Враг Федерации

*** Спок ступает на борт «Даггера». Впервые он идёт по рабочим и верхним палубам, а не по трюму, заполненному тесными камерами для живого товара и складскими отсеками. Он не знает, единственный ли он пленник, которого транспортирует судно, или же прочие просто ожидают внизу, пока его предпочитают провести по кораблю лично. Спок, всё ещё скованный ошейником, но хотя бы в униформе флота, следует за ним по пятам. Навстречу им попадаются спешащие энсины, техники, связисты (это ясно лишь из их слов, с которыми они перебрасывают свои отчеты о готовности на падд Кирка). — Мы идем на мостик, капитан? — спрашивает Спок. Сейчас это обращение почему-то режет слух, как бритвой, и Спок жалеет, что его употребил. Его свобода уже близко. Он больше не обязан притворяться и лавировать среди правильных обращений и безопасных поведенческих тактик. — Мне поступило пожелание увидеть «товар лицом», — оборачивается Кирк и слегка улыбается ему. Внезапно из-за угла на них выбегает низенький суетливый человек. Он сходу начинает рассказывать о двигателях искривления и импульсных, текущих ремонтах и состоянии гондол. Он бормочет настолько быстро, что капитан не успевает его заткнуть, прежде чем Спок получает представление о том, что перед ним оказался главный инженер «Даггера» и о том, что двигатели имеют нетипичное строение и регулировку мощности. Ему остаётся только гадать, какими способами инженер обеспечивает безопасность и стабильность их работы. Ему очень хотелось спросить об этом, но он благоразумно сделал вид, что вообще не слушал. Не то чтобы Кирк в это поверил. Они останавливаются прямо перед турболифтом, ведущим на мостик. — Подождите в кают-компании, — приказывает ему капитан, делая знак двум дюжим йоменам, что всё это время сопровождали их. — Мы будем на месте сделки через четыре часа. Спок не видит ни выхода «Даггера» из дока, ни его старта, ни его хода до точки назначения. Йомены великодушно предлагают ему «в картишки», но он вежливо отказывается, сославшись на необоримые и неотступные мысли о Родине. Наконец, дверь кают-компании открывается. — Вперед, — Кирк бесцеремонно хватает его за плечо и затаскивает в турболифт. Корабль мал и шахта невысока, а мостик похож по устройству на клингонский, только аппаратура и сами посты другие. Такое ощущение, что они родом со всех уголков галактики и собраны здесь вовсе не в утилитарных целях, а для коллекции (что является в корне неверным предположением, учитывая репутацию «Даггера»). Спок навскидку классифицирует оборудование, являющееся делом рук по меньшей семи инопланетных рас, исключая людей. Оно явно модернизировано и стандартизировано под универсального пользователя. Да, земное отделение Федерации никогда бы не разрешило использовать такую смесь. Впрочем, как и любое другое. — Садитесь-ка сюда, мистер Спок, — ему предоставляется откидное место наблюдателя около турболифта. Сам Кирк занимает капитанское кресло, и видно лишь его затылок, когда тот отдает стандартные команды. — Видели когда-нибудь нечто подобное? — внезапно обращается к нему капитан, когда корабль успешно ложится на встречный курс. — Знакомые приборы или тёмный лес? Он не уверен, при чём здесь лес, но за годы службы научился пропускать всякие бессмысленности мимо ушей. — Не лес — это точно. Некоторые я только видел, на некоторых работал. У некоторых мне известны чертежи или программное обеспечение. — Что ж, — хмыкает Кирк. — А я-то надеялся вас впечатлить. — В этом нет нужды. — Тут Спок вспоминает о главном инженере. — Но если говорить о впечатлениях, то уверен, наибольшие были бы от машинного отделения. — Мечты, мечты, — рассеянно машет рукой Кирк, скользя по нему взглядом. — Уже через пятнадцать минут вы окажетесь