***
— Я говорил, что идиот справится, а ты сомневалась, — тянет Барнс, заставший меня врасплох. Вообще-то он должен курировать противоположную сторону зала, но какого-то черта притащился ко мне. А еще он загнал несчастного Питера Паркера на стремянку, чтобы тот закончил украшать арку. Правда, Паркер за это получил освобождение от физкультуры до конца семестра. Даже я посчитала такой обмен справедливым. — В дартсе я тоже сомневалась, — нехотя признаю я, одергивая подол платья. Но мальчишки просто обезумели от желания выиграть для своих спутниц плюшевого зайца. Столпившись возле черты — Барнс отмерил от мишени трижды, прежде чем приклеил скотч к полу, решив, что этого будет достаточно, чтобы победил самый меткий, — они шумно встречают каждый промах. — А видела, как Бишоп уделала всех? — шутливо тронув мое плечо кулаком, хохочет он. О да, она угодила в яблочко пять раз подряд, и теперь гордо носилась с огромным медведем Тедди, не собираясь расставаться с трофеем до конца вечера. — Я так и не поблагодарила тебя, мистер Барнс. — Вето-о-о-о-о, — затягивает он с усмешкой. — Я же не ради этого тебя спасал. Знаешь, если бы ты умерла, бал бы отменили, а мы много сил вложили в подготовку. И нервов. Пунша? В вытянутой в мою сторону руке бумажный стаканчик, наполненный до краев, а в другой ладони у него второй — уже для себя. Смерив его взглядом, я отчего-то краснею — странно не видеть его голые колени, но этот смокинг ему чертовски идет, — и кивком соглашаюсь. — За мир? — Во всем мире? — хмурится Барнс. — Между нами, для начала. — Идет. Первый же глоток обжигает мою глотку так, словно в нее залили бензин и тут же подожгли. Это точно не безалкогольная смесь соков, над которой я колдовала перед началом бала! — Что за… — шепчу я, судорожно хватая ртом воздух. — Пунш. И водка. — Ты совсем рехнулся?! Я ошибалась, там даже не лесной орех, а хлебная крошка! Микроскопическая хлебная крошка! — Да тише ты, — шикает Барнс, озираясь по сторонам. — Я подлил ее только нам. Подумал, если ты выпьешь, то согласишься потанцевать со мной. Пытаясь тихонько прокашляться, я качаю головой. Ни за что. Даже если этот танец воскресит Моцарта! — Вето! — У тебя их уже не осталось, — мурлычет он, пригубив еще огненной смеси из стаканчика. — Ты меня не заставишь. — Я физрук, мисс Пикколо, мне ничего не стоит применить свою грубую мужскую силу и полное отсутствие мозгов. А таскать тебя явно приятнее, чем столы. Отчего-то мысли путаются. То ли это водка уже бьет по мозгам, то ли я вспомнила, как жарко было находиться рядом с ним, но идея повиснуть у него на плече при всех меня явно не прельщает. — Ладно. Только дождемся подходящей песни. — А вот тут я с тобой полностью согласен, — вновь раздается щелчок его пальцев. С первыми звуками более-менее романтичной мелодии, Барнс берет меня за руку и мне остается надеяться лишь на одно — что он не отдавит мне ноги. Через минуту все мои страхи развеиваются, когда я понимаю, что он превосходно танцует. И я окончательно забываю обо всех наших разногласиях под свисающими с потолка звездочками из фольги, от которых голова кружится сильнее. Может, на этот вечер или всего лишь на один танец. Посмотрим.Teacher x Teacher // Bucky Barnes
5 мая 2021 г. в 19:42
— О нет. Нет-нет-нет! Это весенний бал, а не Октоберфест! Это прекрасное событие. Симфония пробуждения природы, первых, нежных, невинных и трепетных чувств и красоты. Девчонки будут в роскошных платьях, мальчишки в смокингах. Какой дартс, мистер Барнс? Я вам отвечу: никакой. Вето! Ве-то! — повторяю я, чтобы он расслышал. Наверняка в этом его спортзале его не раз били мячом по голове, поэтому со слухом у него туго. Все мои предложения он моментально отметает, блокирует — как председатели учительского комитета, отвечающего за праздники, мы наделены правом забраковать идеи друг друга, чем успешно занимаемся с самого начала подготовки этого бала, — и напрочь игнорирует. В общем, он идиот. И типичный физрук.
— Предпоследнее, — щелкает он пальцами. — Что бы такое предложить, чтобы ты его истратила поскорее, мисс Пикколо.
В следующее мгновение липучий мячик, запущенный в меня — никто бы не использовал настоящие дротики со школьниками, — цепляется на мою юбку. Потянувшись его снять, я замечаю еще три. На заднице. Похоже, пока я занималась гирляндами, какой-то урод в подстреленных шортах упражнялся в меткости.
— Не, — первый мячик моим не менее прицельным броском возвращается ему в лоб, — дождешься, — второй, угодив в нос, падает в аккурат в его раскрытую ладонь, — идиот, — третий и четвертый он уже ловит в полете.
— Вы меня звали? — тут же оглядывается Питер, копающийся в ворохе проводов, пытаясь привести в порядок звуковую аппаратуру.
— Ну когда ты уже запомнишь, что идиот это Паркер. Во всяком случае, у меня на уроках, — закатив глаза, ухмыляется Барнс.
— Никогда. На занятиях музыки мы никого не оскорбляем.
— Зря. Это отличный способ сплотить коллектив.
— Я сама разберусь, мистер Барнс. А теперь не могли бы вы заняться тем, ради чего вас и ввели в комитет: применить свою грубую мужскую силу и полнейшее отсутствие мозгов для переноса вон тех столов.
