***
— Профессор, — в голосе Алисии есть нотки беспокойства, — протокол «Клетка» развернули по стране. — Это ожидаемо, — трёт переносицу он. — Вы во всех новостях. Крутят фото всех нас, но они точно уверены, что Лиссабон в стране. И ещё. Есть активность у палатки на площади. — Они не свернули её? — Изучают пути нашей эвакуации. Думаю, они догадались, что нас там не было, но Ракель и остальных не нашли. Они подозревают заложников, сейчас их удерживают в больнице. — Это хорошо, им есть чем заняться. О какой активности ты говорила? — Там машина секретной службы. Не думаю, что король сам пожаловал на место расследования, но все же… Через сколько вы будете в порту? Если они ничего не предпримут, мы оттянем внимание на себя насколько получится. — Не переусердствуйте. Два часа. Я наберу, когда мы будем готовы.***
— При всем уважении, — полковник не узнает своего голоса, но то, что он услышал заставляет шевелится волосы на затылке, — неужели вы действительно это сделаете? — Они владеют информацией конфиденциального характера, неосмотрительно будет допустить её распространение для широкой публики. — Что такого они могли найти, и о ком, если сейчас принимается такое решение, — вырывается у него, и полковник в тот же момент жалеет о своих словах. — Вам не следует этого знать. А об этом разговоре не следует знать никому кроме вас. Переговоры будете вести вы. Нужно понять, кто из них находится в стране, чтобы не давать лишних обещаний. Мы откроем для них один порт и дадим возможность покинуть страну. Но только в обмен на освобождение оставшихся заложников.***
— Профессор, полковник хочет поговорить с вами, — Алисия напряжена, он слышит эти раздраженные нотки в её голосе. — Хорошо. Рио сможет подключить меня напрямую? — Конечно, Профессор. Полковник, окружённый коллегами, откашливается, прежде чем начать. — Добрый день, полковник, — Серхио говорит ровно, без намёка на игру в голосе. — Профессор. У меня для вас предложение. Оно будет действовать в течение двух часов. Я уверен, что вы в Испании, — бьёт наугад он. — Допустим, — усмехается Профессор. — И вы хотите покинуть страну, — полковник чувствует, как по его спине катится пот. — К делу, полковник. — Порт Валенсии будет открыт в течение двух часов. Успеете туда добраться — проваливайте из страны. — И какими же будут условия? — откровенно смеётся в трубку Серхио. — Порт откроется, когда мы получим от вас информацию, где оставшиеся заложники и подтверждение того, что они живы. — И это не имеет отношения к синим папкам? — Не понимаю, о чем речь. — Полковник, можете ли вы дать слово, что мы беспрепятственно покинем страну? — дразнит его Профессор. — Да. Я даю слово, что выполнив условия, вы сможете покинуть страну. — Тогда снимите протокол «Клетка» и дайте нам уйти там, где мы сами это решим. — Торг окончен. Время пошло.***
— Они не появятся в Валенсии, — штаб на площади наконец расформирован, полковник сидит в своём кабинете перед монитором. Его глаза блестят, но благодаря удалённому доступу, никто не почувствует запаха алкоголя. Профессор выходит на связь в ту минуту, когда истекает два часа отпущенного времени. — Амаранте, полковник, — он слышит издевку в голосе, — вы знаете, как это остановить. Моя жена просила его высочество об услуге. Посодействуете? — Иди к черту! — Координаты заложников вам известны. В Валенсии нас ждал элитный спецотряд, не обольщайтесь, я знаю, что вы не собирались держать своего слова. Мне больше ничего от вас не нужно. Вопрос только в том, хотите ли вы помочь себе.***
Профессор срезает ненужные теперь верёвки, удерживающие её тело, поднимает на руки и бережно укладывает в гроб, богатый, с отделкой из бархата и шёлка. Словно это имеет какое-то значение. Серхио держит Ракель за руку, не решаясь отпустить. Он знал, что такое возможно, но видеть это наяву было слишком больно. — Серхио, пора, — Марсель протягивает ему кислородный баллон и маску. Он кивает, надевая на Ракель маску, пристраивая сбоку от неё баллон и касается её щеки. Монитор на беззвучном режиме, но Рио вывел показатели на его телефон. — Скоро мы будем дома, — шепчет он, закрывая крышку гроба. — Ну нет, — протестует Токио, когда Марсель протягивает ей баллон, — я не сделаю этого! — Токио, — Марсель берет её за руку и сам надевает на неё маску, бережно поправляя растрепанные волосы. Профессор впервые видит это — проявление его чувств. Марсель обнимает Токио, и Серхио отворачивается, давая им время. Он надевает маску и забирается в другой гроб. Третий предназначен для Токио. Всё должно было быть проще, но активность полковника заставила его изменить план. Впрочем нет — не изменить. Просто использовать запасной вариант. Алисия и Рио выложили видео с заложниками и координатами их расположения. Это было