Комната

      Сразу после отъезда Иви Джейкоб вынес все часы из дома. Их мерный отчётливый звук всегда был рядом с ним в любой части квартиры. Витавший в воздухе словно призрак, он постоянно напоминал Фраю о его одиночестве, и тому казалось, что он явственно слышит в этом звуке чей-то шёпот. Словно его сомнения обрели собственный голос. Лёжа в своей комнате, он внимал их голосам, не в состоянии забыться сном из-за страха быть застигнутым врасплох и там.       Но сейчас Джейкоб подумал, что не стоило избавляться от них столь поспешно. Сейчас он был готов терпеть любой звук, если бы он был способен прервать это безмолвие. Они были дома одни, но парню всё равно казалось, что из углов и теней на него смотрят тысяча безличных и пристальных глаз и обсуждают увиденное. Лишь странные мотыльки хлопали своими чёрными крылышками, кружа вокруг включённого светильника. Этот шорох немного успокоил Джейкоба, словно подбадривающая речёвка. Вслушиваясь в мотыльковую суету, становилось легче дышать. Но стоило краем глаза увидеть собирающуюся что-то сказать Иви, лицо обдало холодком. — Ничего не получалось. Сколько бы мы не пробовали. Голос опустился до уровня шёпота, но набатом отдавался в ушах. Как те самые часы. — Не говори этого. Пожалуйста.       Джейкоб встал и начал нервно прохаживаться по помещению, перебирая костяшки пальцев. Слыша звук своих шагов, он только понял, что всё ещё был в своих ботинках. Её слова въедались в голову. Перед глазами проносились картины, которые он не желал видеть. Джейкоб с силой заслонил глаза рукой, будто это могло чем-то помочь. Иви, словно пребывая в отчаянном бреду, настойчиво шептала. — Снова и снова. Мы возвращались к этому время от времени. — Прекрати.       Чувство гнева накатывало, билось внутри словно волны о скалы, разъедая их солью. Он прижал руку к глазам, ещё сильнее заскрежетал зубами. Он не хотел это слышать. В ушах начинало звенеть. — И в итоге… — Заткнись!       Надрывной крик прервал этот шебуршащий рой из её шёпота, звона в ушах, шума вентиляции. Джейкоб не отрывал руки от глаз, но ему казалось, что весь мир затрясся в судорогах. Запотевшие окна чуть плясали в своих рамах, а тени заметались по комнате. Джейкоб спиной чувствовал, что лишь Иви сидела на месте, оставаясь столпом среди этого мелко мельтешащего хаоса, и наблюдала за ним. Она вертела его в руках и дёргала за ниточки. В секунду всё затихло. У Джейкоба кружилась голова. Выдох. Похоже, он задержал дыхание после крика. Через окно прорвался луч света, затронув его руку. Свет был чуть тёплый, окрашивающий кожу в холодно золотистый. Словно живой он ласкал его пальцы и уговаривал Джейкоба подойти к сестре.       Всё ещё держа глаза закрытыми и зажав переносицу пальцами, Фрай шагнул к ней. Он слышал её мерное дыхание, и под закрытыми веками проявился её устало облокотившийся на спинку стула стан. — Прости.       Для Джейкоба сдерживать эмоции было задачей трудновыполнимой, которую он не любил из-за ненависти к разъедающему изнутри вихрю. С самого детства было легче позволить ему вести себя навстречу миру. В далёком детстве, впервые отдавшись ему, Джейкоб чувствовал себя как лёгкое пустое перекати-поле, несшееся само не зная куда. Но он привык к нему и не считал нужным отчитываться об этих безобидных проявлениях. Извинение ему казалось нелепым, как если бы люди извинялись за данные им при рождении имена. Но перебирая в руке её пальцы, что чуть пожимали его в ответ, он чувствовал тянущее сердце вниз ощущение. Странное тепло исходящее от её груди и округлая мягкость коленей манили, заставляя виновато понуриться и просить прощения за всё что угодно, лишь бы вновь снискать благосклонность этой чарующей силы. — Прости меня, — повторил Джейкоб, прильнув щекой к её ногам, — Давай забудем об этом. Начнём заново.       Тепло и мягкость её коленей, грубое переплетение нитей ткани джинс, ответное сплетение её шелковистых пальцев с его шершавыми и узловатыми кружили вокруг него хороводом ощущений, из которого он не желал выходить. Словно наслаждаясь этим единением вместе с ним, свет ласкал своим теплом обоих. Джейкоб не знал его источник: то ли лучи солнца прорвались сквозь тучи и влажную пелену на окнах, или же это обманчиво тёплый свет лампы, который Джейкоб одухотворил под влиянием момента. Он зажмурил глаза ещё сильнее. Темнота вокруг позволяла самой малой части его оставаться в рассудке и не давала яркому и переливающемуся миру окончательно опьянить его. Но чуть бликующая на веках тьма укачивала и заглатывала словно трясиной. Он понял по шороху ткани, что Иви склонилась над ним и зарылась носом в его волосы, перед этим коснувшись их губами. Всё замерло в нём от этих прикосновений. Её сладковатый запах заполнил лёгкие. Освежающим шелестом её голос прозвучал у него над ухом. — Хорошо. Давай начнём заново.       