И смех, и слезы

      …Сириус будит меня среди ночи. Выглядит он странно и настораживающе: его бьёт крупная дрожь, на лице полыхают красные пятна, в глазах горит какой-то странный блеск, а руки сжимают свёрток из одеял. Я не успеваю даже рта открыть, как он суёт свёрток мне, сбивчиво бормоча: — Аккуратно, постарайся не разбудить его, времени мало, надо спешить, а то уйдёт, если не вернусь к утру — бей тревогу, но главное — проследи, чтобы с Гарри ничего не случилось. Всё, я пошёл. Давай, Лунатик, надеюсь, ещё увидимся…       Затем делает шаг назад и трансгрессирует. Я застываю в дверях с раскрытым ртом, машинально прижав полученный свёрток к груди. В голове один-единственный вопрос: какого чёрта? Я, наверное, мог бы простоять так ещё долго, но в этот момент Гарри у меня на руках начинает вертеться, напоминая о своём существовании и заставляя прийти в себя. Я возвращаюсь в дом, на всякий случай заперев входную дверь на ключ, и укладываю Гарри на кровать, а сам сажусь рядом, не сводя с него глаз. В комнате темно, но мне удаётся разглядеть на лбу у него тонкий шрам, похожий на молнию. Что-то внутри подсказывает: это не к добру. Случилось что-то плохое. Но что? Куда так торопился Сириус, кого он преследовал? И где Лили с Джеймсом, что с ними? Неужели… нет, быть не может! Я стараюсь отогнать эту непрошенную мысль как могу, но получается плохо. Слова Сириуса «не вернусь к утру — бей тревогу» отдаются тяжёлым противным ёканьем где-то в сердце. Во что он ввязался на этот раз? Я так и сижу до самого рассвета, дёргаясь от каждого скрипа.       В половине седьмого в дверь громко стучат. Я бросаюсь в прихожую, едва не опрокинув стул, на котором сидел. Пальцы трясутся и не слушаются, мне никак не удаётся попасть ключом в замочную скважину. Наконец я каким-то чудом открываю дверь и впускаю Сириуса, встрёпанного и очень злого. Он тихо проходит в комнату, наклоняется над спящим Гарри и поправляет краешек одного из одеял. Потом, словно вспомнив обо мне, всё так же тихо произносит «пойдём», и выходит в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. В ту же секунду всё его деланое спокойствие улетучивается — он запускает пальцы себе в волосы и мечется туда-сюда по коридору, повторяя как заведённый: «Предатель, предатель, предатель…» — Кто предатель, Сириус? О ком ты говоришь? Объясни наконец, что творится? — я больше не могу оставаться в неведении. Сириус на мои слова не реагирует. Приходится схватить его за плечи и как следует встряхнуть. — Что случилось, Сириус? Кто кого предал? — Хвост! Этот крысёныш предал нас! — он смотрит на меня круглыми глазами, похожий сейчас на сумасшедшего. — Эта сволочь оказалась Пожирателем Смерти! — Что?! Сириус, это невозможно! — Я видел у него эту чёртову метку, Римус, видел! — не унимается Сириус. — Он предал нас, предал Орден, предал их! Крыса, паршивая крыса! Ненавижу, ненавижу, ненавижу…       Он вырывается из моих рук, но ходить из угла в угол не начинает — похоже, выговорившись, он слегка поостыл. А я отказываюсь верить тому, что услышал. Питер — Пожиратель Смерти? Господи, что за несусветная чушь! Но с другой стороны, врать Сириусу незачем… Внезапно в голове мелькает страшная мысль. Я даже подумать не успеваю, как с моих губ слетает: — Джеймс и Лили, они… — Да.       Какая-то часть меня по-прежнему пытается отрицать происходящее, но тон, каким Сириус произносит это короткое слово, пресекает эти слабые попытки на корню. Я чувствую, как внутри всё обрывается, и боюсь, что не смогу удержаться на ногах. Однако в голове что-то никак не укладывается. — Но как он мог предать их, ведь это ты… — Я хотел сбить Пожирателей со следа, — перебивает он меня, шумно дыша и подозрительно часто мигая. — Убедил Дамблдора сделать его Хранителем. Кто же знал, что он… — голос Сириуса начинает дрожать, и даже в полумраке коридора я вижу, как блестят слёзы в его глазах. — Это моя вина… Это из-за меня они погибли! Я себе никогда этого не прощу!       Он не выдерживает и утыкается лицом мне в плечо, уже открыто рыдая. Мне самому хочется плакать и стенать в голос, но позволить себе этого я не могу. Потом — может быть, но сейчас рядом со мной человек, которого нужно хоть как-то успокоить. И я прижимаю Сириуса к себе, шепча ему на ухо: — Это не так, ты ни в чём не виноват. Никто и подумать не мог, что Питер окажется предателем. Я бы тоже не догадался и поступил бы точно так же, окажись я на твоём месте. Не обвиняй себя в чужих преступлениях, Сириус, не надо…       Удивительно, но на него это и правда действует. Постепенно дрожь и всхлипы сходят на нет, и вскоре передо мной стоит привычный Сириус Блэк. Выдают его только покрасневшие глаза и нос. Заправив выбившуюся из-за пояса рубашку, он бросает быстрый взгляд на комнату, где спит Гарри: — Нужно решать, что делать. Ему ведь нужен кто-то, кто будет о нём теперь заботиться. — У Лили, кажется, есть сестра… — начинаю я неуверенно, но Сириус меня тут же перебивает. — Которая ненавидит магию во всех её проявлениях! Думаешь, она обрадуется племяннику-магу? Нет, я не отдам Гарри этой мымре! — он внезапно улыбается, словно ему в голову только что пришла гениальная идея. — Мы сами его воспитаем! — Мы? — я разрываюсь надвое. Разум твердит, что такому, как я, не место рядом с ребёнком, и уж точно не в роли воспитателя. Но от мысли, что Гарри будет расти у меня на глазах, становится неожиданно тепло в груди. Сириус это прекрасно понимает и кладёт руку мне на плечо: — Взрослый из меня хреновый, тем более ответственный, сам знаешь. Один я не справлюсь. А ты… на тебя можно положиться, с тобой Гарри точно будет в порядке, — он смотрит мне прямо в глаза, словно заглядывает в душу, и еле слышно прибавляет: — Римус, мы нужны ему. Больше у него никого не осталось…       Я ещё несколько секунд молчу, будто думаю, хотя всё уже решил. Накрываю ладонь Сириуса своей и пытаюсь улыбнуться. Выходит это отвратительно. Мне не приходится ничего говорить — он догадывается обо всём и без слов. И улыбается ещё шире. Эта его улыбка, такая привычная и почти родная, вселяет уверенность: у нас обязательно получится…

