Янтарные чётки

Саадат не оставалось ничего иного, кроме как молить Аллаха о скорой и милосердной смерти. Она знала, что ей суждено сегодня умереть. Счастье отвернулось от неё, принцессы Шемахинской, пышной розы Ширвана, первой из красавиц Закавказья. Отец предназначил её в жёны хану Кубинскому, что всё равно не спасло Шемаху от разграбления. Отец бежал в Карабах — собирать отряд, а Саадат стала пленницей в родном дворце. Хан не торопился со свадьбой — может быть, решил отложить торжество до окончательного своего триумфа, возможно, намеревался сделать принцессу пешкой в дальнейшей политической игре. Он не делился задумками с невестой, но зато стерёг как зеницу ока. Прекрасную пленницу не оставляли без присмотра. Ей запрещалось даже выходить в сад без распоряжения хана: стражники скрещивали секиры, стоило ей приблизиться к воротам. На долгие месяцы Саадат сделалась затворницей роскошных комнат. Она коротала дни, прогуливаясь по дворцу, читая, беседуя со служанками или напевая песни. Часто и подолгу она с тоской смотрела в окно, завидуя птицам, которыми никто не повелевал, ветру, вольному лететь куда угодно. Однажды на карниз сел ворон, сверкнул плутоватыми бусинками глаз, разглядывая принцессу. Она хотела подманить птицу, но та, радостно крикнув что-то по-вороньи, вспорхнула и устремилась вдаль, скоро превратившись в едва различимую точку в лазури неба. Саадат печально вздохнула, прижавшись лицом к стеклу. Мысль о свободе сделалась её навязчивой мечтой, с ней она засыпала и пробуждалась. А мёртвым свобода не нужна. Ведь Гебек-Нуцал не пощадит её. Когда аварский Нуцал вместе с её отцом и ханом Шекинским отбил у кубинцев Шемаху, принцесса поначалу обрадовалась. Она ожидала добрых вестей, освобождения, воссоединения с семьёй. Однако хитрый Кубинец, сделав вид, будто бежит, внезапно вернулся и лавиной обрушился на ничего не подозревавшего противника. Саадат снова оказалась его заложницей, только теперь уж безо всякой надежды на спасение. Жених сам рассказал ей, как отцовы вояки удирали с проворством зайцев. Вероятно, кое-где он приукрасил собственную доблесть и преувеличил трусость врага, но разгром от того не перестал быть разгромом. — Вот и пришёл конец аварскому волку! — вскоре объявил ей торжествующий хан. В подтверждение своих слов он швырнул к её ногам золотую цепь с медальоном. — Я сам снял эту безделушку с его груди. Опешившая Саадат наклонилась и подняла драгоценность, небрежно брошенную на пол, точно пустяковый трофей. На пекторали красовалось изображение волка — эмблема Дома Нуцалов. — Он дрался как бешеный, не чета твоему отцу, луноликая, — в голосе хана звучало неподдельное уважение. — Видишь сама, нет у меня больше соперников. Ей не по душе пришлась столь гнусная похвальба. Разве мало ему сделать её пленницей, держать в неведении о дальнейшей судьбе? Он и волю её жаждет сломить, превратить Саадат в покорную тень гордой принцессы. — Но остался тинануцал, — холодно заметила Саадат, подняв тёмные глаза на жениха. — Отныне долг чести обязывает его отомстить за отца. Как хотелось ей расцарапать ненавистное, ухмыляющееся, надменное лицо! Хан фыркнул, будто принцесса сказала величайшую глупость и он только из вежливости сдерживался, чтобы не расхохотаться. — Гебек? На что он способен, этот желторотый птенец? У него охота да пиры на уме, а как дойдёт до битвы, тут он первым подожмёт хвост. — А если он соберёт войско? — Пускай собирает. Я покажу ему, как здесь встречают гостей. Случится — и до дома провожу. Ох, как ошибся расчётливый хан, ослеплённый беспрестанными победами! Напрасно понадеялся на молодость и неопытность Гебека! Беспощадным, всё сметающим на пути ураганом налетел молодой Нуцал на земли ширванские. Не освободителем, а мстителем явился он сюда. Кровавый след тянулся за ним, разорённые дотла селения оставались там, где он прошёл. Он бил шемахинцев. Он рвал и терзал кубинские войска, не беря пленных. Невозможно было предугадать, откуда нанесёт он следующий удар. Что бы ни предпринимал против него хан — всё предвидел заранее Гебек и всегда пресекал замыслы врага. Хан назначил даже баснословную награду за голову хунзахского лазутчика, да только никто, как ни старался, его не обнаружил. Казалось, сам шайтан выдавал Нуцалу все планы, все сокровенные мысли Кубинца. Уже не смеялся хан. Всё чаще хмурая тень ложилась на его чело. Наконец он