среди своих и забудете произошедшее, как кошмарный сон. — На связи «Авалор», — рапортует связистка. — Выводите на экран. Капитан «Авалора» — сухопарый мужчина с квадратным черепом и глубокими залысинами, выглядящий старше своего реального возраста. Это Ян Делакруа. Спок знает его, хотя они ни разу не общались. Чуть поодаль его кресла он замечает знакомую фигуру в традиционной вулканской одежде. Кирк обменивается приветствиями и жестом просит Спока подойти ближе, чтобы попасть в область визора. Да, определённо, на том мостике — его отец. Когда их взгляды на секунду пересекаются, Спок не может определить выражение, что промелькивает на дне его глаз. Лишь внезапное неприятное ощущение непроизвольно расползается по его внутренностям, словно отдалённое чувство опасности. — Я жду перевода оговоренной суммы, а пока наши инженеры будут сонастраивать лучи транспортаторов, — говорит Кирк. — Мне сообщают, что устройства уже сонастроены, — возражает ему Делакруа. — Нам нужно прислать своего медика на ваш борт, чтобы проверить состояние пленников. — В этом нет необходимости, у нас есть свой доктор и он отмечает, что товар в превосходном состоянии. Повисает пауза. Делакруа словно не находит, что ему сказать. Кирк едва уловимо хмурится, с его губ едва ли не автоматически срывается тихое и ошеломленное «щиты». В следующую секунду связь обрывается, а «Даггер» сотрясает страшный удар. Всё не разваливается только потому, что приказ капитана усилить уже имеющуюся защиту был выполнен мгновенно, без каких-либо заминок и сомнений. Если бы он поверил «Авалору» и опустил щиты, чтобы поднять кого-либо на борт или передать людей раньше получения выкупа, выстрел был бы произведён тут же и они бы разлетелись на куски. Спока швыряет вперед, ударяет виском о перекладину, а следующий толчок подбрасывает его через поручень в центральную часть мостика, к штурвалу, навигаторам и капитанскому креслу. Он поднимается на четвереньки, придерживаясь за выступившую страховочную петлю на полу и видит, как из опущенной, болтающейся головы рулевого капает фиолетовая кровь. Фиксация в кресле не успела среагировать на рывок и лишь спасла хозяина от более серьёзной травмы. А навигатор зафиксироваться не успел в принципе и теперь повис на страховочных лентах. На мостике слышны громкие ругательства, поносящие тех, кто всё же расстегнул ремни, потому что «пузо давит, так вообще без пайка оставлю на месяц!» и «чёрт меня дёрнул поставить недоумков из гамма-смены для якобы практики!» Спок встаёт, вцепляясь мертвой хваткой в железные перекладины на боках рулевой станции. Мир вокруг него трясётся и дрожит от натуги. Большая часть пиратов всё же усидела в своих креслах, а кто потерял сознание от толчка на важных постах — тех выволокли и заменили собой действующие специалисты. Очевидно, сейчас «Даггер» исполняет автоматические манёвры ухода от атаки. Или капитан успел отдать приказ хотя бы машинному отделению? — Коммандер Спок! — настигает его громкий, злой окрик покрасневшего от бешенства Кирка. Злость направлена не на него. — Вы жить хотите? — Утвердительно, — отвечает он. Повышать голос в ответ, перекрывая грохот стонущих конструкций и переписк приборов, очень непривычно. Привычно лишь переходить с простого «да» на более чётко определяемые на слух формулировки. Кирк, воспользовавшись паузой в манёврах и залпах противника, вытаскивает обмякшее тело пилота и ловко закрепляет в своём кресле. Спок поднимает навигатора (кончики пальцев чувствуют биение его жизни, он вне опасности), крепит к ближайшему откидному месту. Капитана тоже тряхнуло, на его предплечьях кровавые ссадины от впившихся ремней и неизвестно что ещё под формой, но он отдает приказы отрывисто и чётко, проверяя управляемость