Янтарные чётки

Долина, выбранная Нуцалом, походила формой на гигантскую подкову среди скал. Четыре самых высоких горы, как неусыпные сторожа, взирали на неё сверху вниз. Ту, что лежала на востоке и чья шапка первой обагрялась утренней зарёй, звали Верблюжий горб. Западная вершина называлась Пилой и впрямь напоминала пилу острыми зубцами. На юге протянулся Аждаха. Казалось, чудище выползло откуда-то, верно, из недр земли, устало и замерло, встопорщив каменный гребень. Наконец, поросшая лесом гора на севере носила имя Сокровище. К долине примыкало болото, куда тут же устремились Паппатачи, окончательно сросшийся с прозвищем, и молодой Омар. Бурная река Варачан*, весело журча, бежала далеко: Нуцал знал, что путь её лежит к Каспийскому морю. Море он видел, давно, в Тарках. Нуцал вспомнил резиденцию шамхала, пронизывающий ветер на вершине Тарки-Тау, прибрежную полосу, заросли камыша и плещущие волны, и решил, что однажды, когда затоскует невыносимо, сходит к Каспию и снова на него поглядит. Надо же занимать бесконечные дни! Поначалу звери держались сообща, потом начали осваивать новый дом, отбиваясь от остальных. Вслед за комарами отделились зайцы во главе с Кривоногом. Они не доверяли владыке-волку, поскольку помнили его алчные взоры. Следом ушёл Байтарман, присоединившись к пищащему, вечно что-нибудь грызущему мышиному племени. — Пусть их, — решил Нуцал, — они всё равно вернутся по первому моему зову. Ворон летал, где ему вздумается. Харахур с позволения повелителя промышлял в долине, забирался в горы и тоже свёл знакомство с сородичами. Шакалы, верные прежним обязанностям, ходили по пятам за Нуцалом, хотя теперь, скорее, не они охраняли владыку, а он их. Нуцал снова научился различать, кто тут Мирза, а кто Асхаб, но при общении с нукерами обходился краткими прозвищами Ах и Ох, данными за характерные повизгивания при дележе пищи. Макру тоже держалась поближе к повелителю и не возражала, если тот одаривал её пойманным фазаном или украденным у людей вяленым мясом. Разумеется, кормить такую ораву Нуцалу пришлось тяжеленько, но свита, какая-никакая, ему требовалась. В горах ютился аул. Сакли наползали друг на друга, из кузницы доносился звон молота. После Хунзаха, насчитывавшего шесть сотен дворов, а в давние времена и до трёх тысяч, аул показался Нуцалу совсем маленьким. Но волку и ни к чему большое селение по соседству. По дороге, случалось, тянулись нагруженные тюками верблюжьи караваны из Дербента. Припозднившись, путники останавливались на ночлег в долине, обыкновенно возле большого дуба, разводили костры и вели разговоры. Нуцал слушал их, подкрадываясь близко к бивуаку: ему интересно было знать, что делается в мире тех, к кому он больше не принадлежит. А Хар-Кар отличился однажды, стащив у одного купца очки в золотой оправе. И очки-то по состоянию зрения ему не требовались, но перед заманчивым блеском ворон не устоял. С тех пор он, объявляя зверям волю волка Нуцала, водружал очки на нос, смотря поверх стёкол, поскольку ни черта в них не видел. Впрочем, и море, и подслушанные беседы — это всё будет, будет потом, а для начала власть в долине требовалось ещё завоевать. Раненое самолюбие Нуцала не соглашалось ни с каким иным положением ниже престола повелителя, а звери, искони населявшие долину, не собирались признавать господство непонятного чужака. Это противоречие следовало непременно разъяснить. В первые дни Нуцал принюхивался и присматривался, не решаясь приблизиться к обитавшей здесь стае. Он не знал, как себя с ней вести. К тому же облик здешних волков отличался от его собственного: они носили рыже-бурый мех, а не серебристый, и были ниже ростом. Волки вели охоту, Нуцал видел издалека, как они сообща добыли тура. Держась с подветренной стороны, он наблюдал, как копошится над тушей, насыщаясь, живая рычащая масса, и дрожал от непонятного самому ему побуждения. Волчья кровь звала присоединиться к новым товарищам, человечья память уговаривала бежать прочь. Он разрывался от внутренних разногласий. Неожиданно самый крупный волк поднял голову, устремив пристальный взор туда, где прятался Нуцал. Он не мог увидеть чужака, скрытого ветвями