***

      …На часах — десять вечера. Гарри спит, а мы с Сириусом спорим, сидя в маленькой кухне его съёмной квартиры. Обстановка накаляется, мы уже близки к тому, чтобы начать ругаться. — Ты этого не сделаешь! — Сириус сидит на подоконнике, свесив ногу, и сердито смотрит на меня. — Не будет этого, слышишь? Я сам… — Сириус, давай по-честному, — я устало морщусь и в четвёртый раз пытаюсь его образумить, — в мире маглов я ориентируюсь значительно лучше тебя. — Да, но они… — Они ровным счётом ничего не заподозрят. У большинства взрослых очень туго с воображением, они просто отказываются верить в то, что не укладывается в их рамки представлений о мире. Даже если кто-то один и поверит, что очень и очень маловероятно, остальные будут смотреть на него как на сумасшедшего. И, в конце концов, — я потихоньку начинаю терять терпение, — сейчас не Средневековье! Времена меняются и люди вместе с ними! И хватит об этом, ты меня не переубедишь. Завтра я пойду искать работу, независимо от того, что ты думаешь.       Я встаю из-за стола, дав понять, что разговор окончен. Но не успеваю сделать и двух шагов, как Сириус спрыгивает на пол и преграждает мне путь. В руке он сжимает измятую газету — непонятно, нашу или магловскую, — которую теперь суёт мне под нос. — Всё сказал? А теперь послушай меня. Я никуда тебя не пущу, ясно? Магловская полиция нашла вчера в Ист-Энде трупы троих человек. Они считают, что это бродячие собаки, их там много. Вот только человек не умрёт от одного-единственного укуса в плечо, какой бы ни была эта бродячая собака, даже бешеной! — он опускает руку с газетой и глубоко вздыхает. — Римус, я… я просто не хочу, чтобы тебя… чтобы с тобой тоже случилось что-то плохое, понимаешь?       Я тоже вздыхаю и сажусь обратно на стул. Разом повеселевший Сириус снова пристраивается на подоконнике. — Ты мне договорить не дал. Я хотел сказать, что нашёл решение и даже план действий составил. — План действий? — я не верю своим ушам. Если бы не спящий Гарри, я, наверное, засмеялся бы. — Ты серьёзно? Знаменитый Сириус Блэк составил план действий? — И когда ты успел стать таким остряком? — бурчит Сириус, делая вид, что смертельно обиделся, отчего смеяться хочется ещё сильнее. — Времена меняются, Бродяга. И потом, у меня был прекрасный учитель, — я подмигиваю ему и, не в силах больше сдерживаться, начинаю фыркать, прикрывая рот ладонью. Сириус пытается делать вид что дуется, но через пару секунд бросает эту затею и заходится от беззвучного смеха…

