Янтарные чётки

Макру приснился старый город с плоскими крышами домов, башнями минаретов и зелёными свечами кипарисов. Она пробудилась недовольная, потому что соскучилась по Шемахе, а несносный Нуцал всю ночь скулил и вертелся, мешая смотреть сон. Ей не нравилось такое соседство, но нора была Нуцала, а ночевать под открытым небом, подобно шакалам, Макру не хотелось. Лисица потянулась и с подвизгиванием зевнула. Надо всё же обзавестись собственным жильём, раз уж довелось застрять в этой проклятой долине! Там, снаружи, высоко стояло солнце и ругался под ветром барбарис. Может, он недоволен тем, что Нуцал устроил под его корнями логово? Хабибулла, пожалуй, понял бы его жалобы, а звери слышали только шелест. Макру отправилась к Варачану. Стремительное течение ей тоже не нравилось: в её родной стране реки текли величаво. Холодная вода щипала язык. Всё не так и не то, когда встанешь не с той лапы! Кроме того, Макру проголодалась. Дрянная жизнь, когда постоянно надо искать, чем прокормиться! Одно, но и то сомнительное достоинство имелось у нового облика: умение понимать зверей и птиц. Сомнительное потому, что человеческая речь оказалась утрачена. Жажду хотелось утолить не одной лисице. Долговязый волк-переярок, пока не обзаведшийся парой, тоже пришёл на водопой и с любопытством рассматривал Макру. — Ты, стало быть, служанка серошкурого? — обратился он высокомерным тоном. — Не забывайся, юнец! Какая я тебе служанка? — до глубины души оскорбилась Макру. — Я… Она осеклась, едва не сказав «ханша». А кем она, в самом деле, доводится теперь Нуцалу? Вроде уж как не женой, хоть и делит с ним логово. — Словом, я Макру, советница повелителя этой долины. Что ты хотел от меня? Говори. — Повелителя… — повторил волк с явно читающимся презрением. — Я Жандар, сын Кашкара. Вчера по милости повелителя мы остались без крупной добычи, а в стае есть волчата, которых надо выкармливать. Мы хотим, чтоб нынче он сам возглавил охоту. Или… он не в силах? Макру нахмурилась. Ворон дело болтал, зря Нуцал пощадил Кашкара. Вот, извольте слышать, волки не признают его главенства. Им непонятно показное милосердие. — Ладно, — буркнула лисица. — Я передам ему. Она отступала, пятясь, поскольку опасалась нападения со спины. Жандар зевнул, показывая, что лиса, как дичь, ему неинтересна, и потянулся к воде. Разве что плечами не пожал. Всё равно Макру постоянно озиралась: не преследуют ли её. У Кашкара-то не один сын! Крадутся они, бурые, по лисью душу. Макру уже успела сбегать к реке и вернуться, а Нуцал всё отлёживал бока в норе. Это странно, он и в человечьем облике никогда не спал долго, а уж в зверином тем паче. — Что, Нуцал до сих пор не соизволил пробудиться? — спросила лисица у несших караул шакалов. Нукеры, по старой памяти, не шли без зова в покои повелителя и терпеливо ждали у входа. — Как видишь, — хмуро кивнул шакал. — Отдыхает после вчерашней битвы. А лучше бы, — он покосился на тёмный лаз, — раздобыл чего-нибудь перекусить. — На пашне мечтаний растёт лишь ослиный навоз, Ах, — ехидно осклабилась Макру. После неприятной встречи грех не выместить дурное настроение на окружающих. — Я Ох, госпожа! — обиженно поправил нукер. Даже щёки надул. Он не любил, когда его путали с братом. — Да хоть бы Эх! И как повелитель умудряется различать вас?! Почему вы его не разбудили? — Прервать отдых господина? Нам покуда дороги наши шкуры, пусть они и неказисты, — усмехнулся Ах. На этот раз точно Ах. — Дырки от клыков Нуцала