***
Сквозь непроглядную тьму пробилось ощущение, будто кто-то пристально на него смотрит. Где-то очень далеко слух раздражал шум. Женский голос. Что-то говорил? Но осмыслить услышанное не представлялось возможным. Тьма снова сгустилась и вдруг растаяла. Яркие блики праздничного костра Беллетэйна играли на сочной зеленой траве. Да, Ламберт каким-то чудом очутился на большой поляне. Горели огромные костры, плясали и весело кричали люди, играла музыка. В правой руке нашлась фляга с родной самогонкой. Нееет, такой самогонки Молодой Волк еще не пробовал. Почти не дерет глотку спиртом, отдает медом и фруктами. И замечательно кружит голову. Слева зашевелилось что-то теплое и мягкое. Потерлось о бок и что-то промурлыкало, обращая на себя внимание. Молодой Волк резко обернулся. Отчего-то показалось, что у сердца затаилась тварь. Опасная, кровожадная, готовая в любой момент напасть и разорвать в клочья. Но нет. На левое плечо положила миниатюрную головку светловолосая девушка. Худая, бледная. Кметки такими не бывают. Может, дочка какого-нибудь богатого купца или барона? Девка-то отродясь, видимо, солнца не знала. По небритой роже расползлась похотливая ухмылка. Это Беллетэйн. Праздник весны. Ночь свободы и веселья. Ламберт похож на дурака — отказываться от такого лакомого кусочка? Конечно, в его вкусе девушки с аппетитными округлыми формами, расцветшие, а не совсем юные нераспустившиеся бутоны. Но что с того? За то такие с лихвой компенсируют незрелость невинностью, милым смущением, которое так приятно ломать. Как непосредственно они реагируют на его злобные подначки. Почему-то в их несформировавшихся умах это выглядит… А черт их знает, как. Черт знает, а Ламберту дела нет. Мелкие дурочки сами к нему льнут, смотрят как серны на грозного охотника. Он же такой мужественный, остроумный и даже намял физиономию парню, который что-то ляпнул в пьяном бреду. И теперь охотник снова заарканил зверька, даже сам того не желая. Но раз уж дело сделано — надо быть полным идиотом, чтоб не воспользоваться. Мужчина лениво поднял руку и погладил пригревшегося под боком ангелочка. Светлые волосы послушно опутали пальцы мягкой паутинкой. Ламберт хлебнул еще самогонки, предложил новоявленной подруге. Та приняла флягу из его рук и сделала небольшой глоток. Влажные бледные губы соблазнительно блеснули каплями алкоголя. В дикой пляске бликов множества костров ведьмак никак не мог разглядеть лица потенциальной партнерши. Хотя он в общем-то и не старался. Только где-то на задворках мелькнула мысль, что кого-то эта девушка ему напоминает. С привычной жесткой ухмылкой Молодой Волк развернул аккуратное личико к себе за подбородок. Светлые серые глаза распахнулись и со смесью волнения, испуга и предвкушения уставились на обветренные губы спутника. Вот сейчас. В этот праздник буйства, веселья и цветения окунется и она. Поцелуй. До неправильности аккуратный, нежный. С пьянящим вкусом меда и фруктов. Правильно. Терзать и впиваться зубами в мягкие податливые губки можно будет потом. А пока неплохо бы подарить девочке немного тепла. Не такой ведь он отвратительный человек? Способен же Ламберт хотя бы на это? Шум беснующихся людей был приглушен ватой так внезапно накатившей тоски. За прикрытыми веками не видно было отблесков огня в золотых глазах. Вкус меда сменился медным горьковатым прикусом крови. А крики веселья внезапно приобрели совсем иной оттенок. Как Ламберт раньше не заметил, что это никакие не костры Беллетэйна?! Дома. Село горит. Люди вовсе не беснуются в диком танце. Они мечутся в агонии. Мелодия, что до этого казалась легкой и приятной, внезапно приобрела пронзительное звучание. И не безумный музыкант продолжал играть, пока гибнет поселение. Это играл мир. Мир завывал, вторил воплям ужаса и боли. Протяжно, жестоко, будто ему это доставляло мрачное удовольствие. Будто все шло по бесчеловечному плану. Праздник жизни в один момент обратился вакханалией смерти. Охотник на чудищ впервые не знал, какого монстра ему следует уничтожить, чтоб прекратить этот кошмар. А потом его взгляд опустился на его безмолвную спутницу. Тонкие белые пальцы были выпачканы в горючей смоле, а в золотых глазах, как в зеркале, отражался мир. Пустой отблеск. Ни страха, ни сочувствия, ни даже упоения происходящим. Она моргнула, и веки Ламберта послушно отразили жест. А открываться снова они отказались. С трудом удалось приоткрыть правый глаз, превозмогая резка накатившую от такой бурной деятельности тошноту. Ночь. Когда он просыпался в прошлый раз, его ослепил яркий свет… Сколько он уже спит? Мысли упорно не хотели собираться в кучу. В конце концов Ламберт сдался, решив что просто спросит потом у Анны. Похоже, она его куда-то тащит, потому что смутные очертания леса в щели век двигаются. Что только усиливает тошноту. Пришлось снова погрузиться во тьму и не очень активные размышления. Надо отдать должное, тащит его Анна весьма аккуратно. Он не чувствует ни рывков при каждом шаге, ни отзывающихся мелкой встряской содержимого черепушки кочек. Точнее не так. Чувствует, но понимает, что могло бы быть гораздо хуже. Наконец, ему надоело размышлять. Слишком велика нагрузка на потрясенный мозг. — Анна… — Свой голос Ламберт не узнал. Хриплый, тихий, но отзывающийся болью в висках и левой щеке. — Выспался? — раздалось