Парадокс

Как выяснилось потом, Анна не только перевязала пострадавшему товарищу ногу, но и заботливо сняла сапоги и закатала штаны так, что они намертво вгрызлись в кожу над коленом. От чувства глубочайшей благодарности ведьмак скрежетал зубами. Материться сил попросту уже не было. Он с непередаваемой тоской во взгляде изрек короткое и емкое: «Пиздец…» и принялся рыться в сумках. Анна за всем этим наблюдала с привычной отстраненностью. Ровно до того момента, когда спутник поднял на нее полные «благодарности» глаза. Не умеешь — не лечи. Девушка это понимала и потому под взглядом кислотных глаз стушевалась и что-то буркнула про завтрак и охоту, перед тем как испариться в направлении предполагаемых угодий. Еще не отпустили эмоции, разбушевавшиеся во время боя, а тут явно готовится поток новых «лестных» эпитетов. Лучше убраться, пока снова не дошло до перепалки. И с чего вообще Трисс над ним хихикала. В ее устах отзыв о поэтичности отборного мата молодого ведьмака мог показаться похвалой. Похвалой, адресованной шуту. И как казалось Анне, совершенно незаслуженной. Ругается как портовый грузчик, и что с того? Серебряные глаза сверкнули едва заметной смешинкой. Йенна как-то прочла мысли временной подопечной, в чем призналась отсмеявшись. А потом покровительственно хлопнула по плечу и сказала, что общий язык мутанты уже нашли. Действительно общий. Только Ламберт — дилетант. Любитель. Ни воображения, ни подхода к ситуации. От неизбежного пополнения словарного запаса Молодого Волка спасал тот факт, что вслух ругаться мечница не любила. Да и в целом не привыкла разговаривать. С кем? С монстрами? Или с людьми, которые воняют почти животным страхом, стоит только им встретиться с сереброглазой ведьмой взглядом. Анна раздраженно сшибла мечом молодое деревце. Не думала, что когда-нибудь вернется это чувство. Думала, проходи через пару лет после заступления, так сказать, на пост. Скребущее одиночество. Сейчас, конечно, не такое, как тогда. Оказалось весьма неприятной новостью, что помимо невозможности толком общаться с людьми по причине панического страха последних, шанс приятно провести время в компании подруг-воительниц также был пренебрежимо мал. Хотя бы потому, что близкого общения опытные воительницы избегали. Почему — Анна поняла позже. На тот момент ей было обидно и тоскливо. А потом была убита Джилл. И тогда дошло. Слишком непредсказуема смерть. Вчера вы смеялись вместе, а сегодня ты уже должна зарубить товарку за нарушение запрета или потому что во время какой-то из миссий ей крышу сорвало. А люди и того хуже — даже если их не трогать, сами через пару десятков лет мрут. А еще скорее — их свои же травят как зверей. Потому что страх, который нельзя одолеть посредством уничтожения пугающего элемента, превращается в ненависть. А она уже выплескивается на любого, кто хоть немного для этого подходит. Не все люди такие, но достаточно наткнуться на эту мразь единожды — и больше не надо. Этот раз человек не переживет, а клеймор, будь проклят этот закон, даже на защиту друга встать не может. Анна уловила в дальних кустах тихий шорох и вынырнула из мыслей. Девушка прислушалась и сделала пару шагов в сторону зарослей. Листва тихонько зашуршала, когда маленькое тельце в ужасе прижалось к земле. Зверь все чует. Белая сталь сверкнула в воздухе и сделав пару оборотов пригвоздила кролика к ковру пожухлых листьев. Меч метать нецелесообразно в бою, но вот если цель далеко и быстро бегает — вот тут умение пригождается. Завтрак есть, но возвращаться желания не появилось. Стоит заметить, зверек довольно упитан и будто даже крупнее лесных собратьев. Повезло хоть в чем-то. Анна выдернула меч из тушки и обтерев о кустарник, вернула за спину. Кроликов будто специально создали, чтоб на них охотились. Вкусное мясо, мех, длинные уши, за которые удобно нести добычу. Мысленно хмыкнув, девушка побрела дальше. Неплохо бы прогуляться. И все же, что она такого сделала, что ведьмак разозлился? Не намазала лекарством ногу? Так знала бы хоть каким! Просто оказала первую помощь, чтоб он, ворочаясь во сне, не навредил себе еще больше. Тут девушку осенило. Она не видела, чтоб Ламберт снимал сапоги после того, как его ранили. Анна хихикнула. Уж что-что, а в обуви постоянно быть — то еще удовольствие. Особенно если болит нога. В душе зародилась бы обида на черную неблагодарность, но это чувство давно было вытравлено из ее души. Или стало настолько привычным, что уже даже не замечается. Как бы то ни было, а ведьмак не отличается от людей совершенно ничем. Разве что боится только ее. Наверняка