неким прощальный подарком — их высадили на необитаемом острове, с достаточным запасом продовольствия. И немного чокнутая Элисон просто наслаждалась океаном, Анхель и Прието загорали на пляже, Артуро напивался, а Суарес успокаивал Каэтану, которую «отпустило» после многочасового стресса. Алисия же проводила «экскурсию» по студии, в точности копировавшей помещение Торреспана. Все снова шло в прямом эфире, и она наслаждалась процессом. Сработали синие папки. Она надеялась, что им удастся их обнародовать. Сработал захват Торреспана — захват, которого в сущности, не было. Разыграть все по часам и по нотам, заставить их поверить, что все происходило в Испании, когда все они были в студии на островах в океане. В Испании были только Ракель, Крезо и его команда, переправившие ключевых заложников на сцену. Все остальное происходило в выстроеной за сорок дней копии студии, с местными «заложниками» для массовки.***
— Профессор, — будит его Марсель. В темноте, тишине и замкнутом пространстве, вымотанный донельзя, он умудрился уснуть в гробу. Марсель помог ему подняться, потёр плечи и протянул бутылку с водой. Профессор благодарно кивнул, утоляя жажду и наблюдал, как Марсель вытащил Токио. — Я сожгу это, — передергивается та, глядя на гроб. Марсель улыбается, протягивая воды и ей. Профессор открывает гроб Ракель. Она в сознании, немного дезориентирована. Профессор наклоняется, поднимая её на руки и произносит: — Мы в нейтральных водах. — Музыка для ушей, — хохочет Токио, — пойдём отсюда, видеть это больше не могу! — кивает она на гробы и первая вылетает на палубу. Серхио относит Ракель в каюту, укладывает на постель и даёт воды. После чего делает наконец самый важный звонок. — Паула, дочка, поговоришь с мамой?***
Паула виснет на нем, утыкаясь носом в грудь. Он чувствует, как трясутся хрупкие плечи от безмолвного плача. — Не надо, — шепчет он ей в макушку, — не надо, не плачь. Всё закончилось. — Прости меня, — разбирает он едва слышную фразу. — Я не злюсь на тебя, Паула. Всё закончилось. Всё будет хорошо. Ракель в частной клинике, и он не пускает к ней Паулу. Она поправится, теперь в этом уже нет сомнений, но Серхио не хочет, чтобы дочь видела её в таком состоянии. — Скажи, что вы не лжете. Скажи, что это правда. Что мама жива. — Это правда, клянусь тебе. Ракель жива и скоро вы с ней увидитесь. Проходит пара дней. Он занят — нужно убрать все следы пребывания студии, нужно отправить участников в безопасные места. Они протестуют, они хотят отметить свадьбу Хельсинки и Манилы, но для начала дождаться выписки Ракель. Все снова идёт не по плану. Паула спит в зале перед включённым телевизором. Чем громче звук, тем крепче её сон. Он понимает, что это не здоровая реакция, но ничего не может с этим поделать. Алисия словно обычная домохозяйка готовит на всю ораву еду, Токио, Стокгольм и Манила вовсю планируют свадьбу, выбрав штабом их гостиную. — Вы сойдёте с ума, если мы сейчас бросим вас, — отвечает с абсолютно серьёзным лицом на его раздраженную реплику что «не время и не место» Токио. И он понимает, что она права. Ракель перестали давать обезболивающее, синяки немного побледнели, но из-за серьёзного сотрясения её периодически мучает головная боль. А ещё ей снятся кошмары. В кошмарах она зовёт его или Паулу, и он понимает что пора привести к ней дочь. Паула держится молодцом. Он предупреждает её, что у мамы ранено лицо, но девочка словно не замечает повязок и синяков. Она с наигранной жизнерадостностью рассказывает о новом доме, о подготовке к свадьбе. Но стоит закрыться двери палаты за спиной, как она сама словно закрывается в ракушку. Серхио напрасно ждал истерики — девочка спокойна. Это иллюзия, это состояние сжатой донельзя пружинки, но она вырывается, когда он пытается её обнять и не смотрит в его сторону в машине.***
Вечером он находит её в саду. — Паула, ты злишься на меня? — Серхио поправляет очки и садится рядом с девочкой. Та выбрала тенистый угол и смартфон своим убежищем. Она откладывает телефон и смотрит на него с лёгким недоумением. — Нет, — растерянно отвечает она. — За что ты тогда меня наказываешь? Ты перестала со мной разговаривать. — Прости. Я… Я не думала об этом. Всё так непросто… — Ты здорово справилась в больнице, — он замирает и произносит, — хочешь о чем-то спросить? Она не отвечает. Потом кивает, и от этого по её щекам бегут слезы. — Спроси. — Я боюсь, — шепчет девочка, отворачивая лицо. В её голосе он слышит слезы. — Чего ты боишься, Паула? — Мама меня не простит. Я бы не простила себя за такое. — О чем ты? — он морщится, в самом деле не осознавая такой простой логики подростка. — Я во всем этом виновата. Я одна. Если бы я не решила лететь к отцу, этого всего не случилось бы. Мама была бы цела. И отец не покончил