Ненужная пташка.

      В кабинет Директора вошёл офицер полиции. Один из самых видных представителей служителей правопорядка. И один из самых нечистых. Незу ещё прошлым вечером начал его подозревать. — Добрый день. — мягким голосом обратился к мужчине глава академии героев. — Благодарю вас за визит. Признаться, вас было трудно сюда вызвать, что не оправдывает высокая должность офицера полиции. Но не будем о грустном. Меня волнует дело с пропавшим Шотой Айзавой. Есть ли у вас успехи? Вы проследили историю его передвижения по сотовому? Есть предположения, где он?       На время в кабинете повисла пауза. От мышонка не скрылся злобный прищур полицейского, который тот быстро сменил на непроницаемую маску. — Извините, не успел поздороваться. Но раз мы сразу перешли к делу, то обойдёмся без лишних формальностей. — безучастным и одновременно твёрдым голосом начал свою речь «служака». — Из истории сетевого устройства Сотриголовы мы смогли определить его передвижение до Токийского аэропорта. Там история его передвижений заканчивается. Похоже, что он улетел в другую страну. В других странах мы не можем проследить историю его передвижений. — Спасибо. — дружелюбно ответил ему зверёк. — Это всё, что я хотел от вас узнать. Вы можете идти.       Полицейский бросил на него недоумённый взгляд, явно не ожидая, что его так быстро отпустят. Спрашивать об этом напрямую не стал, довольствуясь, что дальнейших расспросов не последует. Мужчина отдал честь и произнёс: — Всего доброго, Незу-сама.       «Иди-иди, крыса», — мысленно пожелал ему мышонок и перевёл взгляд на свой компьютер, где была загружена схема владений семейства Огав. — «Всё же многим людям свойственна порывистая глупость. Айзава оказался одним из таких глупцов».       Когда дверь за офицером закрылась, Директор достал из своего кармана смартфон, набирая нужный ему номер. — Наомаса Тсукаучи у связи. Слушаю Вас, Незу-сан. — раздался в трубке голос знакомого полицейского. — Привет, Тсукаучи-кун. У меня плохие известия — Огавы купили ваших людей. Будь бдителен. — сообщил зверёк. — Понял. — отозвался мужчина. — На операцию возьму только самых надёжных. — Что насчёт Всемогущего? Когда он прилетит обратно? — Завтра. — со вздохом ответил Тсукаучи. — Завтра… — напряжённо протянул Незу. — Плохо дело. Без него мы не можем врываться на территорию этой семьи. — К сожалению, это так. Судя по данным, они подкупают очень опасных людей. — растерянно вставил собеседник. — Нужен надежный герой. Старателя мы не можем подключить к операции. Его отправили разбираться с иностранными злодеями в Хоккайдо. Вся надежда на Тошинори. И на самого Айзаву. — На Айзаву и Фую Огаву. — поправил его мышонок. — В это дело вмешано насилие над несовершеннолетней девчонкой. И список преступлений на этом не заканчивается. Официально Огавы скрыли следы своих злодеяний, но я уже работаю над тем, чтобы собрать как можно больше сведений обо всех инцидентах, связанных с этой семьёй. — Незу открыл страницу с трупом повара, у которого была раскрыта черепушка головы. Он был работником в особняке Огав. «Найден труп Х. С. У мужчины вскрыт череп. Часть его мозгов была найдена в его пищевом тракте. Следствие установило, что мужчину убили злодеи южного района Токио…». — Не похоже на злодеев с южного региона. Слишком бесчеловечно… — тихо прокомментировал Незу, тыкая лапкой на другую вкладку. — Позвоню позже, Тсукаучи-кун. Надо продумать все детали.

