Ты — смысл всех побед, всех битв, побегов, сломанных запретов, ты — солнцем коронованное лето, ты — небо разрумянивший рассвет.
***
— Как ты? — угли в камине вспыхнули зеленым, сложившись в черты лица Паркинсон. Живоглот уже даже не шипел, лишь меланхолично повел головой — привык за последние дни. — Отвечай, — вновь раздалось спустя полчаса. — Все еще нормально, Пэнси, — в конце концов сухо отозвалась Гермиона, проведя пальцами по лицу. Скользнув взглядом по третьей главе «Истории Хогвартса», открытой, должно быть, еще утром, помедлила и добавила: — Спасибо. Угли недовольно вздохнули и потухли. Она вновь потерла лицо и вернула внимание книге, но так и не перелистнула ни одной страницы до тех пор, пока спустя время за окном не послышался скрежет. Не поднимаясь с дивана, палочкой распахнула створки, отвязала письмо от лапки совы и спровадила ту, отлевитировав последнее печенье. Специальный выпуск Пророка занял свое место у стопки дров, чтобы быть следующим на очереди. Ее последний визит в Мунго не остался без внимания, ушлые журналисты нашлись и там. Истерика героини войны — можно ли найти еще хоть что-то, что было бы соблазнительнее обмусоливать в прессе? Разве что дальнейшую судьбу мальчика-который-выжил. Мальчика-который-может-быть-новым-темным-лордом. Мальчика-который-опасен. Общественность строила догадки относительно того, что же случилось. Все вспомнили пожар в Запретном лесу и окончание турнира, исход дуэли на втором курсе и «странное» отсутствие весь год перед финальной битвой. Мерзкие писаки, казалось, готовы были проникнуть в каждый закуток биографии национального героя в поисках зацепки, раскрывающей какую-нибудь обличающую правду. Посыпались интервью незнакомцев, будто бы знавших что-то, что скрывает Гарри Поттер. Никто из друзей, конечно, не верил, но чернила газет гремели до того громко, что в этом шуме легко можно было подумать, что еще чуть-чуть — и на пороге Мунго выстроится толпа с факелами. Поэтому, по словам Блишвика, около палаты теперь дежурили Авроры. Поэтому Гермионе рекомендовали двухнедельный отпуск. Нетрудно было понять, что ничего обязательнее этой рекомендации не было. Из спальни донесся шум. Гермиона проигнорировала его, боковым зрением замечая будто бы укоризненный взгляд кота и уткнулась в книгу. Шум повторился. — Не делай вид, что ты не рад, — пробормотала она и протянула руку, чтобы погладить рыжую шерсть, но Живоглот увернулся и грузно спрыгнул с дивана, демонстративно усевшись у запертой двери. Проводив его взглядом, Гермиона укрылась пледом с головой, и, свернувшись на краю, закрыла глаза. Сон не шел, все последние дни — сплошь лишь полудрема, лишающая ее спасительно забвения. Все пузырьки с зельем сна давно истратились, выходить за новыми и видеть кругом людей, живущих свою жизнь, не хотелось. Она побывала на Косой Аллее лишь один раз, в прошлый четверг, и тогда ей показалось, словно в каждом встречном лице не было ничего, кроме безразличия. Волшебники переговаривались, заходили в магазины и держали за руки детей, никто не думал о далекой Аргентине и даже о близком Мунго, в который через три месяца прибудет яд. Конечно, таких деталей никто не мог знать, но Гермионе казалось, что каким-то чудесным образом все обязаны были догадываться и что-то с этим делать. Но люди продолжали жить и новые статьи становились лишь очередными среди множества других. Никто не мог одинаково переживать по поводу каждой ужасной новости, и со временем люди переставали воспринимать то, что не касалось лично их. К тому же, совсем скоро Рождество. По ее подсчетам — завтра. Захотелось ударить себя по голове — она совсем никому не приготовила подарки. Перед глазами мелькнуло серебристое свечение. Усевшаяся перед диваном кошка дождалась, пока на нее обратят внимание, и зазвучала строгим голосом профессора Макгонагалл: «Мисс Грейнджер, к сожалению, директор еще не появлялся. Я сообщу вам, если ситуация изменится» Патронус замолчал и должен был уже исчезнуть, но спустя мгновение вновь заговорил, чуть более устало