корабля и его команды. В нём вместе с яростью кипит адреналин, природный анальгетик для людей. Он рушится в кресло рулевого, поспешно активируя ремни безопасности и затянув их потуже. Спок занимает место навигатора, не дожидаясь приглашения. Взгляд Кирка, как молния, падает на него и тут же смягчается. — Надо же, а я только собирался сделать предложение, от которого вы не сможете отказаться! Спок проглатывает уже почти вырвавшееся «какое?». Капитан всего лишь использовал шутливый оборот. Другим подчинённым доставались одни отборные ругательства. Ремни и правда слегка расхлябаны. Явно не из-за халатности. Скорее всего, их прочность и эластичность страдала от того, что они слишком часто работали в своих предельных состояниях, почти в экстремальных условиях. Цена знаменитых умопомрачительных манёвров. Кирк берётся за штурвал, одновременно получая отчёты и отдавая приказы через передатчик на шее. Спок анализирует карту окружающего космоса, текущие координаты «Даггера», координаты врага и контуры ближайшего поля тяготения, а также звёзд, чьё сияние можно использовать как прикрытие от погони. Функциональность корабля восстановлена. Судя по макросам на экране, гондолы не повреждены, но есть повреждения корпуса, также пострадали внешние контуры защиты и стыковочные шлюзы. Наблюдается утечка энергии. Однако общая структурная целостность корабля не нарушена. Залпы фрегата Федерации не прекращаются, но «Даггер» не отвечает им тем же, уйдя в глухую оборону и копя силы для глубокого прыжка в варп. Спок до сих пор не представляет, каким образом им удаётся уходить от самонаводящихся ракет. Умелый разброс обманных зарядов? Трудно сориентироваться, на каком экране содержится конкретная информация об этом. Надо адаптироваться к консоли быстрее. — Какой курс, капитан? — спрашивает Спок. — Манёвр номер 35 ЗФ. Как раз с использованием ближайшей звезды. Спок выполняет. Кирк отлично понимает, что стеснён в командах, которые может ему дать, ведь знания Спока ограничиваются теми, что используют земной и вулканские флоты. Наверняка есть причины, по которым он не может прямо сейчас заменить его на более квалифицированного специалиста. Судя по нахмуренным бровям и вытянутым в напряжённую струнку губам — причины веские и оглашать он их не собирается. Как Спок поймёт нестандартный приказ? А нужно понимать с полуслова, с полувзгляда. Манёвры «Даггера» имеют такие формации, какие ему неизвестны. И они нужны, если они планируют оторваться и победить в схватке с фрегатом, что бьёт на поражение. Спок не боится смерти, но ему не хотелось бы… такой. Есть только один способ исправить положение, и Споку совершенно не нравится, что он не испытывает страха или отвращения перед этим решением. Он протягивает руку к руке Кирка над приборной панелью, касается мизинцем мизинца. Почти незаметное движение в разгаре боя, но Джим бросает на него настороженный взгляд и тут же понимает, что тот собирается сделать. Складка между бровями немедленно разглаживается. — Ты же не станешь меня атаковать? — уточняет он. — Это крайне глупо в текущем положении, — строго выговаривает Спок. — Будьте готовы, я попытаюсь считать нестандартные конфигурации курсов и варп-прыжков, если вам потребуется их использовать. — Принято, — коротко бросает Кирк и возвращается к общему управлению кораблём. Через несколько минут Спок разбирается во всех показаниях навигационной консоли и общих данных. Они оставили позади себя порядка пяти фотонных теней, условных копий «Даггера», сформированных пылью из фотонных отражателей. На каждую ракету с «Авалора» пришлось не менее шести вовремя выпущенных инфракрасных ловушек. Причём ловушки срабатывали отменно, и лишь один раз один из снарядов чиркнул по поверхности