Враг Федерации

*** Ранее утро по астероидному времени. На кораблях — конец гамма-смены. Он определяет это по интенсивности искусственного освещения, автоматически погрузившего каюту в сумерки, похожие на те, что обычно наступают при утечке энергии из реакторов. Кирк неожиданно ощущает себя в крепких и горячих объятиях, которые довольно трудно разорвать. Он чувствует мерно-быстрые, очень сильные, болезненно отчётливые удары чужого сердца в районе живота. Сердце. Всё ещё бьётся. И дыхание тревожит волосы на макушке. — Спок? — неверяще отзывается Кирк. Вулканец шевелится и сонно-инстинктивно прижимает его к себе ещё плотнее — так, что едва не хрустят рёбра. — Ых… — вырывается у Джима само собой. Люди на такое природой не рассчитаны. Спок приоткрывает глаза, смотрит немного озадачено на существо в своих объятиях. Просыпается окончательно и ослабляет стискивающие руки, заглаживая спину Джима в качестве извинения. — Прости. Я не специально. — Я был уверен, что проснусь рядом с холодным трупом, — выговаривает Кирк, очень стараясь, чтобы голос не дрожал. — Иногда вулканцы умирают довольно долго, Джим, — философски изрекает тот. Кирк замечает, что капельница с плеча успешно отвалилась сама, запечатав за собой прокол. Под зеленоватой точкой видно ещё одну. Значит, ему не приснилось, что он ставил вторую ночью. — Как ты себя чувствуешь? Спок критически, внимательно прислушивается к внутренним ощущениям. — Очень голоден. — Почему ты говоришь это так печально? — Также организм настаивает на мясе живого существа. Спок снова вздыхает. — Я вызываю Боунса, — решает Кирк. — Он быстро вколет тебе всё, что нужно. — Не хочу его видеть. — Спок, то, что ты сейчас вообще лежишь и разговариваешь — это целиком его заслуга. — Нет, не его. — С каких это пор ты стал таким несговорчивым? — нахмурившись, Кирк извлекает из подподушечных глубин коммуникатор. Через секунду прибор оказывается в ладони Спока, а ещё через секунду превращается в смятый кусок металлолома и отправляет на пол. Кирк замирает, шокированный увиденным, не зная, что думать — смеяться или ругаться. — Сделай всё сам, — требует Спок. — Я не умею! Он бросается к интеркому около терминала, ожидая, что его примутся останавливать, но Спок не удерживает его. Кирк торопливо вызывает Маккоя, в двух словах объяснив, что произошло, слышит в ответ ворчливое: «Всё ясно. Твой вулканец всё-таки спёк себе мозги. Сейчас буду». Кирк на всякий случай ожидает доктора в кресле при терминале, а Спок сидит на постели в позе лотоса, прикрывшись покрывалом, и разглядывает его с ног до головы, даже не думая отводить абсолютно холодный, но в чём-то неуловимо любопытствующий взгляд. Кирк вдруг вспоминает, что на нём нет ошейника, и тут же сам же себе посылает парочку затрещин. Ещё вчера вечером Спок на ногах-то самостоятельно стоять не мог! Прибегает Маккой, и выглядит он мрачнее тучи, можно даже сказать — злющим до крайней степени. Ха, если б это могло хоть на минутку обмануть его старого друга! Он ожидал от Джима лишь одного сообщения: «Забери тело. Он умер». Когда доктор входит, Кирк предпочитает за лучшее устроиться рядом со Споком и схватить его за руку. Вулканец в ответ так естественно переплетает их пальцы, повторяя ранние движения Джима, что тот теряет дар речи. Что происходит? Но зато теперь он всегда успеет его осадить, если он… Если он что? Кинется на Боунса? А вот Маккой начинает нервничать, поймав на себе чёрный непроницаемый взгляд. Безусловно, он тут же вспоминает жестокую драку в камере. — Ага. Уже вижу, — констатирует он, издалека расчехляя трикодер. — Мистер Спок, мне нужно сосканировать ваши показатели и взять каплю крови для более детального анализа. Намерены кидаться и душить меня? Вместо ответа Спок поворачивает голову на Джима. — Сиди смирно, — чувствуя себя идиотом, просит Кирк. Маккой обрабатывает вулканца с максимально возможного расстояния. Для взятия анализа ему приходится подойти вплотную, но к этому моменту его страх рассасывается без следа, сменившись угрюмым рабочим профессионализмом. Он загоняет образец в переносной анализатор, смотрит за появляющимися строчками, и начинает тихонько материться. Кажется, он понимает происходящее