Парадокс

— Ох, Лютик, и потрепали же мне нервы Йен с Трисс. Чертовы ведьмы, — Ламберт хохотнул, будто бы весело чокаясь полной чаркой с горлышком бутылки. — Две ведьмы нашли себе третью, сереброглазую, вот и забирали бы с потрохами! Ведьмак одним глотком осушил посудинку, крякнул, презрительно посмотрел на остатки закуски и сплюнул на пол. Только плешивый певун может жрать, когда главная цель вечера — надраться вдрызг. Последнего вечера, ведь как только завтра мутант продерет глаза, он покинет город еще на долгие месяцы, а может и годы. — Понимаешь, дорогой друг, — язык барда последнее, что начинало заплетаться у него под воздействием алкоголя, — они не могут… Ик… В Новиграде сейчас такое творится… Но это секрет. Лютик снова икнул, сглотнул, загоняя обратно попросившиеся наружу излишки алкоголя и обвел уже опустевшее кабаре мутным взглядом. Он ничего не скажет. Да, этот трепач хранит секрет. А значит, в городе творится что-то такое, о чем не осмелился рассказать даже такой прославленный болтун как он. Но тем не менее Ламберт был недостаточно трезв, чтоб удивляться, а до проблем людей, если они его не касались хотя бы материально, ему в принципе особо дела никогда не было. По крайней мере в этом старался себя уверить он сам. Ведьмак снова наполнил чарку и требовательно посмотрел на собутыльника. В глазах поэта мелькнул ужас, затем отвращение и обреченность, физиономия из бледной сделалась зеленоватой, но певец все же налил себе порцию спиртного. Выпили, поморщились, грохнули глиняной посудой по столу. — А чего тебе эта Анна-то далась? Уже почти неделю пьем, а ты все о ней да о чародейках, — сказано это было куда-то в пустоту, но все равно заставило Молодого Волка напрячься, — обычно ты недоволен заказчиками, погодой, тем что кучу наложил недостаточно большую, в конце концов, зубоскалишь и проявляешь высший пилотаж язвительности и матерщинного искусства, — Лютик в упор не замечал опасно сузившихся кошачьих глаз напротив, писаку понесло по скользкой тропинке. — Тебя не узнать, друг мой. Последняя капля. Сильные руки ведьмака рванули модный лиловый кафтанчик, берет с пером фазана слетел с курчавой головы деятеля культуры. Бард поднял руки примирительном жесте и попытался сменить тему. — Лучше расскажи, что такого от тебя хотела эта Йеннифер сегодня утром? Пришла, наорала, услала меня за яблочным соком, а когда я вернулся, тебя уже не было. — Она посылала меня за мандрагорой, и не абы куда, а на Чертов жальник. — Понимаю, — протянул собутыльник, разливая остатки настойки по чаркам. — Нет, засратый писака, ничерта ты не понимаешь, — вдруг вспыхнул Ламберт, уже замахнулся было, чтоб оставить на смазливой мордашке следы в цвет кафтана, но только яростно захрустел кулаком и с глухим рыком отпустил жертву. Не та это история, которую хотелось рассказывать кому-либо. Да что уж там. Не было желания даже вспоминать. Единственное хорошее, что она принесла — решимость. И приклепало к ней тоску, избавиться от которой даже почти получилось. Почти.

