Здравствуй, трагедия!
Давно тебя не видали.
Привет, оборотная сторона медали.
Рассмотрим подробно твои детали.
Спасибо, трагедия, за то,
Что ты откровенна,
Как колуном по темени,
Как вскрытая бритвой вена,
За то, что не требуешь времени,
Что — мгновенна.
***
Проснувшись в четыре утра, Гермиона потянулась к наручным часам, оставленным на тумбочке, с сонным удовлетворением поняв, что в запасе был еще спасительный час сна. Провалившись в поверхностную дрему, спустя отведенное время она с силой распахнула тяжелые веки, и, аккуратно отодвинув полог, тихо проскользнула в ванную. Капли скатывались по предплечьям под рукава, неприятно холодя согретую одеялом кожу. Наложив косметические чары — без них она выглядела прескверно — она заколола волосы и вернулась в спальню. Безбожно медленно натянув шерстяные колготки, сидя на маняще-теплой кровати взглянула в окно и поежилась: темное как ночь, утро шотландской осени вновь встречало накрапывающим дождем. Вздохнув и надев пальто, она спустилась вниз. Все как всегда: Невилл уже ждал ее в общей гостиной, а стопка свежих Пророков громоздилась на журнальном столике. Порой казалось, что где-то Гермиона совершенно точно умерла и попала в чистилище, раз за разом вынужденная проживать пятый курс: заголовки вновь были пропитаны сплетнями о Гарри. Та самая журналистка — ее звали Тина Мэг, теперь-то Гермиона хорошо запомнила — требовавшая интервью, звучала все чаще и громче. Вскоре после интервью она заявила, что ее туда не пустили, а все присутствующие оказались подставными. В доказательство Мэг выпустила целую статью с приложенными снимками: женщина, благодарившая Гарри за спасение сына, оказалась бездетной кухаркой из Лютного; мальчик, хваливший смелое сражение — братом-магглом одного из учеников. «Что вы скрываете, мистер Поттер?» — проглядывалось в заголовках. «Избранный кем?» — скользило среди чернил. В отличие от Скитер, вравшей пестро и с размахом, Тина Мэг будто бы даже не высказывала свое мнение, к концу каждой статьи все равно подводя читателя к нужным ей выводам. Друзья так и не узнали, кто организовал фальшивое интервью. Гарри будто бы даже не отреагировал, но все же, все же… Охочие до подробностей журналисты заваливали весь факультет письмами, редакции предлагали огромные деньги за любую щекотливую подробность о «Мальчике, который струсил». Поборов желание отправить стопку в разожженный камин, Гермиона с тоской посмотрела на жаркие языки пламени, взяла метлу и они с Невиллом двинулись вниз. — Я нашла новую формулу, может, она продержится дольше, — проговорила Гермиона, накладывая согревающее на обоих, прежде чем сесть на метлу. — Гермиона, ты вообще спишь? — обеспокоено спросил Невилл, на что она лишь криво усмехнулась — в отличие от нее, Невиллу незачем было проводить полночи за чтением оставшихся в библиотеке не изученных фолиантов. Они взмыли в воздух. Их обоих приняли на стажировку — так уж вышло, что целительница, курирующая экзамен, не смогла долго противиться под умоляющим взглядом героини войны и разрешила написать экзамен, хотя Гермиона даже не заполняла анкету. Получив результаты, Невилл был безмерно рад за них обоих, а у Гермионы сжималось сердце: завеса всеобщей скорби как-то стерла воспоминания о моментах, когда в последний раз кто-либо так радовался за нее. С начала стажировки они вообще очень сблизились с однокурсником, живя в своей маленькой рутине: ранние подъемы, чтобы успеть в Мунго к семи утра; три часа теории и три часа практики, разделенные совместным обедом в кафетерии; обратный путь в Хогвартс. Макгонагалл, гордясь успехами своих студентов, позволила не присутствовать на уроках, на которые они не успевали, при условии выполнения домашней работы. Гермиона крепче перехватила древко метлы, пока они преодолевали Черное озеро. Густой, мокрый, колкий воздух забирался под полы пальто, облизывал шею и лопатки, противно скользил по ногам. Кругом висела тяжелая тишина спящего замка, прерываемая лишь шелестом ткани. Антиаппарационное поле, раньше заканчивающееся у кромки леса, теперь было раскинуто