и намного мягче: «Гермиона, двери моего кабинета всегда открыты для вас, если вам понадобится помощь». Проводив растворившуюся серебристую дымку, Гермиона изогнула уголки губ в невеселой улыбке. Она и сама знала, что Дамблдор не появлялся — обнаружившуюся в мешочке карту Мародеров она проверяла каждый час, в то время как мантию-невидимку взяла лишь один раз. Теперь она удивлялась самой себе: как нашлось в ней в прошлый четверг достаточно любопытства, чтобы, накинув ее, отправиться в тот самый паб и подслушать, о чем Диггори разговаривал со «смотрителем»? Теперь это казалось невообразимым: у нее не было сил даже заварить кофе. А тогда, неделю назад, с какой-то холодной собранностью она проскользнула в скрытую за барной стойкой дверь, и безмолвным невидимым зрителем следила за престранным разговором: Диггори постоянно поправлял очки и оглядывался, скомкано пытаясь выяснить какую-то дату, а его собеседник постоянно плевал на пол — да кто же так делает вообще? Лица второго было не видно за черным капюшоном. Забрав звенящий мешок монет, тот договорился о следующей встрече. Через неделю. Сегодня. Стук повторился. Геомионе стало совестно, и, точно подражая флоббер-червю, она сползла с дивана, закуталась посильнее в плед, открыла дверь спальни, пропуская внезапно ставшего сердобольным Живоглота внутрь. — Ну что же ты, — пробормотала она, неся стеклянный куб с Араминтой на кухню. Змея, бунтовавшая целый день, выглядела неважно: едва не разбила нос в попытках выбраться наружу. Стоило наложить какое-то заклинание, делавшее стенки мягкими… Поставив питомицу Лорда на столешницу, Гермиона взглянула на нее, оперев подбородок о сложенные руки. — Я тебя выпущу, только успокойся. Та присмирела и почти кокетливо свернулась кольцами, покорно склонив голову, точно кошка. Вздохнув, Гермиона сняла запирающее заклинание и скользнула рукой в куб. Араминта обвила ее руку нежно и аккуратно, дождалась, пока куб останется далеко позади, и… с небывалой силой толкнула куб хвостом, в один резкий бросок вцепилась в шею. — Мерлин! — не ожидавшая такого, Гермиона шагнула назад, больно ударившись затылком об оказавшуюся сзади стену. — Что ты делаешь?! Получившая свободу Араминта скользнула на пол, и, блестящей лентой огибая осколки, ринулась к камину. — Мы не пойдем к Лорду! — отрезала Гермиона, ожидая, что скверное существо зашипит пуще прежнего, но ничего не изменилось. Змея ждала других вариантов. — Что тогда? Зря я тебя выпустила… Шею жгло. Отняв ладонь от места укуса и поморщившись, Гермиона наугад направила палочку, посылая заживляющее. С ювелирной точностью Араминта своими крошечными клыками поранила ее так, чтобы крови было побольше — алые полоски скатившихся капель оплетали ладонь и запястье, будто продолжение узора древка из виноградной лозы. Выглядело жутко, но отчего-то Гермиона никак не могла отвести взгляд. Звон часов оповестил о том, что уже пять, вырвав ее из мыслей. Сморгнув, Гермиона очистила себя заклинанием и собрала осколки, отправляя их в мусор. Направить на них репаро — и заклинание развеется в самый неподходящий момент. Тогда-то Араминта не ограничится одним лишь укусом. Пройдя в гостиную, Гермиона устало опустилась в кресло, взглянув на взбешенную змею, все еще вьющуюся у камина. — О чем я думала, забирая тебя домой… «О Гарри. Я думала только о Гарри». Рука скользнула к мешочку из ишачьей кожи. Погладив материю пальцами, она запустила ладонь внутрь, напрасно надеясь вдруг обнаружить, что артефакт вновь надежно закрыт, но этого не произошло — лишь Араминта завозилась как-то более восторженно. Незнание парселтанга никак не мешало в этот момент — Гермиона уже догадывалась, чего хотела змея. Морда той явно указывала на настенные часы. — В паб, да? И что там интересного?! — взвилась Гермиона, — Знаешь, в Сочельник мне больше нечем заняться, кроме как смотреть на этого плюющего… — и тут же запнулась, прикусив губу. — Это смотритель Азкабана… Уолден, — негромко пробормотала она, в ответ услышав нетерпеливое шипение. Пальцы наткнулись на мантию в недрах мешочка. Выудив ее, Гермиона расположила артефакт на коленях, задумчиво следя за тусклыми переливами света на старой ткани. О каком деле можно договориться во время праздников? Ради чего Диггори продавал дом? Что ему могло бы понадобиться от охранника тюрьмы? Руки коснулась прохладная чешуя — Араминта заползла на шею, примирительно ткнувшись в место бывшего укуса. Поджав губы и еще раз скользнув взглядом к часам, Гермиона накинула мантию и пропала в языках зеленого пламени.***