***

Чертова ведьма пришла с утра пораньше, озвучила поручение. Очередное. Нашла мальчика на побегушках. Но ладно еще съездить на пасеки Майерсдорфов и к Танцующей мельнице за травами или за владельцами тех или иных артефактов. Чего уж там, не далее как позавчера Ламберт прижал какого-то местного барыгу по требованию магичек. Должен был он им, вот и спросили с него довольно редким алхимическим ингредиентом. Конечно, ни разу ведьмак не отправился в путь без препирательств и возмущений. Ибо каждое новое поручение было все наглее предыдущего. То пошлют на рынок как какого-то мальчишку, то отправят к черту на рога за какой-нить мелочевкой: пучком травы или волоском обитающей именно в тех местах кикиморы. Могли бы просто у себя прядь выдрать, не отличили бы. Ну, а теперь Венгербергская стерва требует, чтоб Молодой волк рискнул собственной шкурой. За идею. Чертов жальник — не за кривые оградки так зовется. Там такой магический фон, что люди лишаются рассудка окончательно и бесповоротно спустя каких-то пару часов пребывания на «кладбище», а с первой же секунды, проведенной на проклятой земле, забредшие сюда существа ощущают тяжесть здешней атмосферы, складывается ощущения чьего-то недоброжелательного присутствия и имеют место быть все прочие широко известные эффекты, вызываемые подобными полями. Разумеется, не было там ни могил, ни оградок. Просто плоский остров, усеянный костями и кишащий трупоедами. Не белело бы на этом огрызке суши столько черепов, если бы не высочайшего качества мандрагора, растущая исключительно там. Один корешок средней пробы можно продать по цене породистого скакуна, а то и дороже. А корень этого растения, выкопанный на Чертовом жальнике, можно обменять на мешок золота, втрое превышающий вес ядовитой добычи. Да, именно ядовитой. Мандрагора такова, что убивает все живое вокруг себя. Рядом с бурым кустиком не растет больше ничего в радиусе четырех-пяти ладоней, а листья, если их повредить, выделяют сильнейший галлюциноген, который достаточно просто вдохнуть, чтоб метаться в тяжелейшем бреду еще несколько дней. Но несмотря на опасность добычи и сложность в приготовлении из него чего-либо, растение пользуется огромным спросом у чародеев, алхимиков, ворожеек и суеверной знати. Неудивительно, что так много народу испытывает судьбу в попытках озолотиться. Ламберт тяжело вздохнул и пришпорил коня. Несмотря на все яростные возражения убийцы чудовищ, предложения сходить магичкам в пешее эротическое, черноволосая оставалась непреклонна и, в конце концов, игнорируя его категоричный отказ, Йеннифер услала молодого волка куда ей было угодно. Остров, где расположилась цель короткого путешествия, находился к северу от города в паре часов езды, потому охотник на монстров толком не успел заметить, как добрался, полностью погрузившись в собственное негодование. Вообще сейчас так на чем-то сосредоточиться для мутанта было почти невозможно. Казалось, будто в мозгу бегает друг по другу полчище подпаленных слепых муравьев, бьющихся в агонии. В голове назойливо крутились образы. Туманные, отвергаемые и раздражающие, что никак не способствовало улучшению настроения и работоспособности. Ведьмак предпочел вернуться к более простой и понятной обиде и злости, с облегчением отодвигая подальше неприятные мысли. Пока можно ненавидеть чародеек — лучше ненавидеть их. Их, а не себя. Ламберт прошелся вдоль берега, надеясь найти какую-нибудь лодку. Поиски увенчались успехом, если таковым можно считать старую гнилую и немного подтекающую посудину, рассчитанную максимум на двоих пассажиров. Видимо, прибило течением суденышко очередных незадачливых искателей легкой наживы. За неимением лучших вариантов, решено было воспользоваться хотя бы этим подобием транспортного средства. Плыть, в общем-то, недалеко. Можно было бы пересечь небольшой пролив и без судна вовсе, но очень уж не хотелось натирать задницу в седле мокрыми кожаными штанами на обратном пути. Ламберт достал сундучок с различными ингредиентами и эликсирами, подготовил нужные, парочку принял сразу. Расправил специальную маску с угольными фильтрами и натянул длинные пропитанные каучуком перчатки. Теперь можно отправляться. Не успел ведьмак взмахнуть веслами и десятка раз, как его гнилушка уперлась в каменистое дно у берега острова. Прибыл. Под ногами уже земли Чертова жальника. Ламберт нехотя упаковал голову в защитную маску. Душное, ограничивающее обзор устройство, воняющее тем самым каучуком и неподдающимся опознанию набором трав и минералов. Но поделать с этим особо ничего нельзя. Чем быстрее ведьмак надергает этих плешивых корешков, тем скорее снимет с себя всю дрянь и вернется в «Хамелеон» для продолжения пьянки. На сапогах молодого волка