***
Клаус медленно, но верно, сходил с ума. После того, что случилось на кладбище прошел уже месяц. Один ужасно долгий и невыносимый месяц, большую часть из которого он провел в пьяно-агрессивном угаре, оставив управление городом на Элайджу. Ну, как «оставил», просто перестав этим заниматься. Все равно его новые гибриды, которых он все же создал из клана Полумесяца в первую неделю после того, как Татия рухнула без сознания сразу после того, как перерезала горло Давине Клэр, и так и не очнулась, ему если что все доложат, хотя общаться с их главой — Хейли Маршалл, было невыносимо. Если быть честным, Клаус даже не собирался их создавать. Просто, когда ни врачи, ни ведьмы, так и не смогли объяснить ему, и понять сами, почему Татия, вполне себе здоровая, не просыпается, он набрел на них в болотах, застав, как раз в тот единственный день, а точнее ночь, когда они обращались в людей и ему захотелось, чтобы его боль разделили другие. Плевать кто. И то ли инстинктивно, то ли уже от выработанной привычки, напоил их своей кровью, чтобы пострадали подольше… А когда смотрел на их корчи, вдруг решил сделать из них гибридов. Почему бы и нет? И отправился домой, где взяв остатки крови сестры Татии, напоил тех, кто дожил до того момента, когда он вернулся. Элайджа не оценил. Но опять же, Клаусу было плевать. — Ну и как ты это сделала? — тихо сказал он, распивая уже черт знает какую по счету бутылку бурбона, и смотря на девушку, которая мирно спала на кровати перед ним вот уже месяц как. Удивительно, но та никак не изменилась за это время. Младшая Деверо считала, что Татия впала в своего рода стазисный транс, в котором оставалась неизменной и не в чем не нуждалась, хотя их ребенок все еще нуждался в питании, ибо продолжал расти, посему в особняке теперь жила пару медсестер под внушением, который почти круглосуточно наблюдали за девушкой, ухаживали за ней, и ставили ей питательные капельницы. Вот только младшая Гилберт, которая стала жутко замкнутой, и даже Элайдже с трудом удавалось вытянуть из нее лишнее слово, была не очень этим довольна, и быстро узнав все то, что нужно для того, чтобы помогать сестре, сама предпочитала это делать, отгоняя чужаков. Клаус ей не мешал. Но и старался с ней не сталкиваться. Ему стало невыносимо смотреть на такое знакомое, но чужое лицо, что не могло не вызвать чувство дежавю. Помнится на Катерину ему было больно смотреть по той же причине, вот только та напоминала другую Татию. Хотя даже тогда, он — Клаус Майклсон, гроза вампиров и оборотней, первородный гибрид, не превращался в развалину и пьянь, как сейчас. Но ему было больно!.. Он знал, что любовь — это слабость, знал, что больше не хотел испытывать это чувство, клялся себе, что не привяжется к этой зеленоглазой фурии с лицом его первой любви, но норовом, каких не сыскать, но… — Но я идиот, — вслух сказал Клаус, и усмехнувшись, сделал глоток из бутылки. Ох, как бы ему хотелось, услышать это, да-да, из уст этой проклятой ведьмы. Но она, как спящая красавица, продолжала пребывать в своем сне и мучить его. А еще его мучили сны. Похожие на те, что приснились ему в тот день, когда он узнал, что у него будет сын, но теперь они оканчивались не звонким смехом, а кровью и криками. Криками его и сына, которого у него на глазах убивал Майкл. Его чертов отец, который стал ему являться чуть ли не каждый раз, когда Клаус закрывал глаза. И каждый раз он видел, как тот убивает его сына и усмехается над ним. А потом он убивает его. Хотя последнее гибрида мало трогало. Его больше пугало, что было в начале сна. Да, это можно было списать на то, что ему страшно от предстоящего отцовства, но когда Элайджа сказал, что и ему стал снится Майкл, Клаус уже не был в этом так уверен. Впрочем от ведьм добиться помощи в этом тоже не удалось, хотя те регулярно приходили проверять Татию. Можно даже сказать с поразительной одержимостью. Особенно Деверо. Обе. Старшая наконец проснулась, и теперь они обе здесь околчивались, даже не боясь того, что он свернет им шеи. Безумные ведьмы. Старые, молодые, все они причиняют одни беды. Особенно та, что была перед ним. — Проснись, — тихо, но жестко сказал Клаус, и пересев на край кровати, коснулся тыльной стороной руки ее мягкой щеки. — Проснись…***
— Так вот ты какая, Татьяна, — язвительно сказал Майкл и сделал шаг к девушке, которая рефлекторно сделала шаг от него. — Очередная Татьяна, которая свела с ума Никлауса. Ха! Рад познакомится наконец лицом к лицу, — тут его усмешка стала шире, он сердито добавил: — А не лицом к спине, в которую ты меня ударила, и спутала мои воспоминания. Кстати, зачем? Татия фыркнула. — Как зачем? Чтобы помочь твоей дурной дочери не оказаться вновь в гробу с кинжалом в груди, идиот, — жестко сказала она, теперь понимая, что ей напоминало это все. Гребаный вокзал. Тот самый, который она посетила временно откинув свои колдовские тапки. Там ее так же мучило чувство неправильности, хотя вместо странной серости, там было все белое, но тем не менее, она была уверена, что сейчас была по ту сторону, так сказать. Но не мертва! Не могла просто! А как же ее сын?.. Который, кстати, продолжал бодро пинаться в ее утробе, и отбивать ей почки, отчего она рефлекторно положила руку на живот. Майкл это заметил и скривился, будто съел ящик лимонов. — Хмм, — презрительно выдал он, быстро переместившись ей за спину, и сжав ее горло. — Твой маленький выродок… Неужели проклятая кровь Петровой недостаточно приносит бед, что ты решила еще больше ее испортить кровью Никлауса? Этого… Бессмертного паразита, который возомнил что может быть отцом? Или мог бы быть. Ведь ты теперь здесь. — Пошел ты, — рыкнула Татия, которая терпеть не могла, когда ее ребенка оскорбляют. Особенно эта жалкая пародия на мужчину. — Клаус при всех своих недостатках, все равно будет лучше в этой роли, чем ты. И она не лукавила, хотя и заявляла, что Майкл был лучшим отцом, чем Клаус, когда тот ее обидел, отказавшись от их ребенка. Татия просто хотела сделать ему больно и все. Но на самом деле… Чем больше она узнавала про этого Микаэля, тем больше понимала, что ему вообще нельзя было доверять детей. Ни кровных, ни приемных. Татия резко стукнула затылком Майкла по носу, и услышав удовлетворяющий хруст, вырвалась из хватки, и схватив подсвечник, который по глупости успела поставить на столик, ударила его что есть силы по лицу. — И я, к твоему сведению, здесь не собираюсь задерживаться, ведь я не мертва, — уверенно сказала она, холодно смотря на этого мужчину, не зная, что в этот момент ее глаза пылали зеленью.***
Клаус, как и наверное все в доме, проснулся от криков Елены Гилберт, которые исходили из комнаты Татии, куда он тут же переместился, даже не накинув рубашку, так и оставаясь в одних брюках. В дверях он столкнулся с Элайджей, и слышал, как сюда со всех ног бежит младший Гилберт и его опекун, но его глаза были лишь на ужасной картине перед ним. Татия задыхалась. Ее губы были в крови, а на шеи были отчетливые синеющие следы от рук будто ее кто-то душил. — Майкл, — вдруг сквозь шум в его ушах прорвался хриплый голос Елены, которая сидела подле сестры, сжимая крепко ее руку. — Она прошептала это имя, перед тем, как начала задыхаться… Глаза Клауса расширились в ужасе, как и глаза Элайджи. Братья переглянулись, и старший из них сказал: — Я за Деверо. Пора бы им оплатить за то, что Татия вернула их дочь и племянницу, — после чего повернулся к Джереми, только что ввалившемуся в комнату, и добавил: — А ты, юный Гилберт, разбуди Давину. Спорить никто не стал. Даже Клаус, который терпеть не мог, когда его брат начинает командовать в обход него.***
— …все еще думаешь, что сможешь уйти? — насмешливо протянул Майкл, нависнув над Татией, которую завалил на широкий стол, и теперь душил. — В отличии от тебя? Трупа несчастного, да, — прохрипела девушка, продолжая извиваться, хотя с ее то животом это было не так уж и легко делать. Она почувствовала, как внутри нее стало нарастать напряжение, чувствовала, как ее магия, подобного пружине перед тем, как выстрелить вверх, свернулась в ее нутре, и не прошло и секунды, как этот ублюдок отправился в полет. Татия закашлялась и села на столе, обхватив свое нежное горло. — Твой сын тебя убил, — просипела она. — Но кажись не до конца. Впрочем я это исправлю, если ты, мудак, еще хоть раз тронешь меня! Но Майкл, кажется, услышал лишь часть ее слов. Он резко вскочил, и прорычал: — Он. Мне. Не. Сын. Он мой бич, ходячий символ слабости… — Чьей? — презрительно сказала Татия, соскользнув со стола. — Твоей? Или твоей жены, которая не смогла, даже имея от тебя уже несколько детей на тот момент, держать свои ноги сомкнутыми? Майкл зарычал. — Нет спасения тому зверю, которого ты вынашиваешь, — выплюнул он. — Клаус уничтожит его так или иначе. Лучше уж умрет сейчас. И ты вместе с ним!.. И он вновь кинулся к ней…***
— Не работает! — рявкнул Клаус, когда заклятие, которое пытались сотворить Деверо и Давина, не дало плодов, и Татия все быстрее стала угасать. — А чего ты хотел? — не выдержала Софи. — Мы месяц бились над тем, чтобы узнать что с ней, и не добились успеха, а сейчас вдруг смогли бы сотворить чудо? — Прекратите! — строго сказала Джейн-Энн, подсказывая дочери и Давине заклятие, которое те дружно читали над Татией. — Сейчас мы как раз знаем, что с ней. Она явно на той стороне, раз встретила вашего отца, и мы должны попытаться ее вернуть, а ваши крики мешают девочкам. Она бы и сама прочла заклятие, но ее магия была потеряна, поэтому могла лишь наставлять свою дочь, которая к ней наконец вернулась и ее подругу.***
…но на полпути исчез. Буквально. И он и дом, и все вокруг. Татия непонимающе огляделась и поняла, что находится посреди уже знакомого кладбища. — Что за?.. — пробормотала она, и лихорадочно завертела головой, видя как вокруг нее стали появляться женщины и мужчины в нарядах разных эпох. В основном девятнадцатого и двадцатого веков. Они все вдруг указали на нее пальцем и хором завопили. — …Ты чужая! — …не наша кровь. — …уходи!.. — …воровка!.. — …обманщица!.. — …мы не будем тебе подчинятся!.. Татия рефлекторно закрыла уши руками, ибо от этих воплей ее голова буквально разрывалась на части, а перепонки, кажется, вот-вот взорвутся, но тут в этой толпе, она мельком заметила знакомую фигуру, а сквозь эти вопли в ее голове раздался холодный глубокий голос: — Не стойте же столбом, Поттер! Где ваше знаменитое гриффиндорское упрямство и нежелание слушать кого-либо? Или вы настолько размякли, что будете слушать кучу мертвых ведьм? Покажите кто здесь хозяин! И Татия, что удивительно, будто получив дозу бодрящего пендаля, и ощутив прилив злости и сил, убрала руки от ушей, и не шибко контролируя то, что вылетает изо рта, рявкнула: — А ну заткнитесь! Я теперь главная! А кто против, тот быстро лишится костей и места на кладбище, понятно?! Тишина была абсолютной. Все эти призраки перестали в нее тыкать пальцами, и отпрянули в сторону. Ха, ну и кто здесь теперь папочка? А потом она проснулась…