Фаворитка короля

      Все было готово к приходу ночного посетителя. Треск дров в камине нарушал тишину и выводил Анжелику из себя. Увлеченно нанизывая мелкие камушки на серебряную нить, женщина делала вид, что ничего не происходит. Бисероплетению она научилась в гареме, отвлекаясь от томительных минут ожиданий. Установленный на коленях полированный столик с аккуратно разложенными цветными горками бисера полностью завладел ее вниманием. Поддевая иглой золотистый шарик, она с выработанной сноровкой нанизывала его на нить, а затем черед подходил зеленому, красному…       Сегодня счет не шел. На третьем десятке ее мысли вернулись к ночам, проведенным с мужчиной, который полностью раскрыться перед ней именно сейчас. В памяти возникли минуты сладострастия, и на губах заиграла нежная улыбка, а от возникшей истомы кровь прильнула к щекам. Внезапный укол пальца привел ее в реальность. На подушечке выступила рубиновая капелька, и палец был тут же прижат к губам. Во рту появился солоноватый привкус, намекающий, что лучше отложить рукоделие.       Отодвинув столик, Анжелика подошла к окну и уставилась в черноту ночи, пытаясь различить знакомый силуэт. Подождав некоторое время, молодая женщина со вздохом досады вернулась к камину.       — Я, наверное, схожу с ума, — сказала она себе, потирая пальцами виски. — Это увлечение мимолетно, и смешно волноваться из-за пустяка.       Глупое поведение последних часов, необоснованная тревога только разозлили ее, поэтому Анжелика решила, что лучше всего улечься в кровать и заснуть. Служанка помогла раздеться. Мимолетный взгляд на альков заставил маркизу снова вспомнить сцены постельных утех. К горлу подкатил ком, и ей сильнее захотелось прилечь и забыться. Она задержала взгляд на девушке, которая расправляла рюши на батистовой рубашке госпожи.       «А если он не придет? Может он разочаровался?»       Серые глаза служанки смотрели на обеспокоенную госпожу. Девушка была юна и служила недавно. Но по поведению хозяйки не трудно догадаться, что та в ожидании любовника. Старожилы удивлялись, что госпожа принимала мужчину несколько дней подряд. Она не позволяла себе таких вещей в течение долгого времени. Девушке нравилась мадам, которой молва приписывала разные похождения. Но на вопросы любопытных Жаннин открещивалась, недоумевая, как могла успеть ее хозяйка вызвать столько кривотолков, будучи все вечера дома. Всему виной людская зависть, ведь мадам была редкостной красоты.       Жаннин определила, что посетитель не военный. Детство на границах Фландрии проходило под дробь барабанов и звуки картечи. Маршировка войск была частым развлечением детворы. А ночной гость не имел четкого вышколенного шага, как полагалось военному, у него он был мягким и изысканным. Он был важной птицей раз его сопровождали гвардейцы. И наверняка относился к приближенным королевской семьи. И щедрое вознаграждение хозяйки за молчание о его визите подтверждало это.       Руки с легкостью освободили ухоженное тело от корсета. Восхищенный возглас сорвался с девичьих уст, когда Жаннин оценила красоту женщины. Она прикрыла рот, чтобы не сболтнуть лишнего и не расстроить несуразным поведением добрую госпожу, которая не в духе слушать комплименты от прислуги. Долгожданный стук в дверь приостановил увлеченное расчесывание золотистых волос. На секунду обе женщины повернулись в сторону дверей.       — Иди и узнай кто это       Жаннин открыла дверь и увидела учителя фехтования Мальбрана. Она обернулась к побледневшей Анжелике, которая смотрела на них с нескрываемым нетерпением. Ничего не оставалось, как быстрее выпалить новость:       — Мадам, к вам пришел господин де Вексин.       