***

      …В окна хлещет дождь, хотя назвать его просто дождём язык не поворачивается — это самый настоящий ливень. Я задёргиваю занавески в комнате Гарри, зажигаю ночник и спускаюсь в гостиную. Нахожу нужное место в раскрытой на середине книге и принимаюсь читать, изредка поглядывая на часы. Сириус ещё не вернулся, и хоть я знаю, что виновата не на шутку разыгравшаяся буря, на душе всё равно неспокойно. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что война кончилась. А пора бы, всё-таки уже три года прошло…       От размышлений меня отвлекает хлюпанье, доносящееся из прихожей. Спустя минуту насквозь мокрый Сириус появляется в комнате, оставляя за собой блестящую влажную дорожку. Он опускается на ковёр почти вплотную к камину и стягивает с себя мокрую рубашку. — Бррр, ну и погодка… Вымок как собака. — Ты только не встряхивайся, а то обои потом не ототрёшь, — предупреждаю я его, пряча за книгой улыбку. Он обиженно отворачивается. — Всё шутим, да? — А ты как думал? — я опускаю книгу и принимаюсь искать абзац, на котором остановился, но книга вдруг взмывает с моих колен куда-то вверх. — Сириус, ну я же тебя просил так не делать! — Опять читаешь эту лабуду для матерей? — хмыкает Сириус, пропуская мои слова мимо ушей. — Не пойму никак, зачем? Ну что, мы сами ребёнка не воспитаем? — Воспитание — это куда более сложный процесс, чем ты думаешь, — после секундной борьбы мне удаётся вернуть книгу в прежнее положение. — А опыта в подобном ни у меня, ни у тебя нет. Так что лучше изучить вопрос всесторонне. Конечно, всё это очень индивидуально, но общую информацию следует знать и… — Ладно-ладно, я понял, только не надо лекций! — он торопливо исчезает на кухне, словно боится продолжения. Потом осторожно высовывает голову обратно и, убедившись, что продолжение не последует, возвращается к камину с коробкой печенья. — Нет, чтоб хоть разок поесть нормально, по-человечески… — я стараюсь смотреть на него как можно строже, но это же Сириус Блэк! Когда он делал то, что ему говорят? Мне остаётся только как можно демонстративнее закатить глаза, чтобы он увидел, как сильно разочаровал меня, и вернуться к книге. Вот только буквы кажутся какими-то странными и нечёткими… — Ой! — Что такое, Лунатик? — Сириус тут же обеспокоенно поворачивается ко мне. Я пытаюсь сфокусировать взгляд на буквах, потом на нём, и наконец на часах у противоположной стены. Вывод напрашивается сам собой. — Похоже, Бродяга, мне нужны очки, — я виновато развожу руками, а Сириус снова начинает ворчать — на этот раз о том, что я скоро ослепну, если не прекращу столько читать, а если я и после этих слов продолжу так попустительски относиться к своему зрению, то он лично превратит все книги в лягушек и отправит по почте вредной Гарриной тётушке. И хотя меня совершенно не радует такая перспектива, я не могу удержаться от улыбки…

