Игры побежденных

Капитолийка оставляет меня одну в собственном купе, извещая, что через час нужно выйти к ужину. Время пролетает незаметно. Я успеваю принять прохладный душ, лишь в самом конце понимая, что здесь есть и горячая вода, нечаянно нажав на одну из десятка кнопок. Теплая вода с непривычки обжигает, и моя кожа розовеет. У меня уходит около получаса на то, чтобы промыть и расчесать волосы, которые достают мне до середины спины. Огромная копна каштановых волос никак не хочет поддаваться хлипкому, но изящному гребню, который я нахожу в ванной. Он то и дело путается в моих волнисто-кудрявых волосах, выдергивая клоки. Бросив все попытки расчесать свое воронье гнездо, я слегка провожу пальцами меж волос, распутывая. Когда получается что-то более-менее сносное, приходит время ужина, и я, надев платье с церемонии Жатвы, выхожу из купе. Иду вдоль покачивающихся коридоров, пока не оказываюсь перед дверью в вагон-ресторан. С опаской поглядываю сквозь окно внутрь и вижу Эффи и второго трибута, беседующих о чем-то за столом. На настенных часах минутная стрелка сделала уже ход в девяносто градусов, и я надеюсь, что наш ментор решил напиться в своем купе, а не опоздать на ужин также как и я. Глубоко втянув прохладный воздух, я уверенно вхожу и сажусь рядом с парнем. Надо будет узнать, как его зовут, а то во время церемонии Жатвы мне было совсем не до этого. Эффи принимается недовольно отчитывать меня за опоздание, но я лишь виновато улыбаюсь в ответ. — Извини за опоздание, но, если бы ты знала, как сложно расчесать эти волосы после мытья. Одна сплошная катастрофа, — эта фраза полностью располагает ко мне Бряк, и я ловлю на себе ее понимающий взгляд. — Вот уж действительно катастрофа, — язвительный тон, полный усмешки, разносится откуда-то издалека. Я хмурюсь и поднимаю глаза на прибывшего ментора, прожигая его раздраженным взглядом. Он в свою очередь нетвердой походкой семенит к столу и будто специально со скрипом отодвигает стул, сажая на него свою нетрезвую тушку. Все это время он не сводит с меня своего пристального, изучающего взгляда. — Вот что действительно настоящая катастрофа — так это твое лицо, детка. Что с ним? — пренебрежительным тоном спрашивает ментор. Вопрос Эбернети застает меня врасплох. Моя рука автоматически тянется к шраму на лице, но я одергиваю себя. — Хеймитч, не прилично спрашивать о таком даму, — Эффи недовольно косится на него. Но мужчина даже и головой не ведет на слова напарницы, выжидающе смотрит на меня. Делаю как можно более скучающие и отстраненное лицо, и, как бы между делом, пожимая плечами, произношу: — Неудачно упала. Вижу, что Хеймитч мне ни на йоту не верит, но мне все равно. Правду он в любом случае не услышит. Его лицо меняется, он поджимает подбородок и качает головой, словно говоря с иронией: «Класс, детка! Ты думаешь, я куплюсь на твою брехню?», и выставляет большой палец вверх. — А знаешь, мне вообще-то все равно. Только вот зря ты стала добровольцем, с таким уродливым шрамом расположить к себе публику и спонсоров будет ой как не просто, — хладнокровно кидает мне в ответ Эбернети. Чувствую, как внутри меня начинает закипать злость, мне хочется столько всего сказать ему в ответ. Но всегда, когда я позволяю эмоциям взять над собой верх, так тут же теряю контроль над ситуацией. Поэтому я делаю глубокий вдох, и спокойствие медленно возвращается обратно. — Не волнуйся, их я как-нибудь расположу. А вот ты можешь не смотреть, если тебе так противно, — нарочно выделяю последнее слово и наслаждаюсь недоуменным выражением лица ментора. — Хватит! Где ваши манеры? — обрывает наши нападки Эффи. — Сегодня был трудный день, давайте молча поедим, а после нам нужно посмотреть обзор Жатвы. Мы с Хеймитчем замолкаем, но не перестаем сверлить друг друга пристальными взглядами. Два раза мне повторять не нужно, поэтому я с удовольствием налетаю на еду. Я не ела ничего со вчерашнего утра и просто умираю с голоду. Какой выдержки мне стоило не выкрасть те аппетитные булочки, что соблазняли