Окрыленная новостью, Анжелика метнулась к зеркалу, дрожащей рукой подвела брови и увлажнила губы. Жаннин с восхищением наблюдала за утонченными жестами обольщения, протягивая хозяйке халат восточного покроя из плотной ткани.       — Что ты тут стоишь? Ты мне более не понадобишься, — заметив заинтересованный взгляд служанки, Анжелика привела ту в чувство строгим тоном.       Раскрасневшаяся девушка подхватила канделябр и выпорхнула из комнаты, бросив последний взгляд на маркизу, которая уже мысленно находилась около визитера.       Людовик ожидал с привычной внешней сдержанностью. Из-под плаща выглядывал жюстокор цвета индиго с серебряной окантовкой, белые рукава и манжеты ярко констатировались на темном фоне. При виде Анжелики живые глаза загорелись радостью, а улыбка подтвердила его нескрываемое удовольствие. Обоюдный порыв подвиг их броситься на встречу друг другу. Мужские ладони обхватили ее лицо, чтобы приподнять и коснуться губ, которые уже просили сделать это. Страсть снова захлестывала обоих. Если бы не гостевая комната, то их нельзя было бы удержать. Людовик это первый понял и остановился, переводя дух. Соприкасаясь лбами, мужчина и женщина мысленно соглашались, что их поведение подобно безумству. А куда может привести необузданное влечение?       — Я думала, что вы не приедете сегодня, — прошептала Анжелика, прерывая магнетизм его красноречивых глаз.       — Как я мог не прийти к своей богине? Если имею шанс лишь ночью насладиться ею, — следующую фразу он закончил поцелуем. — Вашего ароматного платка мне не достаточно.       Анжелика откинулась назад, уверенная, что заключена в тиски сильных рук, и внимательно оглядела короля.       — Граф, вам необходим отдых, такие поездки приведут к истощению. — Позволив себе пальцем погладить его лицо, на котором под глазами отпечаталась тень усталости. Он перехватил ее кисть и поцеловал запястье.       — Мадам, я отдыхаю в ваших объятиях, и мне достаточно этого.       Анжелику не убедили слова, подсознательно она корила себя, что король уже которую ночь не отдыхает. Конечно, ему это казалось рыцарством, но Анжелика считала сумасбродством. Сегодня она намеревалась поступить как праведная наставница, а не как ненасытная грешница.       Она взяла его за руку и нарочито строго сказала:       — Сегодня я прослежу, чтобы вы выспались, Людовик.       Его палец прошелся по ее скуле, а губ коснулась улыбка.       — Вы впервые назвали меня по имени. Я сражен этим, поэтому повинуюсь вашей просьбе.       Но немного изменив беспрекословному исполнению указания, он снова заставил Анжелику увлечься более интересным занятием. Она не разозлилась, лишь на пару минут обиженно выпятила губки. Но после настойчивых прошений любовника о милости, с помощью талантливости его рук и губ, даривших удовольствия, которые оказались для молодой женщины слишком сильным и насыщенным, она уступила, и они совместно распили чащу наслаждения.       Позже в постели, в нахлынувшей дреме, они лежали в обнимку. Его дыхание щекотало ей ухо. Анжелика осмелилась повернуться и стала рассматривать лицо мирно спящего царственного любовника. Он красивый мужчина. Благородное лицо украшали выразительные глаза, зеркало души. Сейчас они прикрыты веками, зато можно увидеть длинные и густые ресницы. Брови отчерчены в дугу многим женщинам на зависть. Нос с маленькой горбинкой слегка длинноват — признак всех Бурбонов. В расслабленном состоянии в уголках глаз проявились мелкие симпатичные морщинки. Волевой подбородок с небольшой ямочкой в центре — признак мужественности.       