sweet five

      — Принеси мне их, — безразлично заявляет Раф, продолжая рыться палочками в коробке с рисом.       — Сейчас? — удивленно выгибаю я бровь.       — Не хочешь?       Мне прекрасно известно, от отказа проблем не будет, пока мы не начали: все добровольно, все по обоюдному согласию, это важно, когда наши тайные игры сворачивают к чему-нибудь чувственному, но пугающему закрепощенных неженок, предпочитающих секс под одеялом при выключенном свете.       Правда, в его просторном, наполненном добротной дубовой мебелью и запахом книг, кабинете, внушающем благоговейный ужас перед системой правосудия, от рабочих вопросов мы отступаем редко, чаще встречаемся в отеле и пару раз бывали на яхте его приятеля — так безопаснее, чтобы наши головы не слетели с плеч. Здесь риск быть пойманными, застуканными на самом интересном, велик, как никогда, и желание шкалит, слепит, мгновенно подчиняет себе. Опасность подбрасывает дров в пожар страсти, щедро заливает его бензином.       — Хочу. Всегда, — коротко отвечаю я, поднимаясь с кресла.       Когда возвращаюсь, недоеденный ужин отставлен в сторону, а Рафаэль уже ждет возле своего гигантского стола — никакой компенсации нехватки дюймов, он достался ему от предыдущего помощника окружного прокурора, но вряд ли при нем за стенами этого кабинета происходило нечто подобное.       Верхние пуговицы на розовой рубашке расстегнуты, малиновый галстук и подтяжки в тон покоятся возле стопки книг. На нее я и опускаю кружевные изумрудные трусики, а взгляда на Рафа поднять не смею, как и открыть рот. Уже нельзя, раз я согласилась сыграть партию. Ее правила мне давно известны, они заучены мною наизусть стонами и вскриками, полными сладостной боли, граничащей с запредельным наслаждением. Удивительно, как легко мне было отдать ему полный контроль…       — А теперь еще раз озвучь мне детали этого дела, детка, — приказывает Раф, убедившись, что дверь заперта.       — Да, хозяин, — со всей покорностью — не напускной, нет, — выдыхаю я. Действительно подчиняюсь. Ему. И знаю, он это любит.       Подробности последнего расследования, которое вновь свело нас вместе, жестокие; настолько, что у простого человека, далекого от работы Спецкорпуса, волосы встали бы дыбом, если бы он это услышал: проститутка изнасилована в извращенной форме и не просто убита, растерзана монстром, выросшим из мальчика, чью психику уничтожил педофил. Но Рафаэля заводит вовсе не эта будничная для нас мерзость и не высокие ставки в суде, ведь по неписаному правилу проститутка, даже мертвая, всегда проигрывает. Ему нравится контраст в моем голосе, несмотря на перечисляемые ужасы, дрожащем от предвкушения: он срывается, становится хриплым и умоляющим, хоть разрядка еще далека.       Пока хозяин внимает каждому моему слову, жестом приказывает мне прижаться бедрами к столу, затем давит на плечо, вынуждая наклониться. В итоге подсовывает мне под щеку одну из книг.       Понимая, что последует дальше, я завожу руки за спину и слышу смешок — Раф доволен. Он оплетает запястья галстуком, фиксируя их так, что от любого, даже малейшего движения, узел из гладкой ткани затянется еще туже. Присев, застегивает подтяжки на моих щиколотках, и только после этого оттягивает меня немного назад — чтобы задрать юбку.       — Видела бы ты себя сейчас со стороны, детка, — присвистнув, прерывает меня он. — Ведущий детектив Спецкорпуса, нацелившийся на рекорды Ливви, а я вижу лишь текущую голодную шлюшку. Ты пришла сюда поговорить о деле или прокатиться на моем члене?       — Поговорить о деле, хозяин, — тихо произношу я.       — Да неужели? — его ладонь шлепком опускается мне на ягодицы. Звонко и больно — всхлипнув, я впиваюсь зубами во внутреннюю сторону щеки — надо хранить тишину, пока не прозвучит его вопрос. Иначе, поужинав, я останусь голодной. И эта слабость, это полное подчинение заводит меня сильнее, чем любой афродизиак. — Твои промокшие трусики говорят мне, что ты лжешь. Твое тело — тоже       Его пальцы скользят по моей влажной промежности, словно нечаянно натыкаясь на клитор. Это просто невыносимо! Задыхаясь от вожделения, я запрокидываю голову в попытке сделать вдох, мучительно выжидая, что же будет дальше.       — Признайся, детектив, все это время ты мечтала о моем крепком члене, скользящем в тебе? Ты думала о нем, когда ужинала со мной? Ты фантазировала, ведь правда? Представляла, как я буду трахать тебя? Как ты будешь кончать со мной так сильно, как не кончала ни с одном мужчиной? Это было в твоих мыслях, когда мы обсуждали дело?       — Да, хозяин.       Я хочу всего, что он описал. Хочу почувствовать его в себе, хочу кончить вместе с ним, и я не переживу, если не заслужу этого: мы не виделись три недели, я так истосковалась по его ласкам, по его прикосновениям и приказам, по наказаниям. Я жажду получить все!       — Правда? — он притворяется, будто изумлен и не верит мне. — Значит, я могу делать с тобой все, что пожелаю?       — Конечно, хозяин.       — Быть ласковым? — рассуждает Раф, вытанцовывая подушечками пальцев в смазке по моей ягодице, вырисовывая ими какие-то узоры. — Или оттрахать тебя, как последнюю шлюшку?       — Да, хозяин.       — Ты моя?       — Да, хозяин.       — Моя шлюшка?       — Да, хозяин.       Три ровных, четких ответа без каких-либо колебаний. Это действительно так.       