They always told me that, «You'll never get to heaven With a love like yours.» Well if you're lost little boy, Oh well the camera's pull you right back down, yeah… MCR — Burn Bright
(POV Ивар)
Время тянулось, как плавящееся для мечей железо. Оно отдавало таким же жаром, обжигая меня и мою сестру. Других, возможно, оно и могло лечить, но явно не нас. Трина была молчалива. Ела, пила и спала под моим чутким контролем, но с каждым днем погружалась в пучину своей боли все больше. Она была растеряна, подавлена. На все мои попытки вести разговор на отвлеченные темы отвечала безжизненным «да» или «нет». Свет в ярко-синих глазах потух окончательно, оставив безжизненный отблеск темноты. Если бы у нее были силы, она бы оттолкнула меня, убежала, куда глаза глядят, чтобы только не держать рядом с собой, потому что понимала, что причиняла мне боль одним своим видом. Она не привыкла быть такой передо мной. Наедине с собой, когда никто не видит — да. А сейчас весь облик старшей сестры, воительницы, просто погас. Может, если бы я был сильнее, сам ушел, но я не мог покинуть ее. Словно мазохист, я стал ее тенью, не покидая ни на секунду. Два когда-то сильных человека сломались. Ни одна сила в этом мире не может быть вечной. Ровный огонь, который поддерживал ее, исчез, растаяв в пустоте и боли. Иногда она плакала во сне. Я дрожащими руками вытирал слезы, молясь, чтобы это было в последний раз. Но каждую ночь все повторялось. Раз за разом. «О, Боги, за что вы так жестоки к ней?» — эта мысль не давала мне покоя, но ответа я не находил даже перед рассветом, когда она засыпала тревожным сном у меня на руках. Может, эта боль была дана нам для воссоединения, которого я так пылко желал. Кто знает? Тугой комок эмоций стоял, как ком в горле, и от них было невозможно спрятаться. Скрыться ненадолго в темноте, чтобы обрести минутный покой, который я так хотел, было невозможно. Вдохнуть воздух для новой внутренней битвы со своими демонами, которые съедали меня вслед за ней, было практически нереально. Раньше от подобного спасала Она. Приходила ко мне ночью, убаюкивала, что-то рассказывала, гладила по волосам, обнимала, укрывая собой от этого жестокого, странного мира. Сейчас же спасать надо было ее от самой себя. Быть щитом в битве против своего внутреннего разозленного «я», которое съедало девушку изнутри. Мучения четко отпечатывались на ее лице, особенно в ночи, когда свет от свечи падал на нас, освещая двух измученных судьбой людей, которые лежали, обнявшись, стараясь спастись от напасти. Когда девушка окрепла, Князь позвал нас на ужин в главный зал. Трина не была этому рада. Ей все хотелось остаться одной, носа не показывая из этой комнаты, которая стала для нее убежищем, но поняв, что такому человеку не отказывают, согласилась. Шла она медленно, неуверенно, вцепившись мне в руку. На лице блуждал страх и недоверие. — Ивар, я не хочу, — очень тихо проговорила она мне на ухо. — Знаю, но так нужно. Как бы тебе не было сложно, соберись. Для Олега — ты воительница, которую он очень хочет видеть. Слухи и рассказы о твоих подвигах опережали тебя, дорогая моя сестра, — так же тихо ответил ей я, ведя по коридорам. Она сжала губы, морщась от боли, понимая, что такой слабой предстанет перед всеми впервые. Обычно собранная и сильная дева сейчас была беззащитной, чего не могла себе простить. Если передо мной она смирилась с этим обличием, поняв, что не может скрыть, то это сейчас для нее было испытанием. Как же мне хотелось сейчас развернуться и быстро уйти, забрав ее с собой. Затолкнуть в повозку и увезти за горизонт, в новые земли, где никто не знал нас. Не знал имен и титулов. Плюнуть на все: на долг, честь, трон, Родину. Скрыть ее ото всех злых глаз, спрятать от самой себя, дав ей новую жизнь. Но я не мог, потому что не знал, захочет ли она, готова ли? Вместо этого, я чуть подрагивающими руками убрал выбившуюся прядь волос за ухо, прошептав: — Готова? — Да. Она кратко кивнула, натягивая на лицо маску спокойствия и безразличия. Именно ту маску, с которой представала передо