щита, но всё равно не взорвался. Манёвр ухода из области копии-обманки и выбор нового места для корабля, где его первое время не засекли бы вражеские сенсоры, надо тщательно рассчитать с учётом многих факторов — особенностей зрения чужих приборов, расположения «Даггера» относительно «Авалора», других космических тел и их излучений. Следом — передать траекторию движения и координаты рулевому. Уже на второй «тени» Спок понимает, что передача информации через компьютер неэффективна. Из-за постоянного движения данные устаревают за считанные секунды, потраченные на набор чисел. Малейшие неточности могут стоить им щитов, а потом и жизней. Спок стискивает зубы, наступая на горло своей гордости, и пробует передать трек не аппаратно, а всунув телепатически. Он чувствует удивление в ответ, а потом координаты жадно утягивают вглубь, и корабль тут же совершает нужный разворот. Такое лёгкое принятие информационного пакета… Спок с ожесточённым упрямством относит это в счёт своей компетентности, а не в счёт восприимчивости разума капитана и удобства его структур лично для Спока. На последнюю, пятую тень, Кирк использует ромуланскую технологию невидимости, явно усовершенствованную неизвестным Споку образом, одновременно выдав последовательность импульсов имитации выхода в варп, и глушит судно. Растерявшись, «Авалор» прекращает обстрел и начинает вслепую рассылать вокруг себя разведывательные импульсы. «Даггер» необнаруженным ждёт в полной неподвижности, мраке и тишине, на аварийном освещении, пять минут. Затем выпускает по затормозившей цели все фотонные ракеты и, разогнавшись с места практически мгновенно, штопором вписывает в седьмой варп, быстро наращивая скорость. Спок едва успевает проложить курс на ближайшие тридцать секунд, чтобы они ни во что не вписались. И он уверен, что услышал стук гондол об их крепления-фундаменты и трещащую от перегрузки обшивку. А также краем глаза видит на боковом экране, как фотонные ракеты одна за одной приходятся в ту часть «Авалона», где расположен левый двигатель, и как щиты там проседают с катастрофической скоростью. Если капитан Ян помедлит, его ожидает скорый взрыв тех отсеков и потеря двигателя. Поразительно. Им всё-таки удалось уйти в неотслеживаемый прыжок. Пожалуй, слишком глубокий для судна подобной конструкции, но ядра успешно справляются с нагрузкой. Двигатели действительно непропорционально мощны относительно массы корабля. Густая чернота, едва простреливаемая редкими полосами света, затапливает экраны, светятся лишь показатели систем и датчиков окружающего варп-пространства. Энсины оказывают друг другу первую помощь, используя небольшие аптечки, закреплённые на стенах. Воскресший рулевой сменяет Кирка, и тот нахохливается в капитанском кресле, крайне взъерошенный и разозлённый. — Мистер Спок, покиньте кресло навигатора и возвращайтесь в кают-компанию. А ты, Джули, дубовая голова, вернись. Вести можешь? — Да, сэр. — Вернёмся, всех поубиваю. Будете на тренажёрах у меня сидеть, пока спины с руками не отвалятся! — Так точно, сэр! — громко гаркает мостик почти что стройным хором. Капитан зажимает кнопку интеркома. — Маккоя на мостик. Спок спускается на первую палубу, запруженную народом, и в голове его пусто, словно он только что прошёл через серию многоступенчатых медитаций, что вымели из его сознания все эмоции вместе с обременяющими их мыслями. Он знал только то, что должен показать медику рану на виске и отдохнуть. Больше ничего. Затерявшись во тьме, они возвращаются в Монк Бэй. *** После шокирующего нападения и возвращения на базу никому не приходит в голову возвращать Спока в его камеру. Они вместе сидят в лазарете, пока доктор Маккой латает и проверяет их тела на стационарном оборудовании, и