гораздо раньше, чем прибор. Он накрывает ладонью переносицу в жесте полнейшего неудовольствия или же потрясения: - Это… это, блять, Джим, снова ебучая лихорадка крови. Её показатели. Второй разгар, новый виток, я понятия не имею. И он явно себя не контролирует, вот всё, что я могу тебе сказать. Нормально ли это для таких состояний, либо же Кхали-Кали задвинул ему шарики за ролики, тоже не имею понятия. Нейронные развертки такие же, как были при первом скрининге, так что всё дело не в повреждении, а в типе нейронной активности. — Вообще-то это твои лекарства так на него подействовали, мистер экспериментатор. — Ага, спасибо, доктор, что он ещё дышит. Всегда пожалуйста, Джим, — едко продолжает за него Боунс. — Я введу пару лекарств, чтобы уменьшить негативные последствия лихорадки. Обезвоживание уже не такое критическое, но бога ради, покорми его. Конечно, эти зеленокровые лососи нихрена не жрут во время Амока, пока не натрахаются, но попытайся заставить его выполнить мои рекомендации. Он наполовину человек. — А что насчёт желания мяса? — Хорошо, что напомнил. Поставлю убойную дозу витаминов и микроэлементов, чтобы он не начал грызть твои мослы в приступе хищной кровожадности. — Очаровательно слышать, как вы двое разговариваете обо мне в третьем лице, — внезапно вполне осмысленно подаёт голос Спок. — Заткнись и лежи, — мгновенно осаживает его Маккой, воинственно сложив руки на груди. — Ты мой пациент, в каком лице могу, в таком и говорю. И сейчас я непосредственно приступлю к твоему лечению, — он выуживает из саквояжа несколько гипо, исследует маркировки. — Или к убийству… Я ещё не решил. Спок удивлённо приподнимает брови. — И, пока у тебя временное прояснение, будь зайкой, дай лапку доктору, — продолжает наседать Маккой. — Обещаю, будто сехлатик укусит. Нагромождение слов Маккоя, наконец, достигает критической массы, и Кирк начинает хохотать в голос. Спок недоумённо оборачивается на него, но их соединённые руки выполняют свою работу, и Боунс без приключений ставит все положенные гипошприцы в его плечо ниже того места, где были капельницы. — Потом тебе будет очень стыдно, — заключает Маккой, погрозив Споку пальцем. — На вашем месте, доктор, я сам бы себе сделал подробный скрининг мозговой коры, — язвительно советует вулканец. Боунс его игнорирует и обращается к Кирку. — Джим, помни, вне зависимости от наших чаяний, этот товарищ может откинуть копыта в любой момент, если что-то с химией в его теле пойдёт не так. Пон-фарр и всё, что с ним связано — это игра со смертью. Пока лихорадка не завершится, я не дам никаких гарантий. Вулканцы без ментальной пары погибают и точка. Минуту назад смеявшийся Джим снова серьёзнеет и сереет лицом. Маккой качает головой и оставляет их одних. — Спок, — в тишине спрашивает Кирк. — Почему ты отказывался от всех тех кандидатов, что тебе предлагали? Это правда, что причина в том, что ты хотел умереть? — Да, — после небольшой паузы отвечает Спок. — Это правда. Больше Джиму нечего ему сказать. Он аккуратно, но настойчиво выпутывает свои пальцы из чужих. Значит, Джим не подходит тоже. Это всегда было так очевидно! Но у него теплилась слабая надежда. Лучше бы её вообще не было: он последний кандидат в списке подходящих. Спок ненавидит людей, подобных ему. Потому ничего не сказал ему о своём состоянии, чтобы умереть от естественных причин, если попытка побега не удастся. Он больше был не в силах существовать так, птицей в клетке, и терпеть всё это день изо дня. Для некоторых воля значит больше, чем жизнь. Джим не знает, что ему делать сейчас. Он должен бросить всё здесь, над чем работал долгие годы, и отвезти его на Вулкан, чтобы спасти? Увы, на карту поставлено слишком много. Он попросту не имеет права. Кирк молча встаёт и принимается реплицировать Споку еды, следуя указаниям Боунса. Сам тот, видимо, делать ничего не собирается. Скорее всего, просто не может. Один чёрт знает, что происходит в его голове… И ведь ни единой дисфункции на скринингах, а от Маккоя и блоха не скроется. Даже знает, что вулканский контроль не функционирует. Если только… Что, если всё сказанное, якобы глупости, было именно тем, что Спок и хотел сказать? Джим резко разворачивается, и