мной в тяжелые моменты своей жизни, сжимая зубы. Только хорошо знавший ее человек мог понимать, каких сил ей это стоило. И только я мог в такие моменты увидеть правду: страх и панику, плескавшихся на дне глаз, если внимательно вглядеться. Я открыл дверь, пропуская ее вперед. — Добро пожаловать! — Князь встал из-за стола, раскидывая руки в приветственном жесте. — Присаживайтесь, ешьте, пейте. Слава Богу, Трина, вы поправились. Мои молитвы и молитвы Княгини Екатерины принесли плоды. Как ваше самочувствие? — Лучше. Спасибо Вам, Князь, за такие хлопоты и доброту, проявленную ко мне и моим братьям. Я очень ценю это. Девушка улыбнулась, присаживаясь за стол, рядом с Хвитсерком. Я сел рядом. — Я рад, что ты поправилась, — брат улыбнулся, сжимая ее плечо. — Спасибо, — пробормотала она, одаривая его таким взглядом, от которого стало понятно: не находись здесь так много людей, она бы насадила его на меч незамедлительно. Желание отомстить за Лагерту явно жгло ее нутро, но она старалась держать себя в руках. «Я мог понять ее чувства: Лагерта заменила ей мать, когда Рагнар привел Трину к нам в далеком прошлом. Если верить рассказам, ее родной дом уничтожило соседнее поселение, устроив набег, убив всю семью: младшего брата и родную мать. Рагнар, тогда уже сидевший на троне, успел спасти девушку, а узнав нелестную правду от погибающей на руках дочери женщины, забрал к себе. Лагерта, больше не удивляясь проискам своего бывшего мужа. Спустя какое-то время, приняла Трину, как родную — та заменила ей погибшую дочь. К тому же, девушка была одного возраста с Гидой, если бы та не погибла от лихорадки. Да и сам Рагнар был рад. Пускай вот так, но у него есть единственная, любимая дочь, которая смотрит на отца с восхищением. Это пыталась сделать и Аслауг, приняв ее, стараясь наладить с ней контакт, но Лагерта оказалась хитрее: она быстро стала обучать Трину всему, что знала сама, вплоть до владения оружием, к которому девушка так тяготела. Решающим фактором был и Бьерн, который уже с интересом смотрел на нее, опутывая ее разум рассказами о походах и славе воина. Если бы Лагерта знала, к чему это все приведет… Это был еще один повод ненавидеть эту женщину даже сейчас, после ее смерти.» Хвитсерк, поняв, что лучше молчать, сконфуженно улыбнулся и убрал руку, тем самым выводя меня из мыслей. Я аккуратно дотронулся до руки сестры, намекая на то, что Князь внимательно следил за этой картиной. — Что ж, раз радостное воссоединение детей Рагнара произошло, приступим к еде. Надеюсь, что вы все голодны. Мои люди с утра готовили эти яства, — проговорил он спустя пару секунд, с сожалением отмечая, что очередных семейных разборок не будет. — Благодарю! — я кивнул, стараясь не показывать напряжение, потому что сестра, мельком взглянув на Княгиню Екатерину и меня, прикусив губу, принялась есть, размышляя о своем. Сходство этой удивительной женщины с моей погибшей женой заметила даже сестра, заставив меня поморщиться. Обед прошел в тишине. Князю никак не удавалось разговорить Трину, которая отвечала спокойно и односложно, стараясь больше отмалчиваться. Я тоже молчал, наблюдая за происходящим, пытаясь подмечать подозрительные детали. Что бы там ни было, я не доверял Князю. Собирая под своей крышей таких людей, он явно искал выгоду. Ладно бы только меня и брата, но сестра… Лишь Хвитсерк и Княгиня были в приподнятом настроении, постоянно о чем-то шутя. — Дорогая Трина, вы так молчаливы… Вы чем-то расстроены или этот ужин вам чем-то не угодил? — Князь посмотрел на девушку. — Нет, все прекрасно. Выше всяких похвал. Просто у меня не так много сил, Господин, чтобы развлекать собравшихся здесь рассказами о былых походах, за что приношу извинения. — А я уж было подумал, что вы до сих пор оплакиваете своего не родившегося ребенка. Негоже такой красивой деве так долго проливать слезы. Все бывает в этой жизни. Я больше, чем уверен, что у вас в будущем будут прекрасные дети и муж. Вы этого достойны, как никто другой. — Олег! — Екатерина поперхнулась медовухой, а я тихо выдохнул через