Аномалия

Часы ожидания тянутся чертовски медленно. Чимин должен попасть домой. Он уже добрых пять минут втыкает в телефон, пытаясь успокоить себя тем, что отец не совсем понял, что находится сзади. Пак действительно переживает. Ведь комната совершенно не похожа на что-либо в доме Кимов. Покусывая мизинец, Чимин встаёт с кровати и своевольно бредёт в комнату Чонгука. Плевать он хотел. Пусть Чон делает с ним, что хочет. Но если Пак потеряет родителей, он себе этого не простит. Он не должен был вообще что-то позволять этому кретину. Он не должен был вести себя как послушная сучка, стараясь извлечь для себя какую-либо выгоду. Надо было принимать подавители, тогда бы никто ничего не узнал, и Пак жил бы спокойно. Осторожно открывая дверь комнаты брюнета, он проникает внутрь, находя альфу, раскинувшегося на шелковых простынях. Положив руки под голову, тот смотрел какой-то фильм, сразу же обращая внимание на вошедшего омегу. — Чимин? — Не «малыш»? «Принцесса», «детка»? Удосужился назвать по имени? — Снова дерзишь? — Мне нужно домой. — Думаешь, отпущу? Вот так просто? — Не будь таким дерьмом, Чон! Это срочно. Прыснув, Чонгук встал с ложа и собственнически потянул на себя парня, опаляя дыханием красное ухо. Мысленно он уже давно оттолкнул противного альфу, несколько раз хорошенько вмазав по смазливому личику. Да, Пак признает, что лицом Чон и правда вышел, да и телом. Чонгук очень привлекательный, спортивный, властный альфа. Единственное, что всё портит — это его паршивый характер. Если бы Чон не был таким, возможно, Пак бы и влюбился, несмотря на свои же (и родных) убеждения, что он, на секундочку, вообще-то натурал, ну, по крайней мере, он им был. — Хорошо. Я отпущу, но это ты должен будешь отработать. — Спасибо, анальной пробки хватило! Не заставишь делать что-то унизительное! — оттолкнул Пак — Смелости набрался, значит. Вернулся тот «альфа», да, Чимин? Думаешь, если будешь строить из себя того, кем тебя воспитывали всю жизнь, то сможешь потягаться со мной? Думаешь, альфа игрался бы с этой самой анальной пробкой перед тем, как встретить меня сегодня? Да, Чимин? — О чём ты вообще говоришь? Чон засмеялся и начал наступать, вдавливая в стенку съёжившегося парня. — Думаешь, я не знаю, как ты стонал перед моим приходом? Думаешь, не знаю, как фоткался, шире расставляя ножки? Как наблюдал за собой в том зеркале? У меня везде глаза, малыш. А ты сейчас пытаешься строить из себя невинного мальчика. — Да что ты знаешь… — Признайся, меня представлял? Кулак прошёлся по челюсти альфы. Он не будет это терпеть. Он не хочет. Поиграли в слабенькую омегу и хватит. Чонгук облизнул разбитую губу, языком собирая капельки с металлическим привкусом и смотря в упор из-под густых бровей. — Мне кажется, ты забылся, Чимин. Резко хватает омегу за розовые волосы и тянет вниз, заставляя скорчиться от боли. — На меня смотри! Не смей отводить взгляд! — рыкнул Чон. — Оставь меня! Ты итак достаточно меня унизил! Хватит играть! У тебя полно продажных шлюх, готовых дать в любое время дня и ночи! Нахер тебе я?! Чонгук рассмеялся. Было ощущение, что это и вовсе не Чонгук перед ним. Он какой-то… Другой. Не верится, что здоровый парень может вести себя как самый настоящий психопат. — Потому что ты только моя личная шлюха. Не думал, что придётся наказывать так