Близнецы. Солнце и Луна

В этот раз, проснувшись явно голой в кровати, явно не своей, Татия, как ни странно, не испытала ужаса или стыда. С некой обреченностью, она поняла, что это было неизбежно, хотя бы потому, что, глубоко в душе, хотела, чтобы все это случилось. Девушка медленно открыла глаза, и услышав знакомый звук, скребущего карандаша о бумагу, приподнялась, и прижимая одеяло к груди, оперлась на локоть, стала искать источник звука, который оказался не так уж и далеко от нее. — Что ты делаешь? — хрипло спросила она, смотря на Клауса, который сидел в кресле неподалеку от кровати в одних брюках и что-то увлеченно рисовал в альбоме. Татия даже на миг ощутила дежавю, помня, что во время их «путешествия», которое кончилось зачатием их сына, так же просыпалась и находила подобную же картину. Правда тогда, гибрид был в рубашке, но она не собиралась жаловаться. — Рисую, — с улыбкой ответил Клаус, не поднимая глаз от альбома, чувствуя себя, как никогда расслабленным и благодушным. А еще вдохновленным. Едва он проснулся рядом со все еще дремлющей и теплой Татией под боком, и ощутил вялые пинки их ребенка у себя под ладонью, то тут же захотел запечатлеть свою полунагую и тяжелую от их дитя Венеру на бумаге. Он почти закончил, когда девушка тихо застонала и проснулась. — Если меня — и это должно быть романтическим жестом, то лучше бы принес завтра… — начала Татия, но заметив, как улыбка гибрида стала шире, и он указал карандашом куда левее ее, она проследила взглядом за ним, и тихо закончила: — …к А на тумбочке рядом с ней, стоял именно он. Точнее поднос с ним. Татия закатила глаза, и неловко сев, опираясь на спинку кровати, она прижала поближе к себе одеяло, и с пыхтением подтянулась и взяла поднос, тут же набросившись на еду. Она была так голодна!.. Клаус тем временем закончил рисовать и тихо посмеиваясь оттого, с каким наслаждением девушка уплетала завтрак, встал с кресла, и подойдя ближе, нагло украл одну ягодку клубники, Татия ей была одержима и ела при каждом удобном случае, с подноса. — Эй! — возмутила девушка с праведным гневом в зеленых глазах посмотрев на присевшего рядом гибрида, который с преувеличено довольным видом съел ее клубнику! — Это мое! Теперь мужчина уже засмеялся куда громче, и даже пара ударов по плечу его не могли успокоить.

***

Но долго прибывать в блаженном состояние и наслаждаться мигом у них не вышло. Может потому что сами были не способны долго пребывать в покое, кто знает?.. — Ты же понимаешь, что сколько не был хорош секс, мой вопрос все еще актуален, — серьезно спросила Татия, собирая в хвост волосы, и потирая спину вставая с кровати. — Кто я для тебя, и каково мое место? Потому, что я не собираюсь быть удобной ведьмой, подстилкой или даже мешком с кровью. Нет. Хватит с меня этого. И Елена больше не даст тебе не пинты крови, с чем я уверена согласится Элайджа, яро влюбленный в мою сестру… Гибрид усмехнулся, в очередной раз поражаясь тому, какая упрямая ведьма ему досталась, и подойдя к девушке, положил руки ей на плечи. — Я хочу, чтобы ты была моей равной, — прямо сказал он, и куда более уязвимо, добавил: — Ты… Первая женщина за многие многие века, кто пробуждает во мне что-то… Человеческое и ранимое. То что, наполняет меня теплом и желанием к чему-то, кроме разрушения. Ты не боишься меня, и всегда могла дать мне отпор. И я… — тут Клаус затих, ибо признаваться в любви было не в его стиле, да и стоит ли? Ведь он же столько раз обжигался и не хотел этого вновь. Но Татия, кажется, и так поняла, что он хотел сказать. Более того, она понимала, почему он смолк, не закончив. Любовь — это то, что всегда приносило им лишь боль, и наступать вновь на старые грабли ни одному из них не хотелось, к тому же сама Татия толком-то и не знала именно такой формы любви. Клаус был первым в ее жизни мужчиной, который пробудил в ней что-то неизведанное ей ранее. То, отчего она теряла голову и способность мыслить рационально. Нормально ли это? Она тоже не знала, но осознавала, что боится нырнуть с головой. Вдруг утонет? А ей нельзя было этого делать. Ей нужно было беречь свою семью, сына растить, и защищать, но… Сопротивляться притяжению не было больше сил. Особенно после сегодняшней ночи, когда гибрид был столь нежен и ласков с ней. Не так, как в их первый раз, который был как лесной пожар. Горячий и сжигающий дотла. Нет. В этот раз Татия по-настоящему ощутила каково это быть любимой. Но все же… — Я умру, — тихо сказала она. — Рано или поздно, но все-таки умру, ведь я смертна. Если ты и впрямь что-то ко мне чувствуешь, то ответь, что будет, когда это случится? — Мир сгорит, — без колебаний ответил Клаус, совершенно не лукавя. Он был поразительно честен, и даже сам поразился насколько. Татия ощутила, как у нее замерло дыхание от искренности, которой были полны эти гипнотизирующее зелено-голубые глаза, и уже в который раз поняла, что только она могла если и влюбится, то только в самого нестабильного и внушающего ужас, хотя и страшно красивого, мужчину на свете. — А наш сын? — произнесла она, понимая, что увещевать его или уговаривать, что это того не стоит, бесполезно. Если уж гибрид решит утопить мир в крови, то его никто не остановит. — Он может быть смертен, как и я, или бессмертен, как ты. Неужели ты спалишь его в кострище своей печали? Или найдешь способ его тоже спрятать в гробу, как ты делал на протяжение веков со своей семьей? Клаус отвел на миг взгляд, невольно вспоминая сцены из его кошмаров, в которых Майкл пронзает светловолосого мальчика колом, и сжав челюсти, вернул свое внимание к выжидающе смотрящей на него Татиеи, и тихо, но твердо поклялся: — Я никогда так с ним не поступлю. Клянусь. Я никогда не причиню намеренного вреда нашему ребенку. Я… — А если он захочет прожить одну, обычную жизнь, и не захочет разделить твое бессмертие, если все же окажется смертен? — настойчиво продолжила вопрошать девушка, выплескивая из себя давно назревшие вопросы, которые ее столь мучили. — Ты... — А ты? — спросил Клаус сквозь зубы, чувствуя, что между ними нарастает напряжение, но не горячее и возбуждающее, а холодно и колючее. — Ты бы согласилась разделить со мной бессмертие? Татия поджала губы. Она не знала ответа на этот вопрос. Еще полгода назад, или чуть больше, она бы сказала твердое нет, но сейчас… Она живет среди вампиров, ее сын отчасти вампир, и, возможно, даже будет жить очень-очень долго, а ее сестра… Елена с Сальваторе была не согласна провести вечность, хотела жить обычной жизнь, но теперь, когда она была с Элайджей… Может ее мнение и поменятся. Так что… — Мой вид живет в среднем лет сто-сто пятьдесят, — расплывчато ответила Татия, и заметив, как потемнели глаза гибрида, она вздохнула и коснулась его груди руками. — Дай мне подумать, хорошо? Клаус расслабился. — Хорошо, — согласился наконец он, и погладил ее по щеке. — Время еще есть. На самом деле, гибрид был недоволен ответом девушки, но все же понимал, что она права. Как и понимал, что если обратить ее насильно, то долго не проживет. К тому же и впрямь, время еще есть. Татие же еще и двадцати нет! Пусть поживет, подумает, а уж он-то убедится, чтобы она приняла «верное» решение. Потому что, чем больше он думал, тем больше понимал, что без нее жизни уже не представляет. Его брат, Клаус уверен, был с ним согласен в отношении Елены. Чертовы Петровы и их чары. Но в тот момент, еще никто не знал, что времени как раз у них уже почти и не осталось.