После Совнгарда

      Когда-то…                      Это конец.       Анкано осознал роковую мысль за несколько мгновений до того, как из пучины поднялся реальный Нумидиум. Маг видел оригинал только на выцветших страницах древних манускриптов, но вышедший из кипящего моря колосс настолько разительно отличался от подделки, что сомнений не оставалось — это настоящий.       Смертоносный, непобедимый, бескомпромиссный.       Он надвигался не спеша, поворачивая огромную, покрытую золотистыми пластинами, как короной, голову то в одну, то в другую сторону, словно обозревая пределы собственных владений. Он был настолько огромен, что, казалось, может протянуть руку и дотронуться до неба. Ничего не выражающие выпуклые глаза светились ярко-синим и в них то и дело проскальзывали такие знакомые всполохи — Око Магнуса щедро делилось своей неиссякаемой энергией с чудовищной машиной. Но больше всего поражало, что воздух вокруг этой колоссальной фигуры дрожал и искрился, пространство словно пыталось вытянуться и скрутиться, перемешав восприятие реальности. Объекты вблизи исполина то причудливо расширялись, как под увеличительным стеклом, то сжимались до размера куриного яйца. Это было ненормально. Это было неправильно. Но это было. Нумидиум просто ставил перед фактом, не спрашивая ни у кого разрешения.       Он брел медленно, словно раздумывая над чем-то, однако достиг руин Адамантиновой Башни за каких-то пару десятков шагов, а затем остановил свой ничего не выражающий взгляд на остолбеневших от ужаса смертных.       Вмиг стихли все звуки. Не было слышно даже стонов раненых.       Анкано почувствовал, как ему в ладонь скользнула рука Мирабеллы. Волшебница крепко, почти до боли, сжала пальцы. Она прощалась.       С какой-то неестественной отрешенностью маг подумал о том, что даже в избытке теперь плескавшаяся в нем магическая энергия не поможет ничего исправить. Иронично, но то, чего он так жаждал вернуть, в решающий момент оказалось абсолютно бесполезно.       Нумидиум по-прежнему горой возвышался над ними. По какой-то причине он медлил с расправой.       Краем глаза Анкано увидел какое-то движение вдалеке. Айкантар и Сорин бросились бежать прочь от леденящего кровь колосса. Куда — непонятно, потому что убежать было невозможно.       Нумидиум не шелохнулся, но крохотные фигурки вдалеке уже исчезали, истаивали черными лепестками полупрозрачного дыма, оставляя после себя лишь уносимую ветром горстку пепла. Что ж, по крайней мере это было быстро.       Туллий смотрел на исполина почти равнодушно, с усталой сдержанностью немолодого солдата, повидавшего на этом свете слишком многое.       «Ты жив, Анкано, — глухим рокотом громыхнуло в голове. — Я не удивлен».       Альтмер нашел в себе силы изумиться и даже обернуться, пытаясь понять, кто с ним заговорил. И лишь потом сообразил, что голос, который он слышит, принадлежит Нумидиуму.       «Ты меня знаешь?» — мысленно спросил он.       «Смертные не прозревают истинной сути, а обличие может быть обманчиво».        — О чем ты? — вслух спросил Анкано.       От звука его голоса Мирабелла вздрогнула и обратила на мага непонимающий взгляд.        — С кем ты разговариваешь? — прошептала она, очевидно, уверенная, что потрясения последних дней не прошли для эльфа бесследно.        — С ним, — Анкано указал на исполина коротким кивком.       Нумидиум разглядывал мага огромными, сияющими, как звезды, глазами. Словно оценивал в перспективе его полезность.       Мирабелла стиснула руку альтмера еще сильнее. Эльфу уже начинало казаться, что вот-вот — и захрустят кости.       