Парадокс

Нетвердой походкой явно нетрезвое тело брело по лестнице на второй этаж корчмы. Скупая ведьмачья душа все же решила, что платить за две комнаты, когда дерут в этой глуши вдвое больше, чем в Новиграде — кормить задарма местную курву, заправляющую постоялым двором. Обдирают по поводу и без. Пользуются тем, что это единственная корчма на расстоянии нескольких переходов. Мужчина нещадно крыл на чем свет стоит ушлую хозяйку в частности и всех торгашей в целом. В основном суть претензии состояла в том, что все и каждый стремятся оставить его, простого охотника на бестий, без гроша в кармане. Ламберт отвлекся от страшных витиеватых проклятий, ибо увесистый кошель с новиградскими кронами зацепился за торчащий из перил гвоздь. Тяжелый сапог врезался в дверь и впечатал ее со страшным грохотом в стену. Сидящая на кушетке белокожая и светловолосая девушка даже не вздрогнула. Будто кто-то забыл в комнате фарфоровую куклу. Но холодный бархат светлых волос шевельнулся, выдавая принадлежность фигуры к одушевленным существам. — Что-то ты не на своем излюбленном месте. Неужели догадалась, что даже на набитой соломой тюфяке спать удобнее, чем на мече? Язвительность Ламберта, казалось, осталась без ответа. Девушка коротко вздохнула и, наконец, решилась сказать. — Я думала. Долго. Почему ты со мной возишься? — ее тон был холоден и непоколебим, как снег на вершинах драконьих гор. Вроде как обычно, но что-то все же было не так. Будто вдалеке нарастал рокот надвигающейся лавины. — Мне за это заплатили, причем довольно щедро, — ведьмак хлопнул по звенящему мешочку, — а что до чародеек, так у них на все свои причины. Слишком мудреные, чтоб в них разбираться. — Можно подумать, ты готов продаться прихотям тех двоих за каких-то пару тысяч крон. Я с ними говорила. Особенно с Трисс. Серебряные глаза скользнули взглядом по подпирающей косяк двери фигуре, уже скрестившей все, что мог скрестить гуманоид. — Не хочешь — не отвечай. Полагаю, ты и сам мучаешься этим вопросом. А другим ты, похоже, не задавался ни разу. Неужели ты не думал, что мое пробуждение, помимо всего прочего, может быть вызвано нестабильным эмоциональным состоянием? Моральным истощением? Молодой волк насмешкой прикрыл волнение, перебив собеседницу, прежде чем она озвучит еще что-нибудь из очевидного, но нежелательного. — И что теперь? Я должен тебе задницу целовать? Или кланяться вский раз, как ты изволишь нахмурить свою обесцвеченную рожу? Анна не ответила ничего. Только еще раз вздохнула, максимально растягивая выдох и сдерживая дрожь. Но это не укрылось от тонкого слуха мутанта. — Ну давай еще зареви. Баба — она баба и в латах! Пригодна только ноги раздвигать, мозг трахать да реветь! Даже ускоренная реакция и нечеловеческое зрение не позволили Ламберту уловить, когда собеседница успела вырасти прямо перед ним. В него впились пылающие золотом глаза. Белое тело била дрожь, воздух, вторя ей, волновался и обдавал скрещенные руки плотным жаром. — Ты… — бесцветным, нечеловеческим голосом прошипела девушка. Очевидно, она хотела сказать еще много чего, но осеклась, будто сдулась и моментально втянула пылающие невидимые щупальца глубоко внутрь. Откуда ему знать, каково это… Анна обняла себя руками, вздрогнула еще раз, будто от холода, глубоко вдохнула и расслабилась. Прошла, как ни в чем не бывало, в дальний угол комнаты, привычным движением вонзила меч в пол и устроилась поудобнее. Спать. Или в очередной раз притворяться. Ламберт за этим наблюдал, замерев с распахнутыми глазами и отклонившись назад, будто мечница все еще выжигает ему душу золотыми глазами. Только когда бледная фигура расположилась в углу и перестала подавать признаки жизни оцепенение спало с молодого волка. Уже не ощущая и следа алькогольного дурмана ведьмак перепорхнул к кушетке, единым, отточенным и плавным движением снял перевязь с мечами и улегся на жесткое подобие матраца, обняв верную сталь. Против воли тело приготовилось биться со смертельным врагом, приобретая нечеловеческую, хищную и отточенную грацию. Никаким усилием воли невозможно было заставить себя закрыть глаза и расслабиться. Мышцы готовы в любой момент