Парадокс

С рассветом маленький походный лагерь, теперь уже на две персоны, зашевелился. Все утро ведьмак ловил на себе взгляды серебряных глаз и старался поменьше наступать на раненную ногу. Анна смотрела украдкой, стараясь скрыть беспокойство, но по ней было прекрасно видно, как изнутри ее что-то пилит. Такое чувство, будто все это время ее сознание скрывалось за плотиной, а теперь, когда водоем эмоций переполнен, дамба трещит по швам и того и гляди прорвется сметающим все шквалом. Путники оседлали коней и тронулись в путь. Странные гляделки не прекращались, плотина трещала по швам. Многочисленные чародейские амулеты и печати снижали риск пробуждения в случае такого «прорыва», но никак не могли спасти от банальной истерики. Ламберт пожил достаточно долго, чтоб знать, как это выглядит. Доподлинно знать. Как выли белугой матерые воины, когда их настигало понимание, какая смерть им грозит в лапах бестии, которая загнала их в ловушку. Да что далеко ходить, даже ведьмаки — те, что с ним учились — бывало, ломались. И тогда гибли. Но только вот одна штука. Анна — не ведьмак и уж тем более не человек. Ни один, даже самый стойкий из всех встреченных Молодым Волком людей, не был настолько хладнокровен перед лицом опасности. Он не раз уже думал. Эта девушка попала в совершенно незнакомый мир, полный разных тварей, норовящих ее сожрать; потеряла контроль над собственным телом и теперь в любой момент может превратиться в монстра или попросту взорваться, прихватив с собой на тот свет пару государств минимум. Каково вообще может быть разумному существу, осознающему такой расклад? А сереброглазая ведьма осознает. Лучше, чем кто бы то ни было. Ламберт про себя усмехнулся. Ко всему прочему, она попала в прямую зависимость не абы от кого, а от него. Конечно, есть варианты куда хуже. По крайней мере он не пытается использовать несчастную в своих корыстных целях, не домогается. Но нельзя не согласиться, что с очень высокой вероятностью можно встретить компанию много получше. А главным тезисом и результатом всех этих пространных размышлений является вот что. Любой нормальный человек уже давно метался бы в панике, рыдал и цеплялся бы в отчаянии даже за самую гнусную возможность выбраться из истории живым и невредимым. Благородный дурак вроде Геральта в точно таком же отчаянии уже бы давно подкипал, отталкивал бы от себя всех и пытался бы совершить невозможное в одиночку. Как ни крути, а такое состояние видно за версту. Но Анна — другое дело. — Затрахала своими серебряными зенками, скоро пизду во мне пробуравишь, — наконец не выдержал самый склочный ведьмак Каэр Морхена, — говори, что на языке вертится. Девушка лишь едва заметно нахмурилась, напряглась и поджала губы. — Молчишь? Тогда я вот что скажу. Какая бы ни была жопа, ты больше была похожа на кусок гранита, сидела на лошади как надгробие на могиле, а сейчас, когда тебе в руки дали готовое решение — ты выглядишь один-в-один как готовая сброситься с самой высокой башни княжонка! Серебряные глаза будто вновь заросли корочкой льда, но теперь уже сизого, грязного, грозного. — Это не решение. — Что? — переспросил мутант, не сразу сообразив, о чем говорит собеседница. — Это чем это не решение? Тем, что придется какую-нибудь «невинную душу» этому дьяволу отдать? А ты не думала, что если вдруг ты пробудишься или взорвешься — ты уничтожишь тысячи или миллионы этих затраханных «божьих агнцев»? — Дело не в этом. Просто чувство такое… — мечница на секунду задумалась, но тут же подняла глаза и взглянула открыто, ясно, — ему верить нельзя. Я знавала тех, кто говорит так же как он, кто берет плату только за выполненную работу, кто обещает и держит слово, но исполняет его иначе, не так, как ты того на самом деле ожидал. — О, пани, да ты сейчас описала большинство принципиальных и «честных» нанимателей. Абсолютно всех, кто связан с юридической катавасией, политиков, хотя как раз те склонны вовсе слова не держать, и прочих, прочих, — такую ехидную улыбочку, в какой расплылся Молодой Волк, еще поискать. — И уж поверь мне, девка, бывают и похуже. Много хуже. Например, такие, кто за собственную жизнь готов проклясть жизнь своего ребенка. За возможность пить еще максимум лет десять, отнять у собственного сына право жить как нормальный человек. Отдать маленького мальчика, чтоб его перекроили в машину для убийств. Нет, Анна, этот просто честно требует платы за свой товар. Ни больше, ни меньше. И платы, в нашем случае, не такой уж и большой. Всего-то и требуется, что выбрать, как говорил мой старый знакомый, «меньшее из зол». У Ламберта пробежали мурашки по спине, какие по нему не разгуливали даже в самую холодную ночь в Каэр-Морхене. На секунду показалось, будто мир насмешливо зааплодировал и произнес голосом Гюнтера О’Дима что-то вроде «браво». Будто эхо отразилось от самого бытия. Несуществующее эхо. Даже боль в ноге, неожиданно вспыхнувшая, как