по всей территории шотландских гор. На то, чтобы добраться до Хогсмида по земле, огибая озеро, уходило без малого полтора часа, и, пару раз провернув такой маршрут, друзья решили, что с метлами как-то сподручнее — можно было перелететь его по прямой. Это было немногим, но быстрее, хотя и по части полетов ни один из них не походил на умельца. Гермиона с отрешенным удивлением поняла, что метла не вызывала у нее ожидаемого страха: просто держи древко прямо и направляйся прочь от отражения замка на водной глади. В конце концов, от удара о воду на малом расстоянии едва ли разобьешь голову. Проще было умереть от стучащих друг о друга зубов. Снизившись неподалеку от Кабаньей головы, они пристроили метлы в углу и зашли в натопленное помещение. Аберфорт уже протирал столы. Ариана мягко улыбалась с портрета. — Что, уже ощутили безопасность без аппарации? Нравится? — пробасил брат Дамблдора, невербальной магией открывая камин. — Зато смотрите, сколько у вас теперь посетителей, — сгладила диалог Гермиона, но не расслышала ответа — зеленые языки пламени перенесли ее в Мунго. По утрам здесь было тихо, но лампы всегда светили ярко, и из столовой тянуло только что приготовленным пудингом. Гермиона начинала оживать лишь после того, как, переодевшись в светло-голубую форму стажера, брала стаканчик горячего кофе. — Утричко! — поприветствовал Сэм — Гермиону все никак не переставляло забавлять то, как выходец из ирландской семьи, проживший всю жизнь в Штатах, в шутку изображал «пош». После теоретической части их маленькая с первых дней образовавшаяся компания по традиции двинулась в кафетерий на перерыв. Все как всегда: Невилл, усердно взявшийся за физическую форму, деликатно разложил на подносе тарелочки с чем-то преимущественно зеленым, Сэм громоздил йоркширские пудинги, а Гермиона не без удовольствия шлепнула целую ложку джема рядом с румяными тостами. Рутина, пусть даже приправленная недостатком сна и пронизывающими полетами над озером, действовала на нее успокаивающе. В Мунго ничего не напоминало о войне так, как в стенах школы — не было давным-давно знакомых лиц, не было обугленной стены бывшей выручай-комнаты, не было прогорклого налета скорби. Усаживаясь за излюбленный ими стол в самом углу, Гермиона думала о том, что, конечно, никогда не планировала становиться целителем. В детстве она так часто представляла себя сотрудником министерства, что, порой, эта голубая форма стажера и мелькающие повсюду лимонные мантии целителей казались лишь сном, приснившимся даже не ей. Она с легкостью запоминала материал, разучивала диагностирующие и исцеляющие чары, делала заметки и ежедневных обходах — и все будто бы со стороны. Но это было не важно — она попросила стипендию в фунтах, и теперь могла оплачивать консультации миссис Хоуп. Можно было бы взять дополнительные часы практики, и получать еще больше — разноси целебные зелья, вовремя обновляй чары стазиса на терминально больных пациентах, делай перевязки. Одна только комната, вечно закрытая, на этаже пострадавших от ядов, манила Гермиону. — Что там? — спрашивала она у колдоведьмы, под надзором которой работала. — Кладовка для швабр, — отмахивалась та и всегда быстро находила новые задания. «Но в Мунго убираются эльфы» — думала Гермиона, но ничего не говорила. — Уже выбрали тему для работы? — с набитым ртом спросил Сэм. Иногда он очень напоминал ей Рона не только рыжими волосами. — Воздействие магии на маглов, — пожала плечами Гермиона, и, услышав беззлобный смешок в ответ, тут же смутилась. — Что? — Это очень… популярная тема, Гермиона, — мягко объяснил Невилл. — Почти как если бы ты писала про свойства мандрагоры на втором курсе. Пожав плечами, Гермиона продолжила намазывать джем на тост. Не то что бы она особо выбирала — просто это показалось хорошим поводом разобраться самой и доказать Гарри, что никакой инфаркт доктору Хоуп не грозит. — А что насчет вас? — Регулирование употребления волшебных растений в магическом спорте, — пробормотал Невилл, на что Гермиона усмехнулась. — А ты? — Лекарственное обеспечение больных