В пору было рассмеяться. Раскатисто и громко, остановившись прямо посреди этих знакомых коридоров, не обращая внимания ни на волнение змеи, ни на удаляющиеся фигуры двух мужчин. Оказавшись в пабе и проникнув в ту неприметную комнату, она застала лишь окончание диалога и не придумала ничего лучше, кроме как юркнуть в камин вместе с Диггори и Уолденом. Шутка ли — Азкабанский холод она узнала в первое же мгновение после перемещения. Затаив дыхание, она шла вперед, преодолевая путь, который выучила наизусть, задаваясь тем же вопросом, что и Макгонагалл когда-то: почему когда что-то происходит, они оказываются рядом? Скрипнула решетчатая дверь. — Все понял? — Д-да, я… — Один час, Диггори, — Уолден взмахнул палочкой и по коридору прокатилось мерцание спавшего купола. — Вернешься сюда и постучишь. Гермиона поспешила вперед, наугад переступая мерзкие плевки на полу. Она успела в последнюю секунду — дверь с надрывным стоном захлопнулась. Охранник, будто почувствовав движение, осмотрелся вокруг, но, никого не увидев, пошаркал в обратном направлении. Араминта высунула голову, взволнованно пробуя языком воздух. Впереди был последний коридор. — Сынок, уже скоро. Ты будешь отомщен… Мой мальчик, мой бедный мальчик… — леденящие душу причитания достигли ее ушей. Зажмурившись, Гермиона прислонилась спиной к стене, в ответ на что Араминта нервно завозилась. Звук шагов затих. Скрипнул вход в камеру. Собравшись с силами, Гермиона двинулась вперед, туда, где горел тусклый свет. В Диггори не осталось ничего от того веселого мужчины, с которым однажды они отправились на чемпионат. Его фигура, нервно мявшаяся впереди, движения подрагивающих рук и выглядывающие из-под шапки седые волосы выдавали глубоко несчастного человека, который так и не смирился со смертью сына. Гермиона перевела взгляд на Лорда, и его горделивый вид отозвался почти физической болью. Тот как-то слишком отчетливо повел головой, и на секунду ей показалось, будто он видел ее сквозь мантию. Сверкнул первый круциатус. Достигнув Лорда, он прошелся судорогой по его шее, заставив отклониться к стене. — Вижу, в Аврорате большие проблемы с кадрами, — насмешливо прошипел Он, поведя челюстью, чтобы вновь раздраженно дернуться от следующей вспышки. — Я-я… не из аврората! — Диггори нервничал, его голос звучал жалко и разбито. С дрожащего кончика палочки сорвалось очередное заклинание, не причинившее особого вреда. — Что ж, это… вселяет некоторую веру в защитников порядка, — продолжал ерничать Лорд, зачем-то выводя Диггори на бóльшую реакцию. Тот раз за разом сбивчиво шептал «круцио», но почти ничего не получалось. Амос нервничал все больше и больше, переступал с ноги на ногу и что-то бормотал. Одно заклинание даже поранило его самого, и он сдавленно вскрикнул. Не выдержав, Гермиона вскинула палочку, наложив на Диггори петрификус и скинула мантию. Ее появление, как и предполагалось, не стало для Лорда сюрпризом. Араминта сорвалась с шеи, в сущие мгновения подползала к нему и принялась шипеть. — Я… — хотела было сказать Гермиона, но Лорд не обращал внимания: смотря чуть вниз и едва наклонив голову к змее, он внимательно слушал непрекращающееся шипение, его взгляд был задумчивым, в глубине черных зрачков вспыхивали и гасли едва уловимые эмоции. — Ты принесла то зелье? — резко спросил он, когда Араминта замолкла. Получив кивок в ответ, продолжил: — Подогрей его и добавь унцию сушеных златоглазок. Прозрачная жидкость мутнела на глазах, словно кто-то щедро кинул горсть глины. Порошок комками