мушмулы, но, очевидно, чувствовал его присутствие. Нуцал приготовился к возможной схватке, однако волк вернулся к прерванной трапезе. Нуцал вздохнул: он пока не обладал достаточной уверенностью для противостояния главе волчьего рода. — То был Кашкар**, повелитель! — сообщил Хар-Кар. — Он властелин долины и надо пойти к нему на поклон, если ты хочешь спокойно жить и охотиться здесь. — Не пристало мне кланяться! — негодующе рявкнул Нуцал. — Или я отниму его власть, или он оборвёт мою жизнь, третьему не бывать. — Ты намерен драться с Кашкаром? Он сильный и опытный боец, будь осторожен, повелитель, — предупредил крылатый наушник о том, что волк знал и сам. Отговаривать не стал. К чему понапрасну тратить слова? Последнюю черту следовало перешагнуть, поэтому вскоре Нуцал протяжным воем оповестил округу о своём существовании. До ушей его донёсся ответный вой, затем ещё и ещё — Нуцал понял, что это приглашение на охоту, и, не мешкая, бросился на зов. Стая загнала кабана, волк слышал его яростный крик и трепетал в предвкушении, спеша к месту поединка. Но, когда он увидел затравленную жертву, азарт сменился ужасом: волки атаковали Харахура. Бывший тысячник отважно защищался, отбрасывая наседавших на него зверей, ранил их клыками, визжал и кусался, но он был один против стаи. Скоро волки разорвали бы его. Недолго думая, Нуцал прыгнул, с разбега ударив головой в плечо вожака. — Ты, — проворчал Нуцал, ощерившись и поставив торчком уши, — поищи другую добычу, а его не тронь, он мой кунак. Кашкар, не ожидавший предательской атаки, покатился по земле, но тут же вскочил на ноги с кошачьим проворством. Стая, забыв об охоте, окружила соперников, возбуждённо переговариваясь: давно не случалось такого, чтоб кто-то дерзнул бросить вызов владыке долины. Они настолько опешили, что не вмешивались в свару. Даже Харахур вместо того, чтоб убраться подобру-поздорову, следил за повелителем, готовый, если понадобится, прийти ему на выручку. — А, явился наконец, чужак, топчущий мои земли, — облизнулся Кашкар. — Почему же ты раньше не пришёл и не выказал мне почтение, как полагается? — Потому, что Нуцал не любит просить, — усмехнулся незваный гость, стараясь придать голосу внушительности. — Пойми, Кашкар, если я кого-то прошу, это оканчивается плохо. Поэтому тебе следовало прийти ко мне. — Не за твою ли гордыню прежняя стая изгнала тебя, абрек? Я вижу, что ты не гость на моей земле, — кашкаровы глаза превратились в узкие щёлочки. — Поклонись сейчас, слышишь, или мы разделаемся и с тобой, и с твоим кунаком! — Непременно! Неслыханная дерзость! — гомонили-подпевали подруга и отпрыски Кашкара. Их-то пришлому волку надлежало сейчас укротить, подчинить своей воле. Нуцал видел сомкнувшееся клыкастое кольцо, разверстые пасти, сверкающие звериные глаза. Он знал, что достаточно одного слова вожака, и вся стая набросится на него, пощады тогда не жди. Раздерут и растреплют в клочки нуцалову славу. Лапы невольно дрогнули, словно вот-вот подломятся. Усилием воли он унял дрожь: Кашкар заметил его слабость и насмешливо фыркнул, отчего Нуцал озлился на него и на себя. Смутное ощущение подсказало ему вздыбить шерсть на загривке, ни в коем случае не поджимать перед вожаком хвост и уши. Он последовал совету внутреннего голоса. — Разве ты глух, Кашкар? Я бросил тебе вызов, принимай его и посмотрим тогда, кому из нас надлежит склониться! Вожак, улыбаясь, думал. Его возмущённая подруга шагнула вперёд с намерением проучить чужака, однако супруг сердито осадил её. — Отойди! Никому не вмешиваться! — предупредительно рыкнул Кашкар, оглядывая притихшую семью. — Это бой двоих. Он не сомневался в скорой победе. Не одного выскочку, много мнящего о себе, он поверг в прах, клыки его не сточило время и мускулы не одрябли. Соперники, не спуская настороженных взглядов, медленно закружили, готовясь сойтись. Оба имели немалый опыт в сражениях, всякий на свой лад. Кашкар уступал Нуцалу в росте, но он был крепок и полон свежих сил, дух его подкреплялся поддержкой собратьев, за спиной ждала его волчица. Нуцала утомили скитания и горе, но гордость не угасла в нём, она жила самостоятельно и требовала