шкворчащий алый прут на коже, вдруг пропала, будто ноги нет вовсе. Но собеседница даже не поежилась. И медальон не шелохнулся. Видимо, все же показалось. Похоже, переволноваться может даже мутант вроде него. — Ты хотя бы знаешь, что твои родители живы, — глаза девушки полыхнули праведным гневом с легким отблеском золота, — ты не плакал, зажимая себе рот, пока в подпол, где тебя спрятали отец и мать, капала их кровь, а до ушей доносилось чавканье монстра, хруст разрываемых сухожилий, треск ломающихся костей. Их сожрали прямо у меня над головой. Я видела в щель между досками тварь, тела, чувствовала смрад смерти. Никто не пришел спасать. Тварь ушла сама. Только через несколько дней появился представитель организации. С серебряными глазами и светлыми волосами, похожая на нас, но человеком не являющаяся. Она вошла в город, обвела взглядом толпу, зарубила моего дядю и пошла прочь, — голос рассказчицы стал стальным, гласные противно скрипели. — Не успели люди запаниковать, как труп потерял всякие человеческие очертания. Я узнала убийцу моих родителей, а что было дальше — уже не помню. Знаю только, что меня отдали человеку, пришедшему за платой. Даже не продали, просто избавились как от хлама. И знаешь, что раздражало больше всего? — в голосе звонким гулом завибрировала обида. — Девчонки, которых продали нищие родители, таких там было предостаточно. Знаешь почему? Они вечно ныли и причитали, что их бросили и предали! Знаешь, сколько я бы отдала за то, чтобы хотя бы знать, что с моей семьей все в порядке? Их хотя бы во что-то оценили. Их братья и сестры какое-то время могли нормально есть. А моя жизнь не стоила ничего. — Жизнь старого алкаша, что бил мою мать и издевался надо мной, не стоила и ломаного гроша. И уж тем более не стоила моей жизни и всех мучений, что я перенес. Клеймор презрительно хмыкнула и отвернулась, давая понять, что смысла продолжать разговор не видит. Впрочем, на ведьмака как назло напала охота поговорить. Он явно видел, что она что-то от него припрятала. Охотнику до нервов ближних было не столько интересно, что же именно такого от него скрыли, сколько появилось свербящее желание разворошить осиное гнездо, добраться до самого его нутра. Даже при том, что меда там отродясь не было. — И все-таки странно. Все это время ты витала черти где. Складывалось ощущение, будто я разговариваю с куклой. А теперь что? Оживилась! И нет бы радоваться, что жопа, которой все накрылось, оказалась не такой уж безвылазной. Анна не ответила. Буркнула под нос что-то неразборчивое, но явно весьма оскорбительное и тронула пятками свою кобылку. — В любом случае, что ты теперь собираешься делать? — Уж точно не приносить в жертву того, кого это дело вообще не касается. Ведьмак усмехнулся. Конечно. Все такие благородные, пока не приходит пора выбирать между своей жизнью и жизнью абсолютно незнакомого человека. Да что там. Люди порой за деньги держатся, как за собственное сердце. Даже ту малость, что просит ведьмак за свои неоценимые услуги. Вечно просят скидку, рассрочку или пытаются спихнуть долг на другого. Никто не хочет отдавать ни гроша. Ламберт видел, как порой неохотно расставались с золотом весьма небедные люди, как лихорадочно блестели их глазки, как их мысли метались в поисках возможности обмануть честного исполнителя. И как ни странно, именно эти люди радушнее всего встречали мастера, охотно рассказывали, часто даже презрительно отзывались о мошенниках, стремящихся облапошить порядочных профессионалов. Молодой волк с таких всегда брал не втридорога, а раз в десять больше, чем полагалось бы. Потому что знал, что все остальные деньги отработает с лихвой, вытрясая из них каждую крону. Но это еще ничего… Скольких бестий он не стал убивать просто потому, что за них не давали награды. А зачем? Граф живет далеко, а от зачуханной деревеньки в три двора достойной платы не дождешься. По молодости истребитель бестий даже приходил к землевладельцам с предложением избавить от напасти подешевле, всего лишь за пару сотен крон, которые окупятся, возможно и не единожды, за сезон. Но нет, ведь неизвестно, не придет ли новая тварь на освободившуюся территорию, не случится ли неурожая или эпидемии. Даже такой смешной суммой часто рисковать не хотят ради чужих людей. Хотя там тоже есть и чистые, и невинные, и старики, и дети. Уж кому-кому, а наемнику известно о чести и милосердии этого мира, о любви к ближнему и о цене жизни незнакомца. Медальон дрогнул, прерывая поток мыслей. Ламберт тут же насторожился. Нигде поблизости не должно было быть ничего, создающего магический фон. Разве что бестия какая оказалась поблизости. Только серебряный волк на цепочке затих, будто и не улавливал ничего мгновение назад. Может, показалось. А разговор, как ни крути, не клеился. Все больше попытки достать попутчицу уводили самого задиру в недра размышлений. Кошачьи глаза на миг вцепились в светловолосую