опустился на дно, через несколько минут вместо прозрачной колбы она держала в руке емкость, подозрительно похожую на… — Получилось оборотное зелье? Но… Как? — пораженно спросила она. — Отличная вещь, о такой не пишут в учебниках — было бы слишком много желающих… — прокомментировал он вслух, разглядывая получившуюся субстанцию. — Достань вторую колбу и перелей треть. — Нет, я не понимаю… В-вы… Он встретил ее слова недовольным взглядом, а затем просто встал на ноги, но показалось, что это камера уменьшилась. Гермиона попятилась, а он шагнул вперед, нависая над ней всей внушительностью своего роста. — Вы сошли с ума, я не буду! Как… — Оставь свои истерики, — холодно и резко оборвал Лорд. — У тебя не будет шанса лучше. Я все равно выберусь отсюда, но время Поттера истекает. Сердце кольнуло при звуке имени друга. Разглядев в ее лице невесть что, Лорд шагнул еще ближе и понизил голос. — Дамблдор не остановится, ему ни к чему второй герой, точно так же он поступил с Гриндевальдом, — продолжал наседать он. — Он избавится от крестража, а другой не найдет. Она двигалась назад, пока лопатки не встретили холод камней. Затылок уперся в стену, язык будто приклеился к небу, ей оставалось лишь смотреть вверх, в черные глаза. Сознание кричало, что нужно зажмуриться, но она не находила в себе сил. — Смерть от яда василиска — это не Авада и не адский огонь. Будет казаться, что он спит, пока все его органы будут заживо растворяться. Он не сможет пошевелиться, но будет чувствовать каждый дюйм разрушающихся тканей, это может длиться часами и даже днями, — не скупясь на эпитеты, описывал он ужасные картины. — Сердце продолжит биться, пока вещество не проникнет в каждую клетку, когда внутри все будет разрушено, кожа оплавится, будто от кислоты. Высохнут глазные яблоки и рассыпятся кости, зубы превратятся в порошок и забьют глотку. Крестраж будет бороться, нейтрализуя яд и продляя агонию, а потом вернется ко мне. Ты права, я не создам новый, но у меня хватит времени и терпения, чтобы дождаться следующего удобного случая. Я все равно окажусь на свободе, а ты проведешь остаток своих дней, вспоминая, как тебе выдали изгнивший уродливый труп твоего обожаемого Поттера. Все будет зря. Ее подбородок дернулся от последних слов, будто кто-то сбросил заклятие оцепенения, она наконец нашла в себе силы сглотнуть скопившуюся горькую слюну. Колба жгла ладонь, позвоночник пронзали ржавые ледяные иглы ужаса. Она перевела взгляд на лежавшего в углу Диггори. — Я щедро отблагодарю тебя, Поттеру не придется умирать из-за крестража, — увещевал Лорд, не отходя ни на шаг. — Тебе же нужно, чтобы он жил, гордость и глупость не позволят ему убиться, пока я буду на свободе. Поттер — не Дамблдор, он не засядет в ожидании, он захочет опять спасти мир, он думает, что он избранный. В ушах звенела кровь, взгляд, не отрываясь, сосредоточился на беспомощно дергавшемся Диггори. Его рот кривился в беззвучных всхлипах, в глазах мельтешило безумие и отчаянье родителя, потерявшего единственного ребенка. — Я слышу мысли Поттера, я чувствую то, что чувствует он, — шепот Лорда окутывал ее, точно клубы пара. — Он ждет смерти, каждый день для него как наказание, он смотрит на тебя и не может стерпеть снедающей его вины. По ночам его мучают кошмары, он видит приходящих сюда авроров и чувствует отголоски круциатусов. Он наслаждается болью и злится, если просыпается… Зелье оттягивало руку, будто она держала не колбу с ладонь, а гигантскую чашу весов, доверху заполненную крошевом свинца. — Думаешь, вы выиграли? Думаешь, это — победа? Дамблдор лишь сделал все вашими руками, чтобы не марать свои, он всегда использует других для грязной работы. Он выпил зелье в пещере, его действие необратимо, оно возводит в абсолют все, чего когда-либо хотел человек, все его потаенные желания и пороки. Всю свою жизнь он хотел власти, но отсиживался в школе, теперь же его ничего не остановит, — продолжал и продолжал Лорд. — Никто в магическом мире не поддержит его безумие, Британия станет закрытой — она