1
20.11.2019 Лондон. Ноттинг Хилл
Он не будет вдаваться в подробности и любое невыполненное указание будет расценено как неподчинение. Он будет свободно распоряжаться жизнями и свободами своих подчиненных. И будет сильно раздражаться, если что-то пойдёт не по плану. И устав, все же, будет оставаться един для всех. В этом пристанище все текло своим ходом. Когда человек перестает верить в спокойную и размерную жизнь, в игру вступают дурманящие средства за стеклянными дверями огни мира роскоши, денег и самодовольства. Уильям посещал подобные заведения нечасто, в отличие от того, кто должен был придти на встречу и сам выбрал место, надеясь затеряться среди гостей. Сегодня в казино было не так много людей, как в другие дни. Ряды столиков, утыканных гостями с мрачными лицами, у которых столь «сложные жизни». Также множество богатых гостей: дамы в дорогих платьях за столами в компании своих молодых людей. И каждый может назвать себя несчастным. Они катают на машинах, пьют запредельной цены виски, предпочитают сигары сигаретам. И ведут вечно различные переговоры изо дня в день. Азартные игры — не единственная причина наплыва посетителей. Добрая доля — богатенькие бизнесмены, любившие щедро забить ноздрю кокаиновой дорожкой. Пропустить из виду Легендарного было трудно, и Уильям в характерной выправке, игнорируя взгляды со стороны садится напротив сегодняшнего собеседника. На просьбу принести один эспрессо, официант только странно поглядывает на мужчину, с явным недоумением на выбор не спиртного напитка, а после оставляет гостей. Брюнет кратко обменивается парой-тройкой словечек, и закуривает крепкие сигареты. Бросает на стол дело, пытаясь доказать этим что-то. Нелепо. Внимательность – очень ценное качество. И если настоящее дело сейчас было в руках Уильяма, из этого логично вытекало, что одному из сотрудников было выгодно подменить документы. И какая именно информация была подвержена корректировке неизвестно. Идея была хороша, а вот с консперацией облажались крупно. Единственное верное предположение — Грелль настраивает Анджелину на повторение действий прошлого. Развлечения ради или достижения собственных целей – не имело большой роли. — Знаешь, чем меня раздражаешь что ты, что Сатклифф? — Уилл делает ещё одну затяжку, после чего стряхивает в пепельницу немного пепла. — Ну, и чем же? — расплывается в наглой улыбке Легендарный, откинувшись на спинку кресла. Поднимает бумаги, кратно оглядывает, не примечая ничего сверхъестественного. — Вы оба знаете слишком много. Больше, чем следовало бы. — мужчина тушит сигарету. — И Вы оба слишком пренебрегаете этим. Это ведь ты позволил разобраться Греллю с ней. — А что это? — мужчина с серебряными волосами наклоняется чуть ближе. — Что так волнует тебя во всей этой истории? Боишься, что если она вспомнит, вернётся за старое? — из-под челки виднеются зелёные глаза. — Что списки начнут пополняться ещё быстрее? — Уже. — серьезно произносит Уильям, наклоняясь ближе. — Она уже взялась за старое. И мне не хотелось бы видеть ещё одного такого же Сатклиффа. Она не дурна, и она прекрасно придумает, как скрыть следы преступления. — речь приходится завершить тише, когда официант оставляет на столе чашку с кофе. Седовласый мужчина вальяжно складывает руки на груди. — И чего ты хочешь от меня? — Только ты можешь переписать книгу. Никто другой кроме тебя не способен на это. — Вот оно что., — улыбка сползает с лица Гробовщика. — Увы. Не могу. — как ни посмотри, с каждым новым ответом разговор уходил дальше от первоначального задуманного плана. — Это ещё почему? — Потому что книги в библиотеке больше нет. — мужчине явно нравилось происходящее; ему было настолько скучно, что тот не мог пропустить данную авантюру. Гробовщик выдерживает паузу, ожидая какой-либо реакции от брюнета, но не получая взамен ничего, все же решает задать свой вопрос. — С чего ты так волнуешься? Боишься за Департамент? Под суд пойдёт только она, тебе вмешиваться здесь незачем. — Гробовщик встаёт и опирается руками о стол, наклоняясь. — Или ты боишься за неё? — Она работник моего отдела, и все то, что натворят эти двое, будет в первую очередь моей виной. — Нет, совсем нет… — мужчина мотает головой. — Под статью отдел не попадает, только она. Из чего следует вынести, что беспокоишься ты не за Департамент, — Гробовщик выдерживает очередную паузу, обратив внимание на направленные взгляды, — Поддался интересу, чувствам,... Ты слабеешь. И стоит ему отойти на несколько шагов: — Не разберёшься ты, разберусь я. — Неужели наш Уильям Т. Спирс идёт прямо против правил? — седовласый мужчина снова ухмыляется ему в ответ. — А ведь я не веселился так вплоть с 1888-го.2