Колосс продолжил:       «Признаться, это было сложно даже для меня — полный перенос сознания, с сохранением контроля и памяти. Но, в конечном итоге, старания того стоили».       Анкано молчал, потрясенный внезапно сошедшим на него озарением. Из всех двемеров, которых ему удалось встретить, словоохотливостью отличался лишь один. Но если догадка эта была верна, то чудовищность подобного решения просто ошарашивала. Променять жизнь на существование, разделить свое тело и сознание. Намеренно стать меньше, чем призраком …       Когда из альтмера ушла вся магия, ему казалось, что весь мир поблек. Пришлось потратить много времени, прежде чем смириться, привыкнуть, приспособиться. Он стал таким ничтожным, таким слабым. Он искал способы стать сильнее. Но даже в страшном сне ему никогда не пришло бы в голову подарить свое сознание огромной машине. Однако, несомненно, если исходить из рациональных соображений, как это всегда делали двемеры, практичность у такого ужасающего поступка была.        — Если все так, как ты говоришь, — медленно произнес маг, — то теперь вы можете не опасаться того, что контроль над Медным Богом перехватит кто-то еще.       Пауза.       «Я однажды уже говорил, что тебе не откажешь в умении анализировать. Ты умен. Ты отлично вписался бы в наше общество как представитель своего народа».       Арксанд.       Анкано почувствовал что-то вроде удушья, словно преследовавший его рок наконец затянул петлю на шее. Сказанное колоссом можно было, без сомнения, расценивать, как предложение сотрудничества. И, в таком случае, у мага был шанс выпросить пощаду для Мирабеллы. Однако при подобном исходе архимаг фактически становилась бы заложницей, а сам альтмер попадал в полную зависимость от глубинных эльфов. Ценность его для двемеров состояла в том, что Доминион, фактически лишившись своего правителя, начал бы поиски нового. И Анкано как представитель древнего влиятельного рода, пользующийся расположением могущественной расы, смог бы повести за собой большинство высших эльфов. Повести за собой и постепенно приучить их к мысли, что преклонение перед новыми хозяевами — это нормально. Только вот незадача — Акатош уже превратил весь мир за пределами Балфиеры в клубящееся серое ничто. И никакого Алинора в привычном виде не существовало. Знали ли об этом двемеры? Может и знали. Но с присущей только им гордыней опрометчиво считали, что способны исправить это досадное «недоразумение», как обычно воспринимая богов всего лишь «более развитыми существами».       Анкано же теперь понимал о какой точке невозврата говорил Виртур. И дело было не в Нумидиуме. Точнее, не только в нем. Главная роль по-прежнему принадлежала тому, кто еще даже не появился на сцене — Пожирателю Мира.       Неясной оставалась только связь Ашиан с Алдуином. Но Анкано не сомневался, что разгадка этой тайны как никогда близка, потому что гордый первенец Акатоша вряд ли стерпел бы то, что прямо сейчас творили двемеры. Он и так ждал слишком долго. И его гнев в совокупности с неуступчивостью и одержимостью глубинных эльфов мог привести лишь к одному результату. Акатош это предвидел. И дал народам всего Нирна крошечный шанс спастись. Всем, кроме двемеров, которые, сами того не осознавая, попали в эпицентр готового вот-вот разразиться огненного хаоса.       Маг невольно посмотрел на небосвод, мимоходом удивившись, что солнце все еще пребывает в зените, как если бы …        — Время остановилось, — прошептал сам себе эльф.       Однако те, кто находился на Балфиере, этого не почувствовали, словно остров оказался в сердцевине глаза бури.       Мирабелла бросила на альтмера быстрый взгляд, в котором явно читался вопрос: «Что нам теперь делать?». Но ответа на него у Анкано не было. Единственное, что им оставалось — ждать.        — Покончим с этим! — внезапно резко произнес Туллий. — Силы неравны — это очевидно, но если мне суждено погибнуть, то лучше сделать это с оружием в руках.       Анкано успел подумать, что долгое общение с нордами оставило свой отпечаток на интеллекте имперского генерала, а затем заметил, что Нумидиум перестал уделять им свое внимание, переведя сияющий взгляд куда-то за их спины. Маг медленно обернулся, почему-то уже зная, что увиденному он не обрадуется.       Позади возвышались остатки каменной стены Адамантиновой Башни, напоминая уходящее ввысь лезвие гигантского кинжала. И на самом острие руин застыла чья-то фигура, ярко освещенная солнечным светом. Прошло несколько секунд, прежде чем Анкано понял, что это Ашиан, а затем — что наступил тот момент, о котором предупреждал Виртур.       Драконорожденная стояла молча, чуть наклонив голову вперед, рассматривая Нумидиума бесстрастно и равнодушно. Глаза ее на бледном, практически белом лице казались огненными провалами в Мертвые Земли Мерунеса Дагона. Под кожей золотом змеились вены, словно наполненные раскаленной лавой. Но даже не это испугало мага, а то, что за спиной ее изломанными линиями топорщились два огромных черных крыла. И такие метаморфозы объяснялись только одним.       Анкано ошибся, предполагая, что древний дракон не принимает участия в сражении. Алдуин всегда был на Балфиере. Он и Драконорожденная оказались не просто связаны. Они, как и сказал Одавинг, «суть одно». Одно целое. Теперь становились понятны намеки Виртура. Теперь все странное поведение Ашиан было ясно, как погожий день. Когда и как произошло это необъяснимое объединение, было уже неважно. Самым значимым оставалось то, что весь Нирн теперь наверняка подошел к самому краю пропасти.       Мирабелла прерывисто вздохнула. На лице Туллия появился проблеск понимания.        — Ашиан! — робко позвала архимаг, наконец отпуская руку альтмера и делая шаг вперед.       Драконорожденная не обратила на нее никакого внимания, даже не повела бровью в знак того, что услышала. Она продолжала смотреть на Нумидиума, хотя в ее страшных, горящих глазах не появлялось и намека на заинтересованность или другую эмоцию.        — Почему ты молчишь? — пророкотал колосс. Голос его походил на глухой рев, исходящий из недр просыпающегося вулкана.       Он пытался разговаривать с Пожирателем Мира так же, как и с ними — обычными смертными, понял Анкано. Но Алдуин не ответил. Не посчитал нужным. Древний дракон был в ярости и считал ниже своего достоинства начинать диалог с рукотворной машиной, пусть и наделенной сознанием двемерского короля.       Воздух вокруг Медного Бога зарябил, а затем по пространству разошлись трещины, будто по расколотому стеклу. И в каждом из этих гигантских осколков-реальностей отразились десятки Нумидиумов.       Ашиан вытянула вперед руку. Ладонь ее быстро трансформировалась, кости с хрустом вытягивались, кожа покрывалась черной матовой чешуей. И те же самые изменения происходили во всем теле Драконорожденной. Смотрелось это настолько жутко, что Анкано, не выдержав, зажмурился.        — AL !       Громоподобный грохот сбил мага с ног, отбросил прочь на сколотые ступени покосившейся лестницы.       Анкано открыл глаза. Небосвод почернел, словно в одночасье наступила ночь. Но то были невиданные тучи, скрывшие солнце. Пожары, все еще тлевшие на острове, затрепетав последними язычками пламени, опали, затухая, погружая остров во тьму. Всего за одно мгновение весь мир будто оказался в пасти страшного чудовища, которое не собиралось выпускать его.       