Ненужная пташка.

      Шота бросал свою внешнюю оболочку в грязь. За каких-то пару месяцев он успел себя так морально замарать, как никогда ранее. Сам того не ведая, мужчина шёл в бары, напивался и снимал каштановолосых женщин, не обращал внимание на звонки, сворачивал с дороги домой. Бездумно катился на дно. Жизнь продолжалась, судьба текла своим чередом, а Шота этого совсем не замечал. Жизнь остановилась. Не хотелось думать об этой смердящей бессмыслице, где он не способен спасти даже самое ценное.       Шота стоял напротив зеркала, сбривая с подбородка немного отросшую щетину. Дешевая бритва, всецело оправдывая своё качество, оставляет на его щеке небольшой порез. Мужчина этого не замечает и продолжает орудовать пластмассой.       Надо было сделать это раньше. Птичка, как и многие другие женщины, хотела бы видеть рядом с собой ухоженного, опрятного мужчину, а не это бомжеподобное ничтожество. Шота даже волосы отстриг месяц тому назад, чтобы не было и намёка на какую-либо растрёпанность. Волосы уже начали заново отрастать. Надо будет подравнять. Хотя выглядит это не очень. Ему нельзя самостоятельно стричь волосы. Она бы не оценила такую халтурную работу.       Шота положил бритву на зеркальную дощечку над раковиной и вытер рукавом проступившую кровь с щеки. У него не укладывался в голове тот образ, который он видел напротив себя. Кто это? Эта странная личность постоянно кричит внутри него: «Смотри! Я стал лучше! Я всё ради тебя сделаю! Стану твоей опорой и гордостью! Только прости!». И так второй месяц. Эта личность решает, как ему выглядеть, снимает в публичных местах шатенок и отчаянно за ними ухаживает по ночам. Кажется, сам Шота собой фигурирует только когда заказывает спиртное. Ему просто не хочется соображать. Вообще. Всё, что с ним происходит, напоминает какое-то кино, в котором он в роли зрителя.       Айзава вышел из ванны, неспешно проходя к незаправленный кровати. Откуда у него ещё есть деньги на гостиницы? Шота не особо задумывался. Вроде бы, какие-то переводы от самого Незу и ежемесячный оклад его основной профессии. Шота продолжал спасать. Чисто на автомате. Это его геройская привычка. Но на фоне былых подвигов это были мелочи, потому и сумма заработка значительно сократилась. Зато от Незу приходили круглые суммы. Зачем он его спонсирует? Чтобы выжил? Или чтобы скорее сдох? Не дурак, прекрасно знает, на какую дрянь в основном уйдут эти суммы.       В клубе герой решил не брать крепкие градусы. В этот раз он захотел находиться реальностью и действовать по той же схеме, что и раньше.       Тонкие наманикюренные пальчики прочертили узор на его рубашке. Шота бесстрастно разглядывал ночную нимфу, которую чаще всего выбирал для постельных утех. От его Птички там одни волосы, действительно схожие по цвету. Дамочка глядела на него голодным, бесстыдным взглядом. Он с ней точно трахался. Шота, честно, не помнил, что он с ней делал во время ночей. Знал, что основной акцент он делал на ласках. Обнимал, пригревал, зарывался в её волосах, шептал утешения. Всё то, что он бы хотел дать Мизэки*. Всё, что он хотел дать Мизэки, получала вот эта проститутка с бесконечно тупыми, карими глазами. Он дарил ласку этой пышной блуднице, совершенно не схожей по форме с миниатюрной хрустальностью его соулмейта. По ночам его руки запутывались в волосах этой женщины, которые потом оставались на его пальцах. Эти волосы были повсюду. На нём, на его одежде, на его руках. Его пометила грязь, в которой он купался второй месяц.       Шоте стало тошно. Без алкогольного дурмана всё стало безобразно до абсурдности. До дичавшей омерзительности. Куда он скатился? — Ты идёшь? — напевно спросила девушка, обхватывая его за локоть. Потянула его в сторону двери, подсвеченной ядовито-розовой подсветкой.       У Шоты в голове почему-то теперь завертелся один-единственный вопрос, который был совершенно ни к месту, но не задать он его он не мог. Вопрос адресованный самому себе: — Как думаешь, она меня простит?       Проститутка, хитро улыбнувшись, приблизилась к нему ближе, потираясь бёдрами о ширинку его брюк. Герою захотелось ударить её по лицу, но он терпел. Знал, что она ответит. Видимо, научилась за всё это время отвечать на его странные вопросы. — Если бы ты действительно ценил её любовь, то был бы сейчас здесь, со мной?       Шоте стало ещё хуже. Нужен воздух. Нужно валить отсюда.

***

      Шота уже несколько часов сидел возле больницы, полностью абстрагировавшись от мира. Он ничего не видел, не слышал и не чувствовал.       Шота совсем не понимал, куда судьба его вела. Зачем он снова пришёл к этому безнадёжному зданию? Прекрасно знал, что его сюда не впустят. Ему хотелось спросить её, как ему теперь жить. Что он должен делать, чтобы ей было хотя бы спокойнее. Но Мизэки не ответит. Дай Бог, чтобы когда-то очнулась. Или просто жила. Шота надеялся, что ей снятся сны. Говорят, в коме снов не бывает, но это не важно. Пусть она живёт и видит хорошие сны. А он, Шота Айзава, продолжит активно катится в тартарары, так никогда и не узнав у неё ответы на свои вопросы. Бога нет. Его никто не спасёт. Эту истину он понял ещё семь месяцев назад.       Дерьмо… Оказалось, что быть в трезвом состоянии ничем не лучше, чем пьяным. Скорее даже хуже.       Двадцать шесть лет Шота привык не доверять людям свои чувства. Стоило их доверить девчонке, с которой его обвенчала судьба, как всё в его жизни перевернулось с ног на голову. У Айзавы никогда не случалось такого крышесноса. Его это злило, но и противится этому он не мог. Потому что это самая большая его потеря. Он будто лишился части своей жизни. И он не мог нормально существовать без второй части себя. Не мог продолжить жить с пустотой внутри.       Брюнет почувствовал под собой какое-то движение. На лавку кто-то сел. Мужчина повернул голову в сторону того смельчака, который решил приземлиться к нему по соседству. Главное отличие этого незнакомца от других проходимцев — алые крылья. Шота сразу же узнал в нём того, кто спас его из лап якудзы. Эти крылья невозможно с чем-то спутать. Ястреб, вроде бы. Шота не знал, как зовут этого парня, и его это даже не колышило. Чувствовал ли он благодарность за то, что ему спасли жизнь? Скорее да. Шота даже не знал почему «да», ведь его жизнь сейчас совершенно не похожа на жизнь, и чему тут радоваться — непонятно.       У Ястреба перемотана голова. Где-то повредил. Похоже, он из этой больницы сбежал после обследования. В руках юнца зажата банка пива. Пиво, вообще-то, нельзя пить при сотрясении головы. Бунтарь, мать его.       Ястреб с исследовательским интересом разглядывал лицо Шоты, одновременно надавливая на открывашку пивной банки. Ослышался характерный хлопок и шипение пенки. Крылатый отпил из бутылки слабоалкогольную жидкость и снова повернул к Айзаве свою перебинтованную голову, слегка прищурив птичьи глаза.       «Черт. Похоже, он запомнил мою неприметную внешность», — вопреки этим мыслям, Шота продолжал надеяться, что у юного героя память такая же короткая, как у птицы. — Я вас еле узнал! Вы же тот самый Стиратель-сан, верно?! — с энтузиазмом спросил пареньок, ставя бутылку пива на угол лавки. — Меняете внешность? Понимаю-понимаю… — деловито закивал Ястреб и демонстративно показал на свой подбородок. — Я вот тоже решил сделать оригинальный дизайн своей щетины. Как вам? — Мне без разницы. — отстранённо бросил Шота. — Решай сам, как тебе выглядеть. — Хм… — задумчиво протянул Ястреб. — Плохое настроение или это ваш привычный способ общения с другими людьми? — Я не из тех, кто любит общаться с незнакомцами как со своими давними друзьями. — нехотя пояснил Айзава. — Ох, простите! — в янтарных глазах собеседника промелькнуло осуждение, однако лицом он этого не выдавал, продолжая светить дружелюбием во все стороны. — Наверное, вас оскорбило моё спасение? Отсюда такая неприязнь, верно? Разумеется! Герой должен выкручиваться самостоятельно из всяких дерьмовых историй. Вы уж простите, что я вас спас!       Ястреб взял с лавки своё пиво и потопал в другом направлении, насвистывая под нос какую-то весёлую песенку.       Шота почувствовал сильный укол совести. Этот юнец спас его жизнь. Рисковал собой, ведь, в конце концов, переходить дорогу якудза — это не какие-то мелочи. А теперь он, мало того, что не услышал в ответ никакой благодарности, так ещё и жизнь, которую он спас, катится вниз по наклонной. Это спасение не имело смысла. Спасенный герой и без злодеев начал сам себя губить.       Шота вдруг осознал, что не только этот герой спас его шкуру. Раньше, до него, это делали многие другие. Спасали его никчемную жизнь… чтобы он вот так существовал? Как безвольный, спившийся урод? Смысл этих бесконечных спасений обнулился и превратился в сплошные минусы.       Пора что-то менять. Его спасённая жизнь всё ещё нужна этим людям. Пусть даже эта жизнь мертва наполовину… — Стой! — Шота решительно догнал пернатого героя и отобрал у него бутылку, выбрасывая её в урну. — Не смывай труд врачей в унитаз, юнец! Разве тебе не говорили, что пиво нельзя употреблять при сотрясении головы?! — Воу! — широко усмехнулся Ястреб, лукаво взирая на обживавшегося Айзаву. — Какая забота. Аж неловко стало. Так и быть, я так больше не буду, папочка.       «Какой дерзкий. Такие быстро набирают популярность», — проскользнуло в мыслях Шоты. — Слушай, парень, — серьёзно обратился к нему Айзава. — Нет ли какой-то работы для меня? Только не из разряда «приключение на пару секунд». — На двадцать секунд сойдёт? — важно поинтересовался пернатый. — Сойдёт. — проворчал Айзава. — Как тебя зовут, придурок? — Кейго Таками, сэр! — отдал честь Ястреб. — Но друзья зовут меня наггитс.       «У тебя есть друзья?» — иронично подумал Айзава. — Я понимаю твоих друзей. — фыркнул Шота и произнёс следующее: — Спасибо, что спас меня, Кейго Таками.       Юнец довольно хмыкнул. Будто только этого и ждал. — Всегда пожалуйста. С тебя пивко, Сотриголова.       Мужчина закатил глаза. Вот же. Связался с проблемным типом на свою голову. Как всегда.