Ее взгляд обласкал выпуклые губы аристократа. Она пересилила в себе желание к ним прикоснуться. Зато не выдержала и легонько прошлась по линии шеи, плавно переходящей в ямку, и остановила ладонь на редко поросшей волосами груди. Она инстинктивно прижалась к ней щекой, ощущая шелковистость волос. И в тот же миг его руки с волнующей нежностью привлекли ее к себе, и губы коснулись ее макушки. Анжелика подняла лицо и увидела, как из-под полуоткрытых век блестят глаза, края усиков изогнулись вверх от удовольствия.       — Вы не спите, любовь моя?       — Я вас разбудила? Простите меня, — виновато сказала Анжелика, ладонью лаская его лицо.       — Я постоянно думаю о вас.       — Спите, я буду рядом с вами.       Мужчина не сопротивлялся. Заключив ее крепче в свои объятия, он снова заснул. Анжелика в полном ощущении защищенности тоже погрузилась в глубокий сон.       ***       Карета остановилась у ворот, где заканчивалась низкая каменная изгородь. У входа Анжелика узнала высокую фигуру иезуита де Сансе, который прохаживался по дорожке кладбища. Плотно сжатые губы и глубокая морщинка, пересекавшая лоб, придавали ему суровый вид. Анжелика раскрыла объятия, показывая сестринские чувства. Не привыкший к сентиментальности де Сансе, лишь похлопал ее по спине и медленно отодвинулся на расстояние вытянутой руки.       — Хвала Господу, что уберег тебя в чужой стране!       — Брат, я всегда имела сильного ангела-хранителя, который спас меня, — под шутливостью она скрывала нервозность.       Они направились вглубь ветхого кладбища, усыпанного перекошенными плитами надгробий, от которых исходил сладковатый запах плесени. Мощные стволы дубов и каштанов вырастали из-под земли и широкими кронами образовывали густой навес. Погруженное в вечную тень место последнего пристанища одаривало гостей мертвенной прохладой, вызывая мурашки на коже.       — Я нашел место для Гонтрана на иезуитском кладбище. Здесь он будет под нашим присмотром.       Анжелика прискорбно покачала головой, и ощутила всю тяжесть своей вины. Земляной холмик и табличка были единственными напоминанием о брате. Слезы потекли по щекам.       — О, Раймон, если бы я была в Версале, я бы не допустила этого! Я во всем виновата!       — Не корите себя, моя драгоценная сестра, — проговорил мужчина после прочтения молитвы по усопшему. — Не ты, не я не виноваты. Таков был наш брат, и неправильный путь привел его к такому исходу.       Анжелика продолжала прикладывать платок к глазам, полным слез.       — Взгляни на эту могилу, милая сестра, и предположи, куда тебя могли завести похождения? Я молился за благоприятный исход, и вижу, что ты на правильном пути.       Эти слова оставили след в ее сердце. И в последующих жизненных перипетиях, находясь на волосок от смерти, Анжелика представляла себе не косу с хитоном, а холмик с табличкой.       Раймон, чувствуя вину за поучения, предложил сестре отобедать в обители. Даже у высокопоставленного священника трапеза была скромна: грибы, постная ветчина, свежие овощи и фрукты, немного красного сухого вина, которое оказалось кстати. Наслаждаясь терпкостью и чрезмерной кислинкой красного напитка, Анжелике внезапно вспомнились времена детства, брата чистящего яблоко для нее, маленькой девочки. И сегодня он с выраженной заботой проделал это, а затем придвинул тарелку к сестре. В ответ она подарила ему взгляд умиления. В беседе они не только затронули родных, но немного коснулись ее приключений. Причина приезда в Париж маркизы всем была известна, поэтому Раймон не спрашивал об этом, к тому же зная, что сестра горделива до порока. Зато Анжелика не удержалась от вопроса:       — Брат, ты осведомлен о драгонадах в Пуату?       — Так их называют? Да, я регулярно получаю новости оттуда. Я состою в совете по принуждению гугенотов, — объяснил де Сансе ровным тоном.       — Ты, наверное, не знаешь, как ведут себя драгуны на наших землях!       — А что тебя удивляет, сестра? — мужчина уставился на нее. — Вас же не трогают? Как я понимаю, твоему поместью не угрожает опасность. Ты в Париже. О ком ты так беспокоишься? За отступников веры? Когда они стали тебе близки?       Быстро проглотив ягоду винограда, Анжелика в полном возмущении выпалила:       — Брат, не могу поверить, что ты участвуешь в этой расправе! Сам выходец из Пуату и навлек на родной край столько бед!       Эти слова не смутили священника. Продолжая жевать, он лишь позволил себе реплику:       — Чтобы он стал чище, и ваши дети росли в благоприятной обстановке.       — Гугеноты такие же христиане! Как же Нантский Эдикт? Вы противоречите ему. Я буду настаивать на том, чтобы Его Величество поступил мягко с этими людьми.       Отодвинув тарелку, Раймон проницательно посмотрел в глаза сестры, которые горели ярко-зеленым пламенем, и узнал дух мятежности. Она не изменилась за год и не извлекла уроков, а наоборот жизнь вдалеке усилила жажду справедливости и непримиримость. Но эти открытия иезуита не обрадовали, лучше бы она была увлечена интригами Версаля. Такая Анжелика могла быть опасной для короля.       — Анжелика, как я полагаю, ты вернулась к королю. И на правах старшего брата, который переживает за младших отпрысков де Сансе, особенно за тебя, уличенную в чрезмерной ветрености, позволь дать совет — не вмешивайся в религиозные дела. Тебе не понять. Гугенотам дали шанс ступить на путь истинной веры. Их праведность — маска притворства. Не жди благодарности от них. Вспомни государства, которые пали под их «добрым» натиском. Если не пресечь, снова начнутся религиозные войны, а этого и ждут наши враги. Ты рада будешь увидеть вторую Варфоломеевскую ночь?       — Ты искажаешь факты! Можно договориться с ними.       Раймон покачал головой.       — Королю не нужна вторая Фронда.       — Но он заверил, что разберется, — растерянно прошептала она и после паузы сдавлено проговорила. — Он сказал... что вызовет губернатора к себе...       — Да, Его Величество не любит анархии. И с твоих слов в Пуату предприняты жесткие ограничения. Но, сестра, не тешь себя надеждами. Отмена Нантского Эдикта неизбежна.       Молодая женщина встала и подошла к окну, изучая мостовую из серого камня, которая сливалась с поросшими мхом стенами Тампля.       — А как же мои земли? Кто будет обрабатывать их?       — Сестра, тебе ли беспокоиться? — засмеялся священник. — Скоро ты заимеешь все, что пожелаешь. Если крестьяне не перейдут в католичество, то их заменят другими, и будет намного легче находить с ними язык.       — Раймон! — ее лицо исказилось в муке. — Скажи, что стало с нами? Если ради непонятных предубеждений мы можем предать людей, семьи которых жили рядом с нами долгое время. Наши прадеды вместе воевали под знаменами Франции. Они такие же пуатевенцы и имеют право на родину.       — Истинная вера — залог силы государства. Я в таком возрасте, когда начинаешь пожинать плоды сделанного, и понял, что немного добился за это время. Я даже полностью не следую за уставом моего ордена. Мне предложили возглавить миссию в одной колонии. Если тебе интересно, эта Канада. Но я отказался, так как нужен во Франции. Здесь намного больше требуется усилий для привлечения еретиков в наши ряды. Поэтому я и нахожусь в совете.       Теплая рука брата сжала ее ладонь. Он хотел посмотреть ей в глаза, и через секунду ему был подарен полный надежд пылкий взгляд, который смягчил железное сердце иезуита. Он постарался правильно ей объяснить:       — Анжелика, если не мы их, то они нас. Тебе известно, как ислам относится к иноверцам? Мы более снисходительны.       Как не тяжело было соглашаться, но Раймон отчасти был прав.       