Но солнце продолжало светить в других реальностях, где на Пожирателя Мира надвигались десятки других Нумидиумов, постепенно просачиваясь в кромешную тьму, перемешивая миры и стирая границы между ними. Их было много, а Алдуин был один.        — DU !       Что-то сверкнуло в клубящейся черноте наверху, зажглось алым и оранжевым. А затем на многострадальный остров… нет, на весь Нирн обрушилась лавина слепящих молний, ветвистыми трезубцами вонзавшихся в землю. Пространство с оглушительным треском превратилось в гигантский, размером с саму Балфиеру, туннель, ведущий в никуда. Копии Нумидиума закружились, словно подхваченные ветром осенние листья, вытягиваясь, искажаясь, разматываясь по стенкам этой огромной воронки, становясь, в конце концов, их частью и поглощаясь воющей пустотой.       На мгновение в разрыве темного покрова туч блеснуло солнце. Оно сдвинулось с места. Совсем чуть-чуть. Вот только в обратном направлении.       Конвенция останется неизменной. Это место — константа, положившая начало бытию Нирна. Оно сохранит тех, кто будет там находиться.       Молнии выжигали все на поверхности, с небес потоком хлынули метеоры, оставляя огненными хвостами багровые шрамы на небосводе.       Словно не замечая этого, Нумидиум переместился к уже полностью вернувшемуся в ипостась дракона Пожирателю Мира. Именно переместился. Не шагнул, не двинулся, а в одно мгновение оказался рядом. То, что еще осталось от Башни, исковерканные фрагменты автоматонов и обломки дирижаблей — все это взлетело вверх, трансформируясь, искажаясь, заключая первенца Акатоша в медно-каменный кокон. Нумидиум протянул исполинскую длань, чтобы раздавить схваченного дракона.       Анкано в панике бросил взгляд на разрушенный двор. Но там уже никого не было — на месте выживших солдат таяли завитки седого дыма. В битве богов все они были не более, чем мошки, летящие навстречу сокрушительному бурану.       Вы поймете, когда все начнет рушиться.       Лишь одно место останется неизменным.       Алдуин разламывал кокон, словно скорлупу. Тысячелетние камни дробились, двемерит горел, плавился, истончался в пылающие нити. Дракон становился все больше, походя на страшную тень, нависшую над пылающим островом.       Земля затряслась, пошла волнами, послышался гул, и из почвы показались сотни, тысячи бесформенных фигур — созданных Медным Богом големов. Молнии не могли их разрушить и не причиняли никакого вреда, но вот если бы Нумидиуму удалось сбросить вниз Пожирателя Мира, то безликие воплощения наверняка нанесли бы первенцу Акатоша ощутимый урон, и он уже не смог бы на равных сражаться с колоссом.       Анкано с трудом поднялся. Метеорит, рухнувший неподалеку, разрушил каменную плиту, открывая проход вниз. Маг, больше не рассуждая, схватил в охапку все еще лежавшую на лестнице Мирабеллу. Волшебница держалась за голову, между пальцами у нее сочилась кровь.        — Быстрее, надо уходить, — крикнул эльф, не совсем, правда, понимая, кому он это говорит. Было очевидно, что архимаг сейчас соображать не в состоянии.       Однако его все же услышали.        — Куда вы предлагаете? — крикнул Туллий, едва успев отскочить в сторону от разлетавшихся в стороны обломков.       Анкано в очередной раз мельком подивился живучести имперского генерала.        — Вниз! Там Конвенция!       Может быть, Туллий и не понял, что имел в виду эльф, но, тем не менее, кивнул:        — Ведите!       Алдуин расправил крылья, взлетая.        — IN !!!       Пространство свернулось в тугую спираль, скручиваясь, сжимаясь, чудовищно спрессовываясь, а затем, словно освободившись от непомерного гнета, резко распрямилось, вспыхивая от горизонта до горизонта всепожирающим пламенем, той самой Огненной Бурей, которую так боялись древние норды.       

      

***

      Что было потом, Анкано помнил смутно, словно сумбурный кошмар, от которого невозможно спастись. Кажется, он бежал, тащил на плече полубессознательную Мирабеллу. Где-то неподалеку был Туллий. Или он отстал?       Они мчались вниз. Все ниже, в самые недра Башни. Или наоборот поднимались наверх?       И кругом был жар. Испепеляющий жар. Над головой, под ногами, слева, справа …       Сердце выскакивало из груди, колотилось так, будто хотело проломить ребра и выскочить наружу.       Анкано ощущал себя словно в двух местах одновременно: в раскаленных подземельях Адамантиновой Башни и где-то вверху над островом, со стороны наблюдая за развернувшимся чудовищным сражением.       Реальность дробилась, смазывалась, осыпалась яркими осколками и вспыхивала гигантскими огненными цветами.       Нумидиум плел хитроумную сияющую сеть вероятностей, стремясь запутать Алдуина и сложить единственно верный узор, не предусматривающий существование Пожирателя Мира.       Клубящийся серый туман неизвестности, в котором Акатош предусмотрительно растворил весь мир, превратился в ревущий огонь, управляемый первенцем бога времени. Алдуин и сам был этим огнем, пожирая все, что вставало у него на пути, уничтожая все реальности, созданные Медным Богом.       Время то замедлялось, то убыстрялось, то вообще замирало. Пространство искажалось, шло волнами, выворачивалось наизнанку. Миры рождались и тут же гибли, словно кусок глины, который никак не мог принять окончательную форму.       Видения, проносящиеся перед глазами Анкано, походили на горячечный бред. Он смотрел, как к Глотке Мира подходит Нумидиум и стирает ее в пыль, но одновременно понимал, что это — всего лишь один из вариантов развития событий. И, хвала всем богам, он так и не получил своего воплощения в реальности.       Маг видел город, похожий на Алинор, но по его заросшим травой и мхом улицам ползали странные существа, похожие на эльфов и людей лишь совсем отдаленно. И эта версия стиралась, уносилась, как нечто нежизнеспособное, не получая шанса на существование.       Анкано почему-то мог чувствовать, как все быстрее вращается Око Магнуса, как волны магической энергии, исходящие от него, пытаются побороть испепеляющий жар Огненной Бури. И это заставляло мага бежать еще быстрее.       Длинный коридор извивался змеей. Стены то сужались до едва преодолимого прохода, то расширялись, теряясь где-то в невидимых далях. Альтмер понимал, что так не бывает, что единственное настоящее — это тяжесть тела Мирабеллы на плече, а затем пол под ногами пропал. Вокруг мага сомкнулась темнота. Почти осязаемая. Как шелковистый кокон, как утроба огромного чудовища. Несколько мгновений Анкано слышал лишь звук собственного дыхания — рваного, частого. И почти сразу же эльфа со страшной скоростью понесло куда-то вперед, затем вверх, словно он попал в воронку налетевшего извне тайфуна. Его швыряло и бросало из стороны в сторону и он еще крепче обхватил Мирабеллу, отчаянно боясь, что потеряет ее в сумасшедшей круговерти. Альтмер не знал, сколько это продолжалось. Но в какой-то момент темнота исчезла, как и коридор. Маг с волшебницей очутились в просторном круглом зале с высоким потолком. Безумное движение прекратилось, и Анкано ощутил странную легкость во всем теле, словно оно ничего не весило. Покосившись вниз, он заметил, что парит в воздухе, не касаясь ногами пола.       Исчез страшный жар. Исчез грохот. Альтмер как будто внезапно попал в мир, отрезанный от бьющегося в агонии Нирна непроницаемой стеной. И стало понятно — они все в безопасности. Что бы ни произошло далее на Балфиере — их это не затронет. Уверенность эта была как посыл свыше, словно кто-то вложил в голову такую простую, но неимоверно долгожданную мысль, приносящую покой и облегчение.       Конструкция помещения казалась странно знакомой: светящиеся письмена неторопливо проплывали на всех золотистых поверхностях, плавно меняя друг друга, создавая из завитков и черточек фантастические картины — порой схематичные, но чаще — детализованные. Вкрапления сверкающих камней на стенах, поле и потолке складывались в созвездия.        — Что происходит? — пробормотала Мирабелла.       Анкано осторожно расцепил руки. Волшебница медленно опустилась на пол. Рана на ее голове затягивалась с невероятной быстротой. В глазах появлялась осмысленность.        — Где мы? — прохрипел знакомый голос где-то позади.       Туллий все-таки не отстал. Но удивляться прыти имперского генерала у Анкано уже не было сил.        — Наверное, это и есть Конвенция, — устало откликнулся маг. — Место, откуда все началось.        — Это объясняет многое, — негромко произнесла оглядывающаяся по сторонам Мирабелла.        — О чем ты? — не понял альтмер.       Архимаг обвела рукой пространство.        — Ты не видишь? Мы словно внутри огромного Древнего Свитка.       Анкано снова окинул взглядом зал, признавая правоту волшебницы. Стены действительно походили на золотистые створки Свитка, а создающие замысловатые видения письмена были слишком характерны для этой вечной загадки мироздания. Даже удивительно, что он не заметил такой очевидности с самого начала.       Один завиток вспыхнул особенно ярко. Альтмер скользнул к нему по воздуху ближе, все так же не касаясь ногами пола. Архимаг внимательно проследила за тем, что привлекло его внимание. Видение расползлось по гладкой поверхности стены, точно гигантская чернильная клякса. И в нем снова было то, что Анкано когда-то пригрезилось в пещере на Монавен — собственное мертвое тело, распростертое на полу Коллегии Винтерхолда. Однако на этот раз он видел не только себя, но и Мирабеллу, которую также, как и его, покинула жизнь. Волшебница лежала на каменных ступенях Зала Стихий, уставившись неподвижным взглядом остекленевших глаз в сводчатый потолок.       Маг отшатнулся, побледнев.        — Свитки показывают то, что было, будет и то, чему не дано свершиться, — негромко произнесла наблюдавшая за ним настоящая Мирабелла.       Анкано промолчал. Видение смазалось, растворяясь в бесчисленных линиях.       Другой завиток расширился, становясь окном в несуществующую вселенную. По ту сторону был мрачный зал, чьи ажурные темно-зеленые колонны упирались прямо в болотного цвета небо. В небольших, похожих на полыньи бассейнах, заполненных черной водой, шевелились мясистые черные щупальца, а порой всплывали и гигантские глаза со сдвоенным зрачком посреди изумрудной радужки. Анкано видел Ашиан. Она стояла напротив пьедестала с Черной книгой. И зеленая эмблема на обложке пульсировала в такт биению сердца. «Не открывай!» — хотел крикнуть маг, но когда Драконорожденная обернулась, словно услышав его возглас, он увидел, что глаза ее были точно такие же, как у присутствовавшего здесь чудовища — малахитового цвета, со сдвоенным зрачком посередине.       И это видение лопнуло, как мыльный пузырь, стирая несуществующую реальность из планов и замыслов мироздания.       А затем все линии, черточки, завитки и узоры стали соединяться в одну огромную, масштабную, панорамную картину того, что происходило в Нирне здесь и сейчас. И свидетели этого кошмарного действия, находившиеся в самом безопасном месте на свете, не смогли сдержать возглас, полный ужаса.       Весь мир пылал. Не осталось ничего и никого, кроме двух божеств, пытающихся повергнуть друг друга.       Облик Алдуина изменился. Он больше не был огромным черным драконом, он был Огненной Бурей, завладевшей всем Нирном, обратившей в пламя землю и небо. Лишь изредка в багрово-рыжих гигантских языках ревущего огня можно было разглядеть что-то, отдаленно похожее на когтистые лапы или чешуйчатые крылья.       Нумидиум упрямо пытался противостоять древнему божеству. Пространство по-прежнему искажалось и дробилось. Реальности сменяли одна другую, но теперь в каждой из них бушевал хаос, пожирая миры еще до воплощения, не давая Медному Богу добиться их полноценного сотворения.       Roo NIS EVENaaR YOL !!! Zu'u ALDUIN !!! Zu’u UUSLaaD !!! Zu’u NIS OBLaan !!!       Нирн сжался до крошечной точки — сверкающий бриллиант на черном бархате Пустоты, в чьих острых гранях отражалась полыхающая огненная стихия.       Roo LOS FRUL !!! TiiD DO Roo LOS OBLaan !!! ZU QahNaaR Roo !!!       Пространство снова расширилось — словно кто-то раскинул яркий ковер живого пламени.       Нумидиум не сдавался. Теперь он разрывал пышущий сумасшедшим жаром хаос на части, превращая каждую из них в иные стихии — воду, землю, воздух. И сквозь эти гигантские бреши то и дело виднелось ослепительно сияющее солнце. В какой-то момент его заслонило и тут же пропало золотистое крыло еще одного дракона. Только Анкано знал, что это не дракон.       Бог времени спешил на помощь своим потерявшим голову детям, охваченным яростью и болью, полным решимости сжечь весь мир дотла, но победить. Но альтмер понятия не имел, что нужно сделать, чтобы остановить разъяренную Драконорожденную, чтобы успокоить разбушевавшегося Пожирателя Мира, познавшего человеческое горе, страх и ужас.       Огненное безумие взревело тысячами голосов тех, кого поглотило клокочущее пламя, свернулось в исполинскую воронку, со всех сторон окружившую Нумидиума. И из этого полыхающего океана, словно угольно-черный призрак возник Алдуин — снова в облике дракона, закрывая то, что раньше было небосводом, размахом своих крыльев. Медный Бог не мог упустить такую возможность. С быстротой, неуловимой взгляду обычного смертного, он успел схватить Пожирателя Мира за крыло. Раздался хруст и грохот — будто на землю упали разом сломанные стволы тысячелетних деревьев. Но древний дракон не обратил на это никакого внимания: лязгнули острые изогнутые когти, впиваясь в нагрудные пластины Нумидиума. Протяжный металлический скрежет резанул по ушам единственных оставшихся в живых в Нирне людей и мера. Колосс рванул перепончатую конечность на себя, сминая и отрывая ее. Но Алдуин, сверкнув страшными, похожими на огненное жерло вулкана глазами, даже не вскрикнул, лишь усиливая свой напор, а за его спиной, медленно развернулось новое крыло.       Со скрежетом и треском разошлись, опадая наземь, нагрудные пластины Медного Бога — тонны зачарованного, сверхпрочного двемерита. Нумидиум извернулся, перемещаясь в другую реальность, заслоняя огромную дыру в груди металлической ладонью. Мгновение — и первенец Акатоша принял облик черной тучи, без конца и без края, из которой стеной хлынули ветвистые молнии, безжалостно кромсая едва заметные, похожие на тончайшие трещины переходы между мирами, стирая зыбкую грань и снова выбрасывая колосса в ревущее багровое пламя хаоса. Огненная воронка взвизгнула, уходя вверх бесконечной спиралью. Нумидиум грузно осел на одно колено, заставив содрогнуться то, что осталось от Нирна, а в следующее мгновение когти Алдуина уже погружались в теперь ничем не защищенную, сияющую бирюзой вращающуюся сферу.       Яркая белая вспышка расцвела цветком, пронзая все созданные колоссом реальности. Взрыв и грохот были такой мощи, что эхо пронеслось даже по вечному Залу Конвенции. Массивное тело Медного Бога разорвало на куски, расшвыряло по осколкам мироздания, поглотило равнодушной Пустотой.       А потом картина горящего мира застыла, опала изодранными лохмотьями, словно срезанный лезвием верхний слой полотна безумного художника. И за пылающим краем мелькнули заснеженные шапки гор, обагренных кровью. Сияющим занавесом упало золотое крыло Акатоша, и все погасло, оставив лишь тихо мерцать безмолвные созвездия.