Джейкоб предпочитал думать, что она разделяет его трепет. Её усталая и словно экономящая силы речь зеркалила его слова и мольбы. Словно она так и осталась тем существом из зеркала в ванной. В нежно отчаянной манере он поднёс к губам их сплетённые руки. Как в день их расставания он показывал свои чувства словно безмолвный ребёнок, знающий лишь язык прикосновений. Джейкоб осыпал её руку поцелуями и потирался об неё носом, пока она перебирала его волосы на висках и затылке. Мурашки пробежали по его шее. Он резко открыл глаза. Яркость мира болью отдалась в зрачках, но тёмная фигура Иви закрыла его от всего, заботливо нависнув над ним. Сестра смотрела на него с так желаемой лаской, лелея его взглядом всё ещё погасших, но бархатно тусклых глаз.       Всё вокруг не дышало. Джейкоб протянул руку и провёл ею по веснушчатой щеке. Он был так близко к её лицу, что мог пересчитать всю их россыпь, каждую точку. Всё её лицо дышало чем-то родным, а в чертах залегло что-то безумно притягательное. Отведя руку, Фрай прикоснулся к щеке губами. Чуть выше, затем к прямому носу и к гладкому лбу, к чуть потемневшим векам. Ухо обожгло взволнованным вздохом. Медленно он прошёлся тыльной стороной ладони по шее. Чуть приоткрыв глаза, Фрай посмотрел на чуть порозовевшие губы. Снова моменты того дня обожгли сердце, и мрачная обида застрекотала в нём, и он больно укусил сестру за нижнюю губу. Нахмурив брови, он вперился в неё ставшим жёстким взглядом, злопамятно намекая на причинённую ему боль. Если бы Иви сделала так, он бы просто отшутился. Сестре было позволено отыгрываться на нём за всё содеянное им. Но сестра предала его, бросила, не предупредив, и потому что он не ожидал этого от неё, ранила его этим сильнее любого. Укус губы меньшее, что ей полагалось. Она не имела право злиться.       Чуть сдавив её шею, Фрай с абсолютной уверенностью в своей правоте впился в её губы. Не давая выдохнуть, Джейкоб то заискивающе лобзал, то обидчиво примыкал к её рту. Иви же, словно признавая вину, прогибалась, оглаживая уши брата похолодевшими пальцами. Рукой Джейкоб пробрался в волосы девушки, властно охватывая косу с намерением её распустить. Как тогда, в далёком детстве он портил ей сделанную отцом причёску, за что непременно получал от того нагоняй. Губы Фрая растянулись. Теперь то точно ничего ему не сделается.       Словно зная каждое движение его внутренних порывов, она пристально вгляделась ему в глаза из-под опущенных ресниц. Скрупулёзно перебирая его психические нутрии, сестра мёртвой хваткой вцепилась в его запястья. В глазах проявилось знание о своей власти над ним. Выражение её лица и тела говорило: «Ты можешь делать, что хочешь, но я знаю, что нужна тебе». Странно ласковый изгиб её губ также говорил: «Но не волнуйся. Я не оставлю тебя». Это лицо заставляло целовать её ещё напористее, то ли соглашаясь, то ли отрицая.       Джейкоб скинул упавшую с головы шаль-мантилью на пол и потёрся щетиной о кожу шеи. Матовая кожа плотно облегала шею, не просвечивая ни одной синей вены или артерии, словно была тонкой полоской мрамора. Желая прижаться к пульсирующей жилке, Фрай приблизился к её шее. — Стой.       От одного слова завибрировало всё вокруг, а тело Джейкоба оцепенело. Каждое сухожилие сковала послушная ей напряжённость, только дыхание время от времени вырывалось их его рта. В этом слове сосредоточилась вся власть мира над ним, а устами Иви говорила вся обстановка, каждая пылинка в этой комнате, а стены в знак согласия перекидывали отзвук слова меж собой, и он отозвался на это с неожиданным послушанием. — Этого хватит, — потирая шею, прошелестела Иви.       Подбирая упавшую шаль, девушка поднялась. Неслышными шагами она дошла до двери в свою комнату. Ту самую, к которой он сам боялся подходить и которую только набрался смелости переделать под важные нужды. Через щель на него воззрилась непроглядная зернистая тьма, схожая с теми тенями, из которых вечно кто-то шептался. Она обернулась. Темнота сделала черты ещё острее, поглощая её, и вскоре и её глаза слились с полчищами чужих наблюдающих за ним безличных очей.