В окружении нескольких сексапильных дам, Рональд обменивается с ними любезностями, то и дело намекая на совместный ужин в соседнем от здания пабе. Если бы он только знал, как невовремя он оказался у главного входа в Департамент. Женщины мило смеются в присутствии Нокса, получая одну за другой похвалу, но крайне скоро затихают. — Что-то случилось? — Рональд немного наклонился, а на затянувшееся недоумение обернулся через плечо. — Рональд Нокс, Вы видели Сатклиффа сегодня вечером? Сложив губы в ровную линию, блондин вглядывается в сторону парковки. — Да, примерно в девятом часу его машина отъехала от Департамента. Ещё и красноволосую дамочку усадил за собой. Уильям громко вздыхает, с тягостным осознанием того, что ему придётся увидеть место преступления собственными глазами. За какие смертные грехи начальству был подарен столь многогранный самородок — Уильям не внимал и по сей день. — Едете со мной. — начальство никогда не спрашивало своих сотрудников, оно жёстко ставило перед фактом. Уильям любезно наклоняется перед женщинами неотвратительной наружности, попутно уводя Рональда в сторону, пока тот не опомнился. — Приятного вечера, дамы. Когда как в салоне автомобиля Нокс возразить не сумел бы. Воспользовавшись служебным положением, направиться в сомнительное заведение на своём автомобиле Уильям не решился. Однако, ехать с левыми знаками с риском лишения прав до года, ещё и прямиком в пекло тоже не внушало никакой гарантии безопасности. — Я могу уточнить, зачем Вам понадобилась помощь в двенадцать часов ночи? Вероятно, Уильям не терпел таких высказываний, как «помощь». Мужчина больше нуждался в свидетеле, способным дать показания, если окажется прав. — Вам обязательно задавать вопросы? — Молчу. — Рональд неловко посмеивается, выставляя ладони. — Хотя бы скажете, куда мы едем? Сосредоточеный на дороге или на собственных мыслях, Уильям не хотел продолжать диалога с временным «напарником», если Нокса и можно было считать за моральную группу поддержки. А по приезду на место, пространство оказывается пустым. Парковаться у чёрного входа было бы попросту неудобно, из этого вытекало, что двое засранцов слиняли крайне быстро. — Нужно проверить здание. Рональд не понимал ни слова, выходящего из рта начальства. Рано или поздно, он сдался, и потерял надежду на объяснение со стороны Уильяма. Последнее, что хотел увидеть Т. Спирс в захламленном здании — труп женщины с раздвинутыми на кресле ногами. Не то что бы ему были омерзительны сцены смерти (таких за годы службы Уильям насмотрелся вдоволь), но ситуация была иной. Мужчину посещали противоречивые чувства. Пожалуй, найди он что-то, его абсолютная догадка окажется верна. Но в помещении ни то, что не были пойманы двое — на это Т. Спирс надеялся мало — не было ни единого предмета, намекающего малейшим образом на что-то произошедшее. Там не было нихуя. — Боюсь спросить, но… — Рональд задумчиво приставляет указательный палец к губам, — Что мы здесь ищем? Сжав ладони в кулаки, Уильям вышагивает по кабинету. Рывком раздвигает шторки, отделяющие кабинет для приёма пациентов и импровизированную операционную. Ищет малейшую зацепку для оправдания убийства. Потому что так он сохранит ущемлённую гордость, раздавленную и уничтоженную всего лишь за пару часов убеждения в содеянном преступлении. Иначе, поднятый на уши Департамент вынесет вердикт — Уильям Т. Спирс только что оклеветал честного и абсолютно беспричастного сотрудника. Уильям со всей пресущей силой ударяет кулаком по бетонной стене. Он бессилен. И это паршивое чувство. Он слабеет, и практически готов признать это.3