Маркиза не чувствовала бы вины, если бы не была знакома с этими людьми, которые так же любили короля и надеялись на его благосклонность. Не ошибалась ли она в монархе? Часть ее, которая была взращена на просторах Ньеля, противилась физическому влечению, которое подводило к началу конца бесценной свободы. Но как противиться новому, такому притягательному и нарастающему счастью, сравнимому с волной, которая окутывая, дарила заряд энергии и все преграды казались не существенными? Это новое ощущение Анжелику притягивало и настораживало. Она сперва не верила самой себе. Но с каждой встречей их связь прочнела, и доверие друг к другу возрастало с каждым вздохом, с каждым поцелуем. Анжелика чувствовала влечение Людовика. Искренен ли он? Маленькая червоточинка не давала покоя. «А если эта игра?» И вмиг острая боль, словно игла, пронзала сердце. От предположения ей стало дурно. Убеждая себя, что он оценит ее милость, Анжелика старалась забыть былое, даря ему шанс. «Но если он не изменился? Тогда один выход — пока не поздно покинуть его.»       Возвратившись в отель дю Ботрей, молодая женщина позволила себе немного покомандовать, дать новые указания. Ее любовник был щедр и подарил через вездесущего Кольбера крупную сумму накануне. С такими деньгами она могла освежить не только свой гардероб, но изменить интерьер дома. Полученное письмо от короля она тут же, игнорируя слуг, в нетерпении вскрыла.       «Моя милая и незабываемая роза, я не могу полностью окунуться в дела государства, ведь все напоминает мне о вас. Эти муки заставляют считать минуты до нашей встречи, но обстоятельства откладывают мой приход. Ваши объятия я покину всего на две ночи, но надеюсь, что разлука станет лишь мгновением, и я снова почувствую аромат вашего тела. Я распорядился высадить кусты туберозы в Трианоне в надежде, что когда-нибудь вы сами оцените их. Хочу закончить свое послание одним стихотворением, которое недавно попалось мне на глаза.       Восток лучами яркими зажжен,       Прерви, Невеста, свой тревожный сон —       Уж радостное утро наступило —       И ложе одиночества оставь,       Встречай не сон, а явь!       Постель тоску наводит, как могила.       Сбрось простыню: ты дышишь горячо,       И жилка нежная на шее бьется;       Но скоро это свежее плечо       Другого, жаркого плеча коснется;       Сегодня в совершенство облекись       И женщиной отныне нарекись!       Ваш Людовик»       Анжелика расслабилась, присела на террасе и несколько раз насладилась строками письма, которое пылало страстью. Можно ли не доверять таким словам? Весть об отмене свидания ее расстроила и привела в легкое замешательство. Женщина не знала чем занять себя.       Вечером она погрузилась в разбор старых вещей вместе с Жаннин и, неожиданно придя в хорошее настроение, подарила девушке пару юбок. Следующий день пролетел быстро. Маркизе де Плесси хотелось поскорей закончить перестановку и увидеть сыновей. Первое, она заказала мебель в комнату младшего сына, голубоглазого ангелочка Шарля-Анри. И при первой же встрече с Людовиком она возьмет дозволение перевезти детей в Париж. Но к вечеру маркиза в этом засомневалась. Она осталась дома, отвергнув все приглашения старых знакомых, даже Нинон де Ланкло. Куртизанка в письме намекала о слухах, которые подогревают ее любопытство, поэтому она на днях навестит подругу-затворницу.       Вторая ночь пролетела, день завершился закатом. Анжелика, не узнавая себя, просидела в ожидании до поздней ночи, но никто не появился. Сон не шел, и ей пришлось проворочаться почти до утра, в итоге усталость затянула ее в дрему. Целый день прошел в тревоге, ни весточки, ни письма. Что могло произойти? Она даже не знала, где сейчас двор, и где может находиться король. Последующая ночь прошла в том же беспамятстве. Чувства, одолевшие ее, менялись от всевозможных домыслов. В итоге собственное чувство собственного достоинства победило, откинув злость, переживания, ревность. На заре она вышла на балкон. Холодный воздух отрезвлял.       «Неужели все закончилось? Может это к лучшему, — убеждала она себя, настойчиво игнорируя разочарования. — Тогда я соберусь и уеду в Пуату».       Анжелика не отменила приход модистки, которая получила заказ на новые платья. Примерка была в полном разгаре, когда Анжелика неожиданно потеряла сознание. Слуги попытались перенести ее в постель, но молодая женщина отказалась и продолжила выступать в роли манекена.       «Бессонница довела меня до обморока. А если ночные приезды подорвали его здоровье, и поэтому он не появляется?» — предположила она и почувствовала, как холодок пробежался по спине.       Анжелика решила отложить отъезд и подождать ответа от мадам де Севинье, которой написала утром, поинтересовавшись о местонахождения двора.       — Мадам, к вам пришли две госпожи, — объявила Жаннин. — Маркиза де Монтеспан и мадам Скаррон.       Это был полный сюрприз для маркизы. Что могло подтолкнуть официальную фаворитку короля посетить ее? Сначала ей захотелось выставить на улицу гостей, но любопытство взяло верх. Что бы сама маркиза де Монтеспан приехала! Намерено не переодеваясь, выставляя напоказ новый наряд, Анжелика направилась в гостиную, подспудно чувствуя, что визит не к добру, и встретить надо во все оружие.       Маркиза де Монтеспан сидела в кресле, и тонким пальцем водила по выпуклому узору гобелена. Она даже не подняла глаз на хозяйку дома. Мадам Скаррон приветливо улыбнулась Анжелике и повернув голову в сторону фаворитки. Анжелика замешкалась, когда взглянула в лицо соперницы. Темно-синие глаза, словно сапфиры, искрились на бледном лице, которое было покрыто слоем белил. Яркие румяна и помада подчеркивали бледность. Так часто красились дамы не первой свежести, либо женщины, проплакавшие всю ночь, чтоб спрятать отпечатки переживаний.       — Дамы, для меня полная неожиданность увидеть вас здесь. Я даже не успела переодеться и сразу спустилась вниз. — постаралась проговорить в приветливой форме Анжелика.       Зоркость Атенаис сразу уловила настроение хозяйки, которая казалось была весела и откровенно счастлива, поэтому фыркнув, она спросила:       — Значит это правда?       — Что правда? Я не могу понять ваших намеков, — Анжелика оглядела собеседницу с выраженным высокомерием. — И не припоминаю, что должна вам что-либо объяснять.       Монтеспан резко вскочила, будто ее ошпарили кипятком. Лиловое платья на ней было пошито по последней моде, украшено венецианскими кружевами и мелкими бриллиантами. Полупрозрачная шаль на голове была подобрана под цвет кремовым кружевам. Густые волосы, убранные по бокам, гроздями ниспадали на плечи. Только острый женский взгляд мог уловить признаки беременности, так искусство было пошито платье, и мелкая оборка игриво прикрывала живот от любопытных глаз. Она носила его ребенка. Анжелика почувствовала внезапный укол ревности. Когда он был с ней? Почему Атенаис здесь и явно расстроена? Анжелика посмотрела на испуганное лицо Франсуазы, но та пожала плечами, показывая, что не причем.       — Я ожидала увидеть вас несчастной и измученной горем, — съязвила Атенаис.       — Вы разочаровались? — спросила Анжелика, невинно приподняв брови и разведя руки в сторону, будто сожалея, что расстраивает, хотя и не ведает причины.       — Я приехала не для того, чтобы лицезреть вас, а узнать правду.       — Объясните вашу цель визита. Я не думаю, что это дружеский жест. Вы когда-то явно желали устранить из Версаля меня и моего сына. Но я сейчас принимаю вас и спрашиваю чем могу быть полезна?       