Александр словно не заметил, или не услышал в голосе Агаты нотки просьбы и отчаяния.
И он считал, даже был уверен, что это правильно. Харрис уже не первый раз просила его уйти, не хотела разговаривать и не принимала его заботу, но Александр не отчаивался, единственное, что его тревожило, так это то, что в каких то моментах он чувствовал себя навязчивым, но после сразу же вспоминал, что быть с Агатой — его долг.
И он не позволит, нет, он просто не посмеет уйти, даже если она будет просить. Бизнесемен знает, что будет, если он опустит руки и перестанет бороться за ее счастье.
Звук "движения" чего-то железного раздался по всей кухне.
Агата поставила чайник. Спокойным, размеренным движением.
На ее впалых щеках появилась тень от пушистых ресниц, но зелёные глаза по прежнему оставались грустными. После просьбы «не приходить» Харрис поняла, что упрашивать Александра ее послушаться бесполезно.
— Я давно тебе говорю, давай уедем отсюда. — Нильсен нарезал овощи, получившиеся «кубики» бросал в тарелку.
Харрис молчала.
— Это жуткое место. Даже мне, взрослому мужику было страшно идти сюда, а я прихожу сюда не в первый раз!
На слове «сюда» Агату словно передёрнуло.
— Меня все устраивает.
— Агата, это — пропасть! — воскликнул ошарашенный спокойствием девушки Александр, — У меня есть деньги, связи.. Найдем тебе хорошую квартиру в нормальном районе. Пора выходить из этого состояния.
Харрис грустно усмехнулась.
— Тебе не понять.
Она достала небольшие, фарфоровые чашки. Посуды в доме было немного: Агата словно и не нуждалась в ней, как и в еде. К великому сожалению, ее аппетит пропал давным давно и бесследно, и это сильно отразилось на ее внешнем виде и душевном состоянии. Харрис пыталась выбраться, выбраться из тугих веревок, которые цепляли ее, держали в своей власти, не желая отпускать, но она не могла.
Рядом был только он.
Александр Нильсен.
— Мне? Мне все понять! Ты готова из-за
того случая обменять свое счастье, здоровье, на.. На вот это все! На безысходность и серый цвет.
Александр отпрянул от тарелки, его щеки порозовели, а дыхание сбилось. Нильсен всегда, говоря с Агатой, переходил на эмоции и не мог сдерживаться. И это утруждало его. По его самооценке сильно бил тот факт, что он не мог повлиять на Харрис: спасти ее от себя самой. Она всегда оставалась настоящим камнем.
— Не смеши, — она попыталась засмеяться, но сразу же закашлялась. — У меня все хорошо со здоровьем.
— Ты осматривалась?
— Да. То, что было месяц назад залечила. Но на таблетках от апатии сижу сейчас ещё сильнее.
Александр опустил глаза.
Ну, хотя бы что то. Нет существенных заболеваний, но ее депрессия, жуткая безэмоциональность..
Нильсен ничего не ответил, но Агата словно и не нуждалась в его репликах.
— Чай. — сухо сказал парень, протягивая девушке фарфоровую кружку.
С этим разговором Агата забыла даже и про чайник, который сама же и вскипятила.
— А.. Я.. забыла. — она смущённо попыталась улыбнуться, приняла небольшую кружку из его рук. — С-спасибо.
Нильсен еле сдержался, чтобы не улыбнуться девушке в ответ. Да, она сейчас плохо выглядела, как и последние несколько месяцев: болезненно, все жизнелюбие на лице пропало. Но ее улыбка. Улыбка Агаты оставалась такой же,
прежней, хотя она ее так старательно прятала. Искренней, лучезарной. И как она выделялась на фоне погасших, зелёных глаз!
— Мне неудобно. — Харрис обвела кухню взглядом, и протянула тонкую, бледную руку в сторону гостиной: — Тут так бедно, скудно.. Пошли хотя бы в гостиную. Там не лучше, но хотя бы вид из окна красивый.
Вид из окна?
Александр фыркнул, но ничего не ответил. Он считал, что весь район, в котором жила Харрис, безобразен.
Или только ему так казалось? Всюду странные личности, свет в подъездах то резко погасает, то начинает ярко светится, словно в триллерах. Неухоженность. Старые, жуткие дома..
Но он никогда не говорил об этом. Не хотел напоминать Агате о том,
что вынудило ее покинуть родной город, в котором все было иначе.
Войдя в небольшую, но достаточно уютную гостиницу, которая очень отличалась от других комнат в квартире — Александр улыбнулся. Конечно, местами она выглядела старомодно, но было видно, что Агата, хоть как то, пыталась ее преобразить.
К примеру на стенах висели какие то самодельные коллажи из разнообразных вырезок фотографий природы из журналов, на тумбочке стояли подставки под карандаши, выполненные из дерева.
— Рукоделием занялась? — Нильсен все ещё пытался вывести Агату на какой то более осмысленный разговор.
Он ожидал, что она по привычке промолчит или скажет какое-нибудь «угу», но последующие действия Харрис его ни на шутку удивили:
Глаза Агаты загорелись, темно-зеленая, как морская пучина, тень, исчезла, и на месте нее появились золотистые отблески.
Даже на бледных щеках появился еле-заметный румянец, а пухлые губы приоткрылись, прошептав в ответ:
— Да. Занялась.
— Красиво. — Нильсен показал рукой на коллаж, и краем глаза увидел, как Агата смущённо отвернулась, потирая виски.
— Спасибо. Мне тоже нравится.
Бизнесмен промолчал, давая возможность Агате самой взять инициативу диалога в свои руки.
И она справилась.
