Янтарные чётки

— Чем я, недостойный, могу помочь тебе, господин? — спросил Хабибулла, исполненный участия к гостю. — Всё, чем владею я, вся жизнь моя принадлежат тебе, распоряжайся ими как пожелаешь! Молодой бек печально улыбнулся. Если б все слуги проявляли столь великое рвение! — Я сейчас подобен путнику на развилке дорог, — заговорил он, не спуская испытующего взгляда с собеседника. — Я подданный белого царя, двуглавый орёл распростёр свои крылья над владениями шамхалов.  Смириться ли мне с его волей и довольствоваться участью бойнакского бека, или силой добывать то, что принадлежит мне по праву, поднять Бойнак на мятеж, отвоевать трон? Не удивляйся, что я всё это говорю тебе. Как поступил бы ты, Хабибулла? Хабибулла привык ничему не удивляться. Не впервой владыки ищут его помощи. Он пригладил бороду, поднялся, достал из ларя какой-то увесистый предмет, завёрнутый в кусок холста, бережно распеленал: бек увидел старую книгу. — Я плохой советчик, господин, — грустно вздохнул Хабибулла, вернувшись на прежнее место, — но Аллах милостью своей сводил меня с людьми, сведущими в премудростях. Почтенный Юхаран завещал мне поступать по велению сердца. Дед мой, Дауд, написал вот эту книгу. Обложка её, правда, потёрлась, но ведь джигита не судят по бешмету. В ней сказано, что обещанию, однажды данному, нельзя изменять, отданное слово не червонец, чтобы забирать его. Моё сердце говорит мне так же. Ты волен поступать по-своему, господин — кто я такой, чтоб указывать тебе? — но помни, что ты в ответе не только за свою жизнь, но и за жизни твоих близких и подданных. На лице Дибирали ясно читался вопрос: думал ли ты сам, Хабибулла, о близких, когда смущал народ сказками о золотых временах? Рахман-бек пожал плечами, на его чело набежала едва заметная тень. Другое он хотел услышать от Хабибуллы, то, что отвечало его мыслям, но и сам не поведал пока всего, что удручало его душу, поэтому он продолжал. — Я понял тебя, Хабибулла. И ещё знай: я лишился вещи, которой очень дорожу, и это приводит меня в негодование, — он насторожился. — А ты, отчего ты так понур? Отчего осунулось твоё лицо, вздох отчаяния теснит твою грудь? Хабибулла с удивлением воззрился на Рахман-бека. — И с тобою та же беда, господин? — заговорил он, волнуясь. — Я тоже лишился вещи, которой дорожу, по беспечности не уберёг. Молю, скажи мне, господин… — сглотнув, он обвёл горящим надеждой взором Рахман-бека и Дибирали, — ты или слуги твои видели волка? — Волка? — подобрался Дибирали, готовый вскочить. — Может, шакала? Рахман-бек положил руку на его плечо. — Погоди. Значит, почтенный, ты знаешь предполагаемого вора? Что за волк? Ручной зверь или коварный гуль? Кто его хозяин? — Это не моя тайна, — нахмурился Хабибулла. — И никто не владеет им, кроме злобы, что точит его. — А чья тайна? Волка? Не его ли сообщник потерял чётки в моём дворце? — заметив, как встрепенулся Хабибулла при упоминании чёток, Рахман-бек побледнел и поднялся на ноги. Он извлёк из кармана злополучные янтари. — Да уж не ты ли их владелец?! Дибирали встал рядом с ним и жестом обличителя, поймавшего злодея с поличным, указал на Хабибуллу: — Он, конечно, он! Посмотри на него, господин — лицо его красноречивей речей! Он понял, что попался в капкан, а думал свалить вину на какого-то волка! Рахман-бек покачал головой. Хабибулла не проявлял испуга, не пытался оправдываться, как должно на его месте. Он лишь неотрывно, жадно глядел на чётки, и было в нём что-то от ребёнка, потерявшего любимую игрушку и неожиданно завидевшего потерю в руках незнакомца. Разве радуются уличённые преступники? Хабибулла поклонился властелину и его эмджеку. — Я не стану отрицать, господин: чётки принадлежат мне. Я не ведаю, как они попали к тебе, и не хочу никого голословно обвинять. Ты волен обыскать мой дом, господин, и, если найдёшь чужое, то немедля хватай меня как вора! Искренность и горячность его речей поколебала решимость сыщиков. Кликнув нукеров, бек велел им в присутствии хозяина обыскать саклю. Нукеры, понукаемые Дибирали, с показным усердием пошарили в ларе, перевернули постель, заглянули в кладовую. Ружья не нашли. Впрочем, крым-шамхал и не уповал на успех данной затеи. Он стыдился Хабибуллы и подспудно чувствовал, что делает не то, что нужно, что напрасно донимает невиновного. Для порядка осмотрели и двор, слазали на крышу, поглядели в хлеву, поворошили злополучный стог, но тоже ничего не обнаружили. Рахман-бек кусал губы. Чётки по-прежнему держал в руке, чувствуя их приятное тепло. — Ничего нет, господин! — доложили сконфуженные нукеры. Стало быть, хватать некого. Рахман-бек испытал странное облегчение, словно завершился дурной спектакль, в котором пришлось участвовать. Но если не Хабибулла украл ружьё, то кто? Кто жаждет его позора? Кто следил за ним? — То-то он горячо клялся! — не отступал Дибирали. — Он знал, что мы ничего не отыщем. Вспомни, что ты сам говорил мне! — Довольно! Возвращаемся во дворец! — отрезал Рахман-бек. — Ты, Хабибулла, получишь обратно чётки, когда я верну пропажу. Нуцал чуть не лопался от нетерпения. Он нервно, с повизгиванием, позёвывал, то вскакивал, то ложился, прядал ушами. Он походил на звенящую от напряжения тетиву, до предела натянутую рукою стрелка. Бек и его люди задержались в сакле Хабибуллы. Почему они копаются так долго, если искомое вот, на виду? Почему безмятежен Бойнак? Разве не предоставили ему жестокую забаву? Тропа, ведущая от аула ко дворцу, вилась безмолвной выгоревшей лентой. И вот наконец застучали копыта. Волк и лиса залегли на обочине, пропуская всадников. Четверо, как и прежде. Хабибуллы среди них не было. Нуцал глухо застонал и прикрыл глаза. Силы разом оставили его. Давненько не испытывал он таких ударов! — Они не нашли ружьё? — сокрушённо пробормотал он, качая головой. — Не нашли… О, бараньи мозги! Как? Нукеры бека не видят того, что творится у них под носом! — А вдруг у них просто нет подходящего осла? — съязвила Макру. Она начинала кое о чём догадываться. — Кстати, куда ты спрятал ружьё, повелитель? — Куда! Да в сено во дворе! — рявкнул раздосадованный Нуцал. — В голове у тебя сухое сено! — ощерилась Макру. Хорошо, не при нукерах. При нукерах, пожалуй, Нуцал не простил бы ей подобной вольности и задал знатную выволочку. Сейчас он ограничился тем, что приподнял верхнюю губу, обнажив клыки: дескать, не забывайся. — Ты б ещё посреди двора его оставил. Ясно, Хабибулла с женой нашли ружьё раньше и перепрятали, а, может, продали и считают барыши да смеются над тобой! Нуцал подскочил как осой ужаленный. В горле у него заклокотало. Пелена ненависти застила разум — багрянцем налилось небо, покачнулись тысячелетние скалы. — Проклятый харамзада*! — свистящим шёпотом изрёк волк. — Думал провести меня? Посмотрим, чья возьмёт! Всё то время, пока длился обыск, Ашура стояла, прижавшись к стене, ни жива, ни мертва. Минуты тянулись мучительно медленно. Казалось несчастной, что предпринятая ею предосторожность напрасна, бек обо всём догадался и увезёт сейчас её мужа, навеки упрячет в склизкую яму. Ашура подумывала, не открыться ли ей, не упасть ли в ноги крым-шамхалу, сорвав с головы платок — тогда её просьбу обязательно выслушают, нельзя не выслушать, — всё как есть рассказать о волке и о тайнике. Но поверит ли владыка? Не сделает ли она своим признанием только хуже? И промолчала Ашура, губы кусала, чтоб не вскрикнуть нечаянно. Никто не обращал на неё внимания: ясное дело, оробела глупая женщина, чай не каждый день именитые персоны захаживают во двор. Допрашивать её никому и на ум не взбрело. Гости отбыли несолоно хлебавши. Ашура отделилась от стены, шагнула, да вдруг, взмахнув руками, стала оседать кулем. Перепуганный Хабибулла кинулся к жене, едва успел подхватить, прижал к себе, зашептал, успокаивая: — Всё, всё, не бойся, джаным, они ушли, они не тронут нас больше! — Надолго ли ушли? — всхлипнула Ашура. — Житья не даст нам бек, покуда не вернёт ружьё! — Что?! Так, значит, это ты… Словно прозрел Хабибулла. Теплом затопило сердце, как в дни юности. Вздохнул Хабибулла, крепче обнимая жену. Сколько лет прожила она с ним, детей вырастили, а видела ли она счастье? Нужду только. От тяжёлого труда давно увяла её красота, морщины изрезали лицо, глаза выцвели от слёз, косы посеребрила седина. И всё ж, как ни приходилось туго, ни единого упрёка не слышал от жены Хабибулла, ни одной жалобы. Где же ты заблудилось, время всеобщего достатка? Через час Хабибулла прошёлся той же тропой, где в прошлый раз нагнал Ашуру. Остановился возле груды камней с наваленными сверху ветвями — листья на них увяли. Вот стало быть, схрон. Кто угодно мог разорить его: мало ли людей прошло мимо за день! Хабибулла зачем-то потопал ногами, покашлял. Дрожащей рукой разворошил ветви, наткнувшись на испещрённый резьбой металл. Здесь! Хабибулла не стал доставать ружьё и снова прикрыл ветвями, как было. — Есть теперь, с чем идти к беку, — промолвил довольно, поглаживая бороду, — пускай сам забирает пропажу. Как только он скрылся из вида, на тропу шмыгнула серая тень. Нуцал немедля опустошил тайник, столь опрометчиво показанный ему Хабибуллой. Ухмыльнувшись злорадно, волк взял в зубы ремень и скрылся со своей ношей в горах. Слежка крайне утомила его, поэтому перед ночной вылазкой Нуцалу хотелось подкрепиться и вздремнуть. Авось шакалам удалось что-нибудь раздобыть — сам Нуцал, занятый ремеслом соглядатая, забросил охоту. В условленном месте под нависающей скалой Ах и Ох, угодливо кланяясь, преподнесли повелителю куропатку. Нуцал, улёгшись животом на ружьё, принялся за трапезу. Шакалы, облизываясь, наблюдали за тем, как он ест. Они ждали, наверное, благодарности или, того лучше, своей доли. Дождались лапок и перьев: куропатка птица невеликая. Насытившись, Нуцал широко зевнул, показывая, что в ближайшие час-полтора лучше его не беспокоить, и вытянул шею. Во сне он рычал и дёргал хвостом. Хабибулла не запирал ворота, лишь подкладывал камень, удерживающий их закрытыми. Ночью Нуцал, вскинувшись на дыбы, с силой толкнул створку. Та подалась вовнутрь, сдвинув камень. Нуцал приналёг ещё и, как заправский лазутчик, проник на территорию врага. Ему почудился вдруг след Рахман-бека: да, впрочем, владыка побывал здесь днём, нукеры истоптали весь двор, конечно, их запах сохранился. И всё-таки волка не покидало ощущение какой-то опасности. И луна, как в прошлый раз, светила ярко. Нет бы догадалась закатиться за облако, лупоглазая дурища! И без неё всё хорошо видать! Нуцал осмотрелся, прикидывая, где схоронить ружьё, чтоб нашли не сразу. На крыше, в кладке кизяка? Не годится. В хлеву? Не заслуживает того благородное оружие. Полуночная тишь разлетелась вдребезги и по жилам разлился холод. В окошке сакли мелькнул огонь, раздался топот ног, гомон, дверь распахнулась так резко, что едва не слетела с петель. Яркая вспышка резанула по глазам. Нуцал опешил: перед ним стояли Рахман-бек собственной персоной и Дибирали с факелом в руке, а сзади напирали ещё нукеры. Как только поместились в тесной сакле? Изумление и досада так явственно отобразились на морде зверя, что беку на миг стало не по себе, лоб покрылся испариной. Зато рассеялись последние сомнения: Хабибулла не солгал, кражу действительно совершил волк или гуль, принявший облик волка, да это уже неважно. Выпустив из зубов ремень, Нуцал попятился. Горло его судорожно дёргалось — казалось, вот-вот зверь заговорит человечьим голосом, но только сердитое повизгивание издал он. — Ах ты подлая тварь! Хотел моего позора? Оклеветал невиновного? Шкурой ты мне заплатишь за это! — пригрозил Рахман-бек. Впервые за последние годы Нуцал почувствовал, как дорога ему серая шкура и предпочёл отступление расставанию с ней. Не дожидаясь, когда разозлённый бек возьмёт его на прицел, волк вихрем сорвался с места, распластал тело в безудержном беге, не чуя земли под ногами, в один миг оставив позади ворота. Защёлкали кремнёвые замки — Нуцал хорошо знал этот звук, гром выстрелов сотряс воздух, медные пули прожужжали вдогон удирающему. Да где там! На великое счастье Нуцала, изобретение полковника Кольта покуда не дошло до Страны гор. А местное кремнёвое оружие недаром прозвали «Даян долдурум»**. Сколько провозишься, пока перезарядишь! Днём другое дело, днём, возможно, сполна расплатился бы Нуцал за подлость, но в тот час ему удалось благополучно скрыться от людей, хоть и луна им союзница. Во второй раз он спасался бегством и скрежетал зубами, обещая непременно поквитаться с Хабибуллой. Уши его горели от стыда. Ай-ай-ай, что скажет Макру?! Знаменитое кубачинское ружьё, пережившее необычайные приключения, крым-шамхал подарил Хабибулле. Чётки, разумеется, тоже вернул. Растроганный Хабибулла отказывался от щедрого подарка, зная, как это ружьё дорого хозяину. — Возьми, почтенный! — настаивал бек. — Пусть оно вознаградит тебя за твои ум и честность. — Да ведь я и стрелять-то не умею… — растерялся Хабибулла. — Не беда! Не я, так мои нукеры тебя обучат. А главное, — хитро прищурился Рахман-бек, — сказать, когда целишься: «Если не послужишь мне сейчас, то можешь больше не служить!». Вот тогда оно бьёт без промаха. Так ружьё перекочевало в руки Хабибуллы и у него осталось. Управляться с ним он всё-таки научился, но держал без дела. Время, когда не раз доведётся пускать кремнёвку в ход, ещё не настало. *Харамзада — от турецкого haramzade: обманщик, негодяй, мошенник **Даян долдурум — «Подожди, дай заряжу!» — обиходное название кремнёвых ружей