меня своим запахом, а потом вынести болтовню и экскурсию Эффи. Теперь меня ничего не удерживает от набивания живота едой. Один за другим нам подают блюда, названия которых настолько странные, что я даже начинаю сомневаться, что это съедобные вещи. В нашем Дистрикте мы живем довольно скромно и едим практически одно и тоже. Прием пищи для нас — это способ прожить еще один день и не умереть с голода. Огромных порций и вкусных блюд у нас не бывает, и такого разнообразия еды как сейчас не видел ни один житель нашего Дистрикта. На первое нам приносят суп из морепродуктов с вялеными томатами. Затем идет салат, но он меня не очень-то привлекает своим видом из-за огромного количества листьев, похожих на лопухи и одуванчики. Это блюдо я без зазрения совести оставляю не тронутым — листьев одуванчиков я наелась на всю свою оставшуюся жизнь. Хоть Эффи и убеждаем меня, что это какая-то руккола, но я все же любезно отказываюсь. На ростбиф на подушке из кумквата, ананаса и тыквы я набрасываюсь с животным аппетитом. Завершает основные блюда форель с зеленой спаржей, оливками, зелеными помидорами и лесным соусом. И на десерт нам приносят пирог с патокой, лимонным маскарпоне и мороженым. Я ем с таким вожделением, что кажется, сейчас умру от наслаждения. Ничего в жизни вкуснее я не пробовала. Поэтому каждый раз одергиваю себя, когда хочется прикрыть глаза и замычать от удовольствия или облизать пальцы. Знаю, в хороших манерах мне не занимать, но я хотя бы сдерживаю себя. Во время ужина постоянно ловлю на себе задумчивые взгляды напротив сидящего Эбернети, но делаю вид, что их не замечаю. Сейчас единственное, что может волновать меня — это как бы запихнуть это все в себя и не лопнуть. Я объелась настолько, что даже трудно дышать. Знаю, что после двух голодных дней мне следовало довольствоваться малым, но я не могла себе позволить не съесть все. Когда Эффи предлагает всем перейти в соседний вагон для просмотра обзора Жатвы, меня начинает немного подташнивать. В моих ушах бешено стучит пульс. Я тяжело и громко дышу и боюсь лишний раз пошевелиться. Второй трибут выглядит не лучше, вижу как из-под футболки виднеется округлившийся живот, а на шее у него выступают капельки пота. Мы кое-как добираемся до следующего вагона и падаем на мягкие диваны, прикрывая глаза. С минуту ничего не происходит, а затем парень довольно произносит: — Это был самый вкусный ужин в моей жизни. Я хмыкаю в ответ, соглашаясь. Но все же я уверена, что таких самых лучших завтраков, обедов и ужинов в Капитолии у меня будет еще несчетное количество. По крайней мере до начала игр. Эффи устраивается рядом с нами, а Хеймитч уходит куда-то вглубь вагона. Борюсь с желанием обернуться и узнать, что он там делает, но вскоре начинается обзор Жатвы, и мне становится не до этого. Как и следовало ожидать, из первых двух дистриктов идут одни добровольцы. Слишком массивные, слишком хищные, слишком подготовленные — настоящие машины для убийства. Мне кажется, что с каждым годом они все смертоноснее и злее. Девушка из четвертого заставляет меня внутренне сжаться, настолько дикой и беспощадной она кажется, что ожидать от нее не стоит ничего хорошего. Но есть и плюсы: почти в каждом Дистрикте есть те, за кого можно уцепить свое внимание. Впервые за многие годы понимаю, что у многих Дистриктов есть шанс на победу. В этом году игры обещают быть зрелищными. Наконец ведущие доходят до Дистрикта-12. Моим вниманием настолько сильно завладевает происходящее в телевизоре, что я даже слегка приподнимаюсь, стараясь ничего не пропустить. Вот Эффи вытаскивает из стеклянного шара белую бумажку и четко произносит имя двенадцатилетней девочки из Шлака Мелиссы Кроун. Вторым трибутом становится Кристиан Уайт. Оба трибуты напуганы, и если девочка позволяет себе плакать и громко всхлипывать, то на лице юноши я вижу только сожаление и принятие неизбежного. — Я доброволец! — мой голос раздается так громко, что я удивляюсь тому, насколько он тверд. Камеры выцепляют меня из толпы и крупным