рано… Ухмылка. Альфа небрежно толкает омегу на пол и угрожающе быстро нагоняет, хватая за шкирку и оттягивая к кровати. Чимин сопротивляется, размахивает кулаками, несколько раз успешно пройдя по скуле старшего, а взамен получает сильный удар в живот, который полностью выбивает из Чимина силы. Слишком сильно… Он и правда гораздо слабее. Дурацкие гендерные особенности… — Не в силах затащить обычную девчонку в постель, поэтому нужна постоянная шлюха? Только продажная шкура готова довольствоваться твоей мелкой сосиской? Хрипло смеётся, не переставая язвить даже в такой ситуации. — У тебя такой острый язычок, крошка. Вот им и поработаешь сейчас. Смотри не подавись. — А мелкими предметами невозможно подавиться. — Тц, не учишься ты на своих ошибках, язва. Насколько Пак Чимин по шкале от одного до десяти туго соображает? Правильно, на все одиннадцать. Ибо его начинает накрывать только тогда, когда Чонгук ставит побитого Пака перед собой на колени, удобно умостившись на краю кровати, и стягивает кожаный ремень. — Что, язва, язык проглотил? А зря, он тебе сейчас понадобится. — Не мечтай, урод! Ударив по промежности, Пак вскакивает с колен и бежит к выходу, давая хвостику раскачиваться из стороны в сторону. Но вот незадача. Дверь закрыта на ключ, которого поблизости не наблюдается. Снова боль. Пак шипит, ощущая удар по ногам, который валит его на пол. Его за руку тянут в гостиную и бьют наотмашь по лицу, разбивая верхнюю и без того пухлую губу. — Заебал. Думал, сюсюкаться буду? Действительно похоронил себя заживо, щенок! Эти странные перепады настроения Чона настораживают. Сейчас Пак боится. Правда боится. Скалится от боли практически во всем теле и ждёт своей участи. Это совсем не тот одноклассник, с которым цапался Чимин на переменах. Он никогда не применял силу, сдерживался, он всегда задевал словами. Сейчас же Чон поставил плохо соображавшего Пака в коленно-локтевую и схватил ремень. — Ты слишком непослушый мальчик. Тебя сегодня ждёт три наказания. Три! Будешь брыкаться, твоего отца сегодня уволят с работы. Он ведь только недавно получил новую должность? Далее огромная футболка задралась, заставив Пака сжать зубы и покраснеть, когда тот резко ощутил удар крепкого ремня по пятой точке. — Считай. Я ударю пять раз. — Один... Ещё удар. — Д-два… Ремень оставляет красные следы на белой коже. Боль разливается по всему телу, заставляя мужественно сцепить зубы. Хотя как вообще можно описывать данное состояние словом «мужественно»? — Три. Пак сейчас выглядит до невозможности жалко. Удар. — Ч-четыре. Будто сейчас Пак снимается в жёстком бдсм-порно ролике. Как люди вообще соглашаются терпеть такую боль? Неужели кто-то и правда получает от такого удовольствие? А вот Чонгуку как раз нравится. Лапать пятую точку младшего и наносить по ней смачные удары. Нравится его беспощность. Нравятся звуки шлепков о кожу. Нравится чувствовать себя таким властным. — Пять. Чонгук кидает ремень и переворачивает парня к себе лицом, замечая небольшие капли влаги, скопившиеся в уголках глаз. — Ну, что ты, котёнок? Мы ведь только начали. А Чимин будто пуст внутри. Его внутренняя омега спряталась в норку и не хочет вылезать. Именно сущность заставляет Чимина терпеть. Именно страх за родителей. Именно любовь к ним и ненависть к Чонгуку заставляет молча принимать все издевательства. Он не хочет, чтобы из-за него страдали другие. Он сам виноват, что родился неправильным. Может, это карма такая? Ему придётся терпеть, чтобы съездить и объяснить всё родителям. Хотя бы попытаться их не потерять. — Время для второго наказания, малыш. Чонгуку даже не совестно вытворять такие штуки с мальчишкой. Наконец, ширинка расстёгнута, а перед лицом омеги появляется Чоново достоинство. М-да… Насчёт маленькой сосиски Чимин переборщил, тут явно побольше будет. Намного… Ему страшно. Унизительно. Стыдно. Он не хочет. Принять это в рот, значит принять поражение. Сколько можно строить из себя гордого, Чим? Тебя и так отшлёпали. Тебя и так избили. — Хочешь увидеть родителей — приступай. Он этого никогда не делал и, собственно, не планировал вовсе. Взяв в маленькую ладошку истекающий смазкой член, омега смотрит из-под ресниц так блядски-невинно, что Чон готов кончить лишь от этого вида. Пак медлит, не желая приступать. Чонгук не собирается нежиться с младшим. Он заслужил. Не возникал бы — меньше бы получил. Чимина не жалко. Этим он его не сломает. Он лишь покажет, кто здесь главный. Хватая того за мягкие пряди, Чонгук с силой натягивает рот Пака на член, вытягивая из того глухие хрипы от неожиданности. Пак с непривычки заходится рваным кашлем. Он чуть не задохнулся, стараясь подавить рвотный рефлекс. Во рту скопился букет вкусов из обилия слюны, предэякулята и капелек крови, просачившейся из разбитой губы. Слёзы скатываются по щекам, пока Пак успешно их игнорирует, фокусируясь лишь на том, как бы расслабить горло и дать Чонгуку пройти глубже. Больно. Противно. Унизительно. Чон продолжает нагло вколачиваться в рот Пака, то выходя совсем, вытягивая из Чимина длинную ниточку слюны, свисающей с подбородка, то толкаясь на полную, заставляя омегу стонать от боли в горле. Чимин пытается ухватиться за что-то, царапает ладошки ногтями, пока его рот нагло эксплуатирует альфа. Тут же он отстраняется. — Попробуй сам, малыш. Используй язык. Чимин слушается. Он снова берёт в рот, шевеля языком и проходясь по уздечке. Чонгук гортанно стонет, а значит Чим делает всё правильно. Вытаскивает член и потом снова накрывает головку пухлыми губами, блестящими от слюны. Ещё немного таких движений. Ещё немного грубых глубоких толчков в горло, ещё немного (или много) слёз Пака, и Чонгук кончает тому в рот. Омега держит во рту, собираясь выплюнуть. — Только посмей сплюнуть. Хватает за горло, несильно сжимая. — Ты проглотишь всё до последней капли, понял? Пальцы на горле сжимаются сильнее. Чимину жить ещё хочется. Он сглатывает вязкую сперму, стараясь прямо здесь не выблевать всё вместе с сегодняшним завтраком. Альфа приводит себя в порядок, застёгивая ширинку и зачёсывая волосы назад, удовлетворённо усмехаясь. Руки Чона поднимают подбородок Чимина и нежно хлопают по щеке. — Хороший мальчик… Я отвезу тебя домой, но не более чем на полчаса. Чимину плохо. Чимин ощущает себя чертовски грязным. Он знает: эту грязь уже ничем не смыть. Она как вторая кожа. И Пак ничего с этим поделать не может. Натягивая свою одежду, аккуратно вынимая пробку, Чимин с позором подходит к Чонгуку, и они вместе выходят из квартиры предатель: Ты же собирался мне скинуть какое-то фото. Разве нет? Чим лишь игнорирует, сидя в машине. Собирался, да… Только вот кому он её отправил?

***

— Откуда эта фотка?! Я тебя спрашиваю! Я вижу, что это не фотошоп! Что это, блять, за прикид? Ты совсем с ума сошёл?! Омегой себя посчитал? Я тебя спрашиваю! — орал Чанель, стоя на расстоянии от сына. Мать сидела в кресле, опустив глаза, не желая встречаться взглядом с кем-то. — Папа… Я… Это не то, о чём ты думаешь. — Чулки, Чимин! Ебаные чулки! Сука, женские чулки! Ты совсем пидором конченным стал?! Где ты вообще был?! Это не комната Тэхёна. Или его?! Отец разбивает в порыве гнева вазу. Он в ярости. В бешенстве. — Пошли по порядку, ахаха, самое интересное. Он приближает фото в месте, где находится белый хвост. Тычит им сыну в лицо. Женщина старается сдержать мужа. Если бы не она, Чимина бы за такие выходки действительно прибили на месте. — Что ты скажешь в своё оправдание?! Думаешь, я не ебу че это?! Мой сын. Сын! Пихает себе в жопу анальные игрушки?! Что дальше, Чимин?! На хуй сядем, да? Фу! — он кидает телефон на пол к вазе, совершено не заботясь о его целостности. — Мне противно находиться с тобой, Чимин. Я не могу поверить, что мой сын — пидор. Этого не должно было никогда случиться! Что я сделал не так?! Чимину обидно. Родителей вообще не должна никак ебать его личная жизнь, будь то парень или девушка. Он устал от гомофобных принципов. Чёрт! Он хочет себя уничтожить за неосторожность. Если бы не фото, этого кипиша бы не было. — Ты хочешь быть девочкой? Так давай пойдём и пол поменяем. А что? У нас же сейчас современный мир такой нормальный. Сейчас же так модно! Захотел сиськи — пошёл сделал. Захотел купить бабье бельё — купил и трахаешься в очко на здоровье. Монолог отца перерастал в истерику. Мать гонялась за ним с успокоительным и пыталась засунуть в рот супругу, надеясь остудить его пыл. Не помогало. Чанеля пробрало на все возможные грязные обвинения. А потом унесло  вообще в другую сторону. — Я понял, что это ты к Тэхёну бегаешь. Неужели… Сука. Мразь! Это он тебя заставил? Это ты с ним… Кувыркаешься?! — Хватит! Тяжело осознавать, что причиной такого состояния отца является он сам. — Тэхён тут совершенно не причём. Он ничего не знает. Он обычный нормальный парень. Не смей втягивать его! — Не дерзи, поганец! —  Меня задолбал твой контроль! Я не хочу тратить свою жизнь на эти гендерные предрассудки! Почему я не могу делать то, что делаю?! Почему я в твоих глазах альфа? Почему? Смирись уже. Смирииись! Я — омега! Омега! — боль от недавнего глубокого минета сковывает связки, сужает гортань и отдает во всей ротовой полости. Кричать неприятно, но только так он достучится до семьи. Пощёчина. Мать захлёбывается в слезах, пока отец чуть ли не порывается убить сына. — Видеть тебя не желаю… Мой сын бы никогда не стал пидором. Уходи… Мать поднимает взгляд полный боли на сына. Она не знает, как поступить в такой ситуации. По идее она должна защищать своё чадо. Не должна ругаться или осуждать. Если Пак и правда родился таким. Смысл орать? Но она не может. Как и отец. Они не смогут переступить через себя. Они не примут. И с этим нужно смириться. Чимину тошно от себя. Он ненавидит себя, хочет разрушить. Он причина всех бед. Из-за него карьера его отца висит на волоске. Сейчас он стоит и что-то доказывает родным, хотя совсем недавно ещё заглатывал член до основания, от чего горло неимоверно ноет. Он уже потерял семью. Он потерял себя. И это конец. Но больше рушить жизнь родителей он не будет. Не посмеет. Оповещать о якобы школьной поездке Чимин не собирается. Его всё равно в этом доме больше не ждут. Быстро проскочив мимо родителей, он направляется в свою комнату и сгребает все вещи, небрежно пихая в чемодан. Осматривает свою комнату. Он не знает, сможет ли вернуться сюда. Сможет ли наладить контакт с близкими? Сейчас он и правда ничего не знает, а от этого на душе саднит ещё сильнее. — Не возвращайся… Отец говорит это настолько спокойно, что, кажется, будто это совсем посторонние люди. Вся любовь и поддержка мигом испарилась, оставляя гнетущую, пустую, безразличную атмосферу. Он выходит из квартиры, стуча колёсиками чемодана по лестничной клетке. Смотрит на закрытую дверь и горько улыбается, не стараясь утереть новые слёзы. Будто Чимина здесь и вовсе не было. Будто его здесь никогда не существовало. В любом случае, теперь это не его дом. Хочется прямо сейчас упасть и кричать навзрыд. Хочется упасть замертво. Ким Тэхён в сотый написывает другу, так и не получив ответного сообщения. А ведь в машине по прежнему ждёт «хозяин». Пак уже сломал себя, сломал родителей. Только он не даст Чону отобрать всё у родных. Пак Чимин — личная сучка Чон Чонгука. Может, так и должно быть... ?