ликантропией как составляющая интеграции в магическое общество, — прекратив жевать, выдал Сэм, и, заметив удивленные взгляды, продолжил: — Что? Вы в курсе что у вас, ребята, творится какая-то дичь? У нас даже в Огайо никто не подумал бы, что они собьются в стаи вместо того, чтобы получать зелья и жить среди всех остальных… Он нравился ей за это — вечно шутящий и веселый, порой он мог выдать что-то такое, что раскрывало его с совершенно другой стороны. — Кстати, вы слышали, что Лесли переезжает в Британию? — взявшись за новый пудинг, продолжил Сэм. Гермиона тут же вцепилась в него взглядом и переспросила: — Тот самый? Он будет работать в Мунго? Получив утвердительный кивок, она закусила губу, отложив тост в сторону. Гермиона много слышала про Мэтью Лесли — колдомедика из Штатов, в последние годы прославившегося неординарным подходом к исцелению. До него было не дотянуться — она исписала бесчисленное количество пергаментов, каждый из которых остался без ответа. Все лето она искала кого-то, кто смог бы помочь родителям. Британские колдомедики сперва наперебой предлагали свои услуги, желая добавить в послужной список «исцеление семьи героини войны», но вышел новый закон, и всех как ветром сдуло. «О недопустимости влияния на сознание маглов» — шесть букв перечеркнули ее надежду на возврат памяти, по крайней мере кем-то из родной страны. Но в Штатах такого закона не было… — Он будет курировать стажеров? — Ага, держи карман шире. — Гермиона, он… слишком крутой, чтобы возиться с обычными стажерами, — аккуратно дополнил Невилл. Она уставилась в стену. Она ведь не была обычным стажером… Она была, вообще-то, обладательницей ордена Мерлина. — Я выберу другую тему, — прерывая уже другой завязавшийся разговор, проговорила Гермиона. «Исцеление от ментальных расстройств, вызванных деятельностью преступной группировки «Пожиратели смерти» — в дивном новом мире всего лишь формулировка могла изменить всю суть. Можно было играть на полутонах.***
В те дни, когда Невилл оставался с родителями, она возвращалась в школу одна. Скользя по ветру над водной гладью, порой она и сама не могла понять, зачем возвращается: словно только чтобы вновь утонуть в кромешном одиночестве. Гарри почти все время тренировался, хотя Гермиона подозревала: отчасти он игнорировал ее, не желая больше слышать о докторе Хоуп. А Джинни… Джинни держалась отстраненно и холодно, даже не понятно, с какого именно момента. Просто что-то неуловимо изменилось, щелкнуло, и оставалось только гадать — это уже предел, или можно чувствовать себя еще более одинокой в замке, полном людей? Эта интроспекция уже порядком надоела. По пятницам уроки заканчивались раньше, студенты спешили на улицу, ловя последние дни перед первыми заморозками. Завидев вдалеке рыжую макушку, Гермиона направила метлу к правому берегу. — Может, мы все-таки поговорим? — бросив сумку у камня, на котором пристроились Джинни, не выдержала она. — О чем? Гарри на поле, если тебя это интересует. Гермиона нахмурилась, не в силах понять, какими неведомыми тропами продиралась ее логика. Отложив метлу, она села рядом. Вдалеке раздавался смех, Черное озеро мерно окатывало гальку слабыми волнами. Да, Гермиона хотела поговорить, но совершенно не понимала, о чем — все ведь было хорошо, пока… — Иногда я думаю, может, Рон не просто так тогда ушел из леса Дин. — О чем ты? — Ты же хотела поговорить? Вот я и говорю. Думаешь, я не замечаю, как ты на него смотришь? — На кого? — На Гарри! Замерев, Гермиона не сразу поняла, что только что услышала. — Джинни, что ты гово… — А что мне еще говорить? Я же вижу! Мысль, очевидная для Джинни, и совсем невероятная для Гермионы, оформлялась как-то слишком долго. — Джинни, ты… Мерлин, ты ревнуешь? Слова какой-то страшной правдой соскользнули с губ и упали в пустоту — так падает камень в густую вязь болота, а за этим — целое ничего и тягучая тишина. Лицо Джинни дернулось, а Гермиона… Гермиона вдруг решила поспешить, будто бы галоп слов был способен стереть мысли. — Как ты можешь ревновать! Гарри мне дорог, да! Но не так… В