нос, понимая, что началось то, чего я боялся. Вывести на эмоции, рассорить, чтобы узнать слабое место гостьи — он этого и добивался. — Как сказали мне лекари, я, скорее всего, не смогу больше иметь детей, — хладнокровно ответила Трина, поднимая ледяной взгляд на мужчину. Любой знающий ее человек уже бежал бы сломя голову ради своего спасения. Этот взгляд не сулил ничего хорошего. Особенно нож в руке. Метать острые предметы четко в цель у нас было делом семейным. Я сжал и разжал кулаки, стараясь совладать с собой. — Мне кажется, даже если моя сестра оплакивает утрату, то это сугубо ее личное дело. Это ее первенец, в конце концов, — процедил я сквозь зубы. В благодарность, она сжала мою руку, стараясь сохранить не только свое спокойствие, но и мое. — Что ж… Надеюсь, эта утрата не очень вас подкосила, потому что я грею надежду, что в следующий поход на Каттегат ближе к лету, вы будете с нами в полном здравии. Ваши подвиги идут впереди вашего имени. И такой воин, как вы, нам нужны, — спокойно произнес Князь, выдерживая ее взгляд. — Поход на Каттегат? — ее глаза расширились. Злой быстрый взгляд метнулся в мою сторону и затих. Про это я пока молчал, а Олег решил все рассказать, надеясь нас рассорить. — Да. Разве Ивар вам ничего не рассказал? Он хочет вернуть себе трон, а я построить будущие торговые отношения с Норвегией. Этот союз будет крепким и выгодным для обеих сторон. — Это будет очень сложно, — чуть улыбнувшись, произнесла Трина, совладав с собой. — Мой народ горяч, и обуздать силу его гнева тяжело. Практически невозможно. — Захватчиков? А разве Ивар не законный наследник трона? — Наследник, но не единственный законный, так что вернуть трон без боя все равно не получится… У нас не все решает кровь. Вы выбрали очень трудный путь, Княже. — Такова моя судьба. Я не ищу легких путей. Трудные решения самые верные или вы не согласны? — Почему же, согласна. Я с радостью к вам присоединюсь и посмотрю, что из этого получится, — очень тихо и четко проговорила она, глядя ему в глаза. — Это будет интересно. Я не откажусь от хорошей битвы со счастливым концом, где мой брат наконец-то получит то, чего так желает. Я с удивлением посмотрел на нее. Таких слов прилюдно я от нее не ожидал, но кто знал, что творится у девушки на уме. В конце концов, сейчас она спасала не только свою шкуру, но и мою. Услышь отрицательный ответ, Олег мог сделать все, что угодно. Верить в ее слова мне хотелось, но я боялся. Вот так вот просто отречься от того, что она имела… Неужели мне удалось переубедить ее? Так просто переманить на свою сторону? Надежда теплым огоньком зародилась внутри меня, но я старался ее потушить. Кто знал, что на самом деле удумала сестра, и я впервые не смог понять, лжет она или нет. Впервые я задумался над словами Уббе, который говорил про нее, пускай и в шутку, что у нее не все в порядке с головой в определенные моменты. — Я больше, чем уверен, что у нас все получится, особенно с вами. Выпьем же за это! — Олег поднял вверх свой бокал. — За укрепление союза! — Скёль! — произнесла она, поднимая свой бокал, глядя на меня странным взором, от которого я поежился. И почему она смотрит на меня, как на нашкодившего котенка? — Скёль! — я улыбнулся, надеясь, что нож, который до сих пор был у нее в руке, не окажется сейчас у меня в голове. Даже Хвитсерк заметно напрягся, оценивая ситуацию, но за этим ничего не последовало. Трина откинулась на спинку стула, растирая затекшую шею, прикрыв глаза, пытаясь расслабиться. Это значило, что она держалась из последних сил. В прошлом в такие моменты на весь дом разносился ее оклик «Ивар!», после чего я быстро уползал куда-нибудь в сторону, понимая, что прокололся или снова сделал что-то не так, что стало последней каплей в ее непомерно большом ко мне терпении. Как бы я не храбрился, но я иногда побаивался свою старшую сестру в такие моменты, хотя и не хотел этого признавать. Разгоряченная, разгневанная, она могла сделать все, что угодно. Правда, подобное было редкостью, и обычно она отчитывала меня, пока я тихо кипятился, особенно