, оборотни, ведьмы, Клаус, жертвоприношения, неожиданная близняшка, побег, ее брат, который теперь в розыске, как и Тата, новость о том, что она станет теткой, и опять Клаус (ведь ее сестра не могла забеременеть от кого-то другого, кроме этого гребаного гибрида!), который теперь вроде как и ее пленитель, и… Вроде как… семья?.. Черт! И как она до этого докатилась? «Наверное, это генетическое», — иронично подумала Елена, стараясь отогнать мысли об еще одном неожиданном повороте ее жизни, на котором она старалась не зацикливаться. Таком высоком, темноволосом и благородном повороте, который ворвался в ее жизнь уже сравнительно давно, и с первой встречи ее весьма поразил, но посеял в ее девичьем сердце более глубокие чувства лишь после того, как она избавилась от странной зависимости под названием «Сальваторе». Правда, понимать то, что это была нездоровая привязанность, страсть, или еще что-то, Елена стала только сейчас, проведя столько времени далеко от Мистик Фоллс, и, естественно, она это стала понимать не без своей прямолинейной, но заботливой, сестренки. Елена вздохнула, и перевернулась уже в который раз в кровати. — Проклятие, — выдохнула она, и резко сев, сунула ноги в тапки и вышла из комнаты. Девушка тихо прошествовала по коридору, хотя это было глупо в доме с толпой вампиров, и ненадолго замерев около комнаты Татии, приоткрыла дверь, чтобы убедиться, что с сестрой все в порядке, после всего того, что сегодня та пережила. Слава богу, с ней и будущим племянником Елены (да-да, у нее будет племянник!) было в порядке. Теперь. Но все же девушка не могла унять беспокойства, все еще ясно помня крики Таты, и то, как она мучилась. И так же помня, что случилось с ведьмой. Или уже бывшей ведьмой. Старшая Деверо, судя по всему, все же имея совесть и чувствуя вину перед Татой, решилась разорвать между ними связь, даже зная, что сил ей на это может не хватить. В принципе, ей и не хватило, и сейчас она была в местной больнице, в глубочайшей коме, и, кажется, совершенно была лишена магии. Скорее всего, даже навсегда. Не то, чтобы Елене было жаль ее. Да, это может быть жестоко, но ведьма сама виновата. Это они с сестрой додумались напасть на ее близняшку и насильно связали ее жизнь со своей, и это из-за них Тата оказалась в опасности, и из-за них чуть не погиб ее невинный племянник, который еще даже не успел сделать и вдоха в этом чертовом мире, а уже успел почувствовать столько страданий. К счастью, Тата мирно спала, обняв руками живот, укутанная одеялом, несмотря на жару, по самый нос, и Елена, слегка улыбнувшись, прикрыла дверь, и так же проверив Джера, который храпел, как танк, и Рика, который, в кой-то веке, в принципе, спал, тихо спустилась вниз, намереваясь сходить что-нибудь перекусить, но проходя мимо гостиной поняла, что не она единственная в этом доме не спит. Элайджа так же бодрствовал, сидя в кресле, и задумчиво смотрел в пламя, которое пылало в камине, и бросало блики на аристократичное лицо вампира, придавая ему еще более таинственный вид. Елена на миг даже залюбовалась картиной, которая предстала перед ней, и невольно вздрогнула, когда Элайджа сказал: — Вижу, не мне одному не спится после всех этих событий, а, милая Елена? Тон его голоса был теплым, но печальным. И девушка понимала почему. Ребекка, взбалмошная, но обычно верная семье, неожиданно переметнулась на сторону Марселя, и хотела убить Клауса. Не то, чтобы Елену это сильно удивило или расстроило, но судя по братьям, их это весьма ранило. Клаус — это хорошо скрывал, к тому же, потеплевшая к нему Татия и первые пинки сына, которые ее сестра позволила ему ощутить, явно смягчили для него боль от очередного предательства, но вот Элайджа… Верный семье до крайности и благородный Элайджа, воспринял это не очень