в них ни к чему. — Ладно, трусливые шавки, я сама его разбужу! Макру пролезла в нору. Внутри сумрачно, душно, пахло свежеразрытой землёй и чем-то ещё — пугающим и тяжким. Нуцал лежал, вытянувшись и сипло дыша. То ли дремал, то ли нет. — Повелитель! — нежно пропела Макру. Не получив отклика, коснулась языком его лба, словно поцеловала, как в прошлом, потом, опомнившись, притронулась кончиком носа к носу волка. Нос оказался сухим и горячим. В общем-то, обычное явление после сна, но могло быть и дурным знаком. Тут уж в жар кинуло и саму Макру. Она тронула лапой нуцалово плечо, позабыв о ранах, нанесённых Кашкаром, потянула за ухо. Повелитель заворчал, наморщив губу, но не поднялся. — Нуца-ал, беда! — чуть не плача, завела Макру. —  Каджарцы идут! Каджарцы идут! — Р-рах! — воинственно рявкнул повелитель. Шерсть на загривке встала дыбом. — Что?! Волк завозился, кое-как разлепил осоловевшие глаза, раскрыл жаркую пасть, потряс головой. Хотел сразу встать, кусать недруга, а лапы разъехались, как у неуклюжего щенка. Нуцал опустился обратно. Он ничего не понимал, он не привык болеть, состояние беспомощности угнетало и злило его. В горле пересохло, а никто из слуг не догадался принести воды. — Позови… лекаря… — тихо попросил Нуцал. — Кого? Разве ты забыл, Нуцал? — в голосе лисы прозвучало сострадание. — Верно… — вспомнил волк, возвращаясь к действительности. Мнимые каджарцы растворились в небытие. — Сколько я спал? — Солнце высоко, повелитель, — ответствовала Макру. — Стая хочет, чтобы ты сегодня возглавил охоту, так мне доложил сын Кашкара. Волк дёрнул уголками рта. Так делал и Гебек, когда бывал недоволен. — Вот как? Хочет! Они уже приказывают мне! Видно, мало я помял клыками шею Кашкара. В следующий раз я не дам ему поблажки. — Если он будет, следующий раз, — подумала Макру. Лиса склонила голову, поглядывая на повелителя ясными лукавыми глазами. — Мне не понравился тон, каким Жандар говорил со мной. Ты понимаешь, что кроется за приглашением, господин мой? Волки сплочены и коварны, а ты не восстановил силы. Нуцал упрям и не умел мыслить, как зверь. — Я прослыву презренным трусом, если не пойду сегодня с ними. Волк я или щенок куцехвостой овчарки? — Волк, конечно, волк, повелитель! Только береги себя! — Сам знаю. Иди. Вильнув хвостом, Макру выскользнула из логова. Нуцал дождался, пока она скроется. С урчанием, подтягиваясь на лапах, поднял переднюю половину туловища, посидел немного, разогнул задние лапы и принял положение стоя. Теперь можно и наружу. Нукеры махали хвостами и подобострастно повизгивали, но Нуцал не глядел на них. Они заискивали всегда, с поры детских игр, ничто в их поведении не было ново для Нуцала. Тело слушалось, а лапы нехотя, но шли, вот главное, что нужно ему. Нуцал представил предстоящую охоту и кровь быстрее побежала по жилам. Он нарочно распалял себя, наливаясь яростью, неукротимым азартом ловца. Нуцал спустился к Варачану, забрёл по брюхо в воду и вволю напился. Быстрые струи приятно холодили тело, в них хотелось раствориться и плыть к морю-Каспию. Волк замер, задумавшись, прозрачные капли при этом стекали с его морды. — Я поведу их на склон Сокровища, где Хар-Кар видел косуль, — решил он наконец. На берегу Нуцал отряхнулся, мотнул хвостом, вытянул морду и гнусливо взвыл, подражая призыву Кашкара. До его слуха донёсся ответный зов, заставив волчье тщеславное сердце подпрыгнуть от радости: стая узнавала нового властелина. Нуцал припустил стелящейся