Янтарные чётки

Благая весть летит на крыльях голубя, худая — на крыльях ворона. Спешили гонцы, не щадя взмыленных коней, не жалея себя. Они скакали во весь опор, обходя стороной селения, по чужой, враждебной земле, где за каждым кустом, за каждым камнем подстерегала опасность. Только ночная мгла оставалась им союзницей, предоставляла укрытие, прятала за облаками луну. Больше никому не смели они доверять, остерегались любого огонька в ночи, малейшей тени днём. Мчались гонцы ко дворцу Нуцала, спешили доставить молодому наследнику страшное известие, какого и злейшему врагу не пожелаешь получить. Богат вышел тот век на распри. Остаться в стороне от них не мог горделивый Хунзах. Ханы Шемахинский и Шекинский, много потерпевшие притеснений от хана Кубинского, воззвали о помощи к Нуцалу. Втроём-де скорее одолеют хитрого хана, отобьют охоту зариться на чужое. Светлейший владыка откликнулся на их призыв и собрал войско, сам возглавил его. Поначалу удача сопутствовала ему: противник спешно отступал, огрызаясь короткими схватками, и оставил Нуцалу захваченную Шемаху. В Хунзахе ждали блестящей победы. Но не о разгроме кубинцев торопились сообщить Гебеку скорбные вестники. Прятали гонцы на груди наспех составленные послания: войско Нуцала угодило в ловушку, разбито наголову коварным ханом, союзники покинули его при первой же опасности. Но не отступил и не бежал Нуцал: лучше смерть, чем позор. Вместе с остатками своего войска он держал оборону в старой крепости, что близ Шемахи. Люди измучены и изранены, нет лошадей, нет продовольствия, на исходе питьевая вода. Решимость драться до конца — вот всё, что у них осталось. Да долго ли продержится горстка храбрецов против свежих сил кубинцев? Нуцал понимал, что не вернётся обратно в Хунзах, и потому не просил у сына помощи. Помощь не успеет: не скоро удастся хунзахцам собрать новую армию. Но пусть Гебек, новый Нуцал, обрушит на врага всю мощь возмездия! Четырёх гонцов одного за другим отправил Нуцал. Троих настигли и зарубили дозорные отряды кубинцев. И лишь одному удалось оторваться от погони, достигнуть спасительных гор и пробраться в Хунзах. Его конь едва плёлся на подламывающихся ногах — ни плеть, ни шпоры не могли заставить несчастное животное хоть немного ускорить шаг. Да и всадник был едва жив. Его мучила жажда и беспокоила глубокая, наспех перевязанная рана. До чего же душераздирающее зрелище предстало хунзахцам! У ворот дворца оба рухнули замертво — и конь, и всадник. На груди гонца нашли пропитанное кровью и потом письмо, где еле-еле можно было разобрать расплывшиеся, наспех нацарапанные слова. Высокий Хунзах, а за ним и всю страну охватила великая печаль. Пролились скорбные слёзы вдов, сирот, матерей. Не нашлось такой сакли, куда не заглянуло горе. Побледнел Гебек, прочитав прощальное послание отца. Так крепко стиснул челюсти, что заскрежетали зубы. Страшная судорога свела его лицо. Глаза налились кровью. Он молчал и видно было, как дрожало его горло. Невольно попятились подданные, ожидая грозы: они хорошо знали вспыльчивый норов тинануцала. — А, подлые предатели! — взвыл Гебек, затопал ногами. — Вероломные убийцы! Вы дорого заплатите мне… Вы узнаете, каков гнев владыки Хунзаха! Я отомщу вам, я залью кровью ваши земли, обращу в пепел ваши жилища! Заставлю таскать невольничьи цепи! А тебя, проклятый хищник, я изрублю на куски и скормлю собакам! Валлах, ни один из вас не уйдёт от меня живым! Он метался по дворцу, точь-в-точь разъярённый волк, нигде не находя себе места. Люди спешно расступались перед ним — так разбегаются цыплята, завидев чёрную тень ястреба. Слуги на всякий случай попрятались. Гебек не переставал сыпать угрозами, изобретая всё новые страшные кары и для изменников, и для убийцы отца. Что-то, видимо, замкнуло в его голове, и он повторял, как заведённый: — Сжечь! Сжечь гадючье гнездо! Не щадить никого! Даже