После Совнгарда

      20 день месяца Руки дождя 4Э206.                      — Почему мне нельзя ехать с тобой? — мрачно спросил Вилкас, наблюдая как Драконорожденная надевает перевязь с фалмерским мечом и завязывает ремни на походной сумке.       Ашиан, коротко вздохнув, посмотрела на Соратника. Разговор этот велся не первый раз и ей казалось, что она давно все доходчиво объяснила.       В доме стояла непривычная и тягостная тишина. Анкано уехал почти три недели назад. Дождавшись прибытия Мирабеллы, которая вместе с Брелиной и Фаральдой направлялась в Хай-Рок через вайтранские равнины, он отбыл с архимагом и Айкантаром в неизвестном направлении, при этом клятвенно заверив Драконорожденную, что обязательно вскоре прибудет в Даггерфолл. Ашиан подозревала, что он не оставил идею расшифровать информацию, содержащуюся в двемерском кубе, и лишь вяло удивлялась тому, что на этот раз втянул в свои авантюры и рассудительную Мирабеллу.       Сорин Журар, несколько опечаленная тем, что лишилась общества Айкантара, а вместе с ним — возможности подискутировать на тему двемерских технологий, выдвинулась в Хай-Рок днем позже, в сопровождении Брелины и Фаральды.       Виртур после долгих споров покинул дом в одиночку, собираясь добраться до Предела с помощью сети фалмерских порталов, а оттуда через Друадахские горы уже попасть на родину бретонов. Ашиан этот маршрут не нравился, но она надеялась, что Виртур знает, что делает. Он точно умел постоять за себя, как и говорила Серана.       Вздохнув еще раз, Драконорожденная монотонно произнесла приевшуюся за эти дни фразу, словно заученную мантру:        — Ты нужен здесь. Ты нужен Соратникам. Ты нужен Вайтрану.        — А тебе? — с нажимом поинтересовался Вилкас. — Что насчет тебя? Хочешь сказать, что тебе я совсем не нужен? Ты же отправляешься в самое сердце битвы! Случиться может всякое. И моя помощь окажется не лишней!        — Вот именно, — устало согласилась Ашиан, неожиданно приняв так долго напрашивающееся решение. — Всякое. Все это время ты был рядом с Орденом, в отличие от меня. И, как мне кажется, из тебя получится гораздо лучший Предвестник.       Вилкас изменился в лице. Это звучало как …        — Ты прощаешься! — утвердительно заявил он. — Ты думаешь, что не вернешься!       Слова прозвучали так громко, что шуршащий чем-то внизу Валдимар затих, словно замерев на месте.        — Не в этом дело, — мотнула головой Драконорожденная. — Я редко бываю в Вайтране. Ты действительно подходишь на роль Предвестника больше. Ты надежный, верный, смелый. Ты всегда заботился о Соратниках и об Ордене. Все воины тебе доверяют и уважают.       Вилкас схватил ее за руку. В его глазах пронесся целый калейдоскоп эмоций, но доминирующей был страх. За нее, за Ашиан. Страх, к которому едва различимо примешивалась злость.        — Кодлак передал это почетное звание тебе! Не мне, не Эйле. Тебе! Ты должна уважать его решение!       Довакин подарила воину долгий проницательный взгляд. Она понимала его стремление задержать ее, попытаться переубедить и оставить возле себя, в Йоррваскре. Но слишком разными были их желания и пути. Пусть какая-то часть ее и хотела остаться, понадеявшись на Туллия и имперскую армию, но кровь дракона звала ее вперед, к новым свершениям, к новым победам. Она знала, что в Хай-Роке не обойдутся без ее помощи. Она видела мощь Доминиона, которая обрушивалась на города Сиродила. И понимала, что вслед за этой мощью последуют легионы двемеров, которые просто сомнут оставшихся, если те им не покорятся. А склонить голову перед глубинными эльфами было равнозначно смерти. Поэтому она была готова на все, лишь бы не дать им победить. И Алдуин в предвкушении бил черным шипастым хвостом и звал ее на бой.       Ашиан медленно освободила свою ладонь из хватки Вилкаса.        — Я уважала его решение, — спокойно произнесла она. — И была Предвестником какое-то время. Плохим или хорошим — это вам судить. Но теперь меня ждет самая страшная битва в моей жизни. И я хочу, чтобы именно ты повел Соратников за собой. И, как когда-то Кодлак, передаю тебе почетное звание Предвестника. И хочу, чтобы ты теперь уважал уже мое решение.       Норд упрямо покачал головой.        — Нет. Даже если ты не хочешь, чтобы я отправился с тобой, я согласен подменить тебя, но только до той поры, пока ты не вернешься. Как обычно …        — Я не вернусь, — перебила его Ашиан.        — Что за чушь! — Вилкас с усилием подавил тревогу в своем голосе. — Конечно вернешься. Ты всегда возвращалась.        — Если имперская армия победит, мы с Виртуром уйдем в Благую землю или в Высокий Хротгар. Я уже говорила с ним об этом.       Воин смотрел исподлобья.        — Вы с Виртуром? А его брат?        — Гелебор отправился с Арнгейром. Он вместе с Седобородыми будет ждать окончания битвы на Монавен. Думаю, он слишком привык к одиночеству и общество других тяготит его еще больше, чем Виртура.       Вилкас молчал, нахмурившись. Лоб его избороздили глубокие морщины.        — Почему ты уходишь с этим фалмером? — наконец спросил он. — Какой в этом смысл? Он только молится своему эльфийскому богу, не замечая ничего остального. Он словно не от мира сего.        — И я тоже, Вилкас! — теперь Драконорожденная прекрасно это осознавала. Быть может, благодаря Алдуину. — Во мне течет кровь, благословленная Акатошем. Кровь дракона. Это мой дар и проклятие одновременно. Пока я здесь люди так и будут ожидать от меня великих подвигов и считать, что это в порядке вещей. Иногда мне кажется, что именно из-за этого боги избрали местом своего обитания Этериус. Живи они среди смертных — и те бы каждый день обивали их пороги, требуя справиться с самыми незначительными неурядицами. Я устала. Я не знаю, чем закончится битва, но если мы все же победим, то потом мне хочется спокойствия.        — Тебе не кажется, что это немного эгоистично?       Ашиан хмыкнула:        — Все DOVah эгоисты.        — У каждого есть долг перед чем-то или перед кем-то, — упорно гнул свою линию воин. — Нельзя просто от этого отмахнуться.        — Я закрыла свой долг, когда победила Алдуина, — огрызнулась Ашиан, почувствовав, как ехидно ухмыльнулся Пожиратель Мира. Он явно был не согласен с такой формулировкой. — Но теперь люди Скайрима, очевидно, считают меня чем-то вроде их собственности. И вместо того, чтобы самим решать какие-то проблемы, часто предпочитают переложить их решение на мои плечи.       — Но хотя бы в Йоррваскр сходи. Скажи ребятам, что тебя не будет долгое время.        — Я уже вчера сказала, что ухожу. И что, вероятно, ты останешься вместо меня.        — И никто не возражал?! Даже Эйла?!       Ашиан закинула за плечо сумку.        — Вилкас, ты же знаешь, что по сути звание Предвестника весьма номинально. У каждого из Соратников своя голова на плечах. И никто из них не будет удерживать меня силой. Кроме того, они действительно давно привыкли, что в основном всеми делами Йоррваскра занимаешься ты. Они знают, что ты справишься. И я это знаю.        — Ты просто выдохлась, — не сдавался Вилкас. — Отдохни и возвращайся. Зачем тебе сидеть вместе со снежным эльфом в ледяной долине? Ты не любишь холод.       Ашиан могла рассказать ему, что холод — не самое значительное явление, которое она не любила. Существовала масса вещей, которые ей были не по душе. К примеру, пьяные норды, горлопанящие песни на весь город, их воинственное напутствие — «да встретишь ты смерть с мечом в руке», их странная и пугающая для нее тяга сложить голову в бою и отправиться в Совнгард, чтобы снова пить, горланить песни и ждать новой битвы… Для Вилкаса это было в порядке вещей. Для нее — элемент нордского поведения, с которым приходилось мириться.        — Ты не поймешь.        — Так объясни! Хотя знаешь, — воин криво усмехнулся, — не надо. И так все ясно. Только зря ты это. Твой архиепископ не оценит того, что ты за ним таскаешься и стремишься во всем помогать. Он — ледышка, которая не растает даже в жаркое лето. Непонятный и непостижимый, как и эльфийские боги.        — Тебя это не должно волновать, Вилкас, — устало проговорила Ашиан, проигнорировав нелестную оценку своих действий Соратником. — В конце концов, ты не знаешь его так, как знаю я, но порываешься делать ничем не подкрепленные выводы.       Воин одарил ее мрачным взглядом:        — Может и так. Только если поймешь, что все же ошиблась, возвращайся в Вайтран. Я буду ждать, как обычно.       Довакин задержала на нем долгий взгляд, понимая, что если она будет упорствовать, то разговор затянется.        — Там будет видно, — уклончиво пообещала она. — Спасибо, Вилкас. И не переживай — у тебя все получится. Не сомневайся.       Внизу возле лестницы ее отловил Валдимар. Впрочем, Ашиан все равно хотела с ним поговорить.        — Тан, — нерешительно начал он. — Я тут случайно услышал … Ты действительно уходишь насовсем?        — Я ухожу из Вайтрана, — поправила его Драконорожденная. — И действительно не собираюсь возвращаться надолго, даже если мы одержим победу.        — Что ж тебе этот эльф так запал в душу, — каким-то обиженным голосом проговорил хускарл, очевидно слышавший и другую часть разговора. — Как только он появился, все пошло кувырком.        — Дело не в этом, — попыталась объяснить Ашиан, но норд только махнул рукой.        — Тебя как будто подменили после двемерских казематов, — произнес он. — Да даже раньше, еще когда ты приехала с этими снежными эльфами. Ты стала как чужая. Но ты должна помнить, что тут твой дом. Да и мы всегда придем на выручку, если что.        — В том-то и дело, что я больше не хочу, чтобы мне приходили на выручку и гибли за меня! Я больше не хочу быть втянутой во все грандиозные события Тамриэля! Это решение назревало уже давно. Дело не в Виртуре!        — Величайшая доблесть для норда — встретить смерть с мечом в руке! — пробасил Валдимар.       Драконорожденная ощутила знакомое раздражение, поднимающееся из глубины, точно мутный потревоженный осадок.        — Но я не норд. И никогда не понимала этой идеологии. И в Совнгарде для меня нет места. Ты правильно сказал: я здесь чужая и всегда такой была. Мне непонятно ваше вечное стремление к битве.        — Ты — Довакин! — возразил Валдимар, словно это слово объясняло все. — Те, кто рождался с драконьей кровью, всегда были завоевателями. Тайбер Септим создал империю благодаря своим завоеваниям!        — Которой потом правил, — отрезала Ашиан. — Именно власть у драконов в крови — это правда. Власть и желание обладать. Но я не второй Тайбер Септим! Я не хочу быть императором! Я не собираюсь добиваться трона! Мне не это нужно! И Виртур это понимает, в отличие от остальных.       Они замолчали. Валдимар что-то сердито пыхтел в пышные усы, очевидно, пытаясь придумать новые аргументы.        — Вот, — произнесла Драконорожденная, вынув из кармана сложенный вчетверо лист. — Это дарственная на дом. Он переходит к тебе вместе со всем имуществом, которое в нем находится.        — Тан, зачем?..        — Бери, — Ашиан всунула документ ему в руку. — Все равно этот дом уже больше твой, чем мой. У меня другой путь, Валдимар. Не надо меня привязывать здесь. И еще. Позаботься об Алли. Я не могу сейчас взять ее с собой в Хай-Рок, но если все сложится удачно, то я потом заберу ее.       Хускарл вздохнул, разглядывая ровные строчки на документе. Весь его запал куда-то исчез.        — Ты в самом деле хочешь уйти?        — Хочу, — кивнула Ашиан. — Не злись на меня. DOVah FENT KOS STIN. Дракон должен быть свободным.        — Наверное, оно так и правильно, — неуверенно пробормотал норд, переминаясь с ноги на ногу. — Удачи тебе, тан. Куда бы тебя не занесла судьба.       Драконорожденная слабо улыбнулась:        — И тебе удачи. Спасибо за верную службу.       Вилкас и Валдимар вышли ее провожать. На улице с каждым днем было все теплее. Природа оживала. На ветвях деревьев и кустарников робко пробивалась листва, и казалось, что их окружает зеленоватая дымка. Город уже проснулся, жители спешили по своим делам. Мимо прошагал стражник, важно кивнув Ашиан. Адриана Авениччи на кого-то громко бранилась за кузней. Вдалеке мелькнули силуэты Брейт и Ларса, которые, очевидно, снова что-то затеяли.       У самых ворот Драконорожденная обернулась. Соратник и хускарл стояли на крыльце, глядя ей вслед. По дороге стелился густой туман, постепенно заволакивая все вокруг, вставая непроглядной стеной, искажая восприятие действительности и порождая фантастические картины. В какое-то мгновение Ашиан даже померещились белые резные колонны на месте ее дома. Она зажмурилась, стараясь прогнать наваждение, а когда вновь открыла глаза, всю улицу поглотила молочно-серая мгла, словно ставя тем самым жирную точку на этом отрезке ее жизни. Решительно тряхнув головой, Ашиан толкнула тяжелые ворота, выходя из города и оставляя все позади.       

      

***

      Внизу, сменяя друг друга словно лоскутки на одеяле, проплывали луга, леса и мелкие поселения. Мимо проносились молочные завихрения облаков, а в ослепительной синеве неба пылало солнце. Два огромных красных крыла вспарывали воздух по обеим сторонам. Ашиан блаженно закрыла глаза, подставляя лицо холодным потокам воздуха. Наконец-то она ощущала подобие умиротворения. Словно все встало на свои места, едва она залезла на широкую спину дракона. Словно она снова была там, где ей и надлежало быть.       Вдалеке виднелись крошечные силуэты еще трех драконов, включая Нуминекса. Тот хранил слово, данное Алдуину, и беспрекословно следовал за своим повелителем. Остальные крылатые ящеры решили присоединиться после разговора Драконорожденной с Партурнаксом, когда она убеждала гордых сынов Акатоша помочь людям в кровопролитной войне против Талмора, стремившегося разрушить Нирн, и двемеров, не чтивших богов. Дюрневир, как обычно появившийся по ее зову, заявил, что обязательно поддержит Довакина на войне, и теперь ждал начала боевых действий в Каирне Душ. Еще несколько драконов обещали прилететь к Даггерфоллу чуть позже. И такое количество крылатых ящеров, решивших выступить на стороне людей, являлось довольно впечатляющим достижением.       Алдуин был очень доволен тем, что они наконец покинули Вайтран. Чутко реагировавший на смену настроений Драконорожденной, он и сам погрузился в серую хандру, а теперь, как и она, словно оживал, расправляя крылья и намекая Ашиан на то, что она и самостоятельно может парить в бескрайней синеве, дело лишь за малым …       Ашиан слушала его и усмехалась. Она прекрасно понимала свободолюбие древнего дракона. Время показало, что у них с Пожирателем Мира было гораздо больше общего, чем вообще можно было представить. Дракон должен быть свободным. И совершенно неважно в каком теле он находится.       Редкие путники, казавшиеся крохотными точками на бесконечных лентах дорог, с удивлением вскидывали головы, провожая тревожными взглядами драконью стаю. Но, как Ашиан не вглядывалась, она совсем не видела патрулей имперских солдат. Создавалось впечатление, что вся армия собиралась в Хай-Роке, сбросив поддержание порядка и безопасность провинции на плечи рядовых стражников, и это означало, что Туллий решил дать генеральное сражение, после которого их ждала бы победа или смерть. Драконорожденной не нравился такой подход. Ставить на кон всю империю и их жизни, при этом оставляя провинции под весьма сомнительной защитой, казалось безумием, но вряд ли высшее командование приняло бы к сведению ее возражения.        — PaaRThURNAX! — послышался хрипловатый бас Одавинга.       Ашиан, очнувшись от своих раздумий, повернула голову в сторону горного хребта Хьялмарка. Там, на одном из заснеженных пиков, действительно сидел брат Алдуина, пристально наблюдая за приближением своих собратьев. Драконорожденная на мгновение прикрыла глаза, в то же время драконьим чутьем понимая, что мудрый дова уже знает. Иначе бы не прилетел.        — Садись, — тихо приказала она Снежному Охотнику.       Одавинг заложил крутой вираж над вершиной горы и, хлопая огромными крыльями, тяжело осел в снег.       Ашиан соскользнула с его спины, подходя к Партурнаксу. Тот молчал, глядя на бывшую подопечную желтыми светящимися глазами, в которых едва заметно пульсировал тонкий вертикальный зрачок. Холодные порывы ветра задували Драконорожденной за воротник, рукава и неприятно щипали кожу. Она ждала, пока дракон заговорит первым.        — DREM YOL LOK, ZeyMah*, — наконец пробасил Партурнакс.       Ашиан не ответила на стандартное приветствие, чувствуя недовольство Алдуина и собственную досаду — создавалось впечатление, что древний дракон теперь вовсе не принимал ее в расчет, считая чем-то вроде ходячей оболочки для души Пожирателя Мира. На мгновение ей почему-то подумалось о причинах вражды двух сыновей Акатоша. Виртур не так давно, явно нехотя, рассказал ей об истинном отношении к нему Гелебора, о том, что в реальности скрывалось за его стремлением устранить брата. Может быть, и у драконов началось все так же прозаично — Партурнакс просто завидовал первенцу Акатоша и поэтому предал его?        — Zu'u KOS HET**, — сухо напомнила она предводителю Седобородых.       Когда-то непонятные и загадочные слова ложились на язык легко, естественно и складно звуча в голове. Ашиан уже даже почти не различала, когда переходит с Тамриэлика на Довазул.       Партурнакс чуть склонил голову на бок, не отводя от бывшей подопечной внимательного взгляда. Остальные драконы кружили неподалеку, с любопытством вытягивая длинные шеи, но оставаясь на почтительном расстоянии. И лишь Одавинг сидел позади Драконорожденной, хмуро смотря на младшего брата Алдуина.        — Я вижу, — медленно произнес Партурнакс. Теперь, говоря на драконьем языке, он не утруждал себя переводом, понимая, что Довакин в нем не нуждается. — Но можешь ли ты сказать, где ты, а где Алдуин?       Ашиан замешкалась с ответом. Она действительно уже не распознавала границы их личностей, хотя по-прежнему воспринимала свою сущность и сущность Пожирателя Мира отдельно.        — Да, — кивнул сам себе древний дракон. — Не можешь.       Глухое раздражение Драконорожденной внезапно ушло, сменившись чувством, похожим на любопытство.        — Как ты узнал?       Партурнакс немного недоуменно покосился на нее, а затем, словно раздумывая, произнес:        — Когда ты прибыла на Монавен в последний раз, чтобы уговорить наших братьев поддержать тебя в битве против эльфов, меня удивило то, насколько отчетливо на несколько мгновений я ощутил присутствие Алдуина. Словно это он был напротив меня, а не ты. Я обратился к Акатошу, чтобы тот смог разрешить мои сомнения. Отец долго не отвечал мне, но потом даровал откровение, в котором показал, что вы теперь действительно едины.        — Он не сказал, зачем это сделал?        — Нет, увы. Я могу лишь догадываться.       Дракон замолчал. Ашиан вздохнула, с досадой припомнив манеру Партурнакса общаться, и попросила:        — Тогда поделись своими догадками.       Партурнакс наклонил голову в другую сторону. Позади фыркнул Одавинг, впрочем, тут же искусно замаскировав смешок кашлем. Предводитель Седобородых, укоризненно взглянув на молодого дракона, снова обратился к Ашиан:        — Наш отец мудр. Алдуину была дана огромная сила, которую он в своей гордыне использовал лишь во зло. Он не понимал страданий людей и не желал постичь милосердия. Лишь когда ваши сущности сплавились в одну, он в полной мере ощутил людскую боль и горе. Он осознал, что такое преданность и жалость, что такое отверженность и любовь к ближнему. Он изменился. И для этого ему не понадобились долгие века медитаций, как мне. Впрочем, способ донести до него все это оказался гораздо более суровым.       Ашиан прислушалась - не раздастся ли в голове издевательски громкий хохот Алдуина, но Пожиратель Мира к ее удивлению не издал ни звука.        — Вряд ли он чего-то там понял, — сердито ответила она. — Порой мне кажется, что наоборот — это я ожесточилась.        — Как же иначе, — глухой бас Партурнакса неторопливо плыл над вершиной горы. — Вы впитывали эмоции друг друга. Переживали все вместе. Разговаривали и спорили. Ненавидели и смирялись. Довакин должен был спасти этот мир, Алдуин должен был его разрушить. Как повернется Колесо на этот раз, если вы суть одно целое? Что вы сожжете? Что вы пощадите?       Рык Алдуина внезапно громко зазвучал в голове Драконорожденной, гармонично накладываясь на ее собственные мысли. И когда она открыла рот, собираясь озвучить их общий вопрос, то голос ее казался переплетением низких и более высоких тонов, как будто говорили одновременно и человек, и дракон.        — Чего ты хочешь? Зачем ты прилетел?       Драконы вверху услышали, встрепенулись и подлетели ближе, пытаясь понять в чем дело. Нуминекс приземлился позади нее, рядом с Одавингом. Снежный Охотник напряженно застыл.        — Я пришел, чтобы сказать вам обоим: даже когда мир будет рушиться на глазах и покажется, что надежды не осталось, верьте нашему отцу. Он вас не оставит.       Ашиан молчала. Алдуин тоже безмолвствовал. Они оба уже знали то, что пока ускользало от внимания Партурнакса, однако было предельно ясно им двоим. Драконорожденная внезапно ощутила себя слишком древней, древнее тех драконов, которые сейчас кружили возле горы, древнее Одавинга и Нуминекса, даже самого Партурнакса. Но вместе с этим ощущением не пришла дряхлость или усталость. Наоборот — в ней закручивался гудящей спиралью огненный хаос, который мог дать начало чему угодно. Бурлящая энергия вот-вот готова была выплеснуться на свободу, смести все на своем пути, но Ашиан понимала, что это чувство исходило от Алдуина, и железной рукой одергивала ее.        — Ты не заметил, брат? — наконец произнесла Драконорожденная. — Мир уже рушится.       С этими словами она махнула рукой назад, туда, откуда они прилетели. Там вдалеке клубился густой, непроглядный туман. Однако это была не простая мгла, которая рассеивается от солнечных лучей или дуновения ветра. Это было неосязаемое и непостижимое ничто, которое ползло по пятам за ними, готовое схлынуть или поглотить то, что осталось. А где-то впереди их ждала точка невозврата, после которой наступала неизвестность.       Ты не представляешь себе масштабов грядущего. В какой-то момент ты пересечешь рубеж и даже я буду не в силах помочь тебе.       Хермеус Мора не лгал, когда говорил это. Он знал еще тогда то, что открылось ей только сейчас. Но даже теперь она бы не уступила Даэдрическому Принцу. Ее судьба была связана лишь с драконами и Акатошем.        — Все висит на волоске, — продолжила Ашиан. — И вот-вот сорвется в пропасть.       Партурнакс склонил массивную голову, разглядывая молочно-серую пелену, а затем возразил:        — Или ты удержишь его от падения.        — Может быть, — не стала спорить Драконорожденная. — Но какую цену придется заплатить? И он все равно изменится безвозвратно.       Брат Алдуина приблизил к ней чешуйчатую морду, в его желтых глазах светилась мудрость и понимание.        — Верь нашему отцу, — повторил он. И Ашиан почему-то показалось, что если бы Партурнакс был человеком, он бы сейчас обнял ее. — Что бы ни случилось — верь ему.