Как только Анджелине удалось перебороть себя — она собственноручно пустила Сатклиффа к себе домой. Оставила наедине со своими личными вещами и скелетами в шкафах мужчину в комнате, пока недолго принимала душ. Ей нужно было перевести дух в недолгом одиночестве, пока тёплая вода стекает по изгибам талии. Не тратить минут на долгие церемонии, надеть шелка, провоцирующе взгляд. Неспешно выйти. — Уже нашёл новый предмет манипуляции? — промакивая влажные волосы полотенцем, Даллес располагается на кровати, не до конца принимая свое же решение. Она не хочет оставаться наедине с Греллем. Но и остаться одной — страшно. — Вы стали скучной. Но даже эта квартира навевает некоторые воспоминания. — и как только Греллю удавалось так легко привыкать к обстановке; ему хватило меньше часа, чтобы почувствовать себя как дома. Сатклифф как всегда будет крутится возле зеркала в её просторной спальне, расчесывая свои длинные волосы и рассматривая свои глаза зелёного цвета. Он будет доволен собой и тем, как он выглядит сейчас. Будет говорить что-то, попутно продолжая рассматривать своё тело. Иногда поворачиваться лицом к ней, задавая какие-то краткие вопросы. Ей не обязательно отвечать, он поймёт по взгляду или очередному вздоху. Только сейчас отчего-то Мадам недовольна. — А должна веселить тебя? — от собственного отражения в зеркале мужчину отвлекает лишь звук открывающейся бутылки, и последующего звона бокалов. — Вино? Уже больше похоже на Вас. Ей нравилось когда-то играть с ним, хитро и беспощадно, и он помнит это отчетливо. Она понимала, что их отношения — не платоническая любовь. Они могли шутить друг над другом, примеряя личины. Появляться на вечерах, держась за руку, будто бы они пара, и так прекрасно дополнять друг друга в контрасте двух цветов — чёрного, такого элегантного и строгого, и красного — яркого, выделяющегося, кровавого… Могли позволять себе крутить интрижки, пить вино каждую ночь, заниматься сексом. И продолжать убивать, жестоко и страстно, питая своё самодовольство. Она смотрела на него, он — позволял. И он нравился ей… когда-то. — Анджелина, со мной что-то не так? — поворачивается к ней жнец, строя грустную гримасу. — Я не могу просто смотреть на тебя? — переспрашивает Даллес, зная, что обычно её тон не позволяет ей такого. Она могла смотреть на него влюблённо, с каким-то желанием. Желанием то ли убить, просто из его нездоровых предпочтений к красному, и её ненависти к этому цвету и собственному року, то ли желанием быть с ним, закрывая глаза при глубоких поцелуях и закрывая глаза на все то, что так презирает. Она разочаровала его. И проанализировать действия мужчины она не могла. Материал, что не представляет больше интереса не должен волновать. — Могу подойти ближе, если хочешь, — наклоняется Сатклифф прямо перед её лицом. Он замечает её взгляд, холодный и бесстрассный. Будто это он главный герой в её спектакле для самой Её Величества, и именно он сыграл не так, как хотелось ей. Но ей страшно и неясно, почему Грелль остался. Он точно заметит, как от волнения будет пульсировать артерия, проходящая по шее, стоит ей приподнять голову. — Я не пошла на убийство. И разочаровала тебя, не так ли? — Анджелина?..— Грелль недоумевает от их разговора; она вспоминает, но не всё. — Общее дело не было единственным, что могло связывать таких, как мы. — он наклоняется к её шее, чтобы перейти на шёпот, — Общее страдание — куда больший мотив не уходить. Он не готов разрывать расстояние между ними. Особенно при неприодолимом желании коснуться губами этих самых мест, оставляя неяркие красноватые следы от поцелуев и легких укусов клыков. Но он знает, проявишь инициативу чуть более рьяно — рискуешь и играешь с огнём. Настоящим красным огнём. Вместо этого позволяет легко приподнять её лицо за подбородок и оставить поцелуй на губах, читая во взгляде множество противоречий. И Сатклифф определенно не будет из тех, кто упустит возможности воспользоваться моментом, рискнуть. — Всё ещё чувствуешь это отчаяние? Она будет аккуратно покусывать его губы, намерено причиняя боль, но тут же заглаживая её, также как и он в ответ. Вот только клыки острее ровного ряда зубов… Тихо и хрипло вскрикнет, так же тихо извиниться перед ней. Но не потому что ему жаль. И ему даже не жаль опрокинуть её спиной на кровать сейчас, продолжив целовать. Позволит спустится ниже, к шее. Он знает, ему не позволяли, но все равно оставит несколько красных следов на белоснежной шее. — Я не рассержен и не разочарован, Анджелина, лишь немного расстроен. — цокает языком Сатклифф. — Но теперь мне хочется увидеть вдвойне больше, чтобы восполнить этот недостаток. — И что? Теперь прикончишь меня? — усмехается Даллес. — Ни в коем случае. — он медленно отводит края её халатика, отодвигая шёлк и чёрные кружева, задевая холодными пальцами вставшие соски, — Мне хочется увидеть нечто иное. Как она будет унижаться под чьими-то руками. Его руками. Только его. Даллес оттолкнула бы мужчину прямо сейчас, пихая его в плечи, призывая встать. Особое чувство привязанности