планом показывают мое лицо. Боюсь увидеть, что по нему будет видно, что я сейчас умру от страха, но все выглядит совсем не так. Мое каменное выражение создает впечатление суровости и отрешенности, а шрам на лице даже добавляет грозную нотку. Я долго мешкаю перед выходом на сцену, но это можно интерпретировать, как желание обратить на себя всеобщее внимание, и только затем я двигаюсь к сцене. Эффи сияет, Хеймитч даже не смотрит на меня, потягивая из фляжки через трубочку алкоголь. Но видимо тот слишком быстро заканчивается, и на всю сцену раздается потрясный звук. Он смачно рыгает, а затем извиняется и быстро семенит к выходу со сцены. Я начинаю смеяться, Кристиан подхватывает мой хохот, и мы с набитыми животами кряхтим как утки. Бряк недовольно отчитывает позади стоящего Хеймитча, говоря, что в этот раз он превзошел сам себя. Конец жатвы мы так и не досматриваем, потому что пропускаем его за собственным хохотом и ворчанием Эффи. Успокаиваемся лишь минут через пятнадцать, все это время мы наперебой вспоминаем прошлогодние выходки Эбернети и начинаем смеяться пуще прежнего. Когда мы замолкаем, повисает какая-то приятная тишина. В этот момент я не ощущаю себя трибутом, который едет на верную смерть, мне впервые за несколько лет тепло и спокойно. Но эта иллюзия безопасности всегда разбивается, и я оказываюсь в реальном мире, полном опасностей и борьбы. Кристиан задумчиво смотрит на меня и спрашивает: — Почему ты стала добровольцем? Ты ведь даже не знала эту девочку. — Да, не знала. Но я спасала не ее, а себя. — Думаешь у таких как мы есть шансы на победу? — интересуется он. — Я умею играть в игры и выживать, — с усмешкой заявляю я. — Еще бы, — парень расплывается в улыбке. Я удивленно смотрю на него, и он поясняет: — Я вообще не понимаю как дети из муниципального приюта доживают до восемнадцати. А тебе повезло. На моем лице отражается горькая ухмылка. Ты даже себе представить не можешь, парень, что там происходит. — А они вообще выживают? — подхватывает тему наш ментор. Я и не заметила, как он подошел и теперь стоит чуть поодаль, облокотившись на диван. Их вопрос остается без ответа, потому что я не хочу отвечать. Да и по моему поникшему виду наверняка понятно, что мне несказанно повезло дожить до своих восемнадцати. Хотя если быть откровенно честной, то до совершеннолетия мне жилось намного легче. — Поэтому ты вызвалась добровольцем? Чтобы попытать удачу? — предполагает сосед. — Да какая теперь к черту разница? Потихоньку Эффи и Хеймитч уходят к себе, и мы с Кристианом остаемся одни. Перед уходом ментор до краев наполняет свой стакан алкоголем и, спотыкаясь и пошатываясь, идет к выходу из вагона. Я долго смотрю ему вслед, гадая про себя, что заставило его начать прикладываться к бутылке. — Ты уверена, что от него может быть хоть какой-то толк? Он же беспробудный пьяница, — устало потирая переносицу, спрашивает мой напарник. — От него зависит наша жизнь на арене. Только он может найти для нас спонсоров. Какой никакой, но все-таки он наш ментор. И что-то мне подсказывает, что он не настолько безнадежен и плох, как кажется, — говорю я. — Может ты и права, — неохотно соглашается Крис. — Ладно, я наверное пойду спать. Сегодня был трудный день. Спокойной ночи, Амелия. — Спокойной ночи, Кристиан. Смотрю вслед удаляющемуся парню и потихоньку сползаю по спинке дивана. Разваливаюсь на мягкой обивке, разводя руки в стороны и забрасывая одну ногу на подлокотник. Спать мне совсем не хочется, после такого плотного ужина я точно не засну. Поэтому решаю пересмотреть еще раз обзор Жатвы и подумать над тем, что делать дальше. Не проходит и десяти минут, как я прихожу к выводу, что у меня есть несколько проблем. И одна из них — Хеймитч. Нехотя встаю с дивана и решаю, что с этой проблемой нужно покончить прямо сейчас. Наполняю два стакана коричневатой жидкостью и иду в ту сторону, в которой скрылся ментор. Вагон немного покачивает, и я хвалю себя за то, что наполнила хрустальные сосуды лишь на половину. В этой стороне