тайной комнате мы поцеловались с Роном! Ты что, думаешь, я стала бы после этого…?! — выдала она прежде никому не рассказанное. Тот момент хранился в ее памяти, будто стоило его озвучить — и все разрушится, память Рона будет оскорблена, потому что внутри себя она понимала — совсем ничего кроме адреналина в тот момент не чувствовалось. При упоминании брата лицо Джинни исказилось. — Ладно! Но Паркинсон! Что ты с ней заладила? Знаешь, что он пошел делать тогда, на следующий день после Хогсмида? Не знаешь? Он пошел предлагать этой свою сову! Думаешь, мне приятно было слушать потом, как эта дракклова птица, Мерлин ее дери, позволила себя погладить! Я… — задохнувшись в ругательствах, Джинни с силой пнула свою сумку. — Я не заслуживаю такого! Ты держишься рядом, потому что тоскуешь по Рону, как будто у тебя есть монополия на горе, потому что провела с ним целый год! Но он был МОИМ братом! И, напомню, я потеряла ЕЩЕ одного! Вы пропадаете выходные в Лондоне, невесть чем занимаясь, а потом он приезжает, словно бы совсем другой! — Джинни… — Что я, по-твоему, должна думать?! В тот вечер я увидела, как ты к нему льнула! Знаешь, так не кладут голову на колени друзьям… Подруга замолчала, а Гермиона дернулась, будто от пощечины, и вдруг почувствовала себя самым отвратительным человеком в мире. Она ведь только хотела… нет, нет! Воровка. Она воровала его у Джинни, потому что у самой не было больше никого хоть сколько-то близкого. И это всеобъемлющее, безоговорочное… Как ей казалось, чистое желание просто сохранить Гарри показалось вдруг пиром жадности и эгоизма. Она поднялась на ноги. Вдалеке вдруг мелькнула чья-то фигура и росчерк черных коротких волос. — О, легка на помине! — в сердцах выплюнула Джинни, тоже вставая и подбирая свою сумку. Прошли мгновения, прежде чем ярость как-то схлынула с ее лица, и фигура разом осунулась. — Слушай, Гермиона… Слушать ничего не хотелось. Древко метлы легко в руку, пока щеки жгло — земля отдалилась. Воровка, воровка, воровка — выплясывала тьма где-то на задворках сознания. Показалось, что даже палочка в кармане искрит. Впереди виднелись башни — опустись чуть раньше, слезь с метлы, поднимись в гостиную, и… что и? На сетчатке отчего-то так и отпечаталась бегущая средь деревьев фигура. Вся тяжесть неба будто свалилась вниз, налипнув где-то вдоль позвоночника. Порой казалось, что она вообще ничего в этой жизни не выбирала. Метла спикировала левее. — Что ты здесь делаешь? — спросила Гермиона, не зная, кто выглядит лучше: она, глотающая отчего-то очень соленые слезы, или Паркинсон без плаща, в этой измятой испачканной кровью рубашке, с красными разводами на, почему-то, лбу. — Пожалуйста, ради Мерлина, отстань, блять, Грейнджер, — удивительно беззлобно, не сбавляя шаг, пробормотала та. Вдруг обернувшись, она затормозила и резко припала спиной к дереву, зажмурившись: — Дерьмо, дерьмо, дерьмо… Обернувшись в ту же сторону, Гермиона заметила мужскую фигуру, стоявшую рядом с выходом из Хогвартса. А затем взгляд скользнул по порванным колготкам, всклокоченным волосам, размазавшейся вишневой помаде. — Нам… если Томпсон что-то сделал, нам нужно к директору, а не в Хогсмид. Послышался смешок, на последнем издыхании приправленный иронией. — Грейнджер, если хочешь помочь, просто дай мне метлу и продолжай жить в своем сказочном выдуманном мире. Нет, она точно, совершенно точно ничего в этой жизни не выбирала. Что вообще можно было выбрать? Фигура Аврора пришла в движение, наверняка заметив их. — Полетели. Стоило только Паркинсон взгромоздиться сзади, метла накренилась, и Гермиона едва успела выровнять ее. — Ты точно умеешь летать? — прошипела Пэнси, постоянно оглядываясь. — Не вдвоем, — не выдержав, огрызнулась Гермиона. — Мерлин, пусти, — спустившись на землю, Паркинсон жестом заставила Гермиону отодвинуться и уселась вперед, тут же взмыв вверх. Нельзя было не признать: она прекрасно управлялась, быстро пролетая меж деревьев и аккуратно лавируя среди веток. Должно быть, все чистокровные с самого детства умели летать. — Хотя бы посвяти меня в курс