Лассо

      Бостон встретил Джорджа холодно. Люди сторонились его, как и других солдат — он чувствовал тяжесть их взглядов. В них не было восхищения или благодарности за защиту, спасение их жизней — только презрение, недоверие.       Патрули скользили по тонким улицам — стайки креветок в затихшем перед штормом море.       Большие рыбы выходят ночью.       Вашингтон остался в порту — командир опасался, что «Дартмут» отбудет без выплаты пошлины, поэтому надзор за кораблем был усилен. Джордж не поднимался на судно, он должен был патрулировать линию причала, как привязанная лошадь.       Должен ли его вид устрашать? Крупный тяжеловоз с мощными копытами — достаточно одного удара, чтобы сломать самые прочные кости. Сбить с ног, растоптать.       Он не хотел служить плетью. Жители Бостона — люди не заслуживают жить в страхе перед короной. Король их друг. Должен быть другом.       — Вперёд, — стоящий у ящиков солдат свистнул; старое звание осталось позади — брат направил его сюда, как обычного лейтенанта, — Неси свой круп дальше, — колкий смех, сдавленный.       — Да, — кивнув, Вашингтон продолжил свой путь. Он не хотел спорить — сейчас все были возбуждены, напряжены. Что-то приближалось — невидимая, натянутая нить спокойствия звенела тишиной, грозясь разорваться.       Джордж считал шаги, стараясь не сталкиваться с другими — он чувствовал себя неуютно. Морской ветер хлестал попону — трепал хвост, давая повод для новых насмешек.       В порту было тихо — по горьким слухам где-то в тени крыш, среди грязных стен в сердце города зарождалось новое предательское собрание. Скоро должен был прибыть второй корабль — губернатор не хотел отступать.       Тревога нарастала — воздух стал тяжелым, плотным, как мокрая земля.       — Кто здесь? — шорох, — Именем Короля, — Вашингтон замолкает, встряхивает головой, — Кто здесь? — что-то не дало ему произнести это достаточно громко. Сочувствовал ли он колонистам, вынужденным нарушать закон?       Тень за грузом не ответила, сжалась.       — Уходите! — голос Джорджа дрогнул, — Уходите, чтобы вы не задумали, — он не должен бояться.       Неизвестный приподнялся. Вашингтон не смог разглядеть его лица — треуголка была опущена на лоб, а шейный платок поднят к носу.       — Уходите! — Джордж ударил передними копытами по доскам.       Они не были врагами — пока не переступят границу.       — Мне подтолкнуть тебя? — кто-то пришёл на шум.       — Мне жаль, — Вашингтон развернулся, закрывая незнакомца своим телом, — Чайки сели на мешки, — к кентаврам всегда относились с презрением, им снисходительно простят невежество.       — Ты никогда их не видел? — фырканье.       — Мой дом далеко от большой воды, — Джордж шумит: топает, хлещет хвостом плотную серую попону — царапает копытом дерево.       — Животное, — подошедший солдат смотрит, рассматривает лицо Вашингтона, уловив черты «отребья» выдыхает, — В следующий раз от плетки тебя никто не спасёт, — царапающий уши акцент.       — Да, — Джордж кивает. Он не сходит с места до тех пор, пока солдат не оставляет его, вернувшись на своё место.       — Благодарю, — благодарность, но Вашингтон в ней не нуждается.       — Уходите, я не на вашей стороне, — Джордж обозначает линию, не как солдат, а как колонист.       — Понимаю, — незнакомец выходит, он прячется под боком Вашингтона.       — Нет, — теперь Джордж не может отойти, — Всё можно решить иначе, — он не знает, зачем колонистам пробираться сюда — в глубине души зарождался страх: убийство.       — Тише, — мягкий хлопок по боку, — это помогает Вашингтону вдохнуть.       — Вы должны уйти прежде, чем сюда прибудет «Бивер»! — шёпот, переходящий в шипение.       — Третье судно? — протягивает незнакомец.       — Третье? — рефлекторно переспросил Джордж.       — «Сыны свободы» не забудут тебя, — неосторожный шаг, и неизвестный заглядывает Вашингтону в глаза, запоминает.       — Нет! — Вашингтон резко выпрямился.       — Ты ещё здесь? — окрик.       — Мне жаль! — громко повторяет Джордж, он уходит в сторону, отталкивая незнакомца — сбрасывая в воду.       Никто не услышал — это было чудом.       Вашингтон сорвался с места, торопливо продолжая путь — он надеялся, что его поймут. Отойдя, Джордж обернулся, но ничего не увидел. Незнакомец исчез — скрылся под причалом.       Удерживать ритм шагов стало сложнее — мысли возвращались к разговору; разум вновь и вновь театральным представлением ставил его, дополняя последний акт.       Концовка менялась с каждым шагом — всё заканчивалось в петле.       Образ, преследующий его, перешедший из кошмаров в реальность.       Форма душила, плетью жгла спину — он вновь ослушался брата, и сейчас это может привести к плохому. «Сыны свободы» всё равно бы узнали о кораблях, верно? Для этого они и послали своего человека.       Но что-то в глубине души заставляло его гордиться собой — странное чувство, незнакомое, непривычно тёплое.       Он предатель. Но кого он предал? Брата? Себя? Короля?       День сорвался с цепи — к вечеру Вашингтона сменили, позволив ему отдохнуть под деревянным навесом. Ему не предложили воды.       Джордж закрыл глаза — сон был спасением, отсрочкой перед принятием реальности.       Всё началось внезапно, как облава охотничьих псов на задремавших лис. В это невозможно было поверить, но никто ничего не заметил — стража оставалась слепа до тех пор, пока в воду не упал первый ящик.       Вашингтон вскочил на ноги.       Совсем рядом, почти задев, мимо него проскользнул индеец. Отшатнувшись, Джордж сел, ударяясь крупом о землю.       «Эта земля всегда принадлежала нам» — голос генерала звучит в голове, — «Если их не остановить, то они проберутся в города и устроят бойню». Но Вашингтон не замечает в их руках оружия — что-то не так.       — Поднимайся! — конец мушкета бьет по ребрам, — Живо! — второй тычок.       Третий вынуждает Джорджа рывком, нескладно подняться на копыта.       — Живо! — указ. Вашингтон идет вперёд, сбивает солдата грудью, роняя его на землю, переступая, наступает ему на ногу.       Крик гонит его, бросает к кораблям — к широкому трапу.       Животный инстинкт молил его повернуть — дальше от морской воды, на устойчивую землю. Он оказался между двух зол.       Тело вело его навстречу опасности.       Джордж ступил на судно. Палуба напоминала встревоженный улей — множество разноцветных пятен сталкивались, перемешивались — Вашингтон не различал, кто перед ним. Застыв, он низко гарцует. Его оттесняют, толкают к груде ящиков — оплошность или дело подлых рук.       Не по своей воле Джордж сбивает несколько в воду. Он не слышит благодарностей; отталкивает протянутый ящик, выбрасывая его к остальным — в пучину. Ему передают ещё.       Взмыленная лошадь, обреченно опустив голову, тянет за собой набитую чаем горящую телегу.       Под копытами костями трещат доски.       Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Выстрел в воздух перечеркивает бунт — люди останавливаются, замечая ряд солдат.       Вашингтон вздрагивает, чувствуя, как холод пробегает по холке, обрывается в пустом животе, подбрасывая царапающие капли — до самой души.       Мир стал невероятно четким — идеальная картина. Ряд направленных на них мушкетов — это был бы нелепый конец, позор для имени семьи.       Старший брат не простит его.       Мольбы о прощении не были последними словами перед тем, как мир закрыла уздечка.       Он дал себя поймать. Тонкие ремни грубой веревкой стянули кожу, оставляя следы, красные отпечатки виселицы.       В этот раз его никто не спасёт.