еще не успели высохнуть капельки соленой воды, когда он почувствовал, как Хаос, заполонивший все пространство вокруг, медленно, но верно ввинчивается в мозг. Ведьмаки, к сожалению, не намного устойчивее к магическому воздействию, чем люди. Но практически иррациональная выносливость и ужасающий опыт могли создать подобное ощущение у простого обывателя. Ламберт постарался мысленно сосредоточиться на ожидающем его в Новиграде ящике Нильфгаардской лимонной водки, в простонародье — лимонки. Как ни странно, но при магическом воздействии на сознание эффективнее всего не сопротивляться напрямую и стараться не допускать в голову ни единой мысли, а наоборот, сосредоточиться на чем-то стороннем, приятном и не имеющем отношения к делу. За спиной послышался шорох гальки, тихий всплеск. Уже этого хватило, чтоб Ламберт выхватил серебряный меч из ножен и развернулся, попутно рассекая тварь, выросшую за спиной из прибрежных вод. И как раз вовремя, потому что в момент, когда истребитель бестий начал свой маневр, раздалось яростное шипение и распухшая, заросшая чешуей тушка утопца, бросилась на него с явным намерением разорвать шею острыми когтями. Но намерению этому не суждено было исполниться, ибо ведьмачье серебро и выучка взяли свое. Бледный сине-зеленый труп плюхнулся в воду, исторгая из рассечённой груди жидкую и бледную кровь, как у рыбы. Молодой волк уже собрался брезгливо сплюнуть, но вовремя вспомнил, что маска все еще на нем. Личное средство защиты раздражало все больше. Зеленая, пропитанная каучуком рожа разразилась приглушенными ругательствами. Сборщик мандрагоры двинулся в глубь острова в поисках растения. По пути встретилось несколько кустов замечательной баллисы, мимо которой пройти было грешно. Тем более что собственные запасы уже подходили к концу. И вот какой черт дернул Ламберта заниматься сбором трав на Чертовом жальнике? В этих самых кустах хрустнули задеревеневшие кости, с характерным звуком разинулась слюнявая пасть. Молодой волк едва успел отшатнуться от устремившегося прямо ему в шею языка с ядовитым шипом на конце. Пара капель зловонной слюны упала на маску, разрушая каучук, но сейчас не до этого. Ламберт нырнул в кувырок, уходя от просвистевших в воздухе длинных кривых ногтей кладбищенской бабы. Проворная тварь, не останавливаясь ни на секунду, готовилась атаковать снова. Монстр довольно старый, из спины торчат наросты, сопоставимые по длине с шипами альгулей, плоть уже больше напоминала серую липкую жижу или смешанный с салом воск, а все тело было изъедено многочисленными гнилыми язвами. — Ну и мерзкая же ты уродина, — язвительно крякнул ведьмак. Тварь взвыла, будто настоящая оскорбленная женщина, и бросилась на противника, намереваясь разорвать его когтями и искусать сочащимися ядом мелкими кривыми клыками. Ламберт ловко ушел с линии атаки в пируэте и рубанул мечом по шее летящей уже мимо бестии. Серебро жалобно звякнуло, оставив на костяном наросте внушительную зарубку. Ламберт крутанул мельницу клинком, нанося зеркальный удар в полусгнившую морду. Кости хруснули, пасть разинулась так, что казалось, будто у существа вывихнута челюсть, из глубин глотки исторгся нечеловеческий вой. Бурая кровь зашипела на испещренном рунами мече, но тварь пережила удар и уже собралась контратаковать, а Ламберт уже продолжил серию финтом, в который угодили лапы трупоеда. Хоть удар и был больше обманным маневром, крутящего момента хватило, чтоб лишить чудище правой кисти и отрубить пару пальцев левой. Монстр голосил, визг давил на уши, магический фон плавил мозг. Охотник на монстров зарычал, с бешеной скоростью нанес широкий рубящий удар снизу вверх, подавшись телом вперед, откинув тварь назад, закрутил меч и с разворота вгрызся серебром в шею монстра, почти полностью отделяя от тела облепленный гниющей плотью череп, но не остановился, продолжив движение, возвел меч к небу и, вкладывая в удар вес всего тела, опустил сияющий клинок. Обезглавленное тело расползлось на две половины, вываливая на голую землю зловонные кишки. Ламберт бросил меч и, тяжело дыша, опустился на колени, уже не обращая внимание на то, что плюхнулся в кровавую грязь. Вцепился в голову руками и завыл не хуже убитой кладбищенской бабы. Слишком быстро Чертов жальник сломал его оборону, выкинул в глубины собственного сознания. К тем образам и мыслям, от которых Ламберт старался отделаться последние пару недель, и которые в последнее время доводили до иступленной ярости. Такой, что хотелось волосы на голове драть и разорвать короткими ногтями кожу, только бы вырвать с корнем ворочающееся под ней чувство. Снова Анна. Ее страх и растерянность, обида, прикрытая холодом напускной неприступности. Он знал, каждый раз, когда подначивал