Анжелика видела, что женщина нервничает, обдумывая ответ, и добавила:       — Могу предложить стакан воды.       — Нет!       — Боитесь, что я отравлю вас у себя дома? Я не хочу усугубить свое положение, отравив вашего бастарда, — смело сказала Анжелика, присаживаясь в кресло напротив, хотя внутри у нее все сжалось, она не понимала с какой стороны ждать удара.       Мадам де Монтеспан в ужасе посмотрела на Анжелику, рукой прикрыв рот.       — Вы монстр! Вы научились таким гадким угрозам в постели марокканского правителя?       Это было метко сказано, и маркиза была хорошо осведомлена.       — Оля-ля, Атенаис! Не делайте жертву из себя. Уж кто из нас здесь в дружбе с Ла Вуазен?       Их прервала служанка, показавшаяся в дверях. Анжелика переспросила о пожеланиях гостей. Мадам Скаррон согласилась на холодный чай с мятой, мадам де Монтеспан лишь закатила глаза и стала обмахиваться веером.       — Как хорошая хозяйка предлагаю свое гостеприимство, а вы выбирайте.       Наступила тишина, которую прервала Франсуаза Скаррон, рассказав о жарких днях в Версале.       — Как вам Париж, Анжелика? Какие планы у вас на будущее? — вдруг спросила она.       Анжелика поняла причину их приезда.       — Франсуаза, Париж мне нравится, но милостью короля я жду разрешение уехать в свое имение. Возможно скоро отправлюсь к детям.       В радостной улыбке Франсуаза оголила ряд ровных зубов. А Атенаис не сменила своей напряженной маски, и лишь остановила движение веера.       — Вы говорите серьезно? Вы не собираетесь возвращаться в Версаль? — не выдержав, переспросила она.       — Да, — с сожалением ответила Анжелика, — Я не желаю оставаться при дворе и надеюсь, что Его Величество пойдет мне навстречу.       — Ха! Так вы еще не получили разрешение, — вырвалось у Монтеспан, и в глазах ее появились слезы.       Франсуаза Скаррон попыталась перевести разговор в другое русло. И задала пару вопросов об общих друзьях. Анжелика отвечала и с неожиданной обеспокоенностью наблюдала за беременной женщиной, которая нервозно покусывала губы.       Недомолвки через некоторое время стали раздражать Анжелику. Она бы с радостью покинула компанию, но они были у нее дома. Поэтому решилась сказать напрямую, проговаривая медленно и твердо, будто давала последний шанс собеседнице.       — Сударыня, не мучайте себя и объяснитесь.       Голубые глаза буквально впились в Анжелику, обжигая ненавистью, будто змеиный укус.       — Я ни капли не верю, что вы желаете уехать. Вы специально расставили эти сети! Вы хитры, слишком хитры! Где вы встречаетесь с ним? Здесь? — вскрикнула Атенаис.       — Вы о ком? — невинно уточнила Анжелика, чем еще сильнее разозлила гостью. Та даже вскочила и стала ходить по комнате.       — Поверить не могу, что вы способны увлечь его так! Он более недели не ночует в собственной спальне.       — Вы о Его Величестве? А может он в Лувре, Сен-Жермене, Фонтенбло? Может вам его поискать там? — отпарировала Анжелика, закатывая глаза.       — Вы издеваетесь надо мной! Конечно, я знаю, что он собирался в Фонтенбло, но так и не появился там, велев ожидать двору дальнейших распоряжений.       — Вы прекрасно информированы о передвижениях Его Величества, а я не ясновидящая. Еще раз говорю, что вы перепутали дом, ваша подруга живет не в этом квартале.       — Хватит! Довольно навязывать мне Ла Вуазен, — топнула ногой Атенаис, дрожа. — Не делайте из себя невинного агнца, Вавилонская блудница! Он вчера был у вас?       Этот тон разозлил Анжелику. Терпения иссякало, сейчас она скажет грубость и выставит мадам де Монтеспан на улицу.       — Мадам, я не позволю более оскорблять меня в собственном доме. Не обязана уведомлять вас, о том кого я принимаю у себя. Ваша наглость переходит границы, — Анжелика помолчала и дерзко продолжила. — И не интересуйтесь у меня о вашем царственном любовнике. Не приписывайте свои неудачи мне, потому что я — не вы. На вашем месте лучше вспомнить о мадемуазель де Лавальер. Вот, что ждет бывших любовниц короля. Поэтому я не хочу участвовать в этих интригах. Покиньте мой дом, если не хотите, чтоб мои люди насильно вывели вас!       Широко раскрытые глаза Атенаис еще большая бледность стали ей ответом. Франсуаза Скаррон подскочила и помогла ей опуститься в кресло. Анжелике стало не по себе. Трудно было видеть в таком состоянии женщину, хотя и врага. Она боролось за свое счастье. Протянув стакан воды, Анжелика проговорила:       — Я тоже могу быть резка.       Атенаис всхлипывая, отпила немного воды, слезы текли ручьем, ее трясло в истерике. Анжелика протянула платок, но та маркиза остановила руку и посмотрела ей в глаза.       — Оставьте мне его. Я люблю его! Прошу, оставьте.       Анжелика понимала мадам де Монтеспан, но сейчас не могла давать искренних обещаний. Она не могла отказаться от короля, и она сама была в неведении. Ее встревожило, что слухи стали просачиваться, несмотря их конспирацию и это было плохо. Ее не оставят в покое.       — Он все время якобы ночевал в Сен-Жермене. И не оставался у меня.       Поджав губы, Анжелика мысленно сказала себе, что не знает, где провел ночь король, что сама просидела почти до утра в ожидании, и это было пыткой.       — Он посещал вас? — допытывалась Атенаис.       — Нет, ни вчера и ни позавчера. И вообще он не был здесь, — соврала Анжелика, стараясь скрыть свои терзания.       Ногти маркизы вонзились в руку Анжелики. От неожиданности она дернулась, но соперница лишь сильней вцепилась в нее.       — Я не отдам его! Хватит лицемерить!       Это перешло все крайности. Анжелике влепила пощечину Атенаис, вынуждая ту ослабить хватку. Воспользовавшись свободой Анжелика подбежала к колокольчику, чтобы вызвать слуг, но ее остановил тихий голос мадам Скаррон.       — Вчера Его Величество был у меня.       Обе женщины потрясенно посмотрели на Франсуазу, которая невинно подняла брови и извиняющейся улыбнулась им. Ее признание было подобно холодному ливню, затушившему пожар. Анжелика тихо сказала:       — Видите, Атенаис, я не причем. Сначала надо было поинтересоваться королем у вашего окружения.       — Почему вы ничего мне не сказали? — сухо спросила мадам де Монтеспан у своей спутницы.       — Вы у меня не спросили и решили приехать сюда.       — По вашей милости я оказалась в неловком положении, мадам.       Запал маркизы пропал. Гости уже стояли у дверей, а Анжелика все не могла прийти в себя. Атенаис пристально посмотрела на Анжелику.       — Я вас предупредила, мадам дю Плесси де Бельер.       — Прощайте, мадам де Монтеспан.       Как только послышался скрип отъезжающей кареты, Анжелика рухнула в кресло и закрыла лицо руками. Разговор был неприятен, но последнее признание прожгло ее насквозь. Она не могла принять то, что напрасно переживала и в неистовстве ждала его прихода, не могла смириться с таким положением вещей.       Словно в полусне она прошлась по галереи, пересиливая дрожь, перешедшую в озноб. Впереди была дверь часовни. Ей не с кем было поговорить и облегчить страдания. На коленях перед крестом она попыталась искать выход из ситуации, в которой оказалась. Перед глазами стояла Франсуаза Скаррон с мягким и невинным взглядом. Этот образ душил Анжелику. Горечь стала просачиваться слезами.       — Я не смогу так жить, — шептала она со сцепленными ладонями впереди. — Я не хочу быть куклой в его руках, я не марионетка. Я никогда не смогу делить его с другими женщинами! О Боже, как больно! Что мне делать?