***

      …В это воскресенье я просыпаюсь поздно. Сириус отключил мой будильник, поэтому, когда я наконец спускаюсь на кухню, наши часы уже показывают без четверти одиннадцать. Гарри и Сириус жуют тосты. Гарри, открыв рот, слушает очередную историю о наших школьных приключениях. Я тоже сажусь и наливаю себе кофе, чтобы хоть как-нибудь проснуться — несмотря на то, что спал я вместо обычных семи часов все десять, глаза немилосердно слипаются. После первой же чашки сонливость исчезает практически целиком, но с усталостью и слабостью во всём теле ничего сделать не удаётся. Гарри замечает, что со мной что-то не так. — Дядя, ты плохо себя чувствуешь? — каждый раз, когда он так меня называет, внутри поднимается что-то нежное и ласковое. Я стараюсь улыбнуться и ерошу ему волосы. — Нет-нет, всё хорошо, Гарри, не волнуйся. Со мной так бывает… Ерунда, скоро пройдёт.       Из гостиной доносится негромкий стук — сова, которая приносит «Воскресный пророк», всегда прилетает куда угодно, но только не к окну кухни. Сириус поднимается и выходит за газетой. Как только он исчезает за дверью, Гарри снова поворачивается ко мне и очень серьёзно спрашивает: — Дядя, куда ты уходишь по ночам?       На меня словно выливают ведро холодной воды. Сколько раз мы думали рассказать Гарри всю правду, да всё откладывали. А вот теперь придётся объясняться… Но делать нечего, мальчик должен знать. Я уже открываю рот, но в этот момент Сириус из гостиной зовёт Гарри. Тот мигом вскакивает со стула и бежит на оклик. Я догадываюсь, зачем Сириус позвал его, но, когда Гарри возвращается, не подаю вида, что мне хотя бы отдалённо известно содержание их разговора. Сам Гарри и вошедший вслед за ним Сириус тоже ведут себя так, словно ничего не произошло. Только когда завтрак заканчивается, и Гарри убегает во двор, Сириус улыбается в ответ на моё тихое «спасибо».       Утро понедельника выдаётся мрачным. В маленьком окошке нашего подвала видны только плотные серые тучи, а в гостиной из-за них стоят сумерки. Я вытягиваюсь на диване, понимая, что вторую лестницу сейчас не осилю, и надеюсь подремать хотя бы пару часов. К счастью, стоит только моей голове коснуться диванного валика, я сразу проваливаюсь в сон. Будит меня какая-то возня. Приоткрыв глаза, я с удивлением замечаю сидящего возле дивана Гарри, листающего книгу. Увидев, что я проснулся, он тут же откладывает её в сторону и поднимается на ноги. — Доброе утро, дядя. — Доброе, Гарри.       Мальчик убегает на кухню, откуда вскоре возвращается с чашкой кофе. — Держи, я видел, как Сириус его варит. Должно помочь.       Запах кофе и правда придаёт сил. Я сажусь, принимаю из рук Гарри чашку и осторожно делаю глоток. Кофе оказывается обжигающе-горячим (видно, только-только снят с плиты), но в остальном именно таким, как надо — крепким и горьким. Гарри тревожно вглядывается в моё лицо, словно пытаясь прочесть мои мысли, и наконец спрашивает: — Я что-то перепутал, да? — он кажется не на шутку испуганным, и я спешу его успокоить: — Что ты, напротив, всё отлично.       В следующую минуту мне приходится постараться, чтобы удержать в руке чашку — обрадованный Гарри бросается мне на шею. Я обнимаю его за плечи, чувствуя, что улыбаюсь как дурак…