перестал сопротивляться и с позором бежал в Кубу — не притворно, по-настоящему. Видимо, торопился подготовиться к приходу гостей. Покинутая им Саадат осталась в Шемахе. Статус невесты стал ей смертным приговором. Разве упустит Нуцал возможность разделаться с дочерью предателя, невестой убийцы? А она ненавидела Нуцала так же сильно, как и хана. Для неё они оба были разбойниками, истерзавшими её родину. Два пса, спорящие над куском мяса: вот кто они. Вцепились клыками, рычат, тянут каждый к себе. Для начала Нуцал сравнял с землёй крепость, где погиб его отец. Древние стены превратились в жалкие, покрытые копотью камни. Затем гнев солнцеликого владыки обратился против беззащитной, сдавшейся на его милость Шемахи. Саадат с ужасом внимала лязгу мечей, рёву огня и людским крикам. Город и прежде не раз подвергался разорению, но никогда не зверствовали захватчики с такой упорной беспощадностью. Саадат слышала, как ликовали завоеватели, празднуя победу: — Чаккаги Нуцал! Чаккаги Гвангарав!* Он здесь, молодой Нуцал, скалящийся волк, опьянённый лёгкой добычей. Если ей, Саадат, суждено вскоре погибнуть от руки его, пусть он убивает быстро, одним ударом, не истязая зря! Прекрасный белый дворец покорно распахнул ворота перед новым господином, ожидая участи, постигшей город. Нуцал довольно посмотрел на небо, затянутое удушливым дымным покровом. О, то ли он ещё сделает с Кубой, когда возьмет её! А он возьмёт, да будет вздёрнут на ближайшем суку тот, кто посмеет усомниться. Сверху на его плечо спикировал Хар-Кар. К слову, первый ворон, чья голова оценивалась мешком золота. — Принцесса во дворце, повелитель, — почтительно доложил он. Прочие расслышали лишь обычное «кар». — Хороший подарок оставил мне хан, — прищурился Гебек. — Я сорву розу Ширвана, коли уж мне предоставилась такая честь. Одна из служанок, оставшихся верными Саадат, сама обмирая от страха, предложила госпоже поменяться одеждой. Может быть, воины Нуцала не тронут простолюдинку. Тогда есть возможность сбежать, скрывшись под чадрой. Саадат поблагодарила самоотверженную девушку, но предложение отвергла. Пусть даже удастся беспрепятственно выскользнуть на улицу, куда идти ей одной в разграбленном городе? Кто даст ей приют? Нет, не пристало дочери хана трусливо прятаться от презренного врага! Она встретит опасность лицом к лицу, как подобает людям её сословия. Выпрямилась Саадат. Гневливо воздела голову в венце тяжёлых кос. Пусть приходит Нуцал: она заждалась его. Жалобно запищали, забились по углам служанки, когда распахнулась дверь — никто даже не подумал запереть или забаррикадировать её. И тогда Саадат увидела его. Нуцал стоял, не двигаясь, поражённый открывшимся ему зрелищем. А что ж он, беззубую старуху со сморщенным, как печёное яблоко, лицом ожидал найти здесь? Или молва о сказочной красоте ширванской принцессы не достигла Страны гор? Нуцал дышал шумно, прерывисто. Кровавые блики играли на пластинах кольчуги. А на груди медальон с волком, в точности такой же, как тот, захваченный женихом, сохранённый невестой. Взгляд Саадат невольно приковала сабля на поясе Нуцала. Сейчас свистнет остро отточенный клинок, отсечёт ей голову… Мастера-кузнецы изготавливают такие клинки, что металл перерубают, как сухую ветку. Что уж тут плоть человеческая? Не выдержала принцесса, на ощупь расстегнула замочек ожерелья, со стоном рванула перстни с пальцев, сняла браслеты, бросила на пол, присовокупив презрительно: — Вот, возьми, солнцеликий! — Что ты делаешь？ — удивился Нуцал, и не глянув на золото. Иное держал он на уме, другую драгоценность мечтал заполучить. — Хочу облегчить задачу твоим головорезам. Не к лицу воинам светлейшего Нуцала обирать трупы. Разве шакалы они или стервятники? И это забери, мне не нужно чужого. Девушка проворно подбежала к украшенному серебряной чеканкой сундуку, откинула крышку, вынула золотую цепь старого Нуцала, протянула молодому. Как знать, не та ли цепь связала ее с Гебеком прочнее цудахарских оков — отныне и на веки вечные? Он благоговейно принял подношение, бережно погладил золотые звенья, память об отце. Сказал важно: — Спасибо тебе, Саадат, этого не забуду я, пока жив, — и повторил медленно, словно смакуя имя на языке. — Да, Саадат… Теперь ты моя. Пусть знает хан Кубинский, что я забрал его счастье**! * Да здравствует Нуцал! Да здравствует Светлейший! (авар.) ** Имя Саадат означает «счастье»