Она и я

      — Прогуляемся до гимназии? Это далековато, двадцать минут на машине, но погода такая теплая, хочется пройтись.       — С удовольствием.       Мы легко входим в общий ритм. Я не чувствую напряжения или неловкости, но фигуру Саши как будто окружает силовое поле, которое одновременно притягивает и не дает подойти слишком близко.       — Решили не отдавать дочь в обычную школу?       — Это муж настоял. Он сам учился в гимназии, был первым учеником. На занятия ходил в бабочке. Мать ему всегда внушала, что он достоин самого лучшего. Так и остался перфекционистом. Кстати, я рассказала ему про вас.       Нутро цепенеет. Страх, отступивший на время, возвращается.       — И что он ответил?       — Просто пусть будет в курсе, если столкнетесь с ним.       — Если столкнусь. Вы не живете вместе?       — Живем, но он очень много работает, часто задерживается, уезжает.       Если его постоянно нет, скорее всего, он Саше изменяет, может, даже живет на две семьи. Неужели она не осознает?       — Я знаю, о чем вы думаете. Вам кажется, муж гуляет.       — Да, мне это действительно пришло в голову. А вы?..       — Вам я скажу честно.       «Вам». Саша выделяет это слово, у меня бегут мурашки, нос закладывает, внутри оживают и шевелятся невидимые щупальца.       — Мне все равно. У женщин есть гордость, у актрис она развита непомерно, и кажется, что неверный муж должен эту гордость уязвлять. Но знаете, надо иногда смотреть на жизнь практично. Оглядитесь вокруг. Нищета. В театре зарплаты ниже минималки, бросают подачки за выходы, за звание. Но все живут бедно. А мой муж... Он хорошо зарабатывает и денег на семью не жалеет. Для меня это важно. Я хлебнула бедности, больше не хочу.       — Значит вы с ним из-за денег? — Зачем я сказала это. — Я вас не осуждаю, вы же знаете.       — Да, в основном из-за денег. Но не только. Он надежный. Никогда не поднимает голос, тем более руку. Знаете, в театральном я сильно влюбилась в преподавателя актерского мастерства, ходила на его спектакли. Завязался роман. Он был такой красивый, харизматичный, обаяние волной сшибало с ног. Но характер — хуже не придумаешь. Дикое, неуемное тщеславие. Любое неосторожное слово в его адрес — взрыв. Пил, конечно. Как все. Любил страстно и с той же страстью ненавидел потом своих женщин. Бедная его жена работала в театре завлитом¹. Тихая симпатичная женщина, как она страдала, убивалась. Он нехорошо со мной поступил, как и с другими дурочками. Зато пелена пала с глаз. Я все смотрела на его жену и думала — у меня будет иначе. Так и вышло. Я довольна браком и никогда не буду следить, подозревать, выискивать признаки измены. Это уже удар по гордости. Тем более, у нас маленький город, кто-нибудь бы донес. А пока тишина.       Меня снова поражает откровенность разговора, правда, что готовы обрушить друг на друга малознакомые люди. Может, потому и готовы, что рано или поздно разбегутся, никак не задевая жизни собеседника. Мне хочется знать, что сделал с Сашей любовник, почему ей пришлось жить в нищете, зачем она завела детей. Я знаю, что она ответит, но все равно боюсь спрашивать. Мы идем молча. Дорога выводит к центру города, здесь менее оживленно, чем в густонаселенном спальном районе.       А что будете делать, если он сам признается, захочет уйти?       — Выколочу из него побольше денег. Но он порядочный человек, позаботится об этом сам. Мне не кажется, что он захочет меня бросить. Какая-то внутренняя женская уверенность. Вы же не замужем?       — Нет.       — Это к вам еще придет.       — Я не думаю, что выйду замуж.       Почувствовав что-то в моей интонации или тоне, Саша не развивает тему, не спрашивает, почему я отрекаюсь от главной женской цели. А ведь это просто. Я могла бы рассказать. Но привычка молчать, держать в себе, не открываться ни при каких обстоятельствах оказывается сильнее. Что-то нарушилось только в разговоре с А., но та встреча видится размытой мешаниной сна и вымысла.

***

      Четырехэтажное здание гимназии построено из благородного красного кирпича и чем-то напоминает классические английские колледжи. Парковка забита дорогими иномарками, в окнах новые пластиковые рамы. Видно, что это престижное заведение, куда не попадают случайно. Звонок разрывает тишину улицы. Саша идет забирать дочь с продленки, я жду снаружи, отгоняя назойливое желание убежать. Мне не нравится школа, не нравятся дети. Мне хотелось побыть возле Саши, убирать или готовить, пока она учит роль, варить ей кофе, восхищаться, утешать, хвалить, но не искать общий язык с детьми. Приближение истерики настойчиво подталкивает к побегу, но тут Саша окликает меня. Она ведет за руку темноволосую девочку лет восьми-девяти; под расстегнутым розовым пальто — зеленая форма, издалека ребенок похож на арбуз. Наше время вдвоем с Сашей закончилось.       — Привет. Как тебя зовут?       — Вероника.       — А меня Л.       — Ника, это моя подруга. Скажи ей, в каком ты классе?       — В третьем!       — Ух ты.       — Мама, я сегодня получила пятерку.       — Умница моя, по какому предмету?       — По русскому! А Петров опять у меня украл стерку...       Домой возвращаемся на автобусе. Саша заходит за Анжеликой. Она и правда похожа на ангела: светлые кудрявые волосы, розовое нежное лицо. Сестры шушукаются между собой. Видно, что они привыкли проводить много времени вместе. Саша смотрит на девочек с любовью, но дома, когда все садятся за стол, малейшее непослушание вызывает раздражение, которое ей не удается подавить.       После еды Саша возится с младшей, я делаю английский с Никой. Она сообразительная и аккуратная, ей не нужна моя помощь. На кухне мою посуду, пытаюсь найти место каждого прибора в многочисленных шкафах и тумбах. Наверное, скоро придет муж, потребует ужин. С приходом мужчины атмосфера в доме обычно меняется и не всегда к лучшему. Пора уходить. Прощаюсь с Сашей в коридоре, но никак не могу отвернуться и переступить порог. Я уже скучаю, сама толком не понимая, что так манит меня. Мы увидимся завтра, послезавтра, но это не то. Не то, что мне нужно. Ужас ситуации в том, что я не знаю, чего хочу.       На ресепшен сегодня Карина. Она догадывается, что я спрошу, и грустно машет головой. Писем нет.       Не могу уснуть. Гостиничный номер вызывает отвращение. Он потерял привлекательную безликость, наполнился вещами и воспоминаниями, ими перестает обрастать только покойник. К. теперь ощущается тесным, знакомым, слишком близким. Я снова проваливаюсь в рутину, не замечаю, как пролетают дни. Уехать бы и начать все сначала. Саша. Саша. Очередное наваждение. Момент упущен. Жить бесстрастно, не зависеть от других, не привязываться к предметам и местам — не вышло. Теперь я останусь возле нее, пока будет возможно.       Л. вскользь упомянула о финансовых трудностях. Она ругает себя за то, что не попыталась обсудить с ней этот вопрос. Денег Л. скорее всего не возьмет, но нужно что-то придумать... У них странные отношения, не укладывающиеся ни в одни рамки, они не говорят вслух о том, что между ними происходит. Л. решила ей помочь, но ведь дело не в этом. Меньше размышлений. Ни к чему.       Они живут по распорядку, который сложился сам собой: встречаются утром, она везет девочек на учебу, потом едет в театр. Л. остается у нее, помогает по дому, потом встречает у театра. Вместе идут за девочками пешком, едят, Л. уходит, потому что категорически не хочет встречаться с ее мужем. Когда они собираются вечером в квартире уютным девчачьим кружком, к ней возвращается забытое умиротворение, натянутые до предела нервы, наконец, расслабляются, исчезают мелкие, отравляющие жизнь тревоги: не успеть, не забрать, забыть важное.       Она перестает остро реагировать на шалости девочек, а они, почувствовав, что мама стала спокойнее, ведут себя лучше. В театре затишье. Репетируют ввод в несколько спектаклей с новой актрисой, заменяющей ушедшую в декрет коллегу, но это не отнимает много времени. Приближается лето, вечерние спектакли играют все реже, но впереди маячат гастроли и фестиваль, где подведут итоги сезона. Муж по-прежнему редко появляется дома. Через два дня он летит в Сингапур и теперь поглощен подготовкой к поездке.       — Ты не устала жить в гостинице?       — Немного.       — Муж скоро улетает в командировку на неделю, может, переедешь на это время ко мне?       Л. молчит.       — Только если согласишься, не делай ничего по дому. Будь просто моей гостьей. Обязательно пиши, отдыхай от нас, если нужно.       — Мне совсем не трудно, ты знаешь.       — Так ты согласна?       — Мне бы очень хотелось.       — Но?       — Но мне это кажется неправильным.       — Из-за мужа? Я такая же хозяйка квартиры, как и он, имею право пригласить свою гостью. Соглашайся, пожалуйста.       Л. всматривается в ее лицо, она выдерживает взгляд.       — Когда он уезжает?       — Через два дня, в понедельник.       — Ладно, предупрежу в гостинице, что, наконец, освобождаю номер.       — В одиннадцать я зайду к тебе, помогу с вещами.       — Спасибо.

***

      Суббота и воскресенье проходят мирно. Муж проводит вечера с дочками, смотрит мультики, кормит ужином, спрашивает, какие подарки им привезти. Она играет в набивших оскомину комедиях, которые почти не отнимают внутренних ресурсов, но и не дают особого заряда. Приходит довольно рано, пьет с мужем вино. Секс она скорее терпит, но большого отвращения не испытывает. Рано утром, еще до рассвета, за ним захлопывается дверь, и она чувствует облегчение. Спустя пару часов тщательно приводит себя в порядок, готовит завтрак и ест вместе с дочками, хотя обычно ограничивается кофе. На пути из гимназии в гостиницу она наслаждается свободной дорогой, мягким светом в кронах зацветающих каштанов, подпевает глупым песням, что крутят на радио.       Серый параллелепипед гостиницы сохранился с советских времен. Желания снять тут номер не возникает, но минует и привычное раздражение, вызванное уродством конструктивизма. В холле Л. общается с девушкой на ресепшен. Разговор продолжается довольно долго, появляется второй сотрудник, молодой мужчина. У него приятная внешность, но глаза злые, с нехорошим блеском. Втроем они о чем-то спорят, она не может решить, стоит ли вмешиваться. Наконец, мужчина кидает на стойку какие-то конверты и уходит в служебное помещение. Л. хватает их, резко разворачивается, быстро идет с чемоданом к вращающейся двери, ничего не замечая вокруг. Лицо непроницаемо. Она выходит следом и осторожно кладет руку Л. на плечо.       — Проблемы?       Л. вздрагивает от ее прикосновения, потом поворачивает голову и пытается улыбнуться.       — Да так. Одна неприятная история. Потом расскажу.       — Поедем?       — Давай сначала покурим. Есть сигареты?       Они грузят небольшой потрепанный чемодан в «жука» и курят, присев на капот. Впереди виднеется парк и горы. Л. опускает голову ей на плечо, выдыхает вверх струйку дыма. Он ненадолго зависает в воздухе перед тем, как полностью в нем раствориться.