событий, — пробормотала Гермиона. — Отец умер. Я не могу попасть домой, пока не получу документы на дом, и не могу получить документы на дом, пока не попаду в Гринготтс. Томпсон — спятивший кретин-извращенец. На этом все. Емкое объяснение стерло необходимость в каких-либо словах на ближайшую четверть часа. — Тогда тебе нужно в Лондон, — суммируя все услышанное, в итоге выдала Гермиона. — Камины для нас закрыты, Грейнджер. — Остановись здесь. Спустившись возле Кабаньей головы, они услышали хлопок аппарации совсем рядом, и Гермиона быстро затащила Пэнси в паб. В нос ударил теплый хлебно-кислый запах, окатило приглушенными голосами посетителей. Никто не обернулся — лишь внимательный взгляд Арианы скользнул по двум девушкам, и та нахмурилась. — Можно открыть камин? — подойдя к барной стойке, смято попросила Гермиона. Взгляд Дамблдора-младшего тяжело прошелся по ним двоим, задерживаясь на зеленом галстуке. — Слизеринка? — Мерлин, Грейнджер, я ухожу! — кинула мявшаяся у входа Паркинсон. — Да, слизеринка, но нам очень, очень нужно! — не обращая внимания на Пэнси, спешно проговорила Гермиона. За окном мелькнула тень мантии — Томпсон остановился прямо у окна. — Аберфорт, пожалуйста. То ли сжалившись над Гермионой, то ли завидев кровь на лице Паркинсон, то ли заметив маячившую за окном фигуру, Дамблдор махнул рукой. — Давайте, дети. Тяжелая дверь паба отворилась, но было уже все равно — зеленое пламя выплюнуло их на дощатый пол. Вот уж неожиданное возвращение домой… Гермиона открыла окно, щелкнула выключателем в ванной, порылась в шкафчике. Пэнси с интересом разглядывала ее квартиру, пристроившись на краю дивана. — Там… я положила полотенца. Может, надо зелье? У меня ничего такого нет, но я могу пока купить в Косой аллее… — Я сломала Томпсону нос прежде, чем он успел бы сунуть свой… — довольно усмехнувшись, поделилась Паркинсон. Почти что похвасталась. — Но, спасибо, Грейнджер. Она скрылась в ванной и не выходила оттуда, должно быть, три четверти часа. Гермиона откинулась на подушки, думая обо всем и ни о чем сразу. Глупый день, глупая ситуация, да и она сама-то… Тут уже все было кристально ясно, решение пришло само. Череда событий прямо-таки выплюнула ее к нему.***
Сложно было представить, что Паркинсон совсем недавно узнала о смерти отца, слишком уж выверено и как-то собрано она держалась. Ее словно бы совсем ничего не удивляло — ни маггловские предметы, ни звук телевизора соседей (Гермиона не сразу вспомнила о необходимости чар), ни вообще внезапное нахождение в этой квартире. Эта чужая стойкость странно успокаивала нервы. — Нужно просто иметь план, тогда все будет нормально. Если он не сработает, то придумать другой, а потом еще один, — почему-то сказала она. Вообще, Пэнси была намного более разговорчивой, чем можно было ожидать. Гермиона подозревала, что дело в ее одиночестве. Прямо таком же, как у нее. Или в том, что отчего-то она почувствовала себя в безопасности. — Мне нужна палочка. У меня нет денег, чтобы заплатить тебе прямо сейчас, но я отдам позже, как только разберусь с наследством, — да, похоже, планов А, Б, В и дальше — по алфавиту, у нее было предостаточно. Позже, так позже — остаток дня прошел за походом в Косую аллею, удачно избавляя от необходимости думать о чем бы то ни было. — Есть тоже нечего, надо зайти в лавку, — Гермиона просто позволила себе хотя бы несколько часов плыть по течению, раз уж рядом оказался кто-то, желающий все решить. К тому моменту, как вечером она вышла из ванной, высушивая палочкой волосы, по дому тянулся запах корицы. — Я не думала, что… что ты можешь что-то готовить, — покосилась Гермиона на левитируемый яблочный пирог. Пэнси как-то особенно изящно пользовалась ее крошечной маггловской кухней, обволакивая все магией новой палочки. Выключенная духовка была нагрета заклинанием, обычные ложки шустро плескались в наполненной раковине. — Мама говорила, что настоящая леди должна все уметь делать сама. Необязательно потом делать, но уметь — необходимо. Она умерла три года назад.***