вовремя. Спок поднимается с кровати с той самой сверхъестественной грацией, на изящную, пугающую свободу которой так хотел посмотреть вживую Кирк. Сдуру хотел. Он вспоминает, что во время пон-фарра Спок легко может убить того, кого ненавидит. И уж тем более того, кого требуется убить. Неужели теперь его очередь? Спок идёт к нему, и походка его бесшумна и легка. Он полностью обнажён, и Кирк замечает, как углубились впадины между мускулами, очертив их резче, опаснее и сделав их ещё более соблазнительными. И если бы Джим не был напуган надвигающимся прямо на него живым оружием, у него бы точно встал. Откуда в вулканце остались силы? Джим плотнее стискивает зубы, умоляя себя не зажмуриваться и не отводить взгляда от бездонных чёрных глаз, что, как всегда, неотрывно и обвиняюще смотрят в его душу. Уж он-то знает, что иного взгляда и не заслуживает. Но слишком много произошло за последние дни. Слишком ко многому он готовился, но ни к чему из произошедшего не был готов. Он был измучен этими эмоциональными качелями, бесполезной гонкой со временем. Он фактически похоронил его прошлой ночью в своём сердце. И Джим сдаётся. Ему всё-таки пиздец как страшно. И он зажмуривается, поддаваясь сковывающему на месте ужасу, когда их со Споком разделяет не более полуметра. Он не может… Он просто больше не может. Что-то утыкается ему в плечо и ключицу. Джим борется с собой несколько секунд и открывает глаза. Спок уткнулся в него лбом, наклонив голову и беззащитно подставив шею, да так и стоит. Кирку хочется плакать от нелепости происходящего. Он ничего уже не понимает. — Джим… — шепчет Спок почти жалобно, почувствовав состояние его мыслей и чувств. Его пальцы в голодном жесте спускаются по человеческой руке вниз, чтобы соединиться, переплестись снова. Кирк чувствует, что Спок едва ли не задыхается от жалящего осознания того, до какой степени он напугал его. Его сожаление непропорционально огромно, будто он совершил какое-то сакральное преступление, и Джим вновь не знает, что ему с этим делать. Но он имеет право хотя бы спросить его, пока поверхности их сознаний прилипли друг к другу, как две части одной горячей лакрицы. О каком голоде шла речь? Об этом. Почему ты так сильно не хотел видеть кого-то ещё? Хочу видеть только тебя. Чья заслуга, что ты не мёртв? Твоя. Кирк не полный идиот, чтобы в такое поверить. Всё-таки Спок не пришёл в себя до конца и не может связать некоторые события между собой. Не понимает, что именно лекарства вытащили его с того света. — Спок, ну что же ты так стоишь? Свободной от хватки вулканца ладонью он надавливает на его поясницу, заставляя выпрямиться и прекратить прятать лицо у него на груди, как лезущий ласкаться виноватый пёс. Он пару секунд глядит Джиму в глаза, но потом складывает подбородок на его плечо, всё равно избегая зрительного контакта. Почему? Он боится, что Джим обнаружит какое-то не то выражение на его лице? Так не пойдёт. Кирк притягивает его ещё ближе, заставляя прижаться вплотную и ощущая, как жар его тела мгновенно проникает сквозь тонкую пижамную ткань. Он гладит его по спине, она горячая и твёрдая, ни единого следа не осталось на прежде исполосованной коже. Член моментально реагирует на близость, натягивает штанину и, конечно, неизбежно упирается в бедро вулканца. Эх, нашёл же время. Хотеть его в такой момент неправильно. Маккой, конечно, про это ничего не говорил, но разве не очевидно? Спок принимается обнюхивать его шею, в особенности ямку под ухом. Кирк ёжится от щекотки. — Что ты делаешь? — почти хихикает он, когда дыхание касается его уха. Соединённые руки на этот раз не сообщают ему о намерениях Спока и его душевном состоянии. И не «бьют током». — Я не чувствую тебя через контакт. — Я научился экранировать наши разумы и различать типы прикосновений, — тихо произносит Спок прямо ему в ухо, и Кирк с ног до головы покрывается приятными мурашками. — А как вообще вы проводите время Амока? — решается спросить Джим, и Спок, наконец, прекращает щекотать его шею. — Вряд ли это обычный секс. Это что-то ещё, чего вы не говорите. Скажи, что нужно делать, вдруг я… Вдруг я могу заменить собой то, что нужно? Спок одаривает его тоскливым