поезда находятся лишь три вагона. Первый для машинистов, второй для обслуги, там же, судя по запаху, находится кухня, и третий для менторов. В последнем из трех находятся два купе по одному на каждого ментора, но так как в нашем Дистрикте девушки ни разу не побеждали, то одно из них наверняка пустует. Осталось только выяснить, которое из них нужно мне. Долго быть в неведении мне не пришлось: сквозь щель под одной из дверей проскальзывает полоска желтоватого света. Я подхожу к двери и стучу в нее ногой. Мне кажется, проходит целая вечность, прежде чем дверь открывается, и на пороге появляется ментор с расстегнутой рубашкой и ремнем. Видимо, я отвлекла его от переодевания, и он даже не удосужился привести себя в порядок перед тем, как открыть дверь. Либо он настолько пьян, что не замечает своего неподобающего вида, либо ему на это плевать. И я склоняюсь к обоим вариантам. Его брови от удивления взлетают наверх, а на губах появляется кривая усмешка. — Мне кажется мы не с того начали, — показывая два бокала, произношу я. — Вот этот подход мне нравится намного больше, — Хеймитч забирает у меня стакан и чуть отходит в сторону, пропуская меня вперед. — Проходи. Я решительно захожу в купе и отмечаю, что оно один в один напоминает мое собственное. Останавливаюсь в двух шагах от мужчины, облокотившись о стену, и наблюдаю за ним из-под опущенных ресниц. Стараюсь не смотреть на его голый торс, но получается, мягко говоря, не очень, но ментор этого похоже не замечает. Он гипнотизирует своими глазами мой шрам, и в его глазах плещется океан эмоций. Они сменяют друг друга так быстро, что я не успеваю разобрать, что же все-таки он чувствует в этот самый момент. Наверняка он думает, что это он виноват в том, что мое некогда симпатичное лицо украшает уродливая отметина. Что ж, в чем-то он прав, но лишь отчасти. — За твое здоровье! — неожиданно прерывает молчание Хеймитч. Он быстро осушает свой стакан, я делаю тоже самое. Мне не в первой, хотя это довольно иронично, что пью я только второй раз в жизни и в одной и той же компании. — Ну и чего тебе надо? — устало спрашивает он. Смотрю на него и думаю о том, что он изменился с нашей последней встречи. Хотя может все дело в том, что он необычайно пьян, а может просто его образ уже успел поблекнуть в моей памяти. — Я хочу, чтобы ты был моим ментором, — отвечаю на его вопрос. — Так я и так твой ментор, детка, — непонимающе пожимает плечами Эбернети. — Мой ментор — это человек, который будет бороться вместе со мной до конца и научит, как обвести вокруг пальца Капитолий. Который даст совет не хуже, чем использовать силовое поле для своей победы. Мои слова медленно доходят до него, и он слегка кривится. — Откуда ты знаешь? — Поговаривают всякое, — уклончиво говорю в ответ. — Что ж, тогда готовься, что после моих советов умрут все, кто тебе дорог, — горько усмехается Хеймитч. В моих глазах загорается понимание и плохо скрываемая жалость. Вот значит, что Капитолий делает с победителями — убивает их близких и любимых людей за неудобные выходки. Получается, что вся его семья мертва, и он наверняка винит себя за их смерть. Что ж, моя семья тоже мертва, поэтому месть Капитолия для меня не страшна. — Все мои близкие мертвы, или ты забыл, что я из муниципального приюта? Мне нечего терять. Я хочу лишь выжить. И я прошу тебя, чтобы ты стал моим ментором. Он молчит, не говоря ничего в ответ. Задумчиво смотрит куда-то сквозь меня, а затем отворачивается и, шатаясь, идет к столу, на котором стоит графин с алкоголем. Он пьет прямо из горла, кривясь, когда жидкость обжигает его горло. Меня одолевает чувство беспомощности, я впервые смотрю на этого мужчину с безнадежностью. Может Кристиан прав, и Хеймитч ничем не сможет нам помочь. Возможно, я просто идеализирую его из-за нашего случайного знакомства, которое произошло месяц назад. Тогда я познакомилась совсем с другим мужчиной, а тот, что стоит передо мной явно не он, просто его жалкая копия. Выхожу из купе, так и не дождавшись от него ни слова.