Янтарные чётки

Гебек погладил угольно-чёрные вороновы перья. — Ты всё же вернулся, Хар-Кар! Должен признать, ты был прав, говоря о Макру, а я несправедливо обидел тебя. — Размолвки пусть останутся в пр-рошлом, — скрипнул польщённый ворон. — Я слышал твой р-разговор с колдуном, но не постиг, что ты задумал, повелитель. Маленькая голова, заключавшая, тем не менее, обширный ум, склонилась набок. Пытливо сверкнул круглый глаз. — Не зови меня так больше, — нахмурился Гебек, — и помни, здесь каждый лист, каждая травинка имеют уши, и в первую очередь — этот дуб. Он сел на землю, скрестив ноги. — Верно, верно, Гебек, — ещё тише забормотал Хар-Кар, крутнув головой по сторонам. — Так что на уме твоём? Смело доверрься мне, я на твоей сторроне. Мы отнимем колдовские чётки и… — осёкся он. — О, я жду не дождусь того часа, когда мы с почётом вступим в Хунзах! Человек пожал плечами, отчего ворон покачнулся и крепче сжал когти. — А что там, Хар-Кар? Дворец давным-давно разрушен, только один камень, служивший опорой створке ворот, ещё лежит на прежнем месте, но не могу же я заявить права на камень. — Это меньшая из бед! Двор-рец Нуцалов ничего не стоит отстроить заново, когда ты получишь власть, не снившуюся самому Надир-шаху! — справедливо возразил Хар-Кар. Повелитель двумя пальцами закрыл ему клюв. — Надо ли напоминать тебе, что стало с Надир-шахом? А ведь его прозвали Грозой Вселенной! Или пример моего падения более убедителен? Хар-Кар надулся как пузырь, глубже запустив когти в плечо Гебека. Неужели подтвердилось самое страшное предположение? Повелитель предал кровь Нуцаби, попрал ханское достоинство. Так велико было негодование крылатого наушника, что он позабыл о конспирации. Да и пусть, пусть слушают они все — птицы, пчёлы, травы! — Значит… Тебе не нужно могущество, из прошлого тебя прельщает лишь Саадат, ибо стан её по-прежнему тонок, точно римский* кувшин. Я прравильно понял? — Да, ты на редкость проницателен, Хар-Кар. Я подписал ферман** о мире с Хабибуллой. Гебек умолк, ожидая, что обиженная птица, отчаявшись переубедить его, сейчас улетит уже навсегда. Ворон впрямь распустил крылья, но задержался, замерев в живописной позе. То, что непримиримый Нуцал сложил оружие, не укладывалось в его уме. Последняя надежда на то, что он чего-то недопонял, удерживала ворона подле господина. — Если ты по-прежнему желаешь служить мне, то разыщи и приведи к воротам Долины Харахура, моих нукеров, Омара и Кривонога, — спокойно сказал Гебек. Каркнув в знак согласия, ворон взлетел, легко толкнув его в плечо, это ощущение вспомнилось и показалось привычным. Хар-Кар обрадовался: конечно, повелителю понадобится подмога соратников. Как он сразу не догадался? Потому неутомимый труженик отправился в Болотное королевство, где пребывал в скорби комар Омар, затем в лес на поиски Кривонога, хоть и проку, по мнению Хар-Кара, от вечно дрожащего труса не предвиделось никакого. И, наконец, посланник Гебека встретился с забившимися в дубраву Харахуром и шакалами. Харахур, наслышанный о происшествии с Нуцалом и Макру, любезно принял Хар-Кара. Сомнения обуревали храброго кабана. Вновь какой-то отголосок воспоминания о воине с вороном на плече шевельнулся в его памяти. Ах и Ох, боязливо взвизгивая, ждали его решения. — Не надо туда ходить, — посоветовал Ох. — Для того ли мы чудом избавились от верной смерти? — Старик знает заклятье, чтоб проклятое ружьё стреляло без промаха, — проворчал Ах, поджимая больную лапу. — Что трясётесь? — презрительно бросил им Харахур. — С каких пор нукеры не откликаются на зов повелителя? За мной, шакалы! Остатки армии Нуцала собрались у ворот, ожидая сами не зная чего. Слышно было, как стучит сердце Кривонога. Ворота открылись. Заяц заверещал пронзительно, да что там, сам Харахур струхнул не на шутку. Неустрашимый кабан затрясся мелкой дрожью и подогнул колени, узрев пред собою Хабибуллу и рядом с ним того самого воина, правда, без кольчуги, кинжала и сабли. За руку воин держал женщину, красавицу из Шемахи — Харахур вспомнил и её тоже. Прояснилось в кабаньей голове, будто б солнечный луч, проникнув сквозь разрыв в тучах, озарил её. Походы в Загорье, джигитовки, жасминовые кусты в саду и Тронный зал пронеслись в ней. Гебек опустился на колено перед кабаном, обнял крутую шею, зарылся пальцами в жёсткую щетину, успокаивающе заговорил. Саадат не по себе было от этого зрелища, её взгляд приковали торчащие из кабаньего рта клыки — прежде она не обращала внимания, сколь они остры. Огромный секач похрюкивал, Саадат не понимала, что именно, она вопросительно обернулась к Хабибулле. Угодливо повиливая хвостами, приблизились шакалы, по очереди ткнулись носами в протянутую им повелителем раскрытую ладонь. Омар звенел, извивая на лету своё тонкое тельце: — Что это означает, Нуцал? Для чего ты собрал нас, если не намерен держать совет и не ведёшь в битву? — Довольно с нас битв, — расправил плечи Гебек. — Вы узрели чудо, свершившееся по милости Хабибуллы… Он обернулся к старику, тот кивнул, запустив руку в карман. Гебек продолжал: — Но ведь несправедливо, согласитесь, что проклятье не рассеялось над вами. Это нужно исправить. Вы снова станете людьми! Тут не выдержали нервы у Кривонога. — Нет! Нет! Я не хочу! — вскричал почётный барабанщик и прежде, чем кто-нибудь успел остановить его, дунул прочь, в лес, где всё понятно и никто не смущает трясущуюся душу. — Он выбрал свою судьбу и мы не вправе оспаривать его решение, — непререкаемым тоном сказал Хабибулла. Янтари горели, будто старик пересыпал меж пальцев угли. Харахур заворожённо глядел на красные кисточки. Он безропотно позволил колдуну набросить на себя непонятные тряпки и чувствовал, как с телом его происходит странное, оно растёт и распрямляется. Рядом вскрикнул то ли Ах, то ли Ох. Харахур пожалел вдруг, что не сбежал вовремя по примеру Кривонога, а теперь поздно, и он так и стоял на четвереньках, осоловело тараща глаза. Невесть откуда взявшийся юноша, — Харахур узнал сынка старшего нукера, — бросился к Хабибулле с криком: — Из-за тебя, колдун, погиб мой отец! Нуцал перехватил юнца и прижал к груди. — Угомонись, Омар! Я понимаю твоё горе, я тоже терял разум от гнева, получив прощальное письмо от отца моего. Но пойми, — он встряхнул Омара за плечи, — Хабибулла невиновен в смерти Нуруллы. Омар, не прекращая всхлипывать, сердито тёр рукавом покрасневшее лицо. * Имеется в виду турецкий, так как европейскую Турцию горцы называли Руми ** Ферман (фирман) — письменный указ султана или шаха за его подписью