Низ живота сводит голодной тяжестью от пугающей, нестерпимой, мучительной медлительности: словно и время подчиняется Рафаэлю, словно тоже слушается его безропотно, и намеренно тянется так неспешно, чтобы свести меня с ума.       — Думаю, мне стоит записать это, чтобы не забыть. Чтобы в следующий раз, когда я увижу твою задницу на моем члене, я прочел на ней, что ты моя шлюшка.       От шариковой ручки, которой он выводит это на моей коже, мне щекотно. И я, не удержавшись, дергаюсь, тут же получая неодобрительный рык. Следом получаю еще один шлепок, но уже сводом законов. Толстенным томом в плотном коричневом переплете.       — Считай вслух, дрянная девчонка.       — О-один, — запинаясь, выдыхаю я.       Второй, третий, еще и еще, все пять обрушиваются на мой зад слишком быстро. Но, если бы я вела себя плохо, их было бы значительно больше, а так они, скорее, профилактические. Ну и распаляющие лишь сильнее. Несмотря на боль после тяжелых ударов, я и правда возбуждена до предела. Окончательно теряю голову. Разум туманится, и я готова на все.       — А теперь давай-ка выясним, что сулит мне печенье с предсказаниями.       Оно жалобно хрустит в его кулаке, а через секунду ладонь в крошках оказывается перед моим носом. Я послушно прижимаюсь к ней ртом, скольжу языком по линиям и холмикам, оглаживаю основания его пальцев.       — Представляешь, тут написано, что я должен хорошенько отыметь твой рот. А потом заняться тем похотливым местечком, что у тебя между ног. Что скажешь, детка?       — Дайте мне его, хозяин.       — Кто кому приказывает?       — Вы — мне, — торопливо заверяю его я.       — Выпрямись и повернись.       Рафаэль подбивает пальцами мой подбородок, позволяя впервые взглянуть на него, позволяя увидеть, как затянуты пороком его глаза.       — А теперь на колени.       Я почти что падаю перед ним — даже если хотела бы ухватиться за что-то, не смогла бы из-за связанных рук. Вот к этой абсолютной беспомощности я привыкала дольше всего. Теперь же никакого дискомфорта не испытываю, даже когда полностью обездвижена.       Расстегнув ширинку, Раф приспускает брюки вместе с бельем. И я мгновенно припадаю губами к его торчащему члену, нуждающемуся в ласках. Целую головку в знак приветствия, а спустя мгновение Рафаэль уже вовсю тычется ею мне в горло. Властно вколачивается снова и снова, стянув мои распущенные волосы на затылке, чтобы я неотрывно смотрела на него.       Чувствуя, что вот-вот наступит пик, мурлыча себе по нос, что я могу быть хорошей девочкой иногда, он останавливается. Жадно хватая ртом воздух, я кое-как вытираю слюну подбородка о воротник блузки. Неужели дождалась?       — Черт, детка, я мог бы трахать твой рот вечно. А теперь тащи свою попку обратно на стол. Должен же я вознаградить тебя. Или ты уже передумала? Может, уже перехотела?       — Я хочу этого больше всего на свете, хозяин.       — Ненасытная. Когда я тебя трахаю, тебе всегда мало? — усадив меня на массивную столешницу, не дожидаясь, пока я доплетусь сама, он заглядывает мне в глаза.       — Да, хозяин, — беззастенчиво заявляю я.       — Потому что ты шлюшка?       — Потому что меня трахаешь ты.       — О детка, — тянет он, пальцами поддевая трусики и поднося их к моему лицу. — Я не хочу этого делать — люблю слышать, как ты кричишь, — но ты бываешь очень громкой.       Покорно распахнув рот, я зажимаю зубами изумрудное кружево, от которого избавилась, кажется, целую вечность назад. Вряд ли оно способно заглушить то, что произойдет дальше, но ослушаться я не могу.       Хватая меня за лодыжки, Рафаэль поднимает мои ноги и ловко подныривает под натянутой резинкой. Опускает взгляд и ухмыляется. Шлепает легонько по влажным складкам плоти, упиваясь тем, как я подпрыгиваю на месте, и подтягивает меня ближе к краю, приказывая зацепиться подтяжками за его шею, а пятками упереться ему в плечи.       Вжимается пальцами в мои бедра и входит в меня. Наконец-то! Я в его власти, я по-настоящему принадлежу ему! И он так глубоко, что мне хочется взвыть. Но я, зажмурившись, лишь бессильно мычу — это смесь боли и упоительной предельной наполненности настолько крышесносная, что мне кажется, я не вынесу, я умру через секунду, умру со следующим толчком. Таким жестким и яростным. Каждой фрикцией Раф тарантит меня так, словно через минуту наступит конец света и это наш прощальный секс.       Зародившаяся в коленках дрожь быстро расходится по ногам, по всему телу. Я чувствую, как сокращаюсь на его члене все чаще, и еще немного, и меня накроет бурный экстаз. Но Рафаэль разрешения не давал, я должна держаться.       — Пора, детка, осчастливь меня, — сжалившись надо мной, он вжимается в меня вновь, и мы кончаем одновременно.       От сумасшедшего оргазма отойти сразу не выходит. Рафаэль ласково гладит меня по виску и сам пытается восстановить дыхание, осторожно вытаскивая трусики из моего рта.       — Ты ведь понимаешь, что теперь нам придется пройтись по этому делу еще раз? — с улыбкой спрашивает он.       О черт! Да. Это так.       Я киваю. Надо возвращаться в реальный мир, где я ведущий детектив Спецкорпуса, и любому могу оторвать яйца. На работе у меня предостаточно власти, и я обожаю это. Но я бы солгала, сказав, что быть покорной и согласной на все шлюшкой Рафа мне нравится куда меньше.