девушку, изучая. Анна успокоилась. Не заледенела, как раньше, но уже явно не собирается срываться, больше не мечется, хотя воздух вокруг нее по-прежнему напитан свинцом. Ламберт почесал затылок и попытался было донести до попутчицы свои соображения на этот счет. Заодно активно демонстрируя, что и каких размеров он клал на мораль, когда дело обретает такие масштабы. — Глупо отказываться от возможности спастись самим и уберечь мир от катастрофы просто потому, что придется кого-то ради этого убить. Пусть даже и «человечного». Знаешь, сколько таких мрут каждый день? По глупости или от рук других людей. Да, черт подери, некоторые забавы ради избивают, насилуют, зверски убивают! — Я знаю! — девушка зло сверкнула глазами. — Знаю. Я видела все это. Видела и похуже. Я не могла им помешать. Но ни за что не позволю себе им уподобляться. Анна отчеканила каждое слово, звонко, будто молот по раскаленному металлу. Ламберт зарычал, готовый уже крыть дурную бабу на чем свет стоит, но все же предпочел сдержаться. Слишком важный разговор. Дрогнул медальон, но на этот раз никто не заметил такой мелочи. — И что тогда ты намерена делать? — Как можно быстрее добраться до Госпожи Времени и Пространства. Йеннифер сказала… Ламберт взревел. — Йеннифер! Они тебе не сказали? Это лишь предположение! Даже сама Цири не уверена, что сумеет отыскать тот мир, из которого ты явилась. Эта ведьма и мне сказала только перед самым нашим отъездом. Чародейки не знают, предотвратит ли твоя смерть магический взрыв, но если ситуация вдруг окажется безвыходной — я зарублю тебя лично. Это ты понимаешь? Девушка молчала, глядя в по-кошачьи желтые глаза. С мрачным одобрением встречала гнев спутника. — Мне плевать, можешь подыхать хоть прямо сейчас, но сама-то ты разве не хочешь жить? — Ламберт окончательно вышел из себя и выхватил клинок. — Давай тогда сэкономим твое и мое время! Я убью тебя прямо здесь. Серебро засвистело в воздухе. Должно было засвистеть, но тонкую песнь металла заглушил рев виверны и пока далекие хлопки крыльев. Ламберт замер, остановив лезвие в паре ладоней от шеи мечницы. Зверюга летит в их направлении, но, видимо, пока их не заметила. Судя по тому, что шум, создаваемый поднятой в воздух гигантской тушей едва уловим даже для нечеловеческих ушей, а от рева лошади под седоками затанцевали — тварь просто огромна, а значит, довольно стара и хитра, раз дожила до такого возраста. Ни один ведьмак в здравом уме не полезет с такой сражаться в одиночку. Постарается заломить цену, чтоб от его услуг отказались, сошлется на множество заказов, в крайнем случае, объяснит как есть. Нет, чисто теоретически, такую можно завалить. Застав ее, например, сытой и спящей или загнав в неудобные для такой большой зверюги условия. Но это настолько рискованно и маловероятно, что большинство не решаются связываться. Убийца монстров глянул на коллегу, приложил палец ко рту, приказывая молчать и тихо заговорил сам. — Мы сейчас свернем в сторону Бриггса. Отклонимся от предложенного ведьмами маршрута, приблизимся к месту силы. Надеюсь, незначительно. Говори о малейших изменениях. У нас другого выхода сейчас нет. Нужно убираться с пути твари. Не факт, что я смог бы ее убить, даже если бы мне не пришлось защищать тебя. Так что давай пока рысью за мной. Но будь готова в любой момент спешиться и остановить лошадь, если я отпущу свою — немедленно отправляй свою следом. Все поняла? Но! Всадники мчались через лес, как два призрака. Хлопанье огромных кожистых крыльев приближалось, в какой-то момент показалось, преследовало. Ламберт и Анна спешились почти одновременно. Бредущие по лесу лошади без седоков издают гораздо меньше шума, а сами мутанты ступают так, что даже ветки под ногами не хрустят. Если повезет, бестия не услышит их и полетит дальше. Виверна снова разразилась оглушительным ревом, скакуны на этот раз встали на дыбы и пронзительно заржали, выражая весь свой животный ужас. И мир смолк. Время замерло. Серебряные глаза вмиг окрасились золотом и встретились с напряженным взглядом кислотно-желтых. Тварь остановилась. Зависла в воздухе или кружит на одном месте, на таком расстоянии определить не так просто. Только бы не полетела сюда. Ламберт на всякий случай снял со спины беспокойного ездового животного седельные сумки. Раздался хруст поваленных деревьев, топот множества копыт. Видимо стая оленей всецело привлекло внимание хищника к себе. Лошадь Анны рванулась и бешено заржала. Волосы у двоих путников зашевелились уже даже там, где быть их не должно. Тварь снова поднялась в воздух, с треском ломая деревья и разрывая воздух могучими перепончатыми крыльями и голосовыми связками. Ведьмак не жалея силы врезал по конскому крупу. Кобыла взвилась и припустила по лесу. Анна мгновенно повторила действия Молодого Волка и бесшумной тенью метнулась вслед за ним. В сторону от убегающих лошадей и несущейся в их направлении виверной.