уже становится. Магия будет деградировать, пока совсем не забудется. Волшебники продолжают исчезать, гонения не прекращаются, скажи мне, твой рыжий друг умер за это? Все вокруг звенело и нарастало — вой ветра, всхлипы приходящего в себя Диггори, удары собственного сердца. — Ты пришла ко мне, потому что испробовала все другие способы, ты знала, что он никогда не поймет, и все же отважилась, его смерть пугает тебя больше, чем возможность переступить свои принципы. У тебя есть единственный шанс… Она закрыла глаза. Запястье повернулось, пуская искру нового заклинания. Рука скользнула в бисерную сумку, пальцы нащупали холод пустой склянки. Лорд с триумфом в глазах смотрел, как мутная жидкость ползла по стенке, заполняя новую колбу. Араминта нетерпеливо вилась у ног, едва не наступив на нее, Гермиона нетвердыми шагами приблизилась к Диггори, и, склонившись, отрезала клок волос. Она старалась не смотреть на его лицо — новое заклинание запечатало ужас в искривленных чертах. Седые волосы упали в густое зелье. Оборотное было готово. — Сними одежду, — напутствовал Лорд, и она принялась заклинанием избавлять пуговицы из петель и расшнуровывать ботинки. Казалось, она готовит труп к погребению — не слишком далеко от правды. Взмахом палочки Гермиона превратила оставшуюся ткань в тюремную робу, получилось лишь со второго раза — в первый одеяние вышло чистым и накрахмаленным. Закончив, дрожащими руками Гермиона подняла охапку с курткой, брюками и обувью, положив их ближе к Лорду, не пользуясь левитирующим, словно это как-то могло умалить ее вину. Тот плюнул в колбу, передал Гермионе и нетерпеливо наблюдал, как залитое в рот зелье меняет черты. Спустя мгновение перед ними лежала точная копия Лорда, он скользнул по ней взглядом со странной смесью эмоций. «Увидел себя впервые за полгода» — поняла Гермиона. — Сотри память. Оставь образы камеры и двух смотрителей, больше ничего не оставляй, — раздавал указания Лорд. Повинуясь движению древка, на дне блеклых глаз потухло прошлое, они стали пустыми, точно пластиковые шарики, что вставляют в кукол. Погрузив тело в сон, Гермиона подняла с пола палочку, принадлежавшую… когда-то принадлежавшую Диггори. — Он пришел отомстить вам. Было бы больше ран. — Ну, так чего ты ждешь? Используй невербальное. Она медлила, влажной ладонью сжимая бледную простую рукоятку. — Давай же, от него все равно уже ничего не осталось, — Лорд терял терпение. Чужая палочка не слушалась, не желая ранить хозяина, Гермиона взмахивала ей вновь и вновь. — Сосредоточься, мы теряем время! — шипел Лорд. Мотнув головой, в конце концов Гермиона создала иллюзию: на бледной коже появилось несколько гематом. Осмотрев результат и поморщившись, Лорд коротко кивнул. — Сломай ее. Жалобно скрипнув, чужая палочка испустила свою последнюю искру, два конца сиротливо повисли, связанные волосом единорога. Убрав обломки в сумку, Гермиона поднялась на ноги, пошатнувшись. Лорд выжидательно смотрел на нее. — Ну? Оплакивать будешь потом, переодевайся! — Почему я? — Если ты не заметила, я не могу колдовать, — прошипел он очевидную истину, указывая на браслеты. — Живее! Отойдя в сторону, она взглянула на него через плечо, но Лорд и не думал смотреть, занятый мантией. Расправив в руках тонкую материю, он задумчиво осмотрел дар Смерти, и, скривив губы в подобии улыбки, надел на себя, становясь невидимым по горло. Араминта поспешила вскарабкаться на хозяина и тоже растворилась под тканью артефакта. Наскоро раздевшись, Гермиона скользнула в поношенную одежду, пропахшую грязью и выпивкой. Зелье мерзко скатилось в желудок. Она наблюдала за тем, как пальцы опиравшейся о стену руки становились длиннее и толще, спадавший на лоб локон побелел и укоротился. Дышать стало тяжело: она была здорова, но изменившиеся органы показали, что Диггори, должно быть, мучали астма и одышка. Обернувшись, она никого не увидела. Лишь секундами позже сзади почувствовалось движение воздуха и скрип каменной крошки под ногами. Выдохнув, она толкнула ржавую решетку в последний раз.