Гермиона попрощалась со всеми смято: держа Живоглота в одной руке и ручку чемодана в другой, позволила обнять себя Джинни, кивнула Браун и Патил. Под внимательным взглядом Уизли сбивчиво объяснила Гарри, что пока — так, пока — она лучше поработает. Тот улыбнулся так искренне и широко, что, уезжая из замка на запряженной фестралами карете — никто не открыл для нее камин — думала, что поступает правильно. Это казалось отличной идей. Ведь нужен просто план, да? Она почти поверила, что все еще может быть нормально, что как-то она соберет все по кусочками, пока вдруг, вынырнув из мутного потока быта спустя время, не обнаружила себя гуляющей по обломкам. Отгремело дело Лавгуда: отца Луны приговорили к десяти годам общего содержания за пособничество пожирателям. Следом посыпались другие суды. Словно Визенгамот, расправившись с настоящими преступниками, не смог вынести и пары спокойных месяцев. Появился универсальный способ разделаться с недругами: если конкурент печет сдобные котелки лучше тебя, просто заяви о его связи с ПСами. Газеты пестрили заголовками об очередной успешной ликвидации террористов. Строчки сквозили гордостью за Аврорат, но в Придире, которую Луна тайно рассылала среди друзей, Гермиона не видела никаких террористов — лишь разворошенные обысками детские колыбели, арестованные среди ночи семьи, подозрения в сторону тех, кто уехал. Среди последних оказалась семья Уизли. На дом нашелся покупатель, и, наспех продав его, они переехали во Францию. Джинни отправилась с родителями, чтобы помочь обустроиться на новом месте и вернуться в Хогвартс, но не успела — международные порталы стали выдавать только возвратные, уехал без такого — пройди семь кругов бюрократического Ада. Словно бы магическая Британия старалась поскорее выпроводить всех, кто был хоть чем-то недоволен. «Гарри так убеждал меня поехать, и теперь я виню себя за то, что согласилась. И за то, что поругалась с тобой. Прости меня! Макгонагалл отправила прошение в министерство, надеюсь, я скоро смогу вернуться» — писала Джинни. Получив последнее письмо, Гермиона, чувствуя, что это важно, наскоро отправила послание доктору Хоуп. Ответ, явно второпях написанный непривычно кривым почерком, пришел незамедлительно.«Мисс Грейнджер, я прошу крайне внимательно отнестись к изменениям в поведении мистера Поттера. Ранее мы не наблюдали положительной динамики, теперь же все описанные вами события — завершение дел, резкий возврат к любимым занятиям, намеренное отдаление от друзей очень настораживают и могут говорить о принятом решении…»
Смысл слов холодом облизал позвонки. «О каком еще принятом решении…» — она успела понять даже прежде чем завершила фразу в голове. Дальше все случилось так быстро, словно по заказу, словно до этого мир только и ждал, когда окончательно обрушить небо. Зашипело магическое радио. В окно постучалась министерская сова. — Служба информирования магического населения сообщает… Отдел невыразимцев… В целях предотвращения становления темных магов… Установлено… — она видела строчки экстренного выпуска и одновременно слышала то же, удушающее, обрывающее что-то внутри из хрипящих колонок. — Гарри Джеймс Поттер… Обладает… Часть личности Темного Лорда… Просьба сохранять спо… Гермиона ринулась к камину. — Кафе мадам Падддифут! Кабанья голова! Три метлы! Зонко! — раз за разом она бросала горсти пороха, истратив весь горшок. Камины Хогсмида сплошь были заняты. — Кричер! — без особой надежды позвала она, но спустя невыносимую четверть часа раздался хлопок и брюзжание. — Перенеси меня к Гарри! — Никогда грязнокровки не будут командовать домовиком старейшего и благороднейшего дома… — Ты уже пришел! Перенеси меня немедленно к твоему хозяину! — напугав даже саму себя, крикнула Гермиона. Тошнотворная воронка аппарации выплюнула ее в толпу. Маги собирались на улицах волшебной деревушки, кругом сновали телесные патронусы, скрежетали прытко пишущие перья, гудели голоса. — Где он?! — Где-то здесь, — ехидно усмехнулся домовик, но, прежде чем он успел дизаппарировать, Гермиона дернула маленькую морщинистую руку на себя. — Перенеси