рысью, сберегая силы. К нему со всех сторон стекались такие же сосредоточенные бурые тени. Волки держались позади, не смея выскакивать перед вожаком, но их молчание не нравилось Нуцалу и он усилием воли заставлял себя лететь вперёд, не сбиваясь с шага. На поросшем лесом взгорье он сбавил ход, насторожил уши, потянул носом воздух. Ветерок взъерошивал шерсть и нёс манящий запах, заставлявший исходить голодным нетерпением. Нуцал уже знал, что так пахнут косули. Они пугливы, быстроноги, но безобидны. Надо брать их из засады. Косули гуськом пробирались сквозь чащу, валежник похрустывал под копытцами, и Нуцал, шикнув на подданных, стал красться вверх по склону, рассчитывая выйти наперерез добыче. Волки послушно шли за ним. Стадо приближалось, пока не подозревая об опасности. Нуцал велел охотникам залечь по обеим сторонам поросшей малинником и бересклетом тропы. Спрятался сам. С недовольством заметил, как Кашкар притаился рядом. Хотелось вытянуться и прикрыть глаза, однако неприятное соседство заставляло держаться настороже. Нуцал не смел приклонить голову, всё косился на Кашкара, а тот на него. На кусте висели недозрелые, похожие на серьги, ягоды. Нуцал вспомнил вдруг, что садовник так и звал бересклет: волчьи серьги. Он шевельнул ухом, отгоняя воспоминание. Запрядал ушами и Кашкар. Косули ступали беспечно, не ожидая нападения. Волки облизывались, глядя на их рыжие лоснящиеся бока. Дрожь прошла по телу Нуцала, он непроизвольно приподнялся, вытянув струной хвост. Он не мог сразить добычу ни пулей, ни стрелой, в его распоряжении имелись клыки и лишь один прыжок. Промахиваться было нельзя, промашки ему не простят. Он наметил молодую самку, её проще отбить от стада. Цель всё ближе, ближе… — Взять! — властно взревел Нуцал, выскочив из бересклетника. — Взять! Взять! Взять! — вторили волки, покидая укрытие. Косули, не раздумывая, брызнули врассыпную, эхо застучало по лесу. Некогда думать, полагаясь на быстроту ног. Волки тоже хорошо знали, что следует делать, и гнаться за удирающими не стали. Они пустились в охват, отрезая от стада робкую косулю, на которую Нуцал указал им. Обезумевшая от ужаса бедняжка металась, нигде не находя спасения от щёлкающих пастей. Она звала на помощь, однако собратья не спешили на выручку. — Гоните её вниз по склону! — кричал Нуцал. — Слушаю, повелитель! — ответил Жандар. Косуля скакнула неловко, запнулась и покатилась по косогору. Затрещали прутья малины. Дрыгая ногами, косуля попыталась встать, но волки, налетев с разгона, не позволили ей этого сделать. А у неё даже не имелось рогов, чтобы защищаться. Что же, такие, как она, рождаются затем, чтоб утолить голод сильного. Нуцал успел перехватить её кроткий обречённый взгляд из-под длинных ресниц, так похожий на взгляд Саадат, и едва не заколебался. Преодолев оторопь, — сколько ещё суждено ему бороться с собою самим! — он ухватил косулю за шею, не сильно — от его хватки всё равно уже ничего не зависело, просто чтоб остальные видели. Трепет погас в нём, одолело разочарование. Нуцал наблюдал, как волки остервенело поглощают мясо. Ему есть не хотелось. Он только для вида пару раз куснул тушу и отошёл. — Разве ты не голоден, повелитель? — окликнул Кашкар. Нуцал нырнул в малинник, полез, раздвигая грудью гибкую поросль, выскочил на покрытую травяным ковром поляну. Сюда, соблазнившись кормом, удирал на свою беду скот из аула. Хозяева, пустившись на поиски, обычно обнаруживали обглоданные кости. За поляной стеной вставал камыш, окаймлявший границу болотного царства. Волк вслушался в шорох малинника: там шли двое, продираясь, как он сейчас. Нуцал запрыгал по поляне, торопясь достичь камышей прежде, чем преследователи очутятся на открытом пространстве. Сочная трава шелестела, стлалась под лапами. — Скорее, скорее, скорее! — стукало сердце. Скорее Нуцал не мог. Вывалив язык, он поплёлся шагом. Он не смел оглядываться. — Чап! Чап! — зачавкало под ногами. Высокие стебли, увенчанные метелками, окружили волка зелёным шалашом. Нуцал остался один, если не считать водившейся здесь всякой мелкой живности, недостойной того, чтобы её ловить. В воздухе со звоном вилась мошкара. Промелькнул и спрятался уж. Преследователи отстали, но колыхание камыша выдавало их передвижение. Они, потеряв след, рыскали по краю болота, опасаясь соваться дальше в топь. Нуцал стоял, тяжело дыша. Он тоже опасался трясины. — Где ты, повелитель? — насмешливо позвал Кашкар. — Выходи, если не увяз в грязи! Повелитель, конечно, был не глупец, чтоб выйти под удары клыков, но гордость его жестоко страдала, препираясь с волчьим инстинктом. Наморщив нос, Нуцал глухо зарычал. Можно подпустить Кашкара поближе и напасть из засады. Но следом шлёпает Жандар, его живот не отяжелел от пищи, а зубы остры, как у отца. Можно просидеть на болоте до сумерек, попробовав улизнуть в темноте. Тогда волки не дадут ему житья в долине, заклеймят трусом. Нет, сегодня решится, кому больше не охотиться! Комары мельтешили возле самого уха. Нуцал послушал их писк, улыбнулся и кивнул. Кашкар и Жандар челноком сновали в камышах. Он здесь, серошкурый, прячется, как жаба, в тине, но деться ему некуда. Вон, качаются стебли, чвякает трясина, голосят встревоженные лягушки. — Эй, Нуцал! Что молчишь? Язык проглотил? — Где твои нукеры, Нуцал? — Мои нукеры не едят псину, Кашкар, — неожиданно отозвался серошкурый, — поэтому я скормлю тебя пиявкам. — Заходи справа, — велел угрюмый Кашкар сыну, сам поспешил на голос. Проклятые комары тучей толклись над ним, залезали в ноздри и в пасть. Волк чихнул. В тот миг сам комариный владыка Паппатачи оказал ему честь, укусив в правый глаз. Кашкар потёр заслезившийся глаз лапой, но только хуже наделал. Тогда наследный принц Омар продолжил отцово чёрное дело, лишив Кашкара возможности смотреть левым глазом. Ослеплённый волк ошалело завертел головой. Он не увидел, но почувствовал острые, как ножи, зубы серошкурого. Нуцал ослабел и не сразу взял, как надо, потому Кашкар успел рвануться и крикнуть. Жандар не бросился к нему. Соперники, сцепившись, с рычанием покатились по грязи. С Жандаром приключилась та же беда, что с отцом. Он закрутился бестолково, тычась мордой в камыш. Юнец, что мог он противопоставить опытному бойцу? Он слышал призыв Кашкара, но полчища комаров держали его в осаде, лезли в глотку, мешали дышать. Болото зловеще чавкало. Лишившись разума от страха, Жандар метнулся напролом, сам не зная, куда. Так он навеки стал пленником трясины. Нуцал доковылял до поляны и там лежал долго, чувствуя странную пустоту в душе. Пора было возвращаться в логово под барбарисом, но видеть никого не хотелось. Отлежавшись, Нуцал выкопал камышовый корень, с удовольствием сгрыз, удивившись сладковатому вкусу. Он прожил на болоте ещё три дня, питаясь одними кореньями и вдоволь отсыпаясь. На исходе третьих суток Нуцал, отощавший и грязный, явился к волкам и заявил, что Кашкар больше не сможет водить стаю. Теперь им надлежало слушаться только его.