удовлетворения. Когда-то отцовский сотник обучал его сабельной рубке, но сейчас Нуцалу предстояло драться без привычного оружия, и прежние навыки тут не годились. Зато он обладал тем, чем природа обделила Кашкара — воображением. Харахур оставался за пределами живого кольца и был уязвим еще больше, чем повелитель. Кашкар неожиданно кинулся, и только отточенная с годами ловкость спасла Нуцала от неминуемой смерти. Он отскочил, уклонившись от зубов противника, сразу же бросился сам, но тоже не достал врага и даже застонал от злости. А вожак вновь закружил, вынуждая Нуцала следовать за собой, выбирая удачный миг для нового выпада. Не выдержав, Нуцал напал первым, и опять Кашкар увильнул, на сей раз успев вцепиться сопернику в плечо. Стая восторженно взвыла, перебирая передними лапами, как в танце. Харахур тревожно хрюкнул. И пошла потеха. Бойцы сшибались, обмениваясь быстрыми укусами. Их поджарые тела покрывались рваными ранами. Нуцал понимал, что так ему не победить, такая схватка только зря изматывает его. Одолевала боль, силы убывали, а Кашкар глумился над ним. Он выжидал, когда чужак окончательно ослабнет, чтоб без труда повалить его и отдать на растерзание стае, вот его тактика. Нуцалу надоело вертеться, подставляя противнику то одно плечо, то другое. Пригнув голову, он скакнул вправо, затем сейчас же метнулся влево, пока Кашкар не разгадал его маневр, и всей тяжестью ударил в оставшийся незащищённым вражий бок. Прежний приём вновь сработал. Сбитый с ног Кашкар вскочил было, но Нуцал оказался проворнее. Он навалился на соперника, обхватил лапами, не давая подняться, вонзил зубы в его загривок и подержал так, чтоб сопящий с досады вожак признал поражение. О, странное всё-таки, но одновременно пьянящее ощущение чужой шерсти и крови во рту! Теперь можно было добить побеждённого, забрав его власть. Волчица, как принято, постенает над почившим супругом, чтобы скоро найти ему замену, а Нуцалу не захотелось этого. Он решил проявить великодушие. Новые подданные узрят не только могущество, но и справедливость владыки, и полюбят его. Он отпустил вожака и произнёс, обращаясь сразу ко всем: — Кашкар дрался, как подобает истинному воину. Пусть тот, кто со мной не согласен, выйдет сейчас, чтоб я растолковал ему, — торжествующий Нуцал подождал, не выскочит ли такой смельчак. Смельчаков не нашлось, конечно. — Ты можешь водить стаю, как прежде, Кашкар, но помни, что отныне я владыка долины. Я имею право на добычу стаи и запрещаю нападать на моих нукеров. Больше мне ничего не нужно от тебя. Новоявленный господин огласил долину заунывным воем, чтобы все запомнили и впредь узнавали его голос. Харахур, свободный от посягательств хищников, в унисон ему испустил отрывистый рёв. Так он поздравлял повелителя. Нуцал встряхнулся. Ему хотелось поскорее лечь там, где волки не увидят, чтоб зализать сочащиеся кровью боевые отметины, поэтому он удалился, стараясь не пошатываться и ступать величественно. Харахур составил его эскорт. Посрамленный Кашкар остался на попечении стаи. Нуцал доковылял до самолично вырытой норы в зарослях барбариса и там принялся приводить себя в порядок под охраной шакалов и Макру. Лисица льстила и ластилась, умильно вертя хвостом, тёрлась головой о серую шерсть. От близости прежней подруги Нуцалу сделалось совсем смутно на душе. Он тяжко вздохнул, положив морду на вытянутые лапы, не решаясь прогнать Макру. Хар-Кар, единственный, кто имел право спорить с Нуцалом, втолковывал, что напрасно повелитель пощадил Кашкара. При случае поверженный вожак не преминет отомстить, или его сыновья отплатят за позор отца. Нуцал в ответ огрызнулся. Никто не понимал его, включая луну, которой Нуцал привык жаловаться, но на то и луна, безмолвный кругляш, чтоб внимать, не отвечая. Радость от обладания властью пришла, но неполная, подпорченная какая-то радость, а винить в том совершенно некого. *Варачан (дарг.) — быстроводная река. Также название раннесредневекового города в Дагестане, столица «царства гуннов», по одной из версий — современный Буйнакск. Также его местоположение связывают с Бойнаком, ныне носящим название Уллубийаул. **Имя Кашкар означает «волк»