Когда веленью чувств готовы мы поддаться

Эффиа сидел в библиотеке своего замка и читал. С тех пор как он приехал в Шийи, библиотека стала его любимым местом, а утро – любимым временем суток. Потому что в этом месте и в это время маркиза никто не дёргал. Лоррен и Морель фехтовали, ездили по окрестностям или купались в реке. После обеда Эффиа к ним присоединялся. И тогда приятели играли в карты или бильярд, попутно строя планы на будущее. Морель гостем был лёгким и приятным, а Лоррен – нет. Когда он только приехал в Шийи, его настроение было хорошим. Но портиться стало быстрее, чем сливки на солнце. Морель на это внимания не обращал, Эффиа привычно старался сглаживать углы. Лоррену даже поругаться не с кем было, что злило его только сильнее. Эффиа, когда заходил к нему в спальню, видел, что по полу разбросана скомканная бумага. Нетрудно было догадаться, что Лоррен пишет Месье, но письма не отсылает. Наверняка, потому что они очень грубы и единственная их цель – выпустить пар. Долго так продолжаться не могло. Поэтому оставалось надеяться, что Месье наконец что-нибудь предпримет. Но он как будто затаился. Никому и слова не написал. Эффиа это беспокоило. Вдруг он поступил неразумно, взяв отпуск? Хорошо, что умница Беврон придумал, как отвлечь Месье от нежностей с Шатийоном. С того света в Сен-Клу якобы вернулась первая Мадам. Её призрак видели и слуги, и гвардейцы. Поэтому Месье теперь покоя себе не находит. А Беврон потчует его всё новыми и новыми подробностями. Заодно вспоминает прошлогодний визит в замок Эффиа, где тоже творилась чертовщина*. В итоге Шатийону достаются только крупицы внимания Месье, и он бегает за принцем, словно спаниель в ожидании хозяйской ласки. Эффиа закрыл "Тартюфа" и уставился в окно. На улице слуги стригли газон и чистили клумбы от сорняков. Чуть дальше шумели большие тополя. Тот, кто любит уединение и ценит красоту природы, в Шийи был бы счастлив. Эффиа не соврал Морелю, назвав это место славным. Оно таким и было. Во многом благодаря деду Эффиа. Маршал эти земли получил от Людовика XIII за успешный дипломатический визит в Англию. Целью поездки было договориться о свадьбе сестры французского короля и сына короля английского. Карл I и Генриетта Мария Французская поженились в 1625 году. Много лет спустя у них родилась дочь – Генриетта Анна. Эффиа всегда находил забавным, что его дед в каком-то смысле помог рождению первой Мадам. Он вообще был человеком созидающим. Любил строить и преобразовывать. Дружба с Людовиком XIII этому способствовала. Король, бывало, гостил у маршала, поэтому последнему всюду нужны были красивые замки и парки. Чтобы показать, что маршал ценит королевскую милость и заботится о той земле, которую получил. Теперь настал черёд Эффиа по мере сил вносить свою лепту. Но, если честно, при дворе ему нравилось больше. Он редко вспоминал, что существует мир за пределами королевских дворцов. Что с ним будет, если Месье не простит его маленькой выходки? Чем заполнит долгие праздные дни? Переездами из одного своего замка в другой, бурно радуясь каждый раз, когда на огонёк заглянут друзья? И как тогда быть с Бевроном? Эффиа вздохнул. Что-то он стал склонен к меланхолии. Возраст берёт своё? Ему ведь уже тридцать семь. Или дурная наследственность? Его отец, перед тем как сойти с ума, погрузился в меланхолию. С неё-то всё и началось. Чтобы пресечь подобные размышления Эффиа спустился в парк. Лето подходило к концу и прощалось нежно. Буквально всё вокруг ласкало: ветер пока что приятно гладил по щекам, солнце не обжигало, просто грело. А взор радовали новые цвета в палитре природы. Кое-где уже появились золотые и красные листья. Скоро они полностью вытеснят зелёные, и деревья оденутся в торжественные наряды, а потом скинут их надолго – до самой весны. Эффиа гулял по дорожкам парка и с наслаждением вдыхал чистый воздух, пахнущий травами и цветами. До сих пор цвели красные розы. Но не прошло и пятнадцати минут, как прибежал лакей и сообщил, что из Парижа прибыл шевалье де Нантуйе. Эффиа хотел распорядиться, чтобы Нантуйе привели сюда, но оборвал себя на слове. Его друг, верно, устал с дороги. Ему бы сесть на мягкое и подкрепиться. - Антуан! – воскликнул