когда-то прямым текстом приковывало и не позволяло остановить происходящего. Он знал ее насквозь, встрепанную, усталую, увлечённо уходящую в работу в моменты напряжения. Никогда прежде, даже сильно утомлённой, Анджелина не убегала. Они даже могли бы любить друг друга, без колебаний на измены, каждый понимал — один из них прикончит другого за нелепую оплошность. Его ладони блуждают по практически обнаженному телу, он кажется совершенно загипнотизированным ею, ее телом, всем. Его дыхание сбивается, сердце трепещет в неясном нетерпении, чувствует волну волнения во всем своем теле, когда медленно приближается к Мадам, развязав мешающий пояс. — Непозволительно вмещать в себя столько жестокости и красоты одновременно,… — Грелль наклоняется и начинает нежно целовать ее в шею, продвигаясь вниз к ее груди, когда от тела словно исходит аромат дорогого вина. — На Вашем месте, я бы остановится на втором варианте. Его руки скользят по её спине и бокам, словно изучают. Сатклифф не был готов признаться себе, что скучал, в сентиментальности сейчас попросту не было смысла. — А я бы, на твоём месте, остановилась на этом моменте, — слова всегда противоречили действиям. — Но Ваше тело говорит об обратном. К тому же, Вы не на моем месте, а значит,… — его пальцы непроглядно скользят к области ниже живота, едва касаясь набухшего комочка нервов. — О чём я и говорил, Вы слишком быстро возбуждаетесь. На подушечках остаётся влага, и долго играться не приходится. Пальцы медленно погружаются внутрь, вызывая ожидаемую реакцию — Сатклифф только тихо посмеивается, когда Даллес не способна сдержать собственных вздохов. Ладонь Анджелины медленно спускается по телу Грелля, минуя формальности с расстегиванием мелких пуговиц рубашки и прочего. — Кто бы говорил,… — её ладонь медленно трется о возбужденную плоть сквозь плотную ткань брюк. Захватывает пальцами застёжку и ведёт вниз, стягивает надоедливую ткань. — Так даже проще,… Мадам. Вы сами это делаете, Вам не кажется? — он единожды вдыхает воздух, расплываясь в хитроватой ухмылке, когда в движениях её мягких ладоней находит что-то далёкое, но такое знакомое. Некоторую нетерпимость. Он закидывает её ноги на свои плечи, бережно поглаживая от икры до внутренней стороны бедра, пытаясь успокоить. Это распаляет, дразнит — Грелль знает как толково издеваться над своей горлеливой когда-то госпожой. Недолго трется, разделяя сочившуюся влагу между двумя. По миллиметру толкается вперёд к преграде, следя за состоянием. Вздохи Даллес немного рваные, но напряжение явно смягчают касания Сатклиффа от стройных ног к округлым бедрам. Он никогда не любил долго ждать — движения становятся быстрее, когда Анджелина расслабляется. Даллес всего на мгновение замечает, как мужчина теряет бдительность. Похоже, даже Грелля возможно выбить из колеи. Даже он может стать пленником сладкого соблазна и отдаться чувствам. — Ты ошибся. Снова. — их битва наконец может считаться равнозначной. Анджелина не посмела бы проявить силу, будь смертной, но ощущение превосходства берет верх. — Играем на равных. Поведя бёдрами вперёд, возобновляя движения сопровождаемые влажными звуками, возможность забрать инициативу на себя распаляет, но что больше интригует — выдержка Сатклиффа. Ей до безобразия интересно его лицо, и его ответные чувства на некоторое унижение собственного «я». Учесть не удалось одного. — А Вы слишком зазнались, — прижать руки к изголовью кровати, взять контроль над этим лёгким телом не составило труда даже под гнетом сопротивления. Удержать её — бóльшая трудность. И не нужно иметь нечеловеческой силы, чтобы надавить на болезненное — позволить надкусить лакомый и сладкий пряник, а на окончание преподнести кнут. Для неё удивительно, что Сатклифф умеет быть нежным — его пальцы умело играются с клитором, и он словно не думает переходить на грубые проникновения. Под воздействием коктейля из вина и эндорфинов, мгновение оказывается блаженно, и если принять близость с мужчиной как неизбежное, то Даллес решает выжать из неё всё под окончание. — Тогда, просто умоляю тебя не останавливаться. Мелкие мурашки по телу и приятные сокращения проходятся от кончиков пальцев до самого сознания, а до боли доводят лишь жадные глотки воздуха, раздирающие пересохшее горло. — …Зазнались и проиграли. Удержать грань было трудно. Он не выполнил её просьбу, и не собирался с самого начала. Когда как кнут оказывается резким окончанием без яркого финала.