***

      …Гарри ждёт меня у выходящей в сад задней двери, переминаясь с ноги на ногу и судорожно сжимая древко метлы. Едва я появляюсь на пороге, он бросается навстречу с радостным: «Пойдём, пойдём скорее!».       Всю дорогу до нашей поляны он прыгает вокруг, размахивает руками и с упоением рассказывает, чему Сириус научил его на прошлой неделе, постоянно убегая вперёд. Я стараюсь идти быстрее, но всё равно за ним не успеваю. В лесу стоит мягкая тишина — если ветер где-то и есть, то он гуляет наверху, не долетая сюда сквозь сплошную листву деревьев. Но вот посреди этого зелёного моря вспыхивает красный огонёк — флажок, которым мы отметили поляну. Гарри, такой же красный от возбуждения и нетерпения, уже стоит рядом с метлой между ног. Он смотрит на меня, всем своим видом выражая немой вопрос «можно?». Я киваю, и в ту же секунду он, с силой оттолкнувшись от земли, взмывает в воздух. Поравнявшись с верхушками деревьев, Гарри останавливается и круто разворачивается. Ждёт меня. Я перекидываю ногу через метлу и поднимаюсь к нему. — Ну показывай, чем вы тут занимались в прошлый раз…       Гарри только и ждёт этих слов — он прижимается к древку и устремляется вниз, войдя в почти отвесное пике. Я не успеваю даже испугаться, а он уже вышел из него у самой земли и теперь поднимается обратно. Расценив моё потрясение как хороший знак, он улыбается до ушей и тут же делает в воздухе мёртвую петлю. Я хочу остановить его, но он выглядит настолько счастливым, что я ничего не говорю и в течение оставшихся двух часов просто наблюдаю за ним, про себя восхищаясь тому, как Гарри чувствует метлу. Совсем как Джеймс.       Возвращаемся мы значительно медленнее. Уставший Гарри бредёт рядом, по-прежнему улыбаясь. Но когда мы уже подходим к калитке, из дома доносится весёлый крик: — О, вернулись! Смотрите, что я вам привёз!       Усталость Гарри как рукой снимает. Он бегом бросается к настежь распахнутому окну кухни, у которого стоит довольный Сириус с чем-то круглым в руках. Подойдя ближе, я понимаю, что это огромный арбуз. — Сириус, где ты его достал, не сезон ведь ещё! — Места знать надо, Лунатик, — усмехается Сириус, водружая арбуз на стол и вооружаясь ножом. — Ну, кто первый будет пробовать? — Можно я? Можно? — Гарри смотрит на арбуз как зачарованный. — Сначала руки мыть, — напоминаю я ему, и он стремительно уносится в ванную, по дороге оставив метлу в прихожей и, судя по грохоту, уронив вешалку.       Арбуз оказывается холодным и до умопомрачения вкусным — мы не произносим ни слова, пока он не уменьшается примерно вдвое. Внезапно Сириус поворачивает ко мне измазанное соком лицо. — Лунатик, ты помнишь, какой завтра день? — Тридцать первое июля, воскресенье, — отвечаю я машинально. — А что?       Сириус таращится на меня так, словно я сморозил глупость. Гарри тоже выглядит удивлённым. Я перевожу взгляд с одного на другого и пытаюсь понять, что я сказал не так. Наконец они переглядываются, и Гарри, улыбаясь, говорит: — Дядь, завтра же мой день рождения.       С минуту я пытаюсь понять связь между сказанным и вопросом Сириуса. Потом до меня доходит… Ну конечно, день рождения! И как я мог забыть? Похоже, это написано у меня на лице, потому что Сириус, глядя на меня, усмехается: — Да ладно тебе, ну забыл и забыл, с кем не бывает? У тебя и так в календаре достаточно памятных дат, и все надо помнить! Забыть одну — это простительно!       И прежде, чем я успеваю схватить его за шиворот, этот ненормальный с хохотом вскакивает из-за стола и выпрыгивает в сад прямо через окно. Я, недолго думая, бросаюсь за ним тем же путём под звонкий смех Гарри. — Сириус Орион Блэк! Иди немедленно сюда!       Он уворачивается от моих рук, заливисто хохоча. Из дома ему вторит Гарри. И смеются эти двое так заразительно, что удержаться просто невозможно…

***

      …До отхода Хогвартс-Экспресса остаётся минут пятнадцать. Мы втроём стоим перед входом на платформу девять и три четверти. Гарри немного нервничает, хоть и старается этого не показывать, но, когда я предлагаю пройти вместе, мгновенно берёт меня за руку. Сириус, облокотившийся на тележку, распрямляется и задорно поглядывает на нас обоих: — Ну что, поехали? На счёт три: раз… два… три!       Я покрепче сжимаю руку Гарри и, по старой привычке зажмурившись, делаю шаг вперёд. Шум магловского перрона тут же сменяется тем особенным гулом, который можно услышать только перед отправлением Хогвартс-Экспресса. Я открываю глаза и вижу, как Гарри, раскрыв от изумления и восторга рот, разглядывает платформу. Мой взгляд задерживается на больших часах, висящих на ближайшем столбе. Без десяти одиннадцать, надо поторопиться. Я устремляюсь вдоль состава, Гарри вприпрыжку бежит следом, Сириус громыхает тележкой где-то позади. Нам удаётся найти свободное купе только в самом хвосте поезда. Мы затаскиваем внутрь чемодан, и Гарри, поставив клетку с Буклей на землю, по очереди обнимает сначала Сириуса, потом меня. Сириус бурчит что-то про телячьи нежности, но я вижу, что и он растроган. Пообещав мне регулярно писать, Гарри подхватывает клетку и спешит к поезду. В дверях он сталкивается с высоким рыжим мальчиком, и в купе они заходят вместе, что-то бурно обсуждая. Хогвартс-Экспресс даёт последний гудок и медленно, с шипением и паром отходит от платформы. Сириус, незаметно оказавшись совсем близко, кладёт мне руку на плечо, и мы стоим, маша на прощание и провожая взглядами поезд до тех пор, пока он окончательно не скрывается из виду…