— Это меня очень успокаивает.. Я.. Я даже.. — девушка говорила с придыханием, и неожиданно она очень быстро подбежала к тумбочке, хватая деревянный стаканчик для карандашей, и протягивая его Александру: — Вот.. Сама.. Тут есть магазин, рукодельный.. И там был этот деревянный стаканчик. И я на нем небольшой рисунок вырезала..
Нильсен улыбнулся.
На стаканчике и впрямь красовался небольшой рисунок какого то натюрморта.
— Умница. — сказал Александр, улыбаясь девушке.
Неожиданно Агата вновь «погасла».
Как он ее назвал?
Харрис поспешно заправила прядь выбившихся волос за ухо, прокашлявшись:
— Ага, спасибо. Ну так, садись..
Александр и Агата сели друг напротив друга на небольшие, мягкие пуфики.
Нильсен винил себя.
Как погасли ее глаза после того, как он позволил выплеснуть свою нежность наружу! Почему? И зачем он вообще ей это сказал? Сказал бы: молодец. Но тут. Умница! Да она теперь вообще с ним разговаривать не будет..
Бизнесмен попытался отвлечься от своих мыслей и укоров, и перевел взгляд на тот самый «красивый вид из окна», про который говорила Агата. Ну и что тут красивого?
Все, как он видел. На улице темным-темно, пару раз проскакивают какие то люди. Огромные, раскидистые деревья которые наверняка мешают людям из соседнего дома, ибо их ветви лезут прямо им в окна. Слякоть и грязь.
Он, не увидев ничего «такого», перевел взгляд на Агату.
Однако та сидела невозмутимо, спокойно улыбаясь. Словно наслаждалась
чем то.
Александр не хотел этого спрашивать, но природное любопытство взяло над ним вверх:
— Прости, но.. Я не вижу ничего красивого за окном.
Агата вопросительно подняла бровь.
— Где? — она сначала посмотрела на Нильсена, а после, увидев, на что он показывает, фыркнула: — Да я не про это.
Нильсен вообще ничего не понимал.
— Я вон туда смотрю. — голос Агаты впервые не звучал так тихо и безжизненно,
она говорила так, как раньше: спокойно, уверенно.
Она указала рукой на вершины высоких домов.
Александр слегка выпрямился.
За крышами высоких домов простирались огни вечернего города. Он был так далеко, но почему то сейчас казалось, что до него можно было дотянуться рукой. Оранжевыми, золотистыми, зелёными, красными огнями вдалеке горели витрины магазинов и местных кафе. Дождь барабанил по окну, порой «размывая» этот свет, но после он снова принимал более четкие очертания.
И все это выглядело так близко и знакомо, словно они сейчас оба находились не в этом жутком районе, а там, где цвела жизнь, и казалось нет места унынию и самобичеванию.
— Да. Там и вправду красиво. — Александр присел обратно, отпив глоток чая и наконец опустошив кружку полностью.
Скучает, значит.
Агата допила чай вслед за ним, взяла кружку из его рук, на какой то короткий момент коснувшись гладкой кожи парня.
Харрис уже хотела отнести их обратно, но Александр остановил ее:
— Нет. Я сам.
— Но.. это моя квартира.. Я.. должна ухаживать.
— Я настаиваю. — Нильсен слегка улыбнулся ей, и девушка опустила глаза:
— Как скажешь.
***
Вернулся в гостиную он уже с пустыми руками.
— Я также настаиваю на ремонте. — сказал Александр, и Агата закатила глаза: — Если уж не хочешь жить в нормальном месте.. Ненормальное нужно хотя бы преобразить.
— Да зачем? Я б только шкаф очистила от пыли, но это не ремонт.
—
Шкаф? — удивлённо переспросил парень, и в его голосе появилась какая то надежда: — Так я могу это и сейчас сделать.
— Александр. — прошептала Агата, качая головой. — Я же говорю. Мне.. мне.. Неудобно, некомофортно. Называй, как знаешь. Я чувствую себя так, словно.. словно ты за меня ответственный, словно я для тебя абуза.
— Что? — брови Нильсена нахмурились. — Все, Агата, перестань. Никакая ты для меня не абуза. Не была и не станешь.
Хотя про «отвественность» девушка была права, но он предпочел об этом промолчать.
Не время.
— Шкаф в моей комнате. — сказала Агата, и она, следом за Александром, вышла из гостиной.
***
— Я буду от пыли вытирать, а тебе вещи давать. Чтобы не мешали. — Нильсен был достаточно высоким, но при этом он все равно притащил совсем маленькую, деревянную табуретку, чтобы суметь добраться до самой верхней полки, которую разделяли его руку от себя всего несколько сантиметров.
Он ловко запрыгнул на табуретку, тряпкой протирал толстые, накопившиеся за все время слои пыли.
Александр дал Агате подержать несколько книг, чтобы они «не возились под руками» и не мешали вытирать пыль ещё и снизу.
Как вдруг..
Что то с громким эхом упало на пол.
Нильсен сразу же глянул за плечо:
— Что там?
Агата дрожащими руками взяла упавшую с полки книгу, и посмотрев на нее чуть ближе, она поняла, не книга это вовсе, а
дневник!
Старый, в потрёпанной обложке: когда он успел за несколько месяцев так замараться? Хотя нет, все возможно: в нем же было записано все
то, что произошло, что повлияло на сегодняшнее состояние Агаты.. Именно из-за этого девушка в страхе закинула его на самую последнюю полку, чтобы не вспоминать все
эти события.
Она хотела его выкинуть, хотела.. Но забыла.
— Александр, это.. это он.. — прошептала девушка, и Нильсен, который очистил шкаф от пыли полностью, отодвинул табуретку, спрыгивая с нее, и дрожащими губами спросил:
— Что он здесь делает?
