Я хочу тебя в себе… Хочу всё — тебя! Каждый день…

Глава Юньмэн Цзян водил верховного заклинателя по своим владениям, сам не переставая любоваться и восхищаться тем, как быстро проявляется новое, и как новая магия складывается, казалось бы, из ничего. Ничего, которое было всем. И это всё, объединённое, вершилось. Совершалось. К полудню потянуло ароматами, буквально повелевающими следовать в определённом направлении. Цзян Чэн ухмыльнулся. — Теперь понимаю, почему блюда в Облачных Глубинах столь пресны и малоароматны — концентрироваться на них можно только совершенно осознанно. — Зато здесь не приходится звать и тащить за уши детей и мужей за стол — сами приходят. — Ага. Как кролики. — Даже господин Вэй оценил мастерство твоих… хм… поваров. — Кстати, а где сейчас плотные тела наших любимых братьев? — Полагаю, в пещере за озером в Облачных Глубинах. — И как долго они могут пробыть там? — По времени нет ограничений. Но это не имеет значения, так как теперь дух обоих целостен и может сформировать тело где угодно. — Что-то эта целостность не кажется мне… достаточно стабильной. Лань Сичэнь внимательно посмотрел на главу /* сказал, что это чушь, и велел переписать */ . — А чего ты ждал, вмешиваясь? — То есть? — Парное совершенствование таит в себе ряд опасностей… Основная — чужой опыт, через сопереживание воспринимаемый как свой. Если зрелости в этом плане не достаточно, то ситуации, в которых она потребуется, превратятся в кризис. — Поэтому его так накрыло? — Поэтому ему было так больно от одиночества — он до сих пор падает с той скалы, так и не собрав достаточно силы для самостоятельного движения. Его вырвали из небытия, но осознавания не произошло, а восстановленному телу недостаёт опыта. — Какого рода опыта? — Например такого, какой он сейчас переживает там… Вернее, пережил бы, если бы ты не вмешался. — А я думал, что это я жестокий… — А ты и жестокий. Твоё вмешательство могло запустить целый виток перерождений… — Так, стоп. Давай медленно и по порядку, а то меня начинает цзыдянить. — Хорошо. Только давай вернёмся к тебе, а то твои колокольчики уже заждались. Чэн скользнул было взглядом вниз, прежде чем… Как двояко, однако. *** Глава Цзян не нуждался в обеде, но именно в обеденное время ему приносили плоды своего творчества на пробу или, точнее, на похвалу. Похвала была густой, плотной, иногда жёсткой, но неизменно сладкой. Его действительно ждали — со всем свойственным им нетерпением — но, увидев его смятение, посторонились и приготовились ждать столько, сколько потребуется. Оставаться, однако, совсем безучастными не получалось — их деятельные натуры всегда находили себе занятие. Вот и сейчас они украдкой подбирались, едва прикасаясь, чтобы расслабить, успокоить… и в то же время не мешать. Последнее, впрочем, было не сложно, так как всё внимание Чэна было приковано к тому, что говорил Сичэнь. — Господин Вэй — прекрасный господин Вэй, со всей его чувственностью и чувствительностью, с его жаждой знаний и изобретательностью, двигающийся с невероятной скоростью, подобной которой я поистине не знаю, уникальный — и единственный для моего Ванцзи. Патетика улыбала и расслабляла. Гора подушек была как нельзя кстати — оба опустились на неё, давая возможность кружить вокруг себя беспрепятственно. Шорох одежд и мелькающие узоры создавали что-то наподобие кокона или полога тишины, отделяя их от ярких звуков разгара дня. — Жажда Ванцзи найти свою госпожу — а именно так это ощущалось — несомненно стимулировала ситуацию, результатом которой стал ритуал подношения тела, пусть это и было с его стороны неосознанно. Будучи к тому моменту бессмертным, но ослеплённым жаждой, практически ставшей одержимостью, он всячески старался ускорить развитие души своего партнёра, который, напротив, перестал торопиться, нежась в лучах силы и тепле заботы своего возлюбленного. Слова текли, вплетаясь в уже ставшие многочисленными косички, заплетаемые обоим мужам тремя парами проворных маленьких рук. — В реализацию каждого желания господина Вэя Ванцзи вкладывал всего себя без остатка — это и разумно, и безрассудно, и, в его случае, безвариантно. Таким образом, сколь бы рискованными ни были их эксперименты, у них был шанс выйти победителями. Иногда поистине ничтожно малый шанс — но для Ванцзи более чем достаточный. И всё же не стоит забывать, что именно для него — не для них и никак не для самого господина Вэя. Поэтому Ванцзи необходим максимальный контроль над ситуацией, насколько это возможно. Или невозможно. Дзинь добралась до лобной ленты, но Сичэнь только мельком глянул на струящийся куда-то за спину её конец и невозмутимо продолжил: — Ванцзи видел не только переживания господина Вэя, но и то, куда они вели — поэтому не вмешивался. Хотелось, конечно, радостного узнавания с первой же встречи, но он понимал, что при их разнице в уровнях это невозможно — поэтому поддерживал его, как мог*. Чэн отхлебнул чего-то поданного кем-то — в горле было сухо, в голове — пусто, в животе — страшно. — Зло порождается невежеством через ложь, но единственный приемлемый в том мире способ борьбы с ним — это… хм… сиять. Чем они по сути оба и занимаются. Сичэнь глянул в окно, затем прикрыл веки. — Судя по всему, им выдалось несколько дней, которые они могли провести друг с другом без вмешательств извне и которые стали поворотным моментом в их общении — господин Вэй стал вспоминать, и это вспоминание становилось возможным из-за той зрелости, которой он достиг благодаря всему, что там пережил. Сам процесс вспоминания — это снятие блоков с невыносимо болевых моментов — так что он тоже относительно болезненен, но далеко не так, как всё, что было до этого. Ты же, когда поделился с ним своей силой, облегчая сердечную боль, не дал пройти всё до конца самому. И, будь господин Вэй один, его бы после этого вынесло на новый виток перерождений для получения опыта, соответствующего принятой от тебя силе. — П***ц. — Да, как-то так. Глаза Чэна затуманили слёзы. — Но ты же не первый раз толкаешь его в пропасть — так что… Чэн согнулся пополам, девушки замерли, казалось, вместе с ветром и дыханием самой жизни. Затем последовал медленный свистящий вдох и тяжёлый хриплый выдох. Чэн знал Сичэня — тот не дал бы брату снова потерять Вэй Ина. И все же он позволил ему тогда… Значит… Но Сичэнь не торопился продолжать, а Чэн всё смотрел на дрожащие руки, на вот эти свои руки, которыми он сам… — Действия из чувства вины не приносят радости. Но их плоды могут послужить осознанию. Делателя. — А… Вэй Ин? — Думаю, в этот раз они больше не придут — слишком о многом нужно… понять. А у них там не так много времени. Так что сегодня тебя, вероятно, никто больше не побеспокоит. — Издеваешься? — Я? Чэн застонал и хотел было откинуться назад, но что-то потянуло за волосы, и он с недоумением уставился на белую ленту, сплетающую концами одну из его кос с косой Сичэня. — Это… как? — Что тебя удивляет? — Твоя лента… Ты позволил её трогать… — Твоим жёнам? «Мои жёны. И мой муж.»