sweet five

      «ТОМАС»       Мне пять. Я плохо помню тот день рождения, еще хуже — что мне подарили, — но предвкушение, переполнявшее меня, мне не забыть никогда. Я знала, знала и ждала, что на моем запястье вот-вот появится заветная надпись. Что судьба наконец покажет, кто предначертан мне. Мама тогда еще ворчала, что с этим ожиданием я пропущу праздник, что так и просижу за столом весь день, не сводя взгляда с запястья, а все веселье пройдет мимо меня — она всегда боялась, что желание найти мейта сломает мне жизнь, хотя своего она встретила, и так появилась я.       В тот день родители, кажется, даже нанимали актеров, те разыгрывали на заднем дворе нашего дома какие-то сценки — я видела снимки, — но понравились ли они мне? С каким вкусом тогда был торт? Любила ли я то пышное платье, в которое меня нарядили? Об этом воспоминаний нет. Только имя, то самое имя, что проступило уже под вечер — кожу защекотало, и я наконец увидела, как зовут моего принца.       «ТОМА»       Мне десять. Я обожаю комиксы. Вместо кукол родители покупают мне фигурки Человека-Паука — он мой самый любимый герой, — и я даже капельку мечтаю о нем перед сном. Но мне быстро становится стыдно — ведь имя моего суженого у меня на запястье, всегда при мне, зачем нужен какой-то Паркер, пусть даже он самый клевый парень на свете.       Я помню, что на празднике я врезала Билли. Расквасила ему нос, и он расплакался, как девчонка, а все потому, что он обозвал Паркера слабаком, а моего мейта — идиотом. Я никому и никогда не позволяла обижать его. Я видела, как мама с папой защищают друг друга, как поддерживают, как любят каждый день, каждую минуту каждого дня, и я верила, что у меня будет так же. Пусть даже вселенная отобрала уже первую букву.       «ТОМ»       Мне пятнадцать. Все мои подруги уже давным-давно подарили свои первые поцелуи, и мама говорит, что это нормально — поцеловать того, кого я хочу, что мой мейт не обидится на меня, — но в этом возрасте она как раз встретилась с папой, и я просто жду. Терпеливо и преданно жду, мне кажется, что вот-вот это случится, что я встречу его, что у нас все получится. Но дни проходят, ничего не происходит. И в праздник, стоя среди приглашенных первых красавчиков школы — ох, как же папа тогда негодовал, — я теряю еще одну букву.       «ТО»       Мне двадцать. Надежды все меньше, и она уже не волнительная, а горькая. Перед днем рождения я рыдаю неделю, целую неделю, понимая, что скоро расстанусь с предпоследней буквой. И признаю — надо готовиться к худшему: у меня есть всего пять лет, чтобы отыскать своего мейта. Много это или мало с годами ожидания? Цена слишком высока, чтобы относиться проще. Мама убеждает меня, что есть другие парни, что я буду счастлива, что встречу достойного, пусть не того, кто мне предначертан, папа молчит, но часто, слишком часто обнимает меня. А я… У меня остается всего одна буква, и осознание, что до этого я ведь толком и не жила, пропустила все, что только могла, пока смотрела на свое запястье.       «Т»       Мне двадцать пять. Стукнет в полночь. Папа застает меня в слезах, выводящую ручкой на запястье ту самую букву, чтобы она не исчезла. Еще чуть-чуть, и тонкая кожа прорвется. Но я не хочу забывать. Нельзя допустить, чтобы это произошло.       Наверное, это неправильно, наверное, он должен был просто меня поддержать, но папа отпаивает меня виски — таким крепким, что хватает пары бокалов, чтобы я отключилась. Наутро я просыпаюсь с головной болью, а он готовит на кухне панкейки. И я ничего не помню. Уверена, это похмелье, но запястье чистое, и того самого, заветного имени, не покидавшего мои мысли столько лет, больше нет. Это конец. У меня никогда не будет мейта…       Мне двадцать семь. Два года потребовалось, чтобы я акклиматизировалась, чтобы свыклась с мыслью, что просто надо жить дальше. И сегодня я выхожу замуж. На мне платье почти такое же пышное, как и в пятый день рождения, и я абсолютно не боюсь — мой жених замечательный. Похоже, мама была права, можно найти счастье безо всяких имен на запястье. И у меня получилось.       Но почему-то я нервничаю. Перед свадьбой такое бывает. Правильно ли я поступаю? Не торопимся ли мы? Может, то, что задерживается школьный друг жениха, с которым мне так и не довелось познакомиться раньше, — знак свыше, и нам не нужно жениться?       — Милая, — стук в дверь отвлекает меня — стоя перед зеркалом в комнате невесты я в тысячный раз нервно провожу пальцами по расшитому бисером корсету, — милая, Холли здесь.       — Это очень мило с вашей стороны, мистер Холлифилд, что вы соизволили явиться, и мы можем начать церемонию, — едко чеканю я. На какой-то миг я по-настоящему его ненавижу — если бы он не приехал, если бы пропал по пути, нам бы пришлось все отменить.       — Вообще-то я Холланд. Том Холланд.       — Том — это Томас, верно?       Откуда я знаю это имя?       — Да, но это совершенно не обязательно. Вы можете звать меня Томом, только Холли не зовите, пожалуйста?       — Сейчас я назову тебя причиной, по которой моя свадьба задерживается, приятель.       За дверью взрывается смех, а мне нечем дышать. И голова кружится от всплывающих в памяти обрывков прошлого, когда я все еще верила, что мы встретимся.       Упершись ладонями в туалетный столик, чтобы не упасть, я впиваюсь взглядом в запястье, как в день, когда мне исполнилось пять. Но буквы не проступают, их нет, они стерлись навсегда. Есть лишь осознание, что меня все ждут, что мне нужно выйти к гостям, к моему жениху, а рядом с ним будет стоять тот, кого я ждала всю свою жизнь. И я не знаю, как доказать это, и что с этим делать. Смогу ли я, начав жить, разрушить все ради того, кого вселенная у меня отобрала?..