Янтарные чётки

Хабибулла, как велел ему старый сказочник, держал язык за зубами. — Что с тобой, сынок? — спросила мать, встревоженная его удручённым видом. — На тебе лица нет. Случилось что с тобой в горах? — Ничего, матушка, — отвернулся Хабибулла, пряча глаза. — Так, устал. Отдохну немного и всё пройдёт. Даже матери не признался он, как та ни допытывалась. Да и как скажешь ей о проступке, который и богатому узденю или беку не сошёл бы даром? Зарыдает, запричитает мать, заламывая руки: — Горе мне! Что же ты натворил, сынок, зачем погубил себя?! И ради чего? Ой, беда! Думал он о том, чтобы бежать куда подальше из Хунзаха. Да где скроешься от гнева Нуцала и его сынка, у кого просить защиты? Но прошёл день, и второй, и третий, а возмездия не последовало, словно тинануцал и впрямь помиловал дерзкого юношу: то ли напугался Юхарана, то ли совесть заговорила вдруг в нём. На этот счёт Хабибулла постепенно успокоился. А вот дар понимать зверей волновал его. Он прислушивался к квохтанию кур, щебету ласточек, рёву ишаков, лаю собак, блеянию овец: словом, ко всяким звукам, издаваемым живыми существами. И, чем пристальнее вслушивался, тем чаще понимал их разговоры, тем сильнее поражался. Он слышал, как животные перекликались меж собой, обсуждали хозяев, жаловались на тяготы жизни или попросту дружески болтали. Неожиданно открывшееся умение пугало юношу. Он крепко-накрепко решил помалкивать о нём до скончания дней своих, иначе сожгут ещё как колдуна. В лучшем случае не поверят и поднимут на смех. Тогда всю жизнь придётся терпеть издёвки, всяк станет окликать при встрече: — Эй, Хабибулла, мой ослик поклон тебе передавал! — Смотри, вон куры в навозной куче роются. О чём они квохчут? Ну-ка, переведи! О, если б только мог знать Хабибулла, что непрошеный дар смущал не одного его! Миновали осень и зима. Солнце пригревало всё жарче. Растаял снег, уступив место проклюнувшимся из земли острым, похожим на крохотные шильца, травинкам. Уже и позабыл к тому времени светлейший наследник стычку с Юхараном, кстати, и не показывавшемся больше в Хунзахе. Вот тогда-то и приобрёл он диковинного слугу, каким не мог похвастаться ни один правитель в Стране гор. О новом подданном Гебека стоит рассказать особо. Кто считался самым умным в Хунзахе? Нуцал? Нет. Визирь? Нет. Кади? Тоже нет. Самый умный в Хунзахе — ворон по имени Хар-Кар. Сам-то он, во всяком случае, придерживался именно такого мнения. Жаль, правда, никто его не разделял, но где уж простым смертным постичь размах вороньего величия. Хар-Кар первым среди братьев и сестёр выпорхнул из родительского гнезда: это ли не повод для гордости! С тех пор так и летал он повсюду, высматривал, подслушивал, мотал, как говорится, на ус. Прочие птицы побаивались его. Звери относились к нему с уважением. Да и люди, завидев чёрные вороновы перья, настораживались: не беду ли принёс на крыльях вещун. Коварный Хар-Кар с удовольствием играл на чужих страхах. Заприметив, бывало, крестьянина, гнавшего быка на базар, или, что ещё лучше, молодых супругов, ворон принимался кружить над ними, издавая зловещее карканье. Прекрасно знал разбойник, что ничего не грозит этим людям, однако его забавлял их суеверный ужас. Впрочем, от ворона можно было откупиться подачками: особо Хар-Кар уважал нежную ягнятину. Иногда он сам взимал подати с крестьян, таская цыплят, либо оставленные без присмотра припасы. Но все эти проказы яйца выеденного не стоили. Тщеславный ворон помышлял о занятии, достойном его великого ума. Как-то раз занесла его нелёгкая в нуцальский дворец. Ворон беспрепятственно пролетел над крепостной стеной, покружил над садом, над конюшнями, заглянул в зверинец, полюбовался на нукеров, упражняющихся в рубке на мечах во внутреннем дворе. Всё это было интересно, но не то. Куда больше привлекла Хар-Кара беседка, где братья, сёстры и прочие родственники Нуцала, а также именитые гости обсуждали отношения с соседними правителями, торговлю, всяческие важные государственные дела. Хар-Кар не преминул вставить словечко, ибо искренне считал, что лучше всех разбирается в предмете разговора. — Кар-р! — вымолвил он, взгромоздившись на белый ажурный завиток. — А-кар-р! — Кыш! — невозмутимо отмахнулся младший брат Нуцала. Хар-Кар понял, что ему здесь не рады. Обиженно снявшись с мраморного насеста, он полетел ко дворцу. Там, по крайней мере, возможно что-нибудь стянуть на кухне. Внимание его привлекло открытое окно на втором этаже. Ворон опустился на подоконник и со всё более разгорающимся любопытством заглянул внутрь. Он увидел богато убранные покои с огромным камином, с оружием, развешанным на стенах, с мягкими хорасанскими коврами на полу — и понял, что угодил куда надо. Хар-Кар ещё оглядывался, вертя головой, когда распахнулась дверь и в комнату вошёл юноша в черкеске и с украшенным позолотой кинжалом. И осанка его, и горделивое выражение лица, и привычка высоко держать голову говорили о знатном происхождении и высоком положении, редко встречающихся отдельно одно от другого. Ворон узнал тинануцала и, хоть испугался, улетать не стал. К чему упускать возможность подвизаться в ханском дворце? — Да прославятся в веках великий Дом Нуцалов, его светлейший владыка и сиятельный наследник! — подобострастно произнёс Хар-Кар. Он поклонился, расправив крылья и даже шаркнув лапкой. Ему самому понравилось столь пламенное и лестное приветствие. Тинануцал тоже не остался равнодушен. — Хороший трюк, — поощряюще усмехнулся Гебек. — Кто научил тебя ему? Тинануцал осёкся и закусил губу. Птица поприветствовала его отнюдь не на человечьем языке. И всё-таки он понял, что сказал ему ворон. Значит, — сообразил Гебек, — не говорящая птица села на его окно, нет. Он сам неким странным образом постиг птичий язык. Что это? Проделки шайтана? Причудливый сон? Расшалившееся воображение? Или кто-то жестоко подшутил над ним? Но нет же, его покои пусты, никто не мог тайком пробраться сюда мимо стражи. Поразился и Хар-Кар, настолько, что чуть не свалился с подоконника. Он-то ведь не рассчитывал всерьёз, что человек действительно поймёт фразу на птичьем наречии! — К-кто ты, шайтан тебя задери? — прикрикнул Гебек, недобро уставившись на ворона. — Покажись мне, проклятый насмешник! Где ты прячешься? — Что ты, что ты, господин, вот я, перед тобой! — затараторила в ответ чёрная птица. Гебек оторопело следил, как открывается и закрывается клюв, исторгая слова на языке чужом, но понятном, словно с детства знакомом. — И не шайтан я вовсе, а ворон. Хар-Кар меня зовут. — Хар-Кар, значит, — вздохнул Гебек. Он прыгнул вдруг, дёрнул тяжёлые занавеси, едва не сорвав их. И за ними никто не скрывался, что вовсе не хорошо. Тинануцал нахмурился. Тяжело было ему поверить в умение разговаривать с птицами, тем паче в сказках герои, обладающие этим умением, рискуют умереть, если о нём проболтаются. — Не ищи никого, повелитель, — щёлкнул клювом Хар-Кар. — Я и сам поражён не меньше тебя. Много я раздал советов людям, но ни разу ни один из них не отозвался на мои речи. Ты первый, кто понял меня! — Ты и здесь кого-нибудь поучал? — полюбопытствовал Гебек и опустился прямо на ковёр, успокаиваясь. Нахальная птица приглянулась ему. — А то как же! Говорил я твоим родичам, о повелитель, что надо усмирить владыку Кубы*, пока он не набрался сил, да твой почтенный дядюшка только рукой на меня махнул. Вздрогнул тинануцал. Отца давно беспокоила возрастающая мощь Кубинского ханства, то точившего зубы на чужие земли, то искавшего покровительства русского царя. Но что мог понимать в таких делах ворон, у которого и мозг, поди, размером с лесной орех? — Конечно, у всего джамаата не хватило ума о том догадаться, а ты в два счёта рассудил, — съязвил тинануцал. — Где уж ему, о солнцеликий! — отозвался Хар-Кар, пропустив мимо ушей насмешку. — Хорошо, — кивнул Гебек. — Что ты хочешь за свой совет, мудрый Хар-Кар? — Возьми меня на службу, о солнцеликий! — захлопал крыльями польщённый ворон. — Клянусь бородой пророка, я пригожусь тебе! — Ха-ха! Что мне проку от птицы? — Не скажи, повелитель! Нигде не найдёшь ты соглядатая лучше меня. Я летаю и днём, и ночью, я глаза и уши Страны гор. Ты будешь знать всё, что делается в Хунзахе, в Кумухе, в Цудахаре, в Тарках, — где только пожелаешь, — от ханского дворца до лачуги последнего бедняка. Гебек молча вытянул правую руку, как на соколиной охоте, и призывно щёлкнул пальцами. Догадливый Хар-Кар тут же перепорхнул с подоконника на эту царственную руку, уже абсолютно уверенный в поступлении на службу. Пусть наследник не сам Нуцал, но ведь станет же им когда-нибудь! Так или иначе, ворону, у которого и некоторым людям не мешало поучиться устраиваться в жизни, до скончания дней обеспечен обильной вкусной пищей, облечён уважением. А работу придётся выполнять привычную, любимую — вынюхивать, подсматривать, подслушивать, доносить. — Я предчувствую, светлейший повелитель, — умильным голоском завёл хитрец, закрепляя достигнутый успех, — ждёт тебя такая удивительная судьба, какой не было и не будет ни одного из рода Нуцаби. Много лет спустя Хар-Кар вспоминал те, случайно, в общем-то, выскочившие у него слова и диву давался, каким странным образом они сбылись. А тогда ни он, ни Гебек, наслушавшийся немало здравиц в свой адрес, не восприняли их всерьёз. Гебек… Да, тогда его ещё звали Гебек. * Куба́ (также Губа́) — город в Азербайджане, с 1735 г. столица Кубинского ханства, в 1813 г. вошёл в состав Российской империи.