***

      Огненный язычок игриво трепыхался около самого лица Шоты. За ним блестело безумие двух темно-синих зрачков. Герой уничтожал его в прицел, испепелял всё его существо одним взглядом. Из груди вырвался полный ненависти рык, утонув в толще ткани, глушащей любые звуки, которые он издавал. — Что такое? Псина не может меня укусить? — глава дома приблизил зажигалку прямо к глазу Айзавы, рискуя нанести герою неизгладимое увечье. Айзава даже не моргнул, продолжая давить мужчину кипящей яростью. — Псина не боится? — зажигалка улетела в противоположную сторону. Шею героя сцепили в сильные тиски. — Был бы я рад раскрасить твою омерзительную морду, но тебе сказочно повезло, приятель. Да-да! Чокнутый Чисаки изволит просить твою душу вместо миллионов на своём банковском счету! Твою драгоценную рожу нельзя уродовать! Но мы не можем ему так просто тебя отдать, не наигравшись. Сечёшь? Пора получать по заслугам.       Шота ощутил, как снизу пронзает обжигающей болью. Нос даже через ткань начал улавливать запах жареной плоти. Сердце стало набирать страшные ритмы, отдавая биением по ушам. Его ступни пожирало пламя, выжигая защитную оболочку до бурлящего шипения крови и плоти. Ноги автоматически дергались во все стороны, лишь бы высвободиться из раскалённых прутьев. Боль стала настолько невыносимой, что Айзава не мог больше думать ни о чём, кроме этой всепоглощающей муки. Он задыхался в собственных криках и воях.       Где-то, сквозь эту зверскую пытку, он услышал щемящие душу крики девчонки. Осознание яркой вспышкой настигло его измученную голову. Она тоже всё это чувствует! Её ноги тоже горят в живом пламени!       Шота тут же стал яростно извиваться в плене цепей. Рваться, бороться, орать сквозь удушающий хлопок и рыдать. Потому что это отчаянная ситуация. Он немощен, слаб и доставляет несчастной девчонке ещё больше боли. После его появления её адская жизнь стала ещё страшнее.       «Спасите!!! Кто-нибудь, придите же сюда!!!»       Шота никогда не верил в Бога или нечто подобное, но в данной ситуации ему оставалось лишь надеятся на чудо.       Шота не знал, сколько длилась эта пытка. Он начинал сходить с ума от болевого шока. Он не понимал, поджигают ли сейчас его ноги или это уже ожоги так мучительно болят? Он тяжело дышал. Ткань на лице пропиталась слезами, слюнями, потом и кровью. Кислорода стало ещё меньше. Он не понимал, что происходит. Он не слышал голоса Фую.       Где? Где Фую?       Слипшимися от слез глазами герой стал искать свою родную девочку. Возле него уже не было кровожадных дьяволов. Внизу не видно света. Ноги больше не жарят.       Что происходит? Почему его оставили?       Наконец, он заметил силуэты двух иродов и лежащее у их ног бессонное тельце. — Маленькая… Моя Птичка… — мужчина снова почувствовал, как по его щекам стали течь слезы. Боль от ожогов затмилась бездонной дырой в душе. И этой дырой был он.       «Не спас, не смог, слабак…» — Уберите руки! Уберите от неё руки! Отойдите от неё! Уроды, бездушные звери! — Шота кричал во всю мочь. Срывал голос. Заклинал их. Пытался хоть как-то отвлечь их на себя. Лишь бы не трогали Фую.       «Не спас… Я ничего не могу…» — Она умрет! Перестаньте! Не трогайте! — от собственного ора уже взрывалась голова. Челюсть сводило.       «Почему Бог нам не помогает?»       Шота видел, как полуживую девчонку тащат в его сторону за волосы. Она не сопротивляется. Всё равно не сможет встать. — Это что за выходка такая?! Кто тебе разрешал в обмороки падать, тварь неблагодарная?! — Огава бросил дочь к ногам Шоты. — Это ты научил её сознание терять на ровном месте?! — Хайло закрой, нелюдь… Таких как ты надо в намордниках казнить… — с тяжелой отдышкой выдохнул герой и перевёл взгляд на Фую. Девчонка в прострации взирала на окровавленные ноги подвешенного учителя. — Маленькая… Не смотри… Беги! Ты можешь бежать! Это только ощущения! Пожалуйста…       Фую даже не шевельнулась. Она в оцепенении глядела на то, что стало с ногами сенсея. На красные куски мяса, кое-где покрывшиеся большими водянистыми волдырями. Она чувствовала в своих ногах бесконечную боль. Она ничего не могла для него сделать. Только смотреть на эту жуткую картину и тихо лить слёзы. — Шота…       Их глаза снова пересеклись. Фую читала мужчину как книгу. Он боялся. За себя и за неё. Этот страх поглотил почти всё его сознание. Но и надежда в нём пока не угасала. Едва уловимая надежда на чудо. — Как трогательно. — прокомментировала мать девочки. — Может, попробуешь его засосать как во время нашего отсутствия, мелкая шлюшка?       