активизироваться, сжаться в тугую пружину, закружить тело молодого волка в пируэте, заставить сталь рассечь плоть существа, что мирно сопит в углу. Но это невозможно. Если она только пожелает, от ведьмака мокрого места не останется, а он даже не успеет ее проклясть перед смертью. — Анна, — мужчина звал тихо, он знал, что девушка спать и не думала, — сколько у тебя осталось времени? — Не так уж много. Я теряю контроль. Меня колотит изнутри, сводит с ума хаос. Знаешь, каково это? Когда из твоего тела готова вырваться Сила, скапливаясь внутри огромным напряжением, кажется будто она сочится слабыми волнами наружу, будоража каждую клеточку, и готова вот-вот сорваться, вылиться из тела, принося эйфорию… Это… Ни на что не похоже… Настолько… Что хочется выть и кричать, но невозможно выдавить и звука. Ламберт слушал. Молча. Вперив ничего невидящий взгляд в потолок. — А эмоции… Они колотят сознание, заставляя сгусток энергии, заполнивший тело, бесноваться… Разрывать остатки самоконтроля… Из угла послышался всхлип, голос говорившей дрожал. Ламберт знал, что и она сама дрожит. Но что он может сделать? Что умеет? — Может тебя просто давно не трахали? — язвительно подметил мужчина. — Ты так подробно описала оргазм, что у меня одеяло поднялось на добрые несколько ладоней. В ответ ему раздался короткий смешок. Что ее позабавило в явно не для этого предназначенном высказывании — ведьмак не понял, а спросить не успел. Звук застрял в горле, когда слуха коснулся шорох ткани и шуршание легких шагов по пыльному полу. Мысль оторвать взгляд от потолка казалась кощунственной. Будто шаг в бездну. На грудь ведьмака легла ладонь, легко проскользила по застежкам куртки вниз, ледяным бархатом коснулась колючей от щетины щеки. Только сейчас молодой волк осознал, что не дышит, и судорожно втянул воздух внутрь. Над ухом раздался тихий смешок. Грустный, обреченный смех, далекий перезвон колокольчиков. Вмиг поплотневший воздух уже дрогнул, намереваясь переместить свой грозовой фронт обратно в угол, к холодной стали, подальше от живого существа. Похоже, пробуждение будоражит эмоции сильнее, чем думалось Анне изначально. Внезапно молчание и язвительность ее спутника приобрела несколько иной оттенок. Если подумать, раньше она просто не обращала на это внимания. Он не мог оставаться равнодушным. Не мог и показывал это как умел. Девушка тряхнула белокурой головкой, отгоняя наваждение. Страшно представить. Даже такое ничтожное замечание всколыхнуло ее нутро, заставляя сжаться в камень и в то же время приподнимая до ощущения невесомости. Чем дольше она в этом мире, тем большее безумие охватывает ее, обычно спокойную и рассудительную охотницу на монстров. Захотелось взвыть от бессилия и отчаяния. Бурлящая внутри энергия заставляла вскипать мозг. Меч покинул зарубку, оставленную им же в деревянном полу, хлопнула входная дверь. Анне необходимо проветриться. Ламберту необходимо переварить только что произошедшее. *** Утро тянуло до последнего, сотни раз переворачивая рой мыслей в голове Ламберта. Больше всего раздражала неопределенность. Что происходит? В какой момент все так круто изменилось? А может, он просто встретил ее в подходящий момент, когда впечатления от общения с Кейрой уже затерлись, а тоска по женскому теплу еще не угасла. Дубовые доски жалобно хрустнули, когда Ламберт выместил раздражение на ни в чем не повинной кушетке. Взгляд кислотно-желтых глаз все еще пытался расплавить потолок. — Нет уж, — проворчал мужчина, возражая собственным мыслям, — таких глупостей не творил, пожалуй, еще ни один из ныне живущих ведьмаков. Мужчина прикрыл глаза, стараясь справиться с раздражением и подкипающей яростью. А когда открыл, за окном уже было светло. Анны по-прежнему в комнате не наблюдалось. Впору бы забеспокоиться, где бродит беспризорный монстр. Но сил хватило только на то, чтоб сползти с кровати и вяло выругаться. Будто охотник на монстров не спал эти несколько часов, а с риггером сражался, стоя по пояс в выгребной яме. И все же спутницу необходимо найти и ведьмак это прекрасно понимал. На свое отражение в мутном оловянном подсвечнике мутант предпочел не