— Вето! — озорно парирует он, подергав свисток, висящий на шее.
— Да это даже не предложение! — ахаю я от возмущения.
— Знаю. Но очень хочется тебе насолить. И чего ты такая вредная, Пикколо, а?
Устало вздохнув — скорей бы уже этот чертов бал, — я демонстративно разворачиваюсь на каблуках, намереваясь вернуться к гирляндам. Черт с ним с тем Барнсом, мне надо закончить украшать зал. Всего через секунду я чувствую, как в мою ягодицу вновь врезается мячик. Я ненавижу этого безмозглого кретина, ненавижу!
Взобравшись вверх-вниз на стремянку за час, по меньшей мере, миллион раз, я думаю, что надо было запрячь Барнса делать это, но тут же вспоминаю, что с его мозгом размером с лесной орех сложно эстетично развесить гирлянды, поэтому это задание на мне.
Передвигая лестницу к арке над входом, я вешаю искусственную лиану себе на плечи и обвиваю вокруг шеи, как боа, — она длинная, и спускаться мне не хочется, я вообще мечтаю сейчас только о стаканчике прохладной содовой, чтобы немного освежиться.
И лишь на четвертой ступеньке, зацепив край зеленой проволоки за кованную дугу, которую необходимо увить полностью, я чувствую, что начинается мини-землетрясение. Трясется не глобально все здание школы, а исключительно стремянка, и все потому, что я неаккуратно выставила ее и угодила ножкой на порог, из-за чего пострадала устойчивость.
— Вот черт! — собираясь спуститься, я в спешке дергаюсь назад, позабыв о лиане, и она затягивается вокруг моей шеи петлей смерти, а сама я напоминаю сейчас мартышку, балансирующую на шаре поверх мотоцикла, несущегося в огненное кольцо. Какая глупая, постыдная кончина! — П-п-помогите, — в отчаянии хриплю я, не рассчитывая, что кто-нибудь услышит — все школьники, помогающие нам, уже разошлись. Время позднее, и большую его часть мы с Барнсом потратили на препирательства. — Помогите-е-е-е-е… О Господи! — лестница вдруг с грохотом ползет к арке и я, вцепившись в ручку сверху, верещу, как свинья на скотобойне. Никакого намека на музыкальность, это просто отчаяние. Отчаяние и страх.
— Да замолчи ты боже, я же оглохну так, — морщится возникающий перед мной Барнс, зажав уши пальцами. — Тебе в оперу надо было идти или для Ютуба бокалы голосом взрывать. Ненормальная.
От такой наглости я мгновенно теряю способность говорить, вопить и ворчать даже. Сам он ненормальный!
Получив желанную тишину, он, подергав стремянку и убедившись, что теперь она установлена правильно, взбирается на первую ступеньку и тянет ко мне руки. Но я, как и большинство людей, впрочем, от шока слабо контролирую себя и вместо того, чтобы позволить ему спасти меня, начинаю колотить его концом лианы, все еще обвивающей мою шею.
Барнс сначала бросает пару ругательств, потом и вовсе сердито рычит и, когда ему наконец удается схватить меня за запястья, вздыхает так, словно только что без оружия усмирил обезумевшую медведицу.
— Может, теперь ты наконец позволишь мне спасти тебя?! — ехидно бросает он, миновав вторую ступеньку и поднимаясь ближе.
Прошептав «прости», я киваю и замираю, мысленно пообещав себе не шевелиться. Виток за витком заменяя объятия смерти на свои, без резких движений — видимо, чтобы не напугать меня, — Барнс постепенно высвобождает мою шею, а когда лиана, распрощавшись со своей жертвой, безвольно виснет на арке, я ощущаю, как вдоль моего позвоночника проходятся его горячие ладони, и меня трясет теперь от жара, стремительно распространяющегося по всему телу.
— В порядке?
Почему-то я думала, что от Барнса разит потом и страданиями несчастных учеников типа Питера Паркера, которых он прессует у себя в спортзале, но нет, от него исходит запах «Олд Спайс» и коричной жвачки.
— Кажется.
— Тогда сейчас мы потихонечку спустимся вместе, ладно? — я вновь послушно киваю. — И прошу, не ори больше. Запасных барабанных перепонок у меня нет.
Вонзившись зубами в нижнюю губу, я мысленно клянусь не издавать ни звука в ближайшие три минуты, и Барнс медленно делает шаг назад, утягивая меня за собой. Я ступаю за ним, еще раз, и еще, и, чувствуя под ногами пол, мгновенно обмякаю в руках ненавистного мне физрука.
— Эй, ты чего? Обморок? Черт! У меня нашатыря в этих шортах нет, — растерянно сетует он, вглядываясь в мое лицо. Потом легонько похлопывает меня по щеке. — Это я, Пикколо, идиот с дартсом, помнишь?
— Вето, — бормочу я, хотя понимаю, что надо его поблагодарить.
— Десять. Отлично! Значит, дартс остается. Надо подумать о призах.
А этот гад, оказывается, времени зря не теряет. Вместо того, чтобы и дальше поддерживать даму в беде, он уже прикидывает, как воспользоваться ее, то есть моей, слабостью, причем рассуждает точно не в том ключе, в котором мог бы. Говорю же, кретин с лесным орешком!
Зажав в кулаке шнурок его свистка, я заглядываю Барнсу в глаза и шиплю угрожающе:
— Если о случившемся кто-нибудь узнает, тебя найдут с горлом, перерезанным смычком.
— Глупо. Это тут же выведет на тебя, а у меня буквально тысяча свидетелей, видевших сотню наших стычек. Но я могила, — скрестив пальцы, заверяет он с улыбкой. — Рад, что ты оправилась.