вместе же они приходят в каюту капитана. Кирк тут же падает, распростёршись, на кровать, откинув полупрозрачный балдахин, а Спок застывает в кресле, выпрямившись. Людей обычно раздражает, когда он так сидит, для них это смотрится неестественно, но сейчас ему совсем не хочется переживать по этому поводу. Он застрял здесь. Теперь у него точно один выход — пытаться сбежать самостоятельно. — Мне попытаться напрямую связаться с вашей семьёй? С отцом? — наконец, негромко произносит Кирк. Спок отрицательно качает головой. — Я не уверен в его непричастности. Он мог обо всём знать. — Согласиться с тем, что тебя убьют вместе со мной и командой? — недоверчиво хмурится Кирк, приподнимаясь на локтях. — Так давай спросим его напрямик, предавал он тебя или нет. — Я бы лучше спросил мать, — Спок не смотрит на него, но чувствует, что Кирк всё равно отводит взгляд. — Но её на мостике я не видел. — Что же вы всех убеждаете, что вулканцы не могут лгать? — Некоторые… всё же могут, — негромко подтверждает он. — Твой отец относится к таким вулканцам? — Я не знаю. Кирк запрокидывает голову к потолку то ли в признаке отчаяния, то ли нетерпения: — То есть я не связываюсь с твоей семьёй, я правильно понял? — Верно. Спок не расскажет Кирку о своих мыслях. Отец решил, что он, скорее всего, уже смертник, и согласился на эту жертву. Он был, вероятно, удивлён, увидев своего сына всё ещё стоящим на ногах, прямо на мостике «Даггера». Циклы Спока всегда было крайне трудно рассчитать, даже без учёта того, как они меняются с возрастом. В том, что он ещё держится, в первую очередь виновата стрессовая ситуация, в которую он угодил. — Как твоя голова? — вновь тревожит его капитан, переползая на подушки и давая отдых позвоночнику. Один или несколько из его позвонков повреждены, насколько он мог видеть манипуляции доктора. — Всего лишь небольшое рассечение кожи. Заживёт довольно быстро. — Дюралевые твои кости… Трудно было считывать приказы? Конечно, это было тяжело. Использовать телепатию в такой напряжённой ситуации, переключаться в абсолютно произвольные моменты между реальностью и поверхностью чужого сознания, что хранит в себе весьма ощутимую опасность для его разума. Балансировать — не глубже, не выше, пытаться интерпретировать увиденное. Иногда там Спока встречали корректировки, не имеющие отношения к манёврам и направлениям: людей не учат контролировать поток мыслей на поверхности сознания. Они словно дети, не умеющие, не понимающие и отказывающиеся понимать, что вместо шёпота просто напросто голосят в общественном месте, мешая всем вокруг. — Я справился с этим, — коротко отвечает он. — Я знаю, что справился, мы же живы. Вопрос был о другом. Натыкался на посторонние образы? — Нет. Только то, что вы хотели мне показать. — Хорошо. Я пытался мыслить яснее и представлять всё себе чётче, чем обычно. — Страшно подумать, что меня ждало бы, если бы вы этих попыток не совершали. Кирк довольно посмеивается: — Вот так-то будет честнее. Из меня телепат, как из жопы — ручка. Не то что твои сообщения… Спок спешит вычеркнуть представленное из головы и ничего не уточнять. — Что? Неужели тебя так коробят непечатные слова? Кирк в который раз правильно расценивает его бесстрастное молчание. Возникает вопрос: а были ли моменты, когда он считывал его реакцию неправильно? — Нет, я к ним равнодушен. Если вас это беспокоит, в списке национальных песен, что я должен был выучить, примерно одна пятая содержит экспрессивные выражения, будь то брань или непристойность. В той или иной мере. — То есть ты можешь ругаться по-вулкански. — И не только. Как же иначе вести переговоры с ромуланцами? Кирк прыскает и смеётся. — О да! Иначе никак. Я бы посмотрел, как ты их кроешь до десятого колена