бравый Харахур струхнул: никогда прежде не видел он господина таким. Мирза и Асхаб, в чьи обязанности входило всюду сопровождать повелителя, держались от него на расстоянии как можно более почтительном. Хар-Кар предпочёл убраться в сад, пока не припомнил солнцеликий, как ворон советовал воевать с Кубинским ханом. По правде говоря, совет не играл никакой роли — и без того втянулся бы Нуцал в борьбу с наглым захватчиком. Но станет ли повелитель разбираться во гневе? Ханша-мать, замкнувшаяся в своей скорби, и Бике — молодая супруга Гебека, не покидали женской половины дворца, с замиранием сердца слушая доносившиеся до них вопли. Выдохся наконец Гебек, остановился, хрипло дыша. Привычно вздёрнул голову: врождённая гордость требовала не склоняться перед напастями. — Разослать гонцов по всем аулам, — промолвил он в полной тишине. — Кровь моего отца взывает об отмщении. Я соберу новое войско, стократ сильнее прежнего, и сам поведу его в поход на Шемаху. Это будет первое, что я сделаю, взойдя на трон. — Не отправить ли, о повелитель, посла в Петербург? — нерешительно пискнул визирь. — Царь пришлёт воинов нам на подмогу. Твой отец желал бы этого союза. — Нет! — рявкнул Гебек так, что всем телом задрожал несчастный, осмелившийся невовремя подать голос. — Не нужны мне союзники! Увести! Заточить! — указал он на визиря. Нукеры тут же подцепили бедолагу под локти и потащили в ту именно часть дворца, где располагались темницы. Там уж главному тюремщику Байтарману самому предстояло разобраться, куда поместить нового постояльца. Пускай-де посидит, проветрит голову в холодке. Авось поймёт, что отныне жизнь каждого обитателя Страны гор зависит от прихоти Гебека! — Все помнят, сколь силён был Надир-шах и сколько земель покорил он, — разглагольствовал повелитель как ни в чём не бывало. Подданные дружно кивнули. — Да только зубы обломал, вздумав завоевать Аварию, и сам едва унёс ноги. Так неужели я, потомок Нуцалов, не одолею врага?! — Да здравствует Нуцал! — во всю глотку заорал опомнившийся Харахур. Его клич тут же подхватили и многократно преувеличили, славя нового владыку Аварии. Словно притаилась Страна гор, не зная, чего ожидать от нового господина Хунзаха. А молодой Нуцал не торопился. Он подавил нетерпение, звавшее немедля выступать в поход. К чему спешить? Пусть думает Куба, что посрамленный Хунзах зализывает раны. Тем временем соберутся воины под знамя с волком, выкуются в кузницах мечи и пики. Чем дольше не утолять жажду мести, тем она слаще. И лишь тогда, когда убедился Нуцал, что под началом его собралось достаточно сил, покинул он Хунзах. Сверкала под солнцем его кольчуга. Гарцевал белый аргамак. Реяло над головами воинов победоносное знамя. Не о том ли дне мечтал он в детстве, поглядывая с крыши дворца на горные вершины? Чёрный ворон с важным видом восседал на плече Нуцала. Хар-Кар безмерно гордился тем, что его взяли в поход, да к тому ж отвели особую, секретную роль. Не каждая птица удостаивается такой чести! Все знали, что у повелителя живёт ручной ворон, но и самые доверенные приближённые не ведали, что шептал Нуцал своему крылатому любимцу, поглаживая по угольным перьям. Отдав указания, Нуцал легонько подбрасывал ворона вверх, словно охотник, указывавший соколу на добычу. И тогда улетал Хар-Кар, возвращаясь по собственному усмотрению: когда через час, а когда и через сутки, но возвращаясь всегда. Налетавшись, он занимал прежнее место на хозяйском плече и принимался хрипло каркать на разные лады. Нуцал слушал, щуря довольные глаза, усмехаясь ехидно. — О, что за птица! — подивился Харахур, наблюдая, как Нуцал, выслушав ворона, выдал ему награду в виде мелко нарезанных кусочков мяса. — Мне кажется подчас, повелитель, будто ты понимаешь его. — Не мели глупостей, — тотчас ощерился Нуцал. — Ничего я не понимаю. Просто, — ухмыльнулся он, — птичке надо размять крылья.