в юности. Ну, а став старше, я научился уворачиваться, как словесно парируя в ответ, так и физически — от ножей и топора, которые летели в мою сторону из рук окончательно взбешенной сестры. Я все никак не мог нащупать ту грань, когда следовало замолчать и все же принять, что она моя старшая сестра, а не любимый человек. И это бесило ее еще больше. — Спасибо, вам, Господин, за столь хороший вечер и прекрасный ужин, но разрешите откланяться. Я еще слишком слаба для столь долгих разговоров и шумных вечеров, — проговорила она, начиная вставать из-за стола. — Вам спасибо, что нашли силы прийти и порадовать нас своим появлением. Очень надеюсь, что вы скоро окончательно поправитесь и окажете мне честь принять участие в охоте на дикого кабана вместе со своими братьями, — Олег встал из-за стола вслед за ней. — Безусловно, — девушка поклонилась ему и медленно направилась к выходу. — Ивар, ты тоже не останешься? — Нет, провожу сестру. Большое спасибо за приглашение на ужин! — поклонившись мужчине, я двинулся за ней. Шли мы обратно в напряженном молчании. Я чувствовал, как Трина мелко трясется от гнева. — Я… — начал было я, но она тихо осекла меня: — Ни слова больше! И вот я снова был в том состоянии, когда побаивался единственного любимого родственника, который по понятным причинам был взбешен донельзя. И откуда в ней столько сил? До этого она буквально умирала, идя сюда, а сейчас решительно шагала к себе в опочивальню. Либо она очень хорошо играла и манипулировала происходящим, в том числе и мной, либо она на самом деле была взбешена настолько сильно, что мне лучше спрятать все колюще-режущие предметы в комнате, если таковые там имелись. О, Боги! Я никогда не смогу понять логику девушек, особенно, своей сестры. Кусая губы, я доковылял до ее комнаты, несмело входя вглубь помещения. Трина дошла до своей кровати, и я уже было расслабился, надеясь, что она ляжет отдыхать, но вместо этого девушка взяла одну из подушек, следом метко кидая мне ее в голову. — Поход на Каттегат?! Серьезно?! — прошипела она, буравя меня тяжелым взглядом. — И когда ты собирался мне это рассказать? Хотя нет, молчи, — она оборвала меня, стоило мне только открыть рот, — этого стоило ожидать, ведь вы пришли к нашим границам с разведкой. Какой же я глупой была, что раньше не догадалась… — Я всегда говорил, что соображаешь ты туговато в такие моменты. Тебе легче поубивать всех, а потом думать, — съязвил я, откидывая пойманную подушку в сторону. — Так, когда ты хотел мне об этом поведать?! — все не унималась она. — Когда бы ты пришла в себя? — тон в тон ответил я ей. — А ты не думал, что это будет не так скоро, как хочется тебе?! Некоторые раны никогда не заживают, Ивар, и ты об этом знаешь! — Да ладно?! Ты бы первая побежала впереди всех воинов с мечом наперевес, появись у тебя такая возможность, или я не прав? Ты бы забыла про все, лишь бы устроить хороший бой! — Я не про это… — Трина устало покачала головой, садясь на край кровати, утыкаясь себе в ладони. — Ты так и не понял. — Не понял чего? — я снова опешил от ее перемены настроения. Она вгоняла меня в ступор переменчивостью своего характера. — Я изменилась, Ивар. Теперь не все проблемы решаются хорошим боем. Если бы большую часть проблем можно было бы вот так вот забыть, уничтожив всех врагов, я бы не расплачивалась сейчас за свои глупые ошибки. Да и враг сейчас только один — это я сама. Девушка сжала руками свою голову. — Трина… — я сделал шаг в ее строну, но она остановила меня жестом. — Не подходи, — взмолилась сестра. — Не надо. — Почему? — я остановился, совершенно теряясь в потоке ее эмоций. — Своей заботой ты делаешь только хуже. Скажи, зачем ты меня забрал сюда? Почему не оставил? Почему не дал мне погибнуть в бою? Я предала тебя, потому что выбрала Бьерна. Каждый ее вопрос бил меня, как кнут. — Ты знаешь ответ! — Нет! — девушка резко оборвала меня. — Скажи правду! — Правду? Ты знаешь ее! — со злостью прошипел я. — Не думал, что такие очевидные вещи тебе надо разжевывать. — Перестань. Хватит! — снова взмолилась