Янтарные чётки

И досталось же Хабибулле хлопот с бывшими врагами! Словно орава несмышлёных ребят, норовящих разбежаться, свалилась ему на голову, и за всеми надобно уследить. Они не привыкли ещё к миру, в котором им предстояло жить, звериное преобладало в них. Спасибо, Гебек помогал водворить порядок. Постепенно люди приходили в себя, крепли их шаги, всё увереннее становились движения, восстанавливалась речь. Мирза больше не шарахался трусливо, когда старик обрабатывал его рану, во взоре бывшего нукера даже появлялась благодарность. Присмирел и суровый Харахур. Самым первым оправился Омар и тут же презрительно задрал нос. Он и прежде-то свысока взирал на товарищей по несчастью, преклоняясь лишь перед Нуцалом, и сейчас потребовал особого к себе отношения. Всё же был он долгое время наследным принцем, а после кончины Паппатачи по праву занял трон королевства Болото. Открыто задирать Хабибуллу Омар всё же побаивался, однако заносчивый тон его, кислая физиономия и капризы надоели всем. Хабибулла нарочно не обращал внимания на омаровы выкрутасы, выжидая, когда бедолага осознает наконец, что он просто сын нукера, как и прежде. Ведь Омар, в сущности, был хоть и избалованным, но благородным малым. Однако терпение солнцеликого Гебека много уступало выдержке Хабибуллы и однажды, когда Омар рискнул надерзить самому Харахуру, оно лопнуло. — Не лишком ли ты тянешь шею, любезный Омар? — спросил Гебек вкрадчиво, отозвав юношу в сторонку. — Гляди, как бы не надломилась она, подобно спичке. Омар избочил стройный стан и ответил Гебеку как равному себе: — Положение обязывает, о храбрый Гебек! — Не объяснял ли я тебе, что нынче не время и не место заявлять о нём? — То, что я облачён в лохмотья, не значит, что княжеская кровь выпарилась из моих жил, — стоял на своем упрямый Омар. — Давно ли ты приобщился к княжескому роду, ты, сын хивинского наемника? — Гебек начал сердиться. — С тех пор, как отец мой возглавил Болотное королевство и провозгласил меня наследником. Владения мои целы и ждут возвращения господина, — пожал плечами Омар. Гебек почуял скрытую издёвку в речах юнца и глаза его сверкнули злым зелёным огнём. Тут Омар понял, что занёсся неподобающе высоко, беседуя с настоящим ханом среди ханов, и только пискнул жалобно, когда сильная рука забрала в горсть бешмет на груди и хорошенько встряхнула. Омар беспомощно мотнул головой. — Ждут, значит? Так ступай же за мной, щенок! — прорычал Гебек, легко отшвырнув зарвавшегося юношу. Омар послушно следовал за ним, внутренне замирая от страха — он вспомнил, что бывает, если прогневать Нуцала. В молчании вышли они за ворота, миновали поросшую сочной травой поляну и остановились возле кромки камышей. Под ногами противно захлюпало. — Смотри и слушай! — велел Гебек. Утробно квакали лягушки, сидя по горло в тине. В воздухе распевали комары, но Омар, сколько ни вслушивался, не мог понять бывших подданных. А ведь с каким удовольствием он прежде вился среди них! Гебек хлопнул его по спине, припечатанный стальной дланью Омар покачнулся и чуть не упал. — Вот твои владения, принц Омар! — звенел в ушах его голос Нуцала. — Никто не тронул их. Ты и сейчас можешь вернуться туда, чтобы плясать в комариной туче. Отчего же ты замер? Возвращайся, Омар, правь мошкарой да лягушками! Побледнел злосчастный Омар, прикусил нижнюю губу и отступил на шаг. Владения лежали перед ним, неприкосновенные, он досконально знал каждую травинку и каждую кочку там. И всё-таки болото не понравилось ему, оно потеряло прежнее очарование. Ухнула трясина, испугав Омара: на верную погибель звала она, манила в холодные удушающие объятия. И запах, знакомый милый запах болотной прели показался ему отвратительным. Омар робко оглянулся на Гебека: тот спокойно ждал, сложив руки на груди. — Так ты идёшь к своим подданным, Омар? — Нет… — прошептал бедолага, пятясь. — Нет! — воскликнул он уже твёрдо. — Болото пугает меня. Но почему так, Гебек? Ведь прежде я всею душой любил его. — Наверное, потому, что теперь ты человек, а не писклявый комар? Гебек пожал плечами в точности так, как недавно Омар. Пристыженный юнец не зазнавался более, и только примириться с Хабибуллой никак не мог — тем обидней было зависеть от его милости. Омар по-прежнему избегал старика, глядел угрюмо, не в силах смягчить сердце. Хабибулла ждал. — Не надо принуждать его, — сказал он как-то Гебеку, — ведь никто, например, не торопит солнце, чтоб оно скорей растапливало снег. Как будто в знак подтверждения он коснулся полей войлочной шляпы, прикрывавшей голову от палящих лучей. — С твоей уверенностью возможно дождаться, когда растает вечный ледник на вершине Эльбруса, — согласился Гебек. Хабибулла поделился с ним мыслью: неплохо бы завести в Долине новую традицию. Деревья дают достаточно плодов. День после сбора урожая следует считать праздничным и устраивать пир, чтобы каждый желающий угощался вволю, а назвать… — Да так и назвать Праздником Урожая. Нынче же осенью и попробуем провести его в первый раз. Гебек предложение одобрил. Пусть старик одаривает народ с щедростью, раз в саду его произрастает всё, чего возжелает душа, а прежних традиций нынче так не хватает. Ведь где теперь владыки, способные задать настоящий пир? Осмелев, воспитанники Хабибуллы начали выходить за пределы Долины Садов. В ауле привечали их, не подозревая о прошлом, они знакомились со всеми, принимали участие в обсуждениях на годекане, выполняли работу, какую поручат. Постепенно к чужакам привыкли, никому уже не резало слух чудное имя Харахур. Гебек перестал тревожиться. Ночами Саадат засыпала, прильнув к его груди, и трава служила им ложем, а переплетённые ветви — пологом. — Я подарю тебе сына, Джанавар, — жарко шептала она, — крепкого здорового сына, достойного наследника своего благородного отца. Он хотел напомнить, что приходится ровесником почтенному Хабибулле. Впрочем, осталось ли, чему удивляться после чудес, произошедших с ними? Однажды осенью Омар забрёл к роднику, просто так, без всякой цели. Ему хотелось побыть одному, разобраться в себе. Набрав в пригоршни ледяную воду, он омыл лицо, забрался на обомшелую крышу над родником и сел там, охватив руками колени. В небе с громким щебетом носились ласточки, готовясь к перелёту: их больше не следовало бояться Омару. Наверное, среди них и Чата, истребившая немало подданных Паппатачи. — Сколько ей лет? — озадачился Омар. Но углубиться в подсчёты не получилось. По тропинке к роднику, как видение из далёкого прошлого, спускалась девушка с медным кувшином на плече. Омар знал её — это Шуайнат, дочь батрака, некогда трудившегося на каникуса Юсуфа. Только Омар раньше не обращал внимания на плавность походки и отточенность черт. До того ли комариному повелителю? Заметив Омара, девушка остановилась и застенчиво прикрыла лицо концом платка, но под стремительно опущенными ресницами промелькнуло любопытство. — Не бойся, красавица, я не обижу тебя… — тихо сказал Омар, ощутив непонятный, никогда прежде не испытываемый трепет. Тогда, в Хунзахе, он не успел обзавестись невестой, не изведал ни пыла любви, ни сладости поцелуя — полагал, что успеет. — Ну вот ещё, кого мне бояться? — расхрабрилась Шуайнат. — Ты ведь один из тех, кто вернулся из Персии, да? Девушка приблизилась, подставила горлышко кувшина под струю воды. Омару хотелось глядеть на неё и говорить с ней дальше, солнечные зайчики, игравшие на боках кувшина, слепили его. В прежние времена он не растерялся бы, а сейчас, как назло, все слова вылетели из головы. Набрав воды, девушка пошла обратно, придерживая кувшин и осторожно ощупывая камни маленькими ступнями. Неожиданно она обернулась и Омар встретился с ней глазами. На следующий день в тот же час он снова ждал у родника. Позже Хабибулла возился у шалаша с тяжёлой корзиной, наполненной грушами: надо погрузить их на арбу, да одному несподручно. — Давай, что ли, помогу, тебе одному не поднять такую тяжесть, — нарочито грубо буркнул позади голос Омара. Хабибулла понял, что и этот лёд наконец растаял. С холодами сад опустел, замерли деревья, окутанные рогожей, опустив запорошённые снегом ветви. Лишь сова Сплюшка осталась зимовать в уютном дупле на мышином рационе, да изредка наведывался Хар-Кар. Он прыгал по тропинкам, стреляя направо и налево круглыми глазищами, чёрное оперение резко контрастировало с белизной снега. Как будто кто-то посадил кляксу на чистом листе бумаги. Осмотревшись, ворон улетал когда к сакле, где увидел свет мальчик Багадур, когда к ореховому дереву и надгробному камню, покрытому снежной шапкой. Только ровная цепочка следов свидетельствовала о пребывании крылатого шпиона в саду. — Всё в поррядке, как и всегда, Кривоног и его брратия не появлялись, — доложил ворон, сев на ветвь ореха. Гебек протянул ему на ладони кусочки мелко нарезанного мяса. Хар-Кар, перепорхнув на руку повелителя, с удовольствием принялся за угощение. — Прризнайся, вся эта суета нужна, чтоб я не заскучал, — допытывался ворон, заглотив последний кусок. — Какое тебе дело, повелитель, погррызут зайцы кору или нет? — Впрямь, никакого, — согласился Гебек, дуя на озябшие руки и плотнее закутываясь в бурку. — Потерпи до весны, тогда я найду дело, достойное лучшего из наушников Страны гор. — Что я должен р-разведать? — обрадовался польщённый Хар-Кар. Сытый желудок способствовал его сговорчивости. С неба повалили лёгкие снежинки. Гебек запрокинул голову, подставив лицо ветру, по привычке потянул носом воздух. — Разузнаешь, что сейчас в долине Таркама, бывших владениях уцмиев. Эти земли издревле славились на всю Страну гор особым красным виноградом.