Нантуйе и широко улыбнулся, когда Эффиа вошёл в обеденную залу. Друзья обнялись, и Нантуйе как будто неохотно разомкнул объятия. - Мой дорогой, только не говорите, что вы тоже сбежали от Месье, - Эффиа оглядел его с головы до ног. Нантуйе был потный, парик растрепался, костюм в пыли. Значит, ехал верхом. Неужели привёз послание? - Ничего подобного, - весело сказал Нантуйе. – Я не настолько близок к его высочеству, чтобы капризничать. - У вас с собой письмо? – спросил Эффиа. - Вы догадливы, как всегда, - Нантуйе полез под плащ. Когда Эффиа увидел печать Месье, испытал волнение. Что там в письме? Предложение мира? Объявление о разрыве? Оставив Нантуйе за столом, который уже сервировали к обеду, Эффиа пошёл в кабинет. На письмо надо ответить сегодня же, чтобы Нантуйе мог отправиться в обратный путь на рассвете. Эффиа, остановившись у окна, из которого лился солнечный свет, сломал печать и стал читать. Он сразу узнал неряшливый почерк Месье. Приятно было, что принц не диктовал Варанжевилю, а писал сам. Стало быть, в письме много личного. Так оно и оказалось. Месье писал: "Признаться, я не вполне понимаю ваше поведение. Чего вы опасаетесь? Когда в моей жизни появился шевалье, разве вы что-нибудь потеряли? За вами осталась ваша должность и апартаменты. Я продолжал прислушиваться к вам и ценил, как прежде. Неужели вы думаете, что Шатийон способен изменить моё мнение о вас? Только вы сами способны сделать это. Теперь я не уверен, что могу вам доверять". Письмо было подобно ушату холодной воды. Эффиа почувствовал себя глупым и неблагодарным. Но он напомнил себе, что Месье отлично умеет манипулировать людьми. Лучше прислушаться к своей интуиции, а не к пению сирены. Но что подсказывала интуиция? Письмо содержало не только посыл "как вы могли, Антуан". Месье намекал, что Эффиа должен вернуться и покаяться. Вот только, если он вернётся сейчас, то получится, что уезжал он зря. Ведь Месье не заманивает его обратно обещанием даров. Но если Эффиа заупрямится, этого Месье уже никогда не простит. Значит, придётся возвращаться. Только своё поведение надо будет хорошо обосновать. Месье должна понравиться смесь из ревности, любви, ещё не изжившей себя, и дружеского расположения к шевалье. Эффиа сел за стол и стал писать: "Ваше высочество, я и сам не вполне понимаю своё поведение. Знаю лишь, что мне трудно было смириться с тем, что мы вас теряем. Господин де Варанжевиль всегда находит у вас защиту, господин де Шатийон вами обласкан. Вероятно, они заслуживают этого, раз вы так с ними обходитесь. Однако тем, кто вас любит, кажется, что всё обстоит иначе. Я живу с ощущением, что в моём мире навечно воцарилась зима…". Эффиа остановился и перечитал написанное. Нахмурился, скомкал бумагу. Начал заново. Часа полтора он пытался добиться совершенства. В итоге понял, что понапрасну тратит силы. Если он решил вернуться, лучше с этим не мешкать. Завтра он отправится вместе с Нантуйе. - Мой дорогой, простите, что надолго оставил вас одного, - сказал Эффиа, заходя в залу. Нантуйе сидел в кресле у камина, в котором не был разведён огонь, и курил трубку. Он отдохнул, утолил жажду и голод, его плащ и сапоги почистили. - Я превосходно провёл время в компании жаркого и яблочного пирога, - чёрные глаза Нантуйе весело поблёскивали. Он выпустил изо рта струйку дыма. – Могу я узнать, что вы решили? - Вернусь с вами, - ответил Эффиа, усаживаясь рядом. - Рад слышать, - кивнул Нантуйе. – Без вас скучно. Кавалеры в полном замешательстве. Не знают, что делать: лизать зад Шатийону или погодить ещё немного. Вернувшись, вы разрешите их трудности. Они поймут, что вы - первая ласточка. - Для Лоррена вы тоже письмо привезли? – спросил Эффиа. - Нет, - посерьёзнел Нантуйе. – Это меня тревожит. Месье даже на словах не велел ему передать что-либо. Но я надеюсь, что он выжидает. Может, сюрприз готовит. Если нет… Нантуйе пожал плечами и сделал затяжку. - Если нет, больше он меня никогда не увидит! – рявкнул шевалье, стоящий в дверях. Он всё слышал. Шевалье вошёл в залу, оставляя на паркете грязь, и огляделся в поисках того, что можно разбить. Но он был в гостях, поэтому пришлось сдержаться. Хотя большие вазы так и просились в руки. Морель вошёл за шевалье следом. Приветливо кивнул Нантуйе и уселся за стол. Налил себе прохладного вина и выпил одним глотком. Он целый час грезил об этом моменте. - Проклятье! – шевалье отшвырнул в сторону перчатки. – Что Месье о себе возомнил? Думает, что я первый приползу к нему? Да никогда! Он раскраснелся, глаза сверкали, ноздри точёного носа трепетали. С губ готовы были сорваться грязные ругательства. - Ставлю на то, что вас ждёт что-то очень приятное, - сказал Морель, чтобы успокоить шевалье. - Месье не выглядит человеком, который счастлив и потерял голову от новой любви, - Нантуйе посмотрел на шевалье, затем перевёл взгляд на Эффиа. - Проклятье, - почти шёпотом повторил шевалье. Мимо него протрусила гончая. Зевнула, широко раскрывая пасть. Эффиа подумал, что сейчас шевалье пнёт её, однако он собаку проигнорировал. Зашагал к столу и уселся рядом с Морелем. Задумался, сложив пальцы домиком. - Вы тоже возвращайтесь, - немного погодя сказал он Морелю. – Таскаться за мной нет смысла. Морель почувствовал облегчение. Не то чтобы он волновался за своё место при дворе Месье, но в Париже у него был любовник, по которому он успел соскучиться. - А вы? – спросил Морель. - Поеду дальше, - буркнул шевалье. – В одно из своих аббатств. Теперь он дулся на весь свет, как дитя малое. Но хоть бушевать прекратил. Морелю даже жаль его стало. Ведь шевалье вернуться не может, пока Месье его как следует не попросит. Сколько у него впереди неприятных дней, когда придётся сомневаться в своём будущем? Месье, конечно же, шевалье любит, но тоже умеет быть вредным. В гостиной воцарилось молчание. Морель крутил бокал в руках, Нантуйе дымил трубкой, а Эффиа задумчиво смотрел перед собой, покусывая губу. Шевалье вдруг вскочил и, не говоря ни слова, покинул залу. Присутствие других людей стало невыносимым. Ему надо было двигаться, просто движения ради. Чтобы почувствовать, как работают его мышцы. Если бы он остался в недвижимом состоянии, меланхолия накинулась бы на него, подобно голодному волку. Какого чёрта Месье играет в молчанку? Неужели сцена в версальском парке его так сильно обидела? Да быть не может. Он ведь отходчив. Тогда в чём дело? Может, просто понял, что фаворит с плохим характером ему не нужен? Арманьяк уверяет, что это не так. По всем признакам Месье скучает. Марсан тоже об этом пишет. Но почему тогда Месье не предпринимает действий, чтобы вернуть беглеца? Мог бы хотя бы записку прислать. Пусть даже гневную. Всё что угодно! Шевалье вдруг споткнулся. Вспомнил, как оставил без ответа письмо, которое Месье написал сразу после того, как в него "плюнули" перед всем двором. То письмо дышало любовью. Но шевалье его скомкал и оставил на полу спальни в Пале-Рояле. "Дурак!" - самокритично подумал шевалье. Ему хотелось схватиться за голову. Но в парке было слишком много слуг. А ведь он даже не заметил, как оказался на улице. Вот бы иметь это письмо у себя. Чтобы перечитать его и мысленно услышать голос Месье. Он так очаровательно строит фразы. Шевалье понял, что ещё чуть-чуть и заплачет. Ну уж нет! Не бывать этому! Он влепил себе пощёчину и нахмурился. Надо вызвать в себе так некстати погасшую ярость. Она помогает переносить разлуку, заставляет верить в свою правоту и придаёт сил. Месье, Месье… Он, чёрт его дери, не прав тысячу раз. Нельзя так обходиться с тем, кого любишь. Нельзя, чтобы возлюбленный усомнился в том, что любим. Шевалье постарался не думать о любовницах, которых менял как перчатки. Это же пустяк. Это не должно волновать Месье. Не должно, но волнует. Месье пытается скрывать своё недовольство, но иногда оно находит выход наружу. "Если всё образуется, стану осторожнее", - решил шевалье. Но затем одёрнул себя. Он не собирается превращаться в послушного муженька! Ещё чего! Таким Месье он точно нужен не будет! Но каким, каким Месье хочет его видеть? Не склонный к рефлексии, шевалье испытывал почти физическую боль. Это было для него внове. Он понимал чистые чувства, без примеси. Поэтому то, что сейчас с ним творилось, было для него загадкой. Он то ускорялся, то замирал на месте. Сжимал кулаки, вздыхал. А слуги, которые подстригали кусты в парке, делали вид, что ничего особенного не происходит.