она. — Ты должен был оставить меня там. Такова моя судьба — умереть в бою. Ты не должен был прощать меня, принимать к себе, потому что после всего произошедшего, я тебя не достойна. — Нет! Твоя судьба быть со мной, здесь. Так захотели Боги. Они дали нам шанс начать все заново. И все потому, что… — мое сердце бешено колотилось в груди. По телу пошла дрожь. Как же я это ненавидел. Ненавидел ее, потому что она такая: злая, потерянная, одинокая, в данный момент беззащитная. Но и любил за прямоту и правду, которая мучила нас обоих, не давая свободно вздохнуть. От переизбытка чувств я бросил костыль в сторону, подползая к ней. Я не мог больше терпеть, ждать. Каждое ее слово выбивало у меня почву из-под ног. «Потому что я люблю тебя, разрази тебя Один! Ну, же, скажи Ивар. Скажи ей!» крутилось у меня в голове, пока я так отчаянно пресекал между нами расстояние. Не только физическое, но и душевное, снимая рамки времени и прошлого. Впереди горел слабый свет будущего, стоило только протянуть руку. Я был готов к этому, но она? — Потому что я люблю тебя, ты же знаешь это… — очень тихо прошептал я, утыкаясь ей лбом в колени. В этот момент я ненавидел себя за то, что рядом с ней я так слаб, безволен. Нужно было оставить ее, забыть, в этом она была права, но я не мог. Я все переиначил, потому что так велело мое жалкое сердце, которое тянулось к ней, надеясь снова обрести тот покой, который оно чувствовало, находясь рядом. Эту жгучую, сладкую боль, которая отдавалась покалыванием на кончиках пальцев, стоило мне до нее дотронуться. — Ты знала это всегда, — все шептал я, — что не могу без тебя, как бы мне не хотелось. Ты моя слабость. Ты для меня все, как бы я не старался отречься от всего. Я не могу ничего с этим поделать. И не хочу. Я слышал, как она тихо плакала, уткнувшись в свои ладони. Горько и надсадно. — Я не Бьерн. Я ни лучше, ни хуже. Я — это я. Калека и твой младший брат. — Не говори так, — всхлипнула она. — Я говорю, как есть. Я пока не могу тебе дать трон, власть. Только себя и свои проклятые чувства. Я не боюсь, что о нас подумают люди. Мне все равно на все слухи, предрассудки. Мне плевать, что все это неправильно, что мы разгневаем Богов. Я и есть Бог, который сам творит свою судьбу. Я могу тебе только пообещать, что дам тебе новый мир, где ты будешь свободной, любимой и желанной, — она молчала, а я продолжал, не в силах больше что-либо скрывать. — Поверь, если бы только было возможно, я бы скрыл тебя от всех глаз, убежав вместе с тобой хоть на край земли, чтобы начать новую жизнь, где нас никто не знает. Я бы подарил тебе все. Может быть, в будущем это и получится, если ты того захочешь. Я брошу все ради тебя, чтобы только быть с тобой. Пускай все это походит на какую-то нездоровую зависимость, но я и правда не могу без тебя, Трина. До боли в груди не могу. — Что же ты делаешь… — заскулила она, плача чуть громче. Вместо ответа, я с силой отнял руки от лица, целуя ее ладони. — Прости меня, — все шептал я, находясь в какой-то агонии. — Прости. Приподнявшись, я забрался на кровать, беря ее лицо, соленное от слез, в свои руки. — Я больше не оставлю тебя. Не отпущу. Лучше погибну, но не отступлюсь. Я покрывал ее лицо короткими, обжигающими поцелуями, прерывисто шепча слова извинений. Трина плакала, держа меня за плечи, но не отстранялась, как сделала это в прошлом, когда я попытался ей признаться в своих чувствах. Я знал, что она догадывалась обо всем, но девушка предпочитала делать вид, что этого нет, потому что ей хватало Бьерна с головой. Он всегда мешал нам, стоял костью в горле, словно чувствуя, что между нами что-то происходит. Он боялся, что она выберет меня, когда что-то внутри тянуло нас друг к другу с каждым днем. И все это без слов. Тихо. Безмолвно. Недосказанность всегда висела между нами, как топор, который мог в любой момент упасть кому-нибудь на голову. Только мы и так уже умирали. Каждый внутри себя, по-своему, тихо гния от беспомощности и бездействий. Заложники ситуации, без права выбора, без права нарушить закон, терпели до последнего. Топор в итоге рухнул, перерезав тонкую нить логики и напрасной надежды, что все будет хорошо, чего не случилось. Жизнь ополчилась против нас, подкидывая с каждым разом все больше проблем, в которых мы захлебывались. И к чему это все привело? К новому началу, что она сейчас здесь, передо мной, практически моя? Или к тому, что она снова уйдет, оставив меня одного ни с чем? В темноте, плохо контролируя себя, я нашел ее губы, жадно впиваясь в них поцелуем. Мне было все равно. Мне нужно было почувствовать ее сейчас, поняв, что все это не сон. Податливая, мягкая, моя, она поцеловала в ответ, вцепляясь в мои плечи еще крепче, словно боялась, что я сейчас отпряну, уползу, но я не мог и пошевелиться. Чувства сковали меня. Я так сильно боялся поверить в происходящее, что не мог пошевелиться. Я целовал ее, словно пытаясь рассказать о чувствах, которые не мог выразить в словах, потому что для меня они были сейчас излишни. — Скажи мне, — прохрипел я не своим голосом, отстраняясь от нее, чтобы перевести дыхание, — кого ты выбрала: Его или Меня? — Тебя. — Кого любишь больше: Его или Меня? — Только Тебя! Трина вздрогнула, почувствовав мои пальцы на своей щеке. Я мягко, до сих пор боясь, что она убежит, оттолкнет, дотронулся до ее губ, снова целуя, пытаясь найти ответы на все вопросы, которые мы были не в силах озвучить. Чуть поддавшись вперед, я нерешительно углубил поцелуй, боясь и своих, и ее действий. Смогу ли я дать ей то, чего она жаждет? Сможет ли она, после всего, что было, довериться мне? Из-за собственных чувств хотелось наделать глупостей, поддавшись порыву, но что-то меня останавливало. Словно мальчишка, я терялся в этом безумном потоке чувств. Может быть потому, что я боялся причинить ей новую боль, неся новое разочарование. Но ответ девушки не заставил себя ждать. Она, учащенно дыша, осторожно приняла меня, нежно целуя, прикрыв глаза. Из моих легких исчез весь воздух, а внизу живота начал образовываться тугой комок от волнений и эмоций, который ранее мне был незнаком. Сжав руку на ее талии, я притянул девушку ближе к себе, невесомо проводя второй по спине, задирая уже ненужную на ней для меня рубашку. Трина, опустив руки на мои плечи, прижалась в ответ. Девушка целовала нежно, мягко, стараясь не спугнуть или сделать что-то не так, но я чувствовал, что она сдерживает себя и свои желания. Чуть подавшись вперед, я аккуратно углубил поцелуй, не давая ей возможность прерваться. Такие сладкие тягучие поцелуи дурманили голову, раскрывая нас обоих с незнакомой стороны. Нежность постепенно отступала на задний план. Мы медленно, но верно переставали себя контролировать, тем самым, давая время привыкнуть друг к другу, к блуждающим рукам по телу, где девушка оказалась быстрее — она начала расстёгивать и снимать мою рубаху, невесомо, но уверенно касаясь, лаская каждый участок моего оголившегося тела. Желание разливалось по телу приятной, теплой, быстрой волной. Мне нравилось прикасаться к ней, изучать ее, стоило мне только немного стянуть этот ненужный кусок ткани. Нравились ее поцелуи и заботливые руки на моем теле, так горячо прижимающие к себе. Мои страхи таяли под ее прикосновениями, все беспокойные мысли утекали из головы, оставляя место лишь чувствам. Я сам старался передать ей все то, что ощущал: желание, защищенность, нежность, страсть, раскрывая ее с другой стороны. Толком, не контролируя себя, я повалил ее на кровать, наваливаясь всем телом. На секунду забывшись, я прильнул к ее шее, но не удобное для меня положение и отсутствие способа нормально двигаться из-за ног поставило меня в ступор. — Забудь, — прошептала она, видя мое замешательство. — Я чертов калека. Я не могу! — прорычал я сквозь зубы, отстраняясь от нее. Девушка вздохнув, одним рывком окончательно стянула с меня рубашку, отталкивая на кровать, аккуратно усаживаясь сверху. — И? Трина облизала раскрасневшиеся губы, удобно устраиваясь на мне. Я снова растерялся из-за смены ее настроения. Хмыкнув каким-то своим мыслям, она сняла с себя одежду, кидая ее на пол. — Тебе не должно сейчас это мешать, Ивар. Сейчас я твоя. Только твоя! — тихо проговорила она мне на ухо, наклонившись. Горячий шепот заставил мое тело покрыться мурашками. Я положил руки ей на живот, невесомо гладя пальцами мягкую кожу, изучая тело взглядом, стараясь сохранить в памяти этот образ в полутьме. — Иди сюда, — промурлыкала девушка, словно кошка, приподнимая меня за подбородок, следом целуя. Сев, я почувствовал, как она обвила меня руками, словно змея, оставляя влажные, горячие следы от поцелуев на шее, плечах, груди. Мои руки блуждали по ее телу, проводя по спине, по бокам, по бедрам, сжимая ягодицы, где девушка с готовностью подставлялась, изгибаясь в моих руках. Я оставлял на ее шее засосы, которые завтра наверняка станут очень заметными на бледной коже, ну и пусть. В долгу девушка не осталась: запустив свои пальцы в мои волосы, она оттянула их назад, приникнув к губам. Горячее прикосновение вырвало первый стон у нас обоих. — Тише, — внезапно проговорил я, стараясь перевести дыхание. — Тебе ли не все равно? На дне ее глаз не было больше ничего, только желание, которые туманили разум и мне. — Все равно. Просто не хочу, чтобы несчастная стража сейчас завидовала и подглядывала, — я попытался свести все в шутку. — Пускай. Она снова приникла к моим губам, стараясь раззадорить еще больше. Хотя куда было больше? Штаны заметно стали меньше в области паха и безумно хотелось их снять. Да и еще елозящая на мне девушка добавляла дискомфорта. Поняв мои чувства, она, усмехнувшись, быстро стянула их с меня. — Я тебя хочу, — хрипло прошептал я. Мои пальцы быстро соскользнули на внутреннюю сторону ее бедра. Трина ощутимо вздрогнула, прикрыв глаза быстрым движением облизывая губы. — Так кто же тебе мешает? — она улыбнулась, срываясь на тихий стон, когда следом два пальца проникли в нее. Но я не мог никак решиться. Мне нравилось видеть ее такой — раскрасневшейся, возбужденной, открытой. Смотря сейчас в ее глаза, я понимал, что хотел бы видеть эти моменты раз за разом, повторяя все то, что я делал. Но все что я сейчас мог — это лежать и наблюдать. Трина сама надавила на мою грудь, заставив немного отстраниться — так удобнее ей было устроиться, пока я придерживал ее за бедра, чтобы она сама направила в себя мой член. Ее протяжный стон разорвал ночную тишину, когда я оказался в ней полностью. Сейчас все словно в первый раз, заново, по-новому, и ощущается все так же остро и ярко. Немного придя в себя, девушка начала двигаться, мягко покачивая бедрами и покусывая собственные губы. У меня все поплыло перед глазами от ощущений. Постепенно движения девушки ускорялись. Она крепко держалась за мои плечи, оставляя на них следы от ногтей, постанывая все громче и откровеннее. Я сжал пальцы на ее ягодицах, резко насаживая на себя, вскидывая бедра навстречу, забывая обо всем. Все ощущения нарастали и вытесняли окружающий мир. Кроме нас будто ничего больше и не существовало. Я уже не следил за тем, какие звуки издаю. Мне было плевать. Да и девушка больше не контролировала себя. Почувствовав усилившуюся дрожь в теле, я случайно слишком сильно прикусил ее губу, заставляя тихо зарычать и укусить меня за нижнюю губу в ответ. Во рту распространился солоноватый привкус крови, на который я не обратил внимания. Все это было последней каплей, после которой ее выгнуло дугой. В голове моментально стало пусто, лишь наши тела бились в сладких судорогах, распространяя по каждой клеточке невероятное удовольствие и жар. Застонав, Трина прижалась ко мне, пытаясь восстановить дыхание и собрать мысли воедино, потому что я слишком плохо соображал. Мне до сих пор не верилось, что я смог, что я мужчина, а не калека. Происходящее никак не укладывалось у меня в голове, вызывая лишь явно придурковатую улыбку на лице. Около минуты мы сидели так, в тишине, тяжело дыша, вслушиваясь в сердцебиение друг друга. Девушка прижалась разгоряченным телом к моей груди, тяжело дыша мне в шею. Положив свои руки ей на талию, я зарылся носом в ее мягкие волосы, вдыхая с жадностью такой родной, но позабытый аромат.