с твоим-то вечно каменным лицом! Спок ловит себя на том, что любуется его улыбкой и испытывает радость от того, что смог заставить смеяться вечно хмурого капитана. По-настоящему смеяться. Уж он-то различает. — Что меня ждёт дальше? — спрашивает Спок. — Что вы со мной сделаете? — Сперва придётся разобраться в причинах инцидента, а потом я снова попробую связаться с Федерацией. Что, конечно, в текущих условиях будет крайне проблематично… Продавать вас частному лицу у меня намерений нет. Но и отвезти вас на Родину, как вы понимаете, права я не имею. — Разве я не слишком много узнал про вас и всё, что здесь происходит? — Будем надеяться, что недостаточно. Кхали-Кали наверняка захочет тебя увидеть, посмотреть, кому так не повезло. — Расскажите о нём, — просит Спок. К его удивлению, теперь Кирк не отказывает ему. — Он основатель Монк Бэй, очень умён и никогда не ошибается в этом бизнесе, за это все уважают его мнение. Его корабль — «Разящее копьё Света». Бьёт редко, но метко. — «Разящим копьём» управляет капитан Гильгамеш. Каково же его настоящее имя? — Когда я пришёл, все уже звали его этим прозвищем. Как мне рассказывали, «Кхали-Кали» — это искажённое «не убивай меня» с какого-то там языка. Так бормотал очередной шпион, с неправильно отрезанным языком и выбитыми зубами, когда он его душил. Звук был такой странный и леденящий душу, что это название прижилось. Сам он не против, если его так назовут в лицо. Главное, не злоупотреблять. Эх, весь Монк Бэй зол, как гнездо шершней, — Кирк неодобрительно косится на коммуникатор, валяющийся на соседней подушке, словно тот вот-вот зазвонит. — Я и подумать не мог, что они решатся разменять тебя и ещё пару человек, как ничего не значащих пешек… Это неслыханное оскорбление для всех нас. Возможно, что под «всеми нами» он имеет в виду и его тоже. — Тебя предали свои. Неприятное чувство, да? — спрашивает Кирк. — Это не предательство. Мной решили пожертвовать, — отрезает вулканец. — А у тебя разрешение на совершение этой жертвы спросили? Нет. Это и есть настоящее предательство, коммандер Спок. Не поцелуй в подсобке украсть у сверстника, а целую жизнь. Уж я-то, кого именуют не иначе как Кирк-предатель, всё об этом знаю. — Преступники всегда считают себя невиновными, что бы они ни совершили. Странно, что вы не такой. — Осознавать преступление и при этом идти на него — разве не более тяжкий грех? Нам, людям, свойственна двойственность натуры. Вторая часть меня может упиваться содеянным и чувствовать себя на своём месте. — Я понимаю, — произносит Спок. — Разве только люди таковы? Вовсе нет. — Благодарен тебе за то, что в отличие от прочих инопланетников ты защищаешь наш вид, а не унижаешь его. — Пожалуйста, — роняет Спок с самым непроницаемым выражением. — Это был сарказм, — безошибочно определяет Кирк, уставив на него палец, будто они вдвоём уже давно и успешно играют в одну из детских «угадаек».  — Верно. Ещё был вариант «кто-то из нас двоих должен это делать, не так ли?», но я его забраковал. — Это было бы слишком жёстко. — Я так и подумал. Они затихают оба на какое-то время. Кирк нашаривает на тумбочке один из гипо, выданных доктором Маккоем, и сам ставит его себе в плечо. Скорее всего, это обезболивающее. В тиши неработающего терминала стальные конструкции и переборки доносят до каюты смутный шум живущего своей жизнью астероида. — Странный ты малый, даже для вулканца, — вдруг произносит Кирк, закинув заклеенные лентами пластыря руки за голову и не глядя на него. — Люблю странных. Им нет нужды притворяться. И, прежде чем вулканец добавляет что-нибудь, продолжает чуть громче: — Я расскажу тебе про тот случай. В ту пору я сам был ещё подростком и не задавался вопросом, из каких соображений меня