Фую смотрела на мокрую ткань, которая мешала Шоте нормально дышать. Она тоже с трудом вдыхала в себя кислород. Собственное бессилие начинало её раздражать. Её руки не связаны, и она спокойно может встать на «сгоревшие» ноги, ведь сгорели они только по её ощущениям. Надо снять с любимого тряпку. Обнять, поцеловать, хотя бы на немного избавить его от адской боли. Когда они вместе, то вся боль проходит. — Прочь!       Девочка активировала свою причуду и ударила расплавленной рукой в лицо матери. Та с пронзительным визгом схватилась за кровоточащую рану на виске. В связи с недавними происшествиями они забыли лишить девчонку причуды.       Фую резко вскочила на ноги. В глазах помутнело. Она на ощупь нашла ткань на лице мужчины, оттянула её за узелок и прожгла. Тряпка слетела вниз, обнажая губы мужчины, к которым она прильнула как к спасательному глотку кислорода. Руками обвила его торс. Вдыхала сквозь поцелуй молочный запах. Кто бы подумал, что этот мужчина будет пахнуть так по-домашнему? Он почти не отвечал на поцелуй, в ужасе глядя куда-то за спину девчонки. Ей было уже не важно, что ей грозило в скором будущем. Главное, что боль в их ногах и правда стихла. Короткое воссоединение помогло. — Люблю тебя.       В её плечо вкололи наркотик. Причуда исчезла. Девчонку грубо оторвали от Айзавы, со всей дури отбрасывая в стену. Она больно ударилась спиной о твёрдую поверхность. — Унесём этого ублюдка в сауну! Я не хочу слышать его оры!       Сначала в него влили какой-то препарат. Шота чувствовал, как его мышцы парализовало. Он чувствовал, но не мог пошевелить своим телом. Его тащили в блядскую сауну с прозрачной дверью. Он мог только глядеть, как эта жаровня становится всё ближе и ближе. Свалили туда грубо, на живот, лицом к прозрачной двери, чтобы видел, что происходит за этой сауной. Шота рычал. Он мог издавать звуки. Поэтому его сюда припёрли? Чтобы было не слышно? Или чтобы совсем отключился от боли? Мужчина краем уха услышал, как в помещении включается плита. Заметил горящую цифру: сто двадцать градусов по Цельсию. Дьяволы.       Шоте начало не хватать воздуха. К обожженным ногам вернулась адская боль. Вместо первой помощи они получили новую порцию жара. Эти люди страшнее всех злодеев, которых он когда-либо встречал.       Шота наблюдал, как отец схватил свою дочь за волосы, повалив перед собой. Скалил свой поганый рот. Глядел на дочь, подобно безумному животному. — Нет!       Этот крик эхом отразился в маленьком пространстве сауны, глуша брюнета ответным шумом. Помещение будто смеялось над ним, дураком. «Ори сколько угодно. Тебя тут никто не услышит».       Фую ударила отца в лицо. Её ногти рассекли бровь мужчины. Ей досталось прямо в голову. На секунду головная боль стала просто катастрофической. Шота задохнулся в диком крике. Однако адская головная боль быстро прошла. Голова и те места, которые так пронзительно болели у девчонки, перестали его беспокоить. Айзава видел через стекло, как глаза Фую безжизненно темнеют. Из её носа бежала тонкая дорожка крови. Айзава видел, как безумное животное трахает её надруганное тело. И Шота не чувствовал Фую. Совсем не чувствовал.       Он её не спас. Никто её не спас. Шота лишился всего. Ему пусто. Ему хочется сдохнуть. Это невыносимый кошмар. Рассудок начинает плыть. Свистопляска боли, шока, пыток и безумия сделали своё дело. Мужчина терял то ли собственную жизнь, то ли сознание. Ему было без разницы. Всё бессмысленно.       Бога не существует.