с собой. Из-за меня собрались они все — Париж, Токио, Рио, Марсель… Это не безопасно, быть всем в одном месте. Ты думаешь, я этого не понимаю? Что я натворила, Серхио… Я позвонила ему тогда, на заправке. Не знаю, мама поняла или просто передумала, но если бы она не отправила нас с Крезо… Пружинка расправляется. Девочка прижимается к его груди и громко плачет. — Паула, мама поправится. Я не стану говорить тебе, что мне жаль Альберто, но ты забываешь, но твои тётя и брат — они теперь в безопасности. Ты не виновата. Ты не виновата, слышишь? — Серхио, ты учил не врать… — шепчет девочка, поднимая голову. — Так и есть. — И обещал не врать мне. — Да. — Мама ведь была беременна? Серхио сглатывает. Они не говорили об этом никому. Да и срок был всего полтора месяца. А ещё они всерьёз поругались из-за этого. Он хотел бы ребёнка, но знал что с его наследственностью это русская рулетка. Ракель его доводов не слышала. В их возрасте вероятно это было последней возможностью, и для неё это было нежданным счастьем. Он этого восторга не разделял. — Как… Откуда ты узнала? — Это правда? Да или нет? Вы говорили об этом той ночью, когда ты забрал меня из Легаспи. Она смотрит в упор. Он медленно кивает. — И теперь ребёнка не будет? — Его и не было, Паула. Срок шесть-семь недель это сгусток клеток размером с горошину. А учитывая, что я передал ему свой набор хромосом — возможно нежизнеспособных клеток. — Профессор, — произносит она осипшим голосом, заставляя Серхио похолодеть, ожидая очередного вопроса. И получает его, словно удар под дых, — это ты убил моего отца? — Паула… — Не ври мне, помнишь? — Ты не хочешь знать правду, — он чувствует, как накатывают слезы к глазам, — что она тебе даст? Я окажусь убийцей? Или твой отец сам наложил на себя руки, а ты обвинила в этом меня? — Серхио, скажи мне! Можно ли было поступить по другому?! — Нет, — тихо отвечает он, и девочка закрывает лицо ладонями. Серхио сидит рядом, но не прикасается к ней. Тогда она сама утыкается лицом ему в грудь. Он осторожно гладит её по плечам, прижимается щекой к макушке. От её волос пахнет шампунем Ракель. — Я хочу, чтобы это все было не по-настоящему, Серхио. Я так хочу домой, туда, где я могу переписываться с отцом, надеясь что он классный, где мама дома, а не лежит в больнице, где я могу уехать с подругами в Легаспи на праздник и позвать тебя, чтобы забрал меня. Мне кажется, что я утонула, Серхио, упала в океан и утонула, только не умерла, а продолжаю вдыхать едкую соленую воду вместо воздуха. И мне так от этого… Больно. Не страх и не обида, не злость и даже не вина. Оберегаемая внутри семьи — бабушкой, матерью, когда-то отцом, а потом им самим — Паула впервые столкнулась с несправедливой реальностью. Напоролась на её клыки, шипы и выступы с разбега. И если раны на теле Ракель можно было увидеть, то девочка была внешне цела. Но теперь Серхио видел и её раны. Сьерра подходит сбоку, чтобы не напугать, чтобы он успел её заметить. В её руках аптечка. — Детка, — она садится рядом с ними, мягко гладит Паулу по спине и открывает аптечку. Девочка ревёт не прекращая, — Паула, все будет хорошо, — она набирает в шприц диазепам и смотрит на Серхио. Он кивает, аккуратно приподнимает девочку, усаживая себе на ноги и приподнимает край её шорт. — Паула, это седативное. Я сделаю укол и тебе станет немного спокойнее, хорошо? Девочка всхлипывает и кивает, обнимая Серхио за шею. Алисия делает укол в бедро и поднимается. Серхио одними губами благодарит её, она лишь грустно улыбается в ответ. — Приходите ужинать, — она оставляет их. Паула тихо плачет, и он покачивает её, словно маленькую. Проходит четверть часа прежде, чем лекарство делает свое дело — Паула засыпает на его плече.***
Девочка пытается вскрыть себе вены около полуночи. Серхио боялся чего-то подобного, потому и остался на ночь дома, отправив к Ракель Сьерру. Он заглядывал к Пауле в комнату пару раз в час, но она спала, после истерики и укола лекарства, наконец спокойно. Ближе к полуночи она проснулась, отправилась в душ. Он сломал дверь минут через шесть. Маленькое тело в углу душевой кабинки, горячая вода, бьющая за шиворот и тонкое блестящее лезвие. Его мутит от запаха крови, он опускается рядом с ней. — Ты не виновата, — тихо говорит он, беря её за руки, вынимая лезвие из пальцев и зажимая неглубокий порез на запястье, — но если ты винишь себя, Паула, я хочу, чтобы ты знала — я прощаю тебя. Она прижимается щекой к его плечу. — Не говори маме, — просит она. — Не делай так больше, — шепчет он в ответ. Страх вырывается и он чувствует, как катятся слезы по его щекам. «Зря не назвал свой план «Титаник», — бьётся в голове фраза Алисии. Им удалось выжить. Иногда кажется, что это самое главное. Но теперь нужно вернуться к жизни.