меня именно туда, где он! Иначе я спалю портрет Вальбурги и ты его никогда больше не увидишь! — это было грязно и низко, но действенно. Клацнув оставшимися зубами, Кричер вновь схватил ее и спустя мгновение жестко вытолкнул в какую-то подмерзшую лужу. Прежде чем Гермиона сумела понять, где находится, ее взгляд наткнулся на золотой отблеск перед носом. Поднявшись на руках, она взяла валявшийся рядом снитч. Огляделась… это была опушка запретного леса. Сунув находку в карман, Гермиона поднялась, решая, куда идти дальше, как вдруг ее обдало жаром. Столп адского пламени ужасающе вонзился в кроны деревьев неподалеку. Изогнулся, завертелся спиралями, обращаясь в гигантского змея. Изгибаясь, разинул пасть, обрекая все вокруг на верную смерть. Она не видела — знала — Гарри был там. Не пришлось принимать решение — у нее всегда был только один выбор. — Нет! Гарри, пожалуйста! — дым щипал глаза, копоть забивала легкие, нестерпимый жар жег щеки, будто кто-то открыл ворота преисподней — так оно, в общем-то, и было. Успеть. Лишь бы успеть. Подбежав ближе, она не сразу разглядела его среди обугленных деревьев. Думать об этом времени не было. Гарри, разведя руки в стороны, шагнул вперед. — Нет, нет, нет! Пожалуйста! Она ринулась вперед, но тут с надрывным стоном упал почерневший ствол, преграждая ей путь. Карабкаясь через обжигающее крошево, бывшее когда-то корой, она видела, как он сделал еще один шаг — чуть-чуть — и все, и перед глазами вроде бы должны были пронестись все воспоминания, послышаться его смех, но ничего этого не было — только животное, отчаянное — желание спасти. Отбрасывающее заклинание не сработало — он наложил на себя щит. — Стой!!! И вдруг он замер. На фоне сияющих языков она видела, как странно опустилась и тут же поднялась его голова. Шаг — назад, еще и еще. Гарри вскинул палочку, повел рукой так по-другому, вокруг прокатился гулкий шепот, такой не его. Удерживаемое в руке древко очертило фигуру, вокруг полыхнуло голубым. Воздух пропитала сила, знакомая ей лишь однажды. Змей замер, задрав морду с разинутой пастью кверху. Изогнулся, утробно проревел и распался на тысячи искр, огненным дождем окропивших все вокруг. На какие-то мгновения повисла тишина, их хватило лишь на то, чтобы Гермиона, приблизившись, упала рядом на колени, судорожно ища пульс. Ее пальцы успели почувствовать мягкие и четкие удары, как поляна взорвалась гомоном. Всюду мельтешили волшебники, ослепительно взрывались вспышки колдокамер. Кто-то кричал, прокатилась череда аппарационных хлопков — прибыли авторы. Замелькали лимонные и красные мантии вперемешку. — Бедный мальчик! — Я знал, что они заодно! — Гарри Поттер жив? — Вдруг это темный Лорд? Вся ватага обступила их, люди охали, переговаривались, тянулись руки и слаженно колдовали палочки. Под Гарри материализовались носилки. За чередой вспышек и хлопков она почувствовала себя в своем теле лишь тогда, когда зелье от ожогов коснулось кожи. Уже было тихо — лишь причитала мадам Помфри, звякали и стучали друг о друга флаконы, пахло выстиранным постельным бельем. Потерянная, Гермиона, казалось, вечность сидела среди стерильной обреченности больничного крыла, пока вдалеке не послышались шаги. Мелькнула изумрудная мантия. — Мисс Грейнджер, — мягко произнесла Макгонагалл, — Профессор Дамблдор ждет вас. Ее взгляд сквозил сочувствием. Провожая Гермиону к статуе, она коснулась ее лопаток теплой ладонью — пришлось прикусить язык, чтобы не расплакаться от внезапных и таких, как оказалось, нужных крох поддержки. В кабинете едва слышно звенели и тикали механизмы. На жердочке спал Фоукс. Портреты бывших директоров глядели на нее как-то странно и беззвучно. — Хотите чаю, мисс Грейнджер? — не дожидаясь ответа, Дамблдор поставил перед ней небольшую фарфоровую чашку. Пахло чабрецом. Взяв ту в ладони, Гермиона поднесла ее к лицу, но в последний момент незаметно остановилась. — Как хорошо, что вы успели вовремя, — тем временем продолжил он, глядя на нее через очки-половинки. — Приди вы чуть позже, нас всех ждала бы ужасная трагедия. — Я… едва ли