взглядом. — Заменить собой? — повторяет он, и Кирк чувствует, как по связи их рук внезапно сочится боль. — Ладно, ладно, я понял, что не подхожу совершенно, — тут же отступает он, пытаясь успокоить вулканца. — Это мелдинг, да? Вам точно нужен мелдинг с партнёром. Это довольно боль… Спок выдыхает с внезапной яростью: — Прекрати. — Что прекратить? — растерянно отвечает Кирк, попытавшись отступить и ударившись поясницей о столешницу сзади. Складка между бровей Спока медленно разглаживается, пока он неотрывно глядит Джиму в глаза. Ярость исчезает. Если он не воздействует на неё своим хвалёным контролем, значит — сама собой. У вулканца трудно заметить границу между радужкой и зрачком. Но сейчас он так близко, что, чёрт возьми, Джим видит: его зрачки расширены настолько, что это больше похоже на воздействие каких-нибудь запрещённых веществ. — Я помню, что ты просил у меня, — вдруг произносит Спок. — Всё ещё хочешь, чтобы я это сделал? — Что ты… тебе вообще можно? — неверяще сбивается Джим. — По сути я совершенно не против, но… — Необходимо, — коротко и ясно отвечает Спок. — Я тебе необходим? — по-прежнему ничего не может понять тот. Вместо ответа Спок подсовывает руки под его ягодицы, рывком сажает на столешницу, оказываясь между разведённых ног. Он нещадно сметает на пол всё, что Джим успел сделать на репликаторе. Причём примеривается так, чтоб отлетело на приличное расстояние. Теперь места точно хватит, но почему именно здесь?! Между их соединённых рук лёгким предупреждением проскакивает искра нервного тока, заставляющая соски Джима тут же встать по стойке смирно. И, конечно же, они сразу начинают требовать решительных прикосновений. Спок поднимает руки и без какого-либо стеснения массирует их большими пальцами — вовсе не нежно, а именно с той степенью небрежной грубости, которая им нужна. «Сожми же их…» — думает Кирк машинально, со свистом втягивая воздух. И Спок сжимает. — О да… — выстанывает Джим, и лицо его искажает судорога долгожданного удовольствия и краткого удовлетворения. Он сильнее стискивает бока вулканца ногами, пытаясь прижаться пахом к его твёрдому прессу и потереться об него. — Я хочу тебя и неистово ненавижу себя за это, — произносит Спок с печальной яростью. — Желать кого-то — не преступление, — эхом отвечает Кирк. — Ты ни в чём не виноват. Посторонние разговоры обрывает сильный укус в шею, болезненный и приятный одновременно. Джим приглушённо вскрикивает от неожиданности. Спок торопится выпутать его из пижамы, продолжая коротко и голодно прикусывать за произвольные обнажающиеся части тела, и в итоге Джим шлёпается голой задницей на холодную поверхность, а дверца незакрытого репликатора упирается ему в лопатки. Спок тут же с грохотом её закрывает и с силой упихивает аппарат обратно в стенную нишу, с большой долей вероятности повредив затворные механизмы. Пристально взглядывает Джиму в глаза. Но что Джим может ему сказать? Какие чувства передать? Они не стоят и ломаного гроша. Не имеет значения, что он почти потерял сознание от скорбного известия Кхали-Кали, пока они оба здесь, в тесноте Монк Бэй. Спок гневно прорыкивает что-то на вулканском, стискивает ладонями его бока, словно это какая-то разновидность спасательного круга, и вновь жадно впивается в шею, оставляя засос за засосом поверх первого укуса. Он вылизывает его горло, заставив опрокинуть голову назад, шершавый, мокрый язык проходится по его подбородку и щекам, прежде чем ворваться в рот и быть ощутимо укушенным Кирком за самоуправство. Он, вообще-то, тоже собирается участвовать, а не просто постанывать, когда язык примется фактически трахать его рот. Он тоже хочет почувствовать изнутри снова чужой вкус, клыки и ребристое нёбо… Он-то думал, что уже больше никогда не почувствует его рядом и никогда больше не поговорит о тех вещах, о которых с другими можно только молчать в тряпочку. Он знает его всего ничего. Этот бесконечный многолетний стресс всё-таки доконал его, раз он так легко бросился в объятия первого, кто… И тут Спок зачем-то сбрасывает свои ментальные щиты или они рушатся сами, и человека сносит волной концентрированного хаоса, с маниакальным упорством сосредоточенного на его персоне. Спок с неистовