We are made from broken parts.

1940 год Ей было очень страшно. В этом году посадка на поезд на платформе больше походила на эвакуацию. Всех детей спешно расцеловывали на прощание, а после запихивали в вагоны. Толкучка была невероятная - и никакого радостного возбуждения. Война оставила на каждой семье свой отпечаток. Матери втайне утирали слезы, но не столько потому, что не хотели расставаться со своим чадом, а больше из-за опасения за них. Отцы тяжело вздыхали, выглядели очень уставшими и сразу постаревшими на добрый десяток лет. Всем было невыносимо разлучаться друг с другом. Все в глубине мыслей пугались перспективы больше никогда не увидеть родных. Но в этот момент, пожалуй, хуже всего было Мериде. Ее мать - чистокровная волшебница - вышла замуж за магла Фергуса Данброха и родила от него четырех прекрасных детей... Звучит как сказка, да они в ней и жили. Прекрасный особняк, любящая семья. Все было здорово до наступления войны. Отца Мериды призвали на фронт полгода назад и Элинор, в связи с отъездом дочери в школу, была вынуждена остаться дома одна с тремя годовалыми мальчиками. Естественно, с ней была целая армия нянек и прислуг, но что из этого имеет значение перед нескончаемым страхом за жизнь мужа и дочки? Мерида, зажмурив глаза, крепко и долго обнимала Элинор, все больше чувствуя себя маленькой девочкой, что когда-то так боялась леса, прилегающего к особняку, боялась молний, грома и во время грозы постоянно прибегала к маме прятаться под складками юбок. К маме, которая дула на сбитые коленки и перед сном всегда обнимала так, что Мерида мгновенно засыпала, укутанная теплом ее тела и запахом легкой туалетной воды. Этот запах присутствовал и сейчас, и девушка дышала полной грудью, уткнувшись в шею матери, все никак не желая ее отпускать, только не сейчас... Еще немного... Странно, но начинаешь ценить, что имеешь, только когда находишься на грани потери. Последние полтора года Мерида только и делала, что периодически ссорилась с матерью: дома, когда отказывалась вести себя так, как того от нее ожидали; в школе, когда Элинор получала выговор из-за ее проказ, а после отправляла ей гневные Громовещатели; и всю жизнь, когда вся ее семья хотела, чтобы она выросла леди и носила эти чертовы шляпки и платья с корсетами прямиком из восемнадцатого века. Дома во время каникул не было и дня без препирательств и нравоучений. Мерида всегда с нетерпением ждала нового учебного семестра, чтобы наконец свалить из этой проклятой клетки. Дождалась. И теперь жалела об этом. Часы, проведенные в надеждах на то, чтобы ее поскорее оставили в покое, рассыпались прахом на запруженной платформе, где мать и дочь на прощание стискивали плечи и руки друг друга в клубах паровозного дыма. - Люблю тебя, - прошептала Элинор, на секунду прижимаясь носом ко лбу Мериды. - И я тебя, - Мерида мягко отстранила хрупкие руки мамы от своего лица, понимая, что еще немного и она разревется. - Поцелуй от меня мальчиков и... пиши почаще, как там отец. Прозвучал третий гудок и поезд медленно тронулся. Мерида оторвалась от матери и запрыгнула в состав, напоследок ободряюще улыбнувшись встревоженной Элинор. Как только она пропала из виду в толпе других родителей, с лица девушки тут же сползло всякое выражение. Она простояла где-то полминуты, обдуваемая ветром из открытой двери, прислонившись к стене спиной и затылком, и таращась в потолок, а потом отправилась в свое купе. Астрид Хофферсон - ее единственная подруга - сгорбленно сидела по-турецки с белоснежной кошкой на коленях и читала какую-то книгу про драконов. У нее было не очень привлекательное, но довольно-таки характерное лицо с острым носом и круглыми щеками. Под слоем магловской пудры виднелись россыпи подростковых прыщей, которые Астрид тщательно старалась скрыть. - Грустное вышло прощание? - поинтересовалась она, как только за унылой Меридой захлопнулась дверь. Сквозняк бросил рыжие завитки волос ей на лицо. - И не говори, - тяжело вздохнув, Данброх со всего размаху плюхнулась на сиденье напротив и бездумно уставилась в окно. - Ты что, плакала? - спросила Астрид, с интересом глядя на подругу, которая нытья терпеть не могла, и когда на уроке неправильно изготовленное пролитое зелье прожгло ей часть мантии и ногу, в отличие от любой другой девчонки она не залилась слезами, а лишь начала сыпать отборными крепкими словечками, чем немало удивила и своих одногруппников, и профессора. - Нет. Я никогда не плачу. Три года назад я продала свои слезные железы в банк органов, - без улыбки попыталась пошутить Мерида. - А также чувствующее сердце и три почки. - Но ведь почек всего две... - А кто сказал, что они были мои? Хофферсон весело хмыкнула и протянула подруге упаковку шоколадных лягушек. - Знаешь, в такие моменты я радуюсь, что у меня нет близкой мне родни. Не о ком рыдать в подушку, не по кому скучать, - Астрид отгрызла сразу половину от лягушки, смяв карточку и даже не взглянув на нее. - Я же сказала, что не... - Не заливай, а? Именно поэтому я и делаю все одна. И живу одна и в заднице. - Что, тетка совсем доконала? - это было уже традицией - спрашивать у Хофферсон, какое дерьмовое задание придумала ее тетя Игритт в эти каникулы. Родители Астрид погибли от рук темного волшебника Грин-де-Вальда через два месяца после ее рождения. За воспитание малышки взялась овдовевшая сестра отца, которая, кажется, в край чокнулась от горя. Астрид ее почти не винила - потерять всех членов семьи в двадцать-то лет... Мало кто останется в своем уме после такого. Оставалось это "почти". Игритт, хоть и была волшебницей, с какого-то перепугу вдруг стала очень набожной, растила Астрид такой же и постоянно повторяла, что "это только благодаря Всевышнему дьявол Грин-де-Вальд" до сих пор не добрался до нее и ее племянницы. И ладно бы, все ограничивалось словами, так тетка еще и летом третировала бедного ребенка, заставляя выучивать все молитвы и повторять их по сто раз. С прошлого года так вообще повадилась отправлять ее в летнюю католическую школу при монастыре, где правильных послушных девочек учили молиться Богу и не ходить в коротких юбках. - Знаешь, это так странно, - Мерида откинулась на спинку сиденья и почесала подбородок. - Твоя тетка верит в какие-то там высшие силы, при том, что похожие на нее верующие сжигали волшебников когда-то. Или промышляют этим до сих пор... Как она еще не спалилась перед ними? Или не сдала своих знакомых? - Да кто ж ее знает, - Астрид пожала плечами и ласково провела по спине кошки, собирая при этом всю свалявшуюся шерсть. - Никогда не понимала предков. - Как хорошо, что мы не такие. Приподняв уголок губ, Мерида косо и как-то слишком по-взрослому посмотрела в окно. 1942 год Приподняв уголок губ, Мерида косо и как-то слишком по-взрослому посмотрела в окно. Лежащий позади нее голый парень сладко потянулся в постели и погладил по спине сидящую на смятых простынях девушку. - Знаешь, для такой юной барышни ты чертовски опытна. Ничего не ответив, Мерида принялась собирать по комнате разбросанные вещи, попутно приводя себя в порядок: завязала запутанные волосы в неряшливый пучок, стерла салфеткой остатки вчерашнего макияжа, встряхнула смятую мужскую рубашку, пытаясь убрать складки... О да, мужских вещей у нее было очень много: начиная от джинс, заканчивая пальто. Пожалуй, даже больше, чем женских, да и те пылились в шкафу, пока матушка криками не заставляла их надевать. - Что-то ты по утрам немногословна, - парень сел, опираясь спиной о подушки, и щелкнул зажигалкой. - Мне гораздо больше понравилось, когда ночью ты выстанывала мое имя. Бросив секундный взгляд на тело на постели, Мерида поджала губы, натягивая джинсы. Она уже даже не помнила его имя. Помнила только рваные, глубокие толчки в своем теле и запах алкоголя, которым этот незнакомец был прямо-таки пропитан. С ним она познакомилась на магловской тусовке, которую устраивали в ближайшем пригороде фанаты Фрэнка Синатры. Девицы со своими перетянутыми платьями талиями подпирали стенки или потягивали слабоалкогольные коктейли, ожидая, когда юноши в начищенных до зеркального блеска ботинках позовут их танцевать. Мерида же пришла туда просто нажраться. В какой период случился тот переломный момент, когда прехорошенькая маленькая девочка вдруг начала материться, пить и курить? Когда ее жизнь покатилась по ухабам под откос так, что весь смысл ее существования ограничивался выпивкой, пачкой сигарет в кармане и мальчиком на ночь? И это в пятнадцать-то лет! Что будет дальше, Данброх знать не хотела - уж слишком боялась того, во что может перелиться ее жизнь. Ее нынешний образ все больше поглощал девушку в себя, растворяя в утренних перегарах и клубах дыма, и Мерида старалась не думать о том моменте, когда она однажды не сможет выбраться из болота, в которое с радостью когда-то сама же прыгнула. Казалось бы, в глубине души знала, что пора остановиться, перестать вести себя как малолетняя прошмандовка, но не могла. Или не хотела? Парня, в чьем доме она сейчас находилась, едва ли помнила со вчерашней ночи. То ли Джейк, то ли Джеймс. Черт его знает, но единственное, что Мерида о нем не забыла, так это то, что у него просто охренеть какой гигантский член. И сильные плечи. Мерида любила парней с сильными плечами. Любила всего одну ночь, конечно, но... любила же? В последний раз взглянув в зеркало, висящее рядом с кроватью, девушка подошла к парню, вынула у него изо рта сигарету и крепко затянулась. - Что ж, приятно было познакомиться..., - она еще пару секунд стояла, вылупившись на растрепанные светлые волосы и тщетно пытаясь вспомнить имя, но потом все же решила продолжить без обращений. - Мне пора домой. - Стой, - когда Мерида уже открывала дверь его комнаты, он вдруг подкинулся с постели. - Только через окно. Там моя семья и... не пойми меня превратно, но им лучше тебя не видеть. Устало вздохнув, Мерида высунулась в дышащее свежестью летнее утро с сигаретой в зубах и выкинула туда свою сумку, а после полезла сама. Благо, это был первый этаж. - Погоди, - опять позвал парень, как только Данброх вылезла из окна и теперь две ее руки и правая нога опирались о подоконник, пока левая свободно болталась в воздухе. - С тобой было круто и... может еще как-нибудь встретимся? Он с надеждой улыбнулся и зачесал вихор на голове. Ветер легко обдувал его голый торс, на который Мерида не без удовольствия засмотрелась, а после, вытащив изо рта фильтр, сухо чмокнула парня в щеку. - В другой раз. И она спрыгнула вниз, подхватив свою сумку с земли, и быстро зашагала в сторону колосистого поля, пройдя сквозь которое можно было оказаться в лесу с особняком их семьи, скрытом между еловыми зарослями. ___ Как же Мерида любила окна. Можно было через них сбежать на девичник к однокурсницам или на встречу с каким-нибудь мальчиком, можно было вернуться обратно, максимально направив все свои силы на то, чтобы не быть пойманной после ночного разгула. Данброх остановилась под своим окном, глядя на него снизу вверх и щурясь от отражающегося в окнах солнца. Потом как заправский фокусник достала палочку из рукава рубашки и всосала в нее табачный запах и запах перегара, въевшихся в одежду. В это время члены семьи уже должны были уже проснуться, но они знали, что Мерида на каникулах дрыхнет до полудня. По будням мать будила девушку, чтобы учить жизни "настоящей леди", но на выходных ей давали отоспаться, пока она сама, вся помятая и сонная, не спускалась вниз на поздний завтрак. В прошлом ее ни разу не палили и она от души надеялась, что окажется никем не замеченной и сегодня. Заросли плюща, обвивающего две стороны каменного дома, как кстати вели прямо к окнам ее комнаты на третьем этаже. Это растение было уже сто раз перелазано девушкой, но каждый раз она боялась, что вот-вот сорвется вниз. И это взбирание вверх по вьющимся сплетениям являлось нехитрой такой физической нагрузкой. Пару раз сорвавшиеся с плюща ноги, забитые от собственной туши руки, и вот, наконец, десять минут спустя Данброх добралась до нужного этажа. Нащупав пальцами раму, Мерида толкнула заранее оставленное открытым окно вовнутрь комнаты и, чувствуя, как руки дрожат и грозятся отвалиться, на исходе последних сил подтянулась и вывалилась в проем на пол, тяжело дыша и кидая сумку рядом с собой. Вдруг раздалось вежливое покашливание и сердце гриффиндорки пропустило пару ударов, а потом забилось с бешеной силой. Мерида медленно повернула голову вбок, сметая рыжими кудрями пыль с пола, и увидела сидящую в кресле, очень и очень злую мать. - Привет, солнышко, - в голосе Элинор не было ни капли ласки. - Где ты была? Горько и обреченно вздохнув, Мерида поднялась с пола и медленно подошла к кровати, смотря на мать как на тигра, с которым по воле случая не повезло оказаться в одной клетке. - Гуляла. - Всю ночь? - Нет. Последние пару часов. - Не ври мне! Элинор в своем до невозможности тугом, затянутом корсетом платье, поднялась с кресла и направилась к дочери, взяв ее за подбородок и подняв лицо на себя. У безупречной и красивой Элинор были мешки под глазами - похоже, она провела тут всю ночь. Ее широкий рот страдальчески изогнулся, когда ногти больно сдавили щеки Мериды, будто ей очень хотелось проткнуть их насквозь. Но потом она как-то тяжело и рвано вздохнула и убрала руку, оставив на коже дочери пять полукруглых впадин. Женщина отвернулась, неторопливо пройдя к гобелену на стене с вышивкой всей семьи. - С кем ты гуляла? - С друзьями... - Я же сказала не лгать. - Слушай, что за допрос? - когда первичный страх прошел, Мерида раздраженно кинула на кровать стянутую рубашку и принялась выпутываться из джинс. - Мне не двенадцать, чтобы мной потакать. Я уже самостоятельно могу разобраться со своей жизнью. Могу идти куда хочу, с кем хочу и делать... - Вот именно, что тебе не двенадцать! - Элинор резко развернулась, в этот момент выглядя одновременно и несчастной, и жутко злой. - Тебе пятнадцать, черт тебя подери! А ты уже ведешь себя как малолетняя потаскуха. Ты вообще думаешь о своем будущем? - Ну так тебе же хуже, у меня нет будущего. Элинор прижала сжатые в замок ладони к лицу, грозясь вот-вот разреветься, но пара глубоких глотков воздуха предотвратили неизбежное проявление слабости. - Знакомые Фергуса не раз говорили, что видели тебя на всяких вечеринках, - теперь Элинор говорила тихо, словно сама с собой, - пьяную, курящую, целующуюся со всеми подряд... Я не хотела этому верить. Ну как моя маленькая дочурка, которая во время грозы прибегала ко мне и пряталась в одеяле, могла творить такое? И не верила, пока домовики однажды не заметили, как ты выбираешься из комнаты по стене... С ума сойти, моя кровь и плоть одевается как бездомная и ведет себя как мужлан. Кого я вырастила? Сгорбленная Мерида сидела в одном белье на кровати, молчала и тяжело дышала. В душе у нее творился дикий раздрай - подростковое бунтарство и жажда свободы говорили ей, что мать специально выводит ее на эмоции и стыд; семейная преданность и совесть шептали, что Элинор итак нелегко и она, в какой-то степени, даже права. - Ну что ты молчишь? - после недолгой паузы прикрикнула миссис Данброх. - А что тебе сказать? - шлюзы прорвало - заорав во всю глотку, Мерида вскочила на ноги. - Что меня задолбало делать все то, что ты скажешь? Что я чувствую себя неправильной только потому, что хочу самореализоваться как личность, а не как конвейер для штамповки детей? Существовать, чтобы воспроизвести потомство и массировать пятки мужу - о да, об этом я мечтала! Ты не думала, что у меня на эту жизнь есть свои цели? Мерида видела, насколько сильную боль причиняют эти слова ее матери, но не могла остановиться. Стало дико необходимо вывалить на стол все то дерьмо, которое она копила в себе и которое по крупицам высказывала соседкам по комнате на протяжении недолгих лет. - Позволь узнать, какие цели у тебя? - Элинор истерично хохотнула. - Торговать своим телом в подворотнях? Употреблять всякие препараты и алкоголь? Знаешь, ты права, с таким образом жизни у тебя действительно нет будущего. - Все же лучше, чем ты, - от крика у Мериды осип голос. - Я не хочу провести жизнь с каким-то придурком, который будет вытирать об меня ноги до конца своих дней. Почему ты смогла пойти против семьи, а я не могу? Рыжая маленькая голова мелькнула в проеме и исчезла. Элинор дернулась и захлопнула дверь. - Ты хоть понимаешь, что я отреклась от фамилии Фоули не просто так? - голос миссис Данброх звучал тихо и пугающе. - Я полюбила твоего отца так сильно, как не любила никого другого. Настолько, что даже пришлось отречься от братьев и родителей. Я их не видела с того дня, как они меня с позором вышвырнули из имения. Десять лет я восстанавливала свой статус в обществе. Это сейчас нам легко живется, так как вышло, что единственной живой наследницей оказалась я и все наследие перешло ко мне, потому что больше не к кому. Ты думаешь это так просто? Сбежать из семьи, начать жить самостоятельно... И ты будешь жить в лесу, в маленьком домике и с помощью лука добывать себе пропитание. Или свершишь революцию в этом мире. Ну так давай, попробуй. Жизнь - далеко не роман. - То есть, выдавая меня замуж за парня, с которым я в коридоре, возможно, только здоровалась, ты пытаешься вернуть свой род в чистокровный мир? - Мерида прислонилась лбом к столбику кровати и у нее изо рта вырвался смешок. - Отличный способ использовать меня, мама. Теперь понятно, для чего ты меня заводила. Слушай, а какого хрена я должна разгребать твои ошибки? Я не хочу быть как ты. Знаешь, раз уж на то пошло, мне гораздо более по кайфу вести разгульный образ жизни, чем превратиться в очередную неудачницу вроде тебя! Как только поток из слов иссяк, Мерида поняла, какую же ошибку она совершила. И вмиг захотелось вернуть все раннее сказанное назад, но, увы, не существует на свете такой магии. А потому она просто исподлобья смотрела на мать, видя, как от дыхания перед взором колышется рыжая прядка, и сожалела, очень сильно сожалела, что не нашлось рядом человека, который смог бы вырвать ей язык. - Мам, я... Элинор с глазами, до краев полными слез, громко сглотнула и опрометью вылетела из комнаты дочери, оглушительно хлопнув дверью. Какое-то время гриффиндорка еще постояла в глухой тишине, слушая бешеные удары сердца и чувствуя, как в груди что-то нещадно щемит, а потом бухнулась на пол и разрыдалась. ___ Фергус, как только вернулся поздно вечером домой со встречи с друзьями, нашел жену в гостиной, где та сидела, поджав под себя босые ноги, и вышивала еще один небольшой платочек. В каменных стенах, за зашторенными окнами было темно и холодно, а единственными источниками света были камин, да настольная лампа. У Элинор дрожали руки, и она то и дело промахивалась иголкой и попадала по пальцам. В густой тишине слышалось тихое бормотание - она всегда так неосознанно делала, когда злилась или переживала. Мягко улыбнувшись, глава семейства Данброх подошел к жене. - О чем спорили в этот раз? - кряхтя спросил он, неуклюже присев напротив и примостив ногу с протезом на пуфик. Ногу, начиная от колена, пришлось ампутировать - на войне Фергуса туда серьезно ранили, после в рану была занесена инфекция. По этой же причине его выслали домой, так как он стал больше непригоден. Зато дома было едва ли спокойнее, чем на поле битвы. Ежедневные ссоры и пререкания Элинор с Меридой не сулили мира и покоя уже немолодому ирландцу. - Твоя дочь... - сокрушенно вздохнув, Элинор отложила вышивку на диван и уставилась в огонь. - ...просто невозможна. Я не знаю, как ее дальше воспитывать. Может, это я виновата и с самого начала все делала не так? Чуть-чуть приподнявшись от спинки кресла, Фергус глянул на незаконченное рукоделие жены. Там была изображена спящая Мерида - такой, какой он ее помнил в пять лет: маленькая беззащитная девчушка с пухлыми щеками и приоткрытым во сне небольшим ртом. Он не видел ее всего два года, но за такой небольшой промежуток времени она страшно изменилась. Стала еще грубее и прямолинейнее. Конечно, Мерида и в детстве проявляла характер - хотела казаться независимой и взрослой, но сейчас ее дерзость начала приобретать новые обороты. А он упустил тот момент, когда, пожалуй, очень сильно был ей нужен. И был нужен своей дорогой женщине с помощью в воспитании. - Не вини себя, - Фергус взял Элинор за руку. - Просто так вышло. Нет никакой ошибки в твоем методе воспитания. Да, она у нас своеобразная девочка со стальным стержнем. Но кто сказал, что это плохо? Помяни мое слово - она еще всем парням в жизни нос утрет. - К слову, по поводу парней, - Элинор пожевала губами, а потом глубоким взглядом посмотрела в добродушные глаза мужа. - Мне кажется, она с мальчиками не просто за ручку гуляет... Если ты понимаешь, о чем я. Фергус нахмурился и снова откинулся назад, почему-то вспоминая свои школьные годы и те времена, когда он активно ухлестывал за девчонками. Вообще, в свое время высокий рыжеволосый сильный парень пользовался популярностью среди дам. Это со временем неактивные годы дали о себе знать - появился живот и походка стала более медленной и неуклюжей. Но даже при таком раскладе в двадцать девять лет он умудрился встретить самую замечательную девушку на свете, которая позже стала его женой. И даже факт того, что она была волшебницей - чем-то фантастически нереальным в этом мире, - никак не изменил его отношения к ней. - Я думаю, - неторопливо протянул Фергус, пятой точкой чувствуя, что за эти слова Элинор может легко отдубасить его кулачками, - сейчас это является нормой. - Чего? - Элинор от возмущения аж чуть приподнялась с дивана. - Я имею в виду, кто же знает эту молодежь. Верно? - он побыстрее попытался уладить ситуацию. - Сейчас другие устои и, возможно, Мерида не единственная, кто поступает так . - Единственная или нет - это уже не имеет значения. Кто ж ее возьмет замуж такую далеко не невинную? Это же позор... Да еще и ее ужасный характер. - Может, в таком случае лучше будет отозвать приглашения для будущих вероятных женихов? Мерида и сама в состоянии найти себе мужа. Если вообще захочет этого. Как бы Фергус не привыкал к ценностям волшебного мира, но эту он до конца принять не смог. Ему не очень улыбалась традиция чистокровных семей выставлять своих дочерей на продажу другим семьям. - Вот именно, что не захочет, - Элинор приказала домовикам подать чай в гостиную и снова взяла в руки платочек. - К тому же, отказывать уже неприлично. И так мало кто из священных 28 согласен взять полукровную девочку в свой род. Мы должны быть благодарны Пруэттам и Макмилланам за оказанную нам честь. Домовик вкатил в комнату поднос, груженный чайником, двумя искусно выгравированными чашками и тарелкой печенья. Фергус тут же взял одно и захрустел, рассыпая крошки себе на густую бороду. - Вряд ли их интересует наша дочь. Более притягательным для них представляется твое наследство. - Да хоть так, - Элинор взяла в руки чашку и подула на нее. - Лишь бы она не осталась в этом мире одна. - Не останется, - Фергус тепло улыбнулся жене, радуясь словно ребенок, когда она едва расцвела в ответ. - В конце концов, у нее будут братья и мы с тобой, а она будет у нас. Больше нам для счастья ничего не надо.