я могла бы что-то сделать, профессор. Пламя погасло само. — Вот как… — задумчиво протянул он, подцепляя засахаренную лимонную дольку из вазочки. — Что будет теперь? Гарри… журналисты не отстанут от него. — Нам всем нужно набраться терпения. — Профессор, я долго пыталась поговорить с вами… насчет крестража. Должен быть способ его вытащить, без этого Гарри не сможет… — Должно быть, у вас есть какие-то идеи? — внимательный взгляд бледно-голубых глаз прошил ее сознание, точно инсулиновая игла — едва заметно. Моргнув, она склонила голову — все ее сознание кричало о том, что нужно во что бы то ни стало прервать контакт. — Нет, я… у меня нет никаких идей. Это все ужасно, я просто хочу помочь Гарри. — Ужасный конец лучше, чем ужас без конца, — глухо проговорил директор, а она откусила дольку лимона, спрятав ее за щекой.***
Вечером того же дня она сидела в ванной, надеясь, что горячая вода как-то одолеет лизавший грудь изнутри холод. Пэнси гремела посудой на кухне, утверждая, что лучше, чем огневиски и черничный пирог, горе ничто не разбавит. — Скоро приду, — отозвалась Гермиона на очередной стук в дверь. Выходить не хотелось — лучше опуститься как можно ниже и не выныривать. Голова раскалывалась от тупой боли — как она могла все это допустить? Как она могла так глупо на что-то надеяться? Сердце сжималось в точку от мысли, что Гарри сейчас где-то в Мунго, один, среди давящих высотой потолков. Еще страшнее… нет, совсем невообразимо, необъятно страшно было понимать, что все могло закончиться в этот день. От него ничего бы не осталось: зеленые глаза, улыбка, до мельчайших деталей знакомые черты лица превратились бы лишь в воспоминание. Казалось, что оно уже так и было — теперь Гарри виделся ей невозможно далеким, недосягаемым. Гермиона, пару раз намеренно стукнувшись о бортик затылком, сползла ниже, стискивая зубы, зажмуриваясь, слушая глухой вакуум залившейся в уши воды. Он жив, значит — все еще можно исправить. Все еще может быть хорошо. Завтра она придет и, на правах стажера, добьется посещения. Слезы то ли злости, то ли отчаяния так и текли по щекам. Шумно выдохнув, она распахнула глаза. Повела головой вправо. Взгляд гипнотизировала оставленная на раковине сумочка. Все складывалось, и не складывалось… потянувшись, Гермиона вытерла руки о полотенце и скользнула внутрь, нащупывая золотую резную сферу. Откинувшись на бортик ванной и потерев припухшие глаза, прищурено всмотрелась в снитч. Повертела его пальцами, пытаясь нащупать резьбу, навела несколько заклинаний, в конце, отчаявшись, коснулась языком. Ничего не произошло. Отложив снитч, Гермиона устало провела ладонью по лицу, и на задворках сознания вдруг заискрили воспоминания о том, как летом она просила Гарри показать все, что связано с тем-кого-нельзя-называть. — Систем Аперио! — заклинание отбросило шарик в зеркало, и то пошло трещинами. Шумно приподнявшись, Гермиона принялась искать его взглядом, как вдруг сизая дымка заполнила крошечную ванную. Отчаянно желая, но совсем не в силах вскрикнуть, она смотрела на возникшие видения. Знакомые кудри и пиджак, очки, едва уловимо среди мертвенно-бледного тумана рыжеватые волосы. — Ты был таким смелым, мой мальчик, — глухо сказала женщина, смотря куда-то вперед. Мужчины грустно улыбались. — Лили Поттер? — едва выдавила из себя Гермиона. — Как вы… — Мы никуда не уходили, — отозвалось видение. Глухо шумели шестеренки мыслей, клубилась и шипела вода. Гермиона выбралась из ванной, накинула халат и проскользнула сквозь призраков. Никто не обратил на нее внимание. — Не бойся, это — быстрее, чем засыпать, — проговорил «Сириус», прежде чем она направила палочку на воскрешающий камень. — Фините! Все разом схлопнулось. Подобрав черную четырехугольную почти что стекляшку, Гермиона вышла из ванной на негнущихся ногах. — Вот, это — мамин рецепт, — Паркинсон поставила перед ней блюдце с ароматным куском пирога и мороженым сверху, пододвинула низкий бокал с огневиски. Подтянув колени к груди и залпом выпив содержимое, Гермиона думала о том, что пазл как-то начал складываться.