глядеть. Он и так знал, что там ему покажется помятая рожа явно нездорового вида. Угрюмая и раздраженная настолько, что, пожалуй, олово не раскололось только потому, что металл в принципе расколоть не так-то просто. Дощатый пол в коридоре и на лестнице нещадно скрипел под ногами, вызывая новые приступы раздражения. Тени колыхались белыми нитями. Теми самыми, что Ламберт видел в пещере, растущими из спины сереброглазой ведьмы. Молодой волк не помнил, что ему снилось, но, очевидно, это было что-то отвратительное. Что-то об Анне. Спуск на первый этаж напоминал по ощущениям спуск в подземелья к стае фледеров. Казалось, сейчас вот сверкнет огромный белый меч, взовьются золотистые волосы и полетят головы. Ламберт вышел в зал, где мирно, точно так же как и вчера, располагались стол и стулья. Ни души. Даже хозяйка корчмы куда-то пропала. Слишком тихо. Только когда ведьмак дошел до середины помещения, до его слуха донесся тихий голос его спутницы, судорожные вздохи какой-то женщины. И будто нарочно выбирая момент, тишина взорвалась хохотом нескольких мужчин. За недобрыми смешками последовали едкие замечания и грубые шутки, отпускаемые в адрес некой «золотоволосой потаскухи» и такой-то матери. Ламберт ухмыльнулся и замедлил шаг. Его воображение рисовало картины, как кучка мужиков, приняв девушку за легкую добычу, нарвалась на самого опасного монстра в этих краях. Улыбка с лица ведьмака мигом сползла, а ноги сами метнули тело к двери, дверь описала дугу и грохнула о стену. Но рассмотреть Ламберт ничего не успел. Ему в глаза брызнула кровь. Чужая. Он слышал, как свистит широкое лезвие в воздухе, как оно врезается в плоть и пресекает зарождающийся вопль еще в глотке. Слышал, как с легким чавканьем отделяется голова от тела, а меч в этот момент уже поет совсем рядом с последним выжившим. Люди не успели даже толком испугаться, ведьмак лишь успел стереть кровь с глаз. Свет на короткое мгновение показался слишком ярким, выбелив картину бойни. Сереброглазая ведьма, лишенная цвета, раскрашенная алыми росчерками. Замершая, глядя на спутника, кажется, испуганная и растерянная. Золотые жилки постепенно растворяются в серебре радужек мечницы, и личико приобретает сначала задумчивое, затем радостное выражение. — Ламберт! Я их убила! Всех до единого! — она улыбнулась, кажется, впервые за все время их знакомства. Однако никто больше ее радости не разделял. Хозяйка таверны в ужасе задыхалась, бросая ошалевшие взгляды то на одного постояльца, то на другого. Вид у нее был такой, будто она и сама собирается присоединиться к троице незадачливых вояк. Молодой волк скептически осмотрел дело рук клеймор, хмыкнул, развернулся и вошел в зал. Воительница последовала за ним, все еще пребывая в растерянности и слегка одурманенная новым для себя ощущением. — Знаешь, я впервые убила людей. Ведьмак от такого заявления остановился, обернулся и поднял брови в немом вопросе. Это настолько не укладывалось в представление о жизни существа, способного себя защитить, в любом мире, где существует насилие, что впервые у самого острого на язык ведьмака не нашлось слов. — Там, откуда я родом, нам запрещено поднимать мечи на людей. Мы не имеем права их ранить, даже защищаясь. Под страхом смерти. Таковы условия существования нашей организации. Люди боятся нас. — Тогда вы — поистине лакомый кусочек для любого бандита. Вас можно безнаказанно ограбить, изнасиловать, — Ламберт усмехнулся, — хотя едва ли найдется псих, который решится на второе. Анна горько усмехнулась в ответ. — Денег с собой у нас практически не бывает, а тело… Сам видел. Так что жить можно, — девушка постаралась изобразить бодрую улыбку и придать голосу соответствующее выражение. А также не забыла себя мысленно похвалить. Она не ответила на подколку этого пройдохи. Именно так, как себе представляла. Не позволила себя задеть. Впрочем, оппонент нисколько не расстроился, только усмехнулся, принимая новые правила игры. И никто не заметил третьего постояльца, наблюдавшего все представление от начала до конца с лавки у окна. Кривая полуулыбка играла на его губах, а в глазах читалась лишь легкая заинтересованность и пустота.