где-то над головой. Помягче, чем при первом пробуждении, отметил про себя ведьмак. — Куда? — на большее сил не хватило, но кажется спутница поняла. — В Бриггс. Извини, но там я тебя оставлю. В таком состоянии ты только мешаешь. Цирилла прислала ворона с посланием. Она обещала встретить меня на пути в Диллиген. Думаю, разузнать направление будет несложно, когда мы доберемся до города. В сознании молодого последователя школы волка шевельнулось сомнение. Не в духе этой беловолосой Ласточки водиться с вороньем. Но сил что-либо сказать уже не было. Да и думать сил тоже больше не было. — Привал… — устало протянул раненый. Анна усмехнулась. Ламберт не видел, просто знал. Она наверняка ухмыльнулась, подразумевая «кто бы говорил». И неважно, что в его памяти не хранится ни одной ее улыбки или хотя бы ухмылки. — Мне отдых не требуется, а ты и так лежишь уже сутки. И правда. Тело уже гудело от того, что несколько десятков часов провело без движения. — Привал, — упрямо повторил мужчина уже чуть окрепшим голосом. — Зачем? — нет, она точно сейчас просто обязана злорадно ухмыляться. — Ж… — мозг загудел, вторя звучанию буквы, и Ламберт моментально решил перефразировать, — зад отбила кочками. Анна резко остановилась и опустила волокуши, в роли которых выступала та самая пихта, которую Ламберт облюбовал прошлой ночью. — Холодно, — вздрогнув и поморщившись от накатившей боли, проворчал ведьмак. Он всегда был мерзляк, а в таком состоянии оказался как никогда уязвим. Почему он раньше не замечал? Едва ли попона, заботливо обернутая вокруг потрепанного тела, вдруг стала хуже греть. — Спасибо, — ни с того ни с сего выдохнул больной. Зачем? За что? Наверно, за все сразу. За то, что не бросила там же в лесу. За то, что укутала. Видимо, он перенапряг пострадавший мозг, ибо тьма снова окутала разум.***
Пробуждение оказалось плавным, в каком-то смысле даже уютным. Когда в последний раз Молодой Волк просыпался в теплой постели и не один? Наверно, только когда был с Кейрой. Как правило, ведьмак не может уснуть, когда под боком ворочается чужой человек. И уходит. Всегда. Но сейчас рядом явно расположилось чье-то тело. Теплое, расслабленное. Какое-то время Ламберт просто бессовестно наслаждался ощущениями, не особо задумываясь, как так получилось и кто лежит рядом. Сознание подбросило видения последнего сна, но Ламберт отогнал прочь образ светловолосой девочки с мягкими губами, пахнущими самогоном и фруктами. Попытка открыть глаза увенчалась вспышкой рези в висках. А ведь боль почти утихла, с сожалением думал ведьмак. Раз зрение пока отказывает в своих услугах, можно воспользоваться кое-чем другим. С большим трудом, но крупное мужское тело все же перевернулось на бок и вплотную прижалось к узкой спине. Человек, до сих пор мирно спавший, вздрогнул, но больше двигаться не стал. "Видимо, что-то снится", - решил для себя охотник на монстров и приступил к исполнению задуманного. Тяжелая рука легла на бедро исследуемого объекта. Жесткое. Мышцы, да и только. Парень? Ламберт невесело усмехнулся. Вот уж новость. Он с наслаждением обнимал всю ночь мальчишку. И тут в голове всплыла совершенно иррациональная мысль. Но скорее это будет оруженосец первого рыцаря княгини Туссента, чем Анна, верно? Рука сама собой поползла к плоскому животику. Тонкая талия. Для парня все же слишком тонкая. Если это его отмороженная спутница - то стоит отдать ей должное, хоть раньше под доспехами и не удавалось разглядеть подобных изгибов. А рука тем временем медленно, но верно продвигалась к предполагаемой ране. И вот осталось буквально пол сантиметра. Вот-вот выяснится, кто лежит рядом. И тут на мужском запястье стальным тросом сомкнулись тонкие пальцы. Абсолютно бесшумно тело поднялось, отпустило ведьмака и пропало из зоны восприятия доступных на данный момент чувств. Что это было? Никто так и не понял. А размышлять смысла все равно мало. Что он узнает из собственных слепых предположений? Ничего. Лучшее, что сейчас может сделать Ламберт, - это спать и восстанавливаться.***
На этот раз из забвения Ламберт был выдернут резко и бесцеремонно. Прямо под ухом, а по ощущениям и вовсе в голове, что-то тяжело грохнулось. Будто в ответ на это с другой стороны раздались легкие торопливые шаги. Анна куда-то бежит? Лязгнул металл. Что-то ухнуло на землю. Тяжелое и безвольное. Анна с едва слышным глухим звоном бронированных сапог обогнула ведьмака полукругом, и снова запела сталь. С кем она сражается? Что происходит? Ламберт соображал туго. Мысли, как ленивые старые ослы, упрямо не хотели сдвигаться с места, а внешний мир истошно звенел, скрежетал, топал и валился к чертовой матери. Нужно проснуться. Встать. Помочь. Молодой Волк попытался открыть глаза, но был тут же ослеплен ярким полуденным солнцем. Какие еще ведьмачьи мутации, если серое вещество едва ли в лучшем состоянии, чем отбивная в трактире. Чуть ли не с воем пристукнутый охотник на монстров снова попытался открыть глаза, сконцентрировав все свое внимание на том, чтоб сузить зрачки. Трудно собраться с мыслями, когда голова гудит, как колокола в Боклере на рассвете, а где-то рядом нестабильная попутчица отбивает атаку неизвестных налетчиков. С бес разберет которой попытки все же удалось узреть мир. Молодой волк зарычал как его пушистый тезка.