отправили жить в далёкую, якобы процветающую колонию. Может, мне не нашлось места на Земле. Тогда модно было быть колонистом-переселенцем. Всех гоняли, и бесхозных детишек в том числе, в надежде, что те там задержатся у сохи и ничего не будут клянчить у метрополии. И, как это бывает в аграрных обществах, да на не до конца изученных планетах класса М-гамма (теперь-то все в курсе об их коварстве и полимагнитных геосферных цунами), однажды весь урожай погиб и связь с метрополией была прервана. Почти все автоматические системы были выведены из строя. Случился классический голод, как в давние времена, когда даже парового двигателя не знали. Вы знаете, что такое газовая камера? Конечно, вы знаете. Достаточно просто углекислого газа, что использовался для теплиц, пущенного в жилые помещения. Когда по приказу главы колонии умертвили первую партию людей, остальные терпеть не стали. Элита во главе с губернатором Кодосом укрылись в центральном поселении и завладели большей частью ресурсов. Началась гражданская война, если это слово применимо к такому небольшому количеству людей. Самая обычная война за ресурсы. И рано или поздно те, у кого их изначально было мало, слабели. Детей на войну не берут. В войну про нас элементарно забывают. Помрёт — невелика беда, он ничего не производит и ничего ещё не умеет. Наравне с официальными отрядами сопротивления и с отрядами властей в колонии появились группы, состоящие из детей и подростков, прячущиеся в диких лесах. Они воровали, доставляли кучу мелких неудобств обеим сторонам конфликта. Но самое главное, им приходилось охотиться на единственную дичь, оставшуюся на этой планете: на людей. Мне продолжать или тебя снова вытошнит? Хорошо, я продолжу. По несчастному стечению обстоятельств в итоге войны и голода выжили действительно лишь поселенцы центральной базы колонии, которых выбрал Кодос, у которых была еда, вода и защита прочных стен. И, как ни удивительно, выжили банды лесных детишек-каннибалов, терроризирующие местное население, прячущиеся глубоко в заросших предгорьях. Избегающие любых контактов, подозрительные и пугливые, изучившие все уловки по их поимке, нападающие и исчезающие в листве. Вы можете представить, какие басни наплели выжившие взрослые следствию о произошедшем на Тарсусе, чтобы не попасть под суд. Дети оказались единственными, кто мог рассказать правду о произошедшем здесь. Вестей от метрополии не было долго. Очень долго. Но рано или поздно они прилетели, спасли элитных поселенцев и попытались поймать затерянных в чащобах детей. К тому моменту банды поредели. Кого смогли пристрелить, кто умер от болезней или травм. Но те, кто остались… Их изловить было крайне сложно. Они жили глубоко на неизученной территории континента и не верили ни единому слову, которое им говорили новые, сытые и по-иному одетые взрослые. Не верили в то, что мир наступил, что они с Земли, что у них есть всё и они заберут нас домой. Разве бывает, чтоб всё было так хорошо и сладко, что добро победило, прямо как в сказках? Дети были уверены, что это очередной обман, чтобы поймать их и уничтожить. Когда им предлагали еду, они знали, что вся она отравлена, ибо так делал частенько Кодос, чтобы расправиться с ними, как с домовыми мышами. Их безуспешно ловили несколько месяцев. Они успели поймать и съесть нескольких человек, отправленных на их спасение. Психологи и специалисты отчаялись. Вы знаете сказку про Питера Пена? Надо же, знаете? Отлично. Пришедшие с Земли тоже её вспомнили. И использовали «эффект Вэнди», как он будет назван впоследствии. К нам пришла маленькая босая девочка с семенами и научила нас возделывать землю. Жила с нами. А потом вместе с нами же вернулась домой. Кажется, при воспоминании о ней Кирк с трудом