ее, видел, как она вздрагивает от некоторых особо острых слов. И уже из принципа, чисто спортивного интереса хотелось вывести ее из себя, заставить орать, злиться, размахивать кулаками и ругаться на него. Прямо-таки зудело желание заставить ее реагировать хоть как-нибудь. Как бабы, вопящие ему вслед оскорбления или прожигающими спину взглядами. Как мужики, в лицо называющих его отродьем и поганым монстром, мутантом. Как бароны и местные князья, которые предпочитают порой расплачиваться стаей разъяренных псов, а не золотом, потому что видите ли их ничтожные прихоти и дурость были этим самым псам под хвост посланы. Надо отдать должное, не все кидались на ведьмака с вилами. Молодые девушки со страхом и любопытством разглядывали его измененное тело и охотно удалялись с ним на сеновал или в собственную опочивальню, отцы благодарили за отмщенных сыновей, матери — за возвращенных живыми, случалось и такое. Но мало кто был действительно равнодушен. Еще не встречалось Ламберту такого разумного существа, которого он не сумел бы вывести из себя. Кейра, бывало, говорила, что от соседства с ним сдохнет даже плесень. Спортивный интерес, так сказать, требовал активных действий по отношению к иномирской коллеге. Но, положа руку на сердце, это только пол беды. Никто никогда не смотрел на него так, как Анна. Она в нем нуждается, надеется на него. Сама прекрасно понимает, что без помощи ведьмака домой не вернется, застрянет в этом мире и станет монстром, подобных которому современная история еще не знала. Были те, кто видел в нем надежду и спасение, такая уж у истребителей бестий работа. Но для них всех Молодой волк по-прежнему оставался монстром: разумным, пришедшим помочь, но все равно чуждым существом. Сознание взорвалось болью, когда мутант вспомнил о том, куда привели его попытки помочь сереброглазой ведьме. Он должен, обязан очнуться. Иначе станет одним из множества скелетов на этом острове. В голове вспыхивали образы, которые ведьмак так старательно отгонял, вцепились накрепко, наконец дотянувшись до несчастной жертвы. Анна. С нитями, вытянувшимися из спины и устелившими пол небольшой пещерки; она же легкая, танцующая в крови болотников под Вроницами; наглая и, как выяснилось, способная на злонравные шутки, на нем, с распоротым и зашитым торсом. Такая она ему, следует признаться, хотя бы не противна. Так она похожа на нечто человечное. Не ему, ведьмаку, говорить о том, что некто напрочь лишен чувств и потому его выводит из себя, но он все же говорит. И все, что стало после… Анна, молчаливым призраком едущая подле него. Чувство, будто он пытается быть язвительным со статуей или покойницей. Снова она, в комнате тем проклятым вечером, когда черт его дернул остаться в городе. Обросла коркой льда, теперь непохожая уже и на труп. А в последнюю неделю мечница и вовсе перестала видеться со спутником. Даже если случалось пересечься в лабораториях, куда молодого волка за той или иной надобностью притаскивали чародейки, девушка не удостаивала визитера и взглядом. Сделалось тоскливо. Темно и холодно, будто замерзая, гостья «с того света» замораживала и его. Нужно с этим кончать. Решительно и как можно скорее. Это не нормально. Ламберт очнулся, будто вынырнул из омута. Голова гудела как колокол, тело раскинулось на земле, влажной от крови убитой бестии. Судя по тому, что жидкость не успела толком свернуться, пролежал он не больше минуты. Повезло, что не успели подтянуться прочие монстры на запах крови, пусть даже и сородича. Но сейчас последнее, что волновало убийцу чудовищ — парочка трупоедов, которые даже не явились им отобедать. Младший ученик школы Волка с досадой обнаружил, что мандрагора росла за камнем, мимо которого он прошел, заметив куст с кладбищенской ягодой. Ошибка скорее юнца, чем опытного наемника, но ошибка совершенная. Позорная, спровоцированная необъяснимой рассеянностью, как ругал себя «умудреный» охотник. Куст был бесцеремонно выдернут с корнем и упакован в тканевый мешок, так же как и маска с перчатками, пропитанный составом на основе каучука. Мутант, не теряя ни секунды, вернулся на берег, забрался в лодку и был таков. Дышалось определенно легче без треклятой бурой рожи, обтягивающей физиономию. Морская свежесть, сменившая духоту защитной экипировки, окончательно отрезвила ведьмака. В кошачьих глазах горела решимость. Он вернется, сдаст несчастный корешок, напьется на дорожку с Лютиком. Еще разок и ни в коем случае не потому, что момент совершения решительных действий хочется отсрочить хоть немного. Просто с другом неплохо бы попрощаться как следует. А после Молодой Волк обязательно снова уйдет на тракт, где ему самое место; будет честно, или как придется, выполнять свою работу.