боится да хладнокровнее многих будет, как бы ни выглядел на первый взгляд. И все же человек. С совершенно человеческим страхом перед более сильным существом, выливающимся в излишнюю агрессию. Человек с их серой моралью и вечным страхом в первую очередь за свою шкуру. Анна усмехнулась промелькнувшей мысли. Наедине с собой она могла себе позволить даже это. «Боится за свою шкуру, потому что она все же, видимо, чего-то стоит» А исполнители Организации не должны бояться смерти. Они несут смерть, видят ее и умирают сами, когда становятся нестабильными. Вообще ей уже давно следовало бы свести счеты с жизнью. Только отправить черную карту с запросом некому даже в родном мире. Никого сколько-нибудь близкого. В последние лет десять мечница даже имена новых «знакомых» запоминать не пытается. Нет смысла. И так тоскливо становится умирать… Раньше не было этого чувства. Точнее было, но далекое, бессильное. Вообще сколько лет прошло со смерти последнего близкого человека? Анна оступилась. Задумалась. Раньше такого не случалось. Или память мутанта просто не хранит подобное. Девушка тяжело прерывисто вздохнула. Хотя со стороны заметить это не смог бы даже кто-то с таким чувствительным ведьмачьим восприятием. Еще одна намертво вбитая опытом привычка. А в последнее время все труднее держаться безопасного нейтралитета. Будто проклятый мир вознамерился вывести ее из себя во что бы то ни стало. Не получилось просто грубо взять сумасшедшим давлением Силы, так возьмет, чтоб его за ногу, обходным путем? Назойливый ведьмак, действия которого не всегда поддаются логическому пониманию, «предложение века», ставящее в откровенно тупиковую ситуацию. И снова мысли возвращаются к Ламберту. Пройдоха. Так запросто обречь совершенно постороннего человека. Будто чужая жизнь ему принадлежит и он в праве ею распоряжаться. «Меньшее из зол». Замечательно! Анна бы предложила треклятому спутнику свое сердце отдать за спасение мира. Но разве ж оно есть? А если нет человечности у того, кто был подвержен мутациям в намного меньшей степени, чем она сама, то значит сереброглазая ведьма тем более такой ценностью располагать не может. Девушка крайне недовольно поджала губы. Каждое второе предложение звучащее в голове — о нем. Каждый второй образ возникающий в воображении — наглое ухмыляющееся лицо. Хищное, жесткое, обветренное. Крепко же он ее достал, раз так прочно засел в подкорках головного мозга. И все бы ничего. Но кто объяснит, что толкнуло мечницу броситься на защиту этого идиота? Более того, чем она думала, когда решила использовать силу? Не думала вообще. Ни секунды. И от этого становилось страшно. Девушка замерла, ошарашенная догадкой, пробежавшейся мурашками под почти белой шевелюрой. Страшно. С каких пор? С каких пор ее вообще так захлестывают эмоции? Другой мир? Чуждая атмосфера, полная неизвестность и складывающаяся почти безвыходная ситуация? Чушь. Это, конечно, неприятно. Но что, в конце концов, она делает? Неужели проблем в родном мире никогда не возникало? Неужели она там не была совершенно одна? Безусловно, сильной мечница никогда не была. Ни физически, ни морально. Тридцать третья из сорока семи. Добровольно отгородившаяся ото всех, тихо ненавидящая даже саму себя. Исполняющая свой долг в ожидании, когда убьют, наконец, ее. Когда она решила, что уже нет смысла жить? Когда над ее головой с аппетитом жрали ее семью? Когда ее сплавили при первой же возможности? Когда она почувствовала себя живой хотя бы отчасти и вынуждена была помогать убийцам единственной близкой подруги? Неужели мало? Неужели нужно забить все мысли назойливым мужланом и снова кого-то потерять? Или, может, забыть себя и изорвать его собственными руками, с удовольствием сожрать кишки? Говорят, когда-нибудь ты опомнишься. Интересно, будет ли тогда больно осознавать, что последнего, к кому привязалась, — своими же руками убила? И зачем он только остался! Зачем нарушил ее одиночество? Ноги сами вывели обратно к месту стоянки. Неужели так быстро шла, что не заметила, как сделала круг? Нахал, терроризирующий спутницу даже в свое отсутствие, спал у костра. Нога была туго обмотана бинтами и страшно воняла какими-то травами. Остается только надеяться, что регенерация у него не намного хуже, чем у клеймор, иначе придется продолжить путь без него. Денег хватит, чтоб нанять нового провожатого. Девушка приступила к свежеванию и разделыванию тушки кролика, стараясь при этом забыть обо всем на свете. Рядом с ним, теперь уже даже спящим, опасно думать хоть о чем-то. Слишком уж легко он приводит мысли в смятение.