сдержал навернувшиеся слёзы. — Продолжайте, — просит Спок, хотя бы ради того, чтобы отвлечь его от такого сильного и явно болезненного выражения чувств. — А нечего там продолжать… Хотя да, — Кирк прекращает лежать и рывком садится на кровати. — Виновник этого геноцида так и не был наказан. Он был оправдан за отсутствием доказательств и отпущен на свободу. Кажется, он был чьим-то близким родственником и другом. А когда после решили пересмотреть дело за наступлением совершеннолетия основных свидетелей, время уже было упущено. У него новые документы, новое лицо и место обитания, и никому никогда его уже не отыскать! Когда эхо его громкого, озлобленного крика затихает где-то под потолком, Спок осторожно говорит: — Очень жаль это слышать. — Вы догадываетесь, кто был Питером Пэном, да? — Про это было написано много статей. Никто не мог понять, как относительно небольшая группа детей организовалась так, что в течение года, а то и больше, выживала в диких лесах и давала отпор силам превосходящего противника. Это полностью изменило подход к воспитанию детей во многих обществах. Группа была в итоге спасена Звёздным Флотом, личности строго засекречены. Оказывается, это были вы. Их предводитель. — Скажу больше — именно я придумал, как нам всем выжить. — Это… это мне уже известно, Джим, — мягко напоминает вулканец. — Страшная история, правда? — невесело усмехается тот. — Но ведь сейчас вы вполне нормальны, иначе бы вас не взяли на обучение в академию, не назначили бы капитаном. — Когда-то руководство Звёздного Флота посчитало, что я был слишком мал, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях. Посчитало, что моя психика справилась с пережитым, и мои психоаналитики говорили так же. Может, они и правы. Я не знаю, как относиться к тому, что произошло. — Что вы чувствуете, когда вспоминаете это? — Вину. Я вижу лица своих друзей по несчастью, своих подопечных, в темноте подземной теплушки и в очередной раз понимаю, что я не могу обречь их на гибель. Решить и сказать: теперь мы будем умирать от голода, но этого толстого дядю не съедим. Он будет гнить в земле, и есть его будут черви. Это было бы бесчеловечно, понимаете? Или вулканцы предпочтут смерть такому бесчестью? — Скорее всего, да. Но у вулканцев иная физиология, нам сложно умереть от голода, особенно в лесу. Мы умеем переваривать целлюлозу, а также можем впасть в спячку, которая может длиться до нескольких лет. Я не знаю, что бы я сделал, находясь в той ситуации, в том возрасте. Скорее всего, я был бы одним из тех, кто с надеждой смотрит на вас, Джеймс Кирк. Потому вы и стали капитаном, так как всегда умели принимать трудные решения. Мне искренне жаль, что мы потеряли вас. Кирк смотрит на него со странным выражением. Возможно, это горечь и одновременно признательность. — Добрая же у вас душа, если у вас находятся силы говорить это после всего, через что вам пришлось пройти из-за меня. И ещё придётся. — У меня вовсе не добрая душа, Джеймс Кирк, — уверенно отрицает Спок. — И это высказывание не имеет отношения к отрицанию концепции души, как вы успели подумать. У человека снова стреляет ушиб в позвоночнике, и он вынужден повалиться назад на спину. Хватает подушку, зарывается в неё лицом. Бормочет оттуда комично непререкаемым тоном: — «Паутина Шарлотты». — Не уверен, что правильно расслышал. Кирк убирает подушку. — Я назову игру «Паутина Шарлотты». Знаете эту сказку? О том, как паучиха спасала не в меру умного поросёнка от убоя на рождество. — И как же она это сделала? — Она была не глупее поросёнка. Нашла способ. Спок ожидает продолжения. Подразумеваемый человеческой культурой ответ ему неизвестен. — Обман, мистер Спок, — шутливо грозит ему пальцем Джим. — Могли бы и догадаться.