хорошо. Ему было больно. Это уж точно, и Елене хотелось бы утешить его, но косноязычие, которое в последнее время стало нападать на нее в присутствии мужчины, и боязнь вновь обжечься о притягательность этих проклятых вампиров, мешали ей сказать даже простое… — …Мне так жаль, — неожиданно выпалила она вслух, и обхватив руками плечи, сделала шаг вперед, пересекая порог гостиной. Элайджа приподнял бровь и, пристально посмотрев на девушку, с едва заметной улыбкой, сказал: — Из-за чего? Я не… — Из-за того, что случилось с Ребеккой, — мягко добавила Елена, делая еще один робкий шаг вперед. — Я знаю, сколько для тебя значит семья, и то, что сегодня произошло… Мужчина тяжко вздохнул, и на миг вернул свое внимание к пламени в камине. — Она вольна была поступать так, как считала нужным, — тихо сказал он. — Не мне ее судить. Моя сестра… Она всегда жаждала найти любовь. И Марсель… Некогда они были влюблены, и я думаю, что их чувства до конца так и не угасли. Он вновь посмотрел на Елену, и медленно встав с места, тоже сделал шаг ей навстречу. — А любовь, как известно, порой толкает нас на безрассудные поступки, — добавил Элайджа, чей голос стал глубже, а его взгляд стал темнее. Возможно, все это игра света, но Елена так не думала. И от этого ее глупое сердце отчего-то бросилось вскачь, губы пересохли, а пальцы крепче сжали плечи, которые она продолжала обнимать. Как глупо!.. Она не чувствовала подобного лет с пятнадцати, когда впервые поняла, что Мэтт больше не долговязый мальчишка, а парень, чьи плечи стремительно раздали за лето, и который стал возвышаться над ней. Но вот ее вновь посетило это дурацкое чувство, и Елена мимоходом порадовалась, что Татия спит, а то насмешкам не было бы конца. Вдруг она, на миг потерявшись в своих размышлениях, ощутила легкое касание к своей щеке, и едва заметно вздрогнув, подняла взгляд. И, как ни странно, совершенно не удивилась тому, что Элайджа уже стоял перед ней, пристально смотря на нее своим темными, почти черными, глазами, в которых она тут же заблудилась. «Сделай шаг, дура! Ты же не молодеешь! А будешь ждать, так и не узнаешь, какого это, – целовать его», — насмешливо протянул голос Татии в глубине ее разума, и Елена решила его послушать. — Элайджа… Я знаю, что я всего лишь глупая девчонка, которая когда-то предала тебя, и мне жаль. К тому же, мне не сравниться с Кэтрин, но… — тихо промолвила она, пиная мысленно себя за то, что бормочет, как бестолковая дуреха, и робко положила руку ему на грудь, но закончить так и не успела. Мужчина перед ней вдруг нежно обхватив ее затылок, наклонился и коснулся губами ее губ. Сначала он нежно поцеловал ее. Медленно, страстно. Затем он притянул ее ближе, обхватив ее талию другой рукой, чтобы прижать ближе к своему телу. Такому сильному и теплому… Рука Елены рефлекторно сжала в кулаке его рубашку, а в глубине горла у нее зародился стон. Именно с этим их поцелуй стал жестче. Более сильный и яростный. Элайджа стал терзать ее губы с пылом и страстью, которые обычно ему были не свойственны. Но ей это так понравилось. Господи, так нравилось! Это было совершенно не похоже на сладкие поцелуи Стефана, теплые, но лишенные страсти, поцелуи Мэтта, и даже горячий поцелуй Деймона. Нет. Элайджа был совершенно иным. Его касания зажигали в ней такой огонь, который мог за секунды сжечь ее дотла, но в тоже время он был так мучительно нежен, что Елена таяла, как воск, в его руках. Казалось, они целовались целую вечность, но в конце концов, в ее легких стал заканчиваться воздух и со стоном сожаления, им все же пришлось разделиться. — Ты права, — хрипло сказал Элайджа, прислонившись своим лбом к ее лбу, и нежно лаская ее щеки большими пальцами. — Ты и впрямь глупа… Тут Елена ощутила, как сердце болезненно сжалось и ухнуло куда-то вниз, а на глазах стала собираться предательская влага, но… — …если думаешь, что Катерина хоть немного может сравниться с тобой. Моя милая, сострадательная и прекрасная Елена, — закончил он с едва заметной улыбкой, и вновь прильнул к устам возмущенно запыхтевшей девушки, которая мгновенно растаяла от второго, более нежного и медленного, но куда щемящего поцелуя с мужчиной, о котором она грезила все эти месяцы. За несколько минут до этого этажом выше… Татия проснулась, едва услышала, как тихонько скрипнула дверь. Но тут же ощутив, что это всего лишь Елена, кажись, попавшая в плен бессонницы, хотела было вновь уснуть, но тут ее желудок тихо заурчал, и со вздохом, уже зная, что без перекуса не уснет, встала, угрюмо замотавшись в одеяло, ибо ее все еще знобило после недавнего происшествия, если это можно так назвать. Она обула тапки, и не столь уж и тихо потопала к двери, желая догнать Елену, которая явно тоже пошла что-нибудь вкусненькое перехватить на кухне, но едва вышла в коридор, как тут же столкнулась с Клаусом, стоявшим, прислонившись к стене около ее комнаты. — Да чтоб тебя!.. — невольно выругалась Татия, и прижала руку к груди, гневно сверкая глазами в сторону гибрида. Она стукнула его в грудь, и сердито добавила: — Какого черта ты тут делаешь, сталкер ты клыкастый?!.. Клаус широко улыбнулся, отчего его ямочки на щеках тут же явили себя миру, и сложив руки на груди, драматично прошептал: — Слушаю, как мой брат и твоя сестра слащаво милуются, — он наиграно закатил глаза, и добавил: — Это отвратительно мило. Татия моргнула. Это не тот ответ, который она ожидала услышать, но все же это было лучше, чем если он сказал, что наблюдает за тем, как она спит. Это всегда казалось ей ужасным и даже жутким. Хотя это же Клаус. Она бы не удивилась, если бы он и впрямь такое делал. И пусть она его простила, почти, все-таки Татия дама злопамятная, но это не значило, что он перестал ее бесить. Но желание узнать, правдой ли было то, о чем говорил Клаус, было сильнее желания еще раз его стукнуть, поэтому… — Да ладно, — прошептала она и с горящими от любопытства глазами, добавила: — Че, и впрямь наконец-то разродились? Не поверю, пока не увижу. — Поспорим? — игриво прошептал Клаус, который в глубине души хотел разделить еще несколько мгновений с Татией, в течение которых она его не ненавидела, прекрасно понимая, что то, что произошло в бассейне, скорее всего, было влиянием момента.  — Хрен ли спорить? Ты и так и так мне будешь должен с утра два ведра клубники, если хочешь, чтобы я была мила и радушна, — задрав нос, сказала Татия, и не дожидаясь ответа, она на носочках покралась в сторону лестницы. Клаус возмущенно открыл рот от наглости этой несносной ведьмы, но почти сразу закрыл его, и, закатив глаза, пошел следом. — Оу, — умиленно, но в тоже время тихо, протянула Татия, так и замерев вверху лестницы, откуда открывался прекрасный вид на гостиную, где ее сестрица таяла в объятиях предмета своего воздыхания. — Фу, — чисто из вредности, выдал Клаус, остановившись за спиной Татии и тоже смотря на парочку в гостиной, которой он в душе завидовал. Он вот так своего двойника, как его брат своего, не мог поцеловать, не боясь словить какое-то проклятие!.. За что тут же получил тычок в плечо, и категоричное: — Не забудь про клубнику. И голубкам не мешай, а то о нашем перемирии можешь забыть. — А у нас перемирие? — вслед девушке сказал Клаус, которая уже развернулась и потопала обратно в комнату, совершенно забыв о своем голоде. Но Татия лишь обернулась и одарив его загадочной улыбкой, зашла к себе. — Я проклят… — с улыбкой прошептал себе под нос Клаус, поднял глаза к потолку. А потом покачал головой, и кинув последний взгляд на брата и его новую любовь, ушел в неизвестном направлении.