Фаворитка короля

      Головная боль усиливалась от мысли, всплывающей через определенный промежуток времени. Мысль названивала, как серебряный колокольчик. Вначале ненавязчивый звук заигрывал с совестью, этим забавлял Анжелику, но затем, незаметно и исподволь он усилился и перерос в протяжный и неприятный фальцет. Это было уже похоже на новое орудие пытки, издевательски напоминающее ей о предстоящем событии.       Анжелика вспомнила письмо, полученное накануне вечером, в котором была окончательно установлена церемония публичного покаяния. Последние пункты вызывали спазм в горле. От представившегося на миг действа у женщины подбородок задрожал от подкативших рыданий. Повышенная раздражительность появилась из-за переживаний, бессонницы и страха за будущее детей. Хотя, нынешние условия церемонии почти ничем не отличались от предыдущих. Изменилось только место покаяния — все произойдет у дворца. Конечно, короля прельщала театральность, он желал, чтобы весь двор мог наблюдать за унизительной церемонией, приготовленной для бывшей фаворитки. Но в этих строках Анжелика угадывала и желание Атенаис де Монтеспан. И тут же образ фаворитки с ее насмешливой улыбкой и блеском голубых глаз предстал перед Анжеликой, вызвав всплеск бессильного гнева. Ей захотелось повернуть карету обратно в Париж. И снова головная боль дала о себе знать, напоминая о причине поездки в Версаль.       Отдернув темные шторы, Анжелика распахнула окно кареты. Легкий ветерок, не дожидаясь приглашения, обдал своей прохладой идеальное лицо женщины. Будто хотел по-дружески убавить боль, заставляя притихнуть колокольчик-напоминание. И действительно стало намного легче. Анжелика усмехнулась, удивляясь капризу природы.       Проблемы не были решены, собственные надежды лишь расстраивали ее. В последнее время маркизе казалось, что она бежит по замкнутому кругу, который с каждым днем становится уже и неизбежно ведет ее туда, откуда она сбежала годом ранее. В то место, при малейшем напоминании о котором Анжелика чувствовала себя подавленной. Туда, где блеск и роскошь пропитаны притворством, подхалимством и распущенностью.       Версаль, а точнее королевский двор, ожидал унизительного покаяния. В памяти Анжелики стали всплывать галереи дворца, и полные притворства лица его обитателей, обсуждавших предстоящую премьеру Люли или Мольера, очередной скандал или чью-то опалу. Так и сейчас они с нетерпением ждут возвращения провинившейся дочери королевства. Самой восхитительной и непреклонной гордячки двора, которая высоко взлетела, заворожив своим блеском монарха. Насмешливые взгляды вельмож проходили перед ее мысленным взором, напоминая, что она обязана триумфом Королю-Солнцу, который благосклонен к фаворитам, но беспощаден к недругам. Маркиза дю Плесси де Бельер прекрасно понимала, что за все надо платить.       Решение вернуться пришло само собой, то ли из-за тех событий, свидетелем которых она стала в провинции, то ли по другим причинам, о которых не хотела думать. Почему ей стало жаль гугенотов? Она с детства остерегалась малообщительных людей, но последнее лето изменило ее взгляды — они были христианами, как и она. И несправедливость по отношению к ним все сильнее подталкивала к возвращению в столицу.       Анжелика не могла забыть несчастных рабов Мекнеса, с их обветренными лицами и потрескавшимися губами, которые под палящим солнцем испытывали все муки Христа. Там, в мире ислама, где пять раз в день муэдзин из минарета призывал верующих к намазу, любой иноверец, будь то католик или гугенот, становился врагом последователей Мухаммеда. Сплоченность и отвага этих людей восхищали Анжелику. Короля рабов, широкоплечего светлоглазого нормандца, она вспоминала особенно часто. Выходец из простого народа воплотил в себе все качества легендарных королей времен Крестовых походов: храбрость, доблесть и праведность.       — Колен Патюрель, — сорвавшееся с губ имя болью отдалось в груди. — Король рабов.       Она взглянула на живот, затянутый в корсет, прикрытый оборками платья, и невольно погладила то место, где мог быть плод их любви. Бывшая невольница перебирала пальцами черную ткань, пока вздох сожаления не пресек воспоминания о нормандце. За окном пробегал неизменно красивый пейзаж, но он не радовал ее.       Сентябрьская осень пока не хотела расставаться с красками лета. Лишь прохладные ночи разбавляли жару, которая правила во Франции целое лето, заставляя жителей подстраиваться под нрав оной. Это из-за нее Анжелика должна прибыть на собственную плаху рано утром. Два дня маркиза дю Плесси де Бельер ожидала приглашения в одном из особняков Парижа. Почему она выбрала отель дю Ботрей? Ведь могла бы остановиться в доме Филиппа, но ей захотелось выехать в Версаль именно оттуда. Ботрей в течение многих лет был знаковым местом в ее жизни, напоминая о боли и позоре, через которые прошел первый муж, расплатившийся жизнью за непримиримость к раболепству, серости и ограниченности. И поэтому женщина называла это пристанище мавзолеем великой любви.       Еще в Пуату Анжелика с усилием заглушила в себе дух мятежности и чрезмерной гордыни. На их место пришла опустошенность, которая, как ни странно, дала взрасти старым и забытым чувствам. После года в гареме и унизительных сцен в Кандии, в Анжелике обострилась то, что когда-то вырвало ее из грязного и убогого дна Парижа — Двора Чудес. Как и тогда, жизнелюбие и самоотверженность стали двигать ее вперед, напоминая об ответственности за сыновей, крестьян из ближайших деревень и даже соседей-гугенотов. Особенно ей вспоминалось морщинистое лицо Молина, его слова полные мольбы вернуться ко Двору. Тогда отказав ему, она не предполагала, что через пару месяцев изменит решение и срочно выедет в Версаль.       Она дала себе установку потушить зачатки вражды и не допустить возгорания мятежа в провинции. Капитан драгун, толстяк Монтадур опешил, узнав желание маркизы покинуть поместье и прямиком направиться в Париж. Его маленькие глазки панически забегали по сторонам, и на лице запестрил ярко-красный румянец. Выстроенные планы насчет непримиримой хозяйки стали рушиться, как карточный домик. А тяжелая поездка окончательно выбила его из колеи. Ему пришлось беспрекословно сопроводить маркизу чуть ли не до ворот Парижа, а затем срочно направиться к маркизу де Марильяку за дальнейшими указаниями. Анжелика не считала себя Орлеанской девой, но чувствовала, что на нее возложены надежды, и она способна повлиять на обстановку, ведь она — придворная дама. Представив себя в доспехах и с мечом в руках, Анжелика рассмеялась хрипло и громко, выплескивая накопившееся напряжение от ожидания.       Способна ли она, маркиза дю Плесси, стать послом несчастных, если сама не знает собственной участи? Что ее ждет? Король, вероятно, проявит снисходительность и опустит некоторые имущественные притязания, о которых шла речь в первом послании и которые ее совсем не интересовали. Но прошло три месяца, и влияние на короля мадам де Монтеспан может сказаться на отношении к ней. Как в действительности настроен он к беглянке? Любовница короля, не дожидаясь возвращения соперницы, несомненно постаралась ее очернить. Поразмыслив, Анжелика решила пока оставить детей в надежном месте под присмотром людей, в верности которых не сомневалась, в замке Плесси в Пуату. И если ее ждет монастырь, то она обратится к монарху с просьбой оградить замок, принадлежащий сыну маршала дю Плесси, от расквартирования драгун.       Через несколько минут после поворота на Версаль маркиза узнала очертания величественного дворца Короля-Солнца, и неожиданно сердце учащенно забилось от предвкушения вновь оказаться там и восхититься этим шедевром. В глубине души затеплилось желание прогуляться по прекрасным садам, полюбоваться фонтанами, рощами и гротами парка. Ее жизнь во дворце не была мучительно-трагичной, были дни, когда душа ликовала от избытка блаженства. Ей вспомнился первый визит в Версаль, ее второй брак, Филипп дю Плесси, которому больше подходили аллеи Версаля, чем пороховые дымы пушек. Нежная улыбка появилась на губах Анжелики и снова погасла. Филиппа, который мог бы ее спасти, нет, как нет с ней и Колена Патюреля.       Она попыталась восстановить в памяти черты первого мужа, но перед глазами возник образ Рескатора, пирата в черной маске, прикрывшего собой ее наготу от похотливых глаз. Затем ей вспомнился мудрый Осман Ферраджи и его непонятные слова. Были ли они предсказанием ее судьбы?       — Да что это с тобой, маркиза? — рассердилась она на себя, чувствуя, что из-за хандры начинает паниковать. — Столько перенести на востоке и бояться пройти по парковой аллее, предстать перед королем и извиниться. Это же не Кандия!       Но слова не взбодрили, паника усилилась. Дрожь стала пробирать, и от этого капли пота увлажнили виски. Чего она боится? Немилости для детей? Нет, Людовик XIV ценит преданность своих друзей, а Филипп был его фаворитом. Может страшно встретить бывших знакомых? Но обитатели двора казались ей более уродливыми и убогими, чем жители Двора Чудес. Почему же ей так тяжело сейчас выйти из кареты и ступить на сухой гравий перед резной решеткой Версаля?       Черное бархатное платье, которое она носила в трауре по Филиппу, оказалось кстати. Анжелика не жалела, что не смогла сшить новое, так она напомнит монарху о своем статусе вдовы. В старом фасоне предстанет новая Анжелика. Все знакомые отметили изменение в ее внешности. Женщина вначале не придавала значению словам, но вечером изучив свое тело, согласилась с их доводами. А ведь и правда, упоительный воздух Ньельского леса благотворно повлиял на нее, придав коже бархатистость, пропитав ароматом полевых цветов, а ее золотистый оттенок притягательно сочетался с черным платьем. Нет, она не предстанет перед двором с прискорбным выражением лица. Многие жаждут увидеть ее поникшую, опустившую не только глаза, но и голову, но не дождутся. Маркиза дю Плесси пройдет с высоко поднятой головой, показывая всем, что не сломлена собственной участью. В прошлом ей встречались не такие фиаско, и находиться в немилости короля было не впервой. Одна закономерность всплыла в мозгу: чем ниже падение, тем выше взлет. Думы прибавили ей смелости, и с бесстрастным выражением лица она последовала за гвардейцами, специально ожидавшими ее. Анжелика постаралась не отвлекаться на зевак, которые с нескрываемым интересом провожали гостью взглядами, сосредоточившись на большой группе людей вдалеке. Вначале она подумала о просителях, которых король принимал ежедневно, когда находился в Версале.       — Чем не зрители? — прошептала она и пошла быстрее.       Приблизившись на достаточное расстояние, Анжелика смогла различить их. Эта группа не походила на просителей с их сутуловатыми осанками и скромными одеждами. Цвета нарядов пестрили на солнце, а разноцветные плюмажи широкополых шляп развивались на ветру, напоминая Анжелике широкие опахала при дворе Муллея Исмаила. Эта была свита короля. Ее ждали. Но среди придворных она не видела высокой фигуры Людовика XIV. Все стояли полукругом за королевским креслом, перед которым раскинулся богатый красный ковер.       Этот эшафот и прельщал, и пугал ее, вызывая нарастающую скованность в ногах. Стиснув зубы, Анжелика заставила себя подойти ближе. Необходимо было как-то успокоиться. Но с каждым шагом ей становилось все отвратительнее происходящее здесь, и хотелось поскорее покончить с этим.       Пару секунд она колебалась, не зная как себя вести. Лучше будет опустить глаза, чтобы не видеть лица вельмож. В регламенте были описаны некоторые нюансы и первый, довольно унизительный — встать на колени. Но ее успокоила маленькая подставка для ног, установленная на ковре. Такие часто использовали для молитв. К ней подошел господин де Жевр, главный дворецкий короля, и поприветствовал.       — Маркиза дю Плесси де Бельер, напоминаю, что Его Величество доверил мне вести церемонию вашего покаяния.       — Я буду счастлива следовать вашим указаниям.       Неожиданно для себя Анжелика ответила с ноткой сарказма, смутив этим мужчину. Де Жевр открыл было рот, чтобы ответить, но его остановило появление сюзерена.       Людовик выглядел так, как она его запомнила год назад во всем блеске и великолепии. Уверенной поступью он прошел к креслу, игнорируя ее присутствие. Она с замиранием сердца уставилась на ковер, а затем на юбки дам, чисто по-женски спрашивая себя, кому они могут принадлежать. Потом перевела взгляд на туфли монарха. Король постарался выглядеть безупречно, так подчеркивая собственную значимость в процедуре покаяния. Что ж ему это удалось, призналась себе Анжелика. Не смея взглянуть ему в лицо, Анжелика предположила о великолепии костюма по светлым кожаным туфлям и шелковым чулкам усыпанные мелкими драгоценными камнями, которые на солнце переливались всеми цветами радуги.       Размышления об одежде ее отвлекли. Анжелика не хотела вникать в речь господина де Жевра, но при словах о передачи королю угодий в Турени она повернула голову в сторону пажа, который держал в руках ларец с бумагами. Хотя мальчишка впервые был в Версале, и яркий румянец предательски выдавал это, выполнил свои обязанности он безукоризненно.       После того как бумаги оказались в руках маркиза де Жевра, Анжелика осторожно взглянула на короля. Может быть, он выразит удовлетворение? Но на каменном лице Людовика XIV молодая женщина прочла лишь безразличие к происходящему. За годы правления он мастерки научился прятать свои эмоции, маска величия была привычной и неизменной. Все это было известно Анжелике, поэтому она и не надеялась на проявление каких-либо чувств. Но на миг в карих глазах, которые сегодня были особенно темны, промелькнул блеск, который был ей знаком. Как назло вспомнилось их последнее свидание, и чтобы скрыть свое волнение, она уставилась на кружевной галстук Людовика.       — Маркиза дю Плесси, — с почтением обратился к ней де Жевр. — Сейчас предстоит процедура покаяния, вам необходимо приклонить колени.       Когда в руках оказался документ с текстом вассальной клятвы, то жалость к себе опять заныла в душе. Секунду назад ей показалось, что все сейчас закончится, но ошиблась. Все вокруг расплылось в огромное пятно, и остались только черные буквы на белом листке, слова которые она сейчас должна произнести.       — Я, маркиза дю Плесси де Бельер, вдова маршала и героя Франции маркиза дю Плесси де Бельера, любимейшего друга Его Величества короля Франции... — она сделала паузу, чувствуя, как ком в горле не дает ей продолжать. Господин де Жевр склонился к ней.       — С вами все в порядке, мадам? — спросил он с искренним беспокойством.       Анжелика глубоко вздохнула и, кивнув, заставила себя продолжить громким и ясным голосом. Несмотря на кажущееся спокойствие она нервничала в ожидании последующего действа. Боковым зрением она наблюдала за пальцами Людовика, отстукивающими стаккато по золотому набалдашнику трости. Самое ужасное предстояло впереди — поцеловать руку монарха. От этой мысли она внутренне содрогалась. Если потребуется это, то она не выдержит, и тогда произойдет неизбежное. Женщина попыталась взять себя в руки, напоминая себе о причине приезда, но пальцы, изящно играющие на блестящем шаре, не давали ей успокоиться. Словно во сне маркиза зачитывала присягу королю, в которой не видела какой либо мольбы о милости, а лишь подтверждение подданства своему суверену. Вот и последнее предложение, момент наступает. И тогда она не сможет переступить через свою женскую натуру и пойти на столь унизительное для нее действие — поцеловать руку добивавшегося ее мужчины.       Наступившая тишина ей показалась чрезмерно долгой. Она отчетливо слышала стук собственного сердца, которое выскакивало из груди, приготовившись к бегству хозяйки. Но на удивление всем, король встал, заставив окружение склониться в почтительных поклонах и реверансах.       — Мы искренне рады вашему возвращению, мадам дю Плесси де Бельер.       От голоса короля ее пробрала дрожь. Но продолжения не последовало, он лишь развернулся и направился во дворец. Анжелика смотрела ему в след, понимая, что он спас ее от позора.       — Мадам, прежде чем вернуть вам все привилегии, Его Величество хотел бы быть уверенным, что вы действительно раскаялись, поэтому вам рекомендовано ежедневно присутствовать при дворе. Однако, воздержитесь от жалоб и обсуждения с кем-либо своих проблем. Дозволены лишь допустимые по этикету приветствия. Это пример для всех остальных. Так должно быть до тех пор, пока Его Величество не соизволит заговорить с вами.       Анжелика быстрым шагом направилась к карете, которой все же было разрешено проехать на территорию дворца. Желание покинуть Версаль пересилило нахлынувшие разочарования. Исчезнуть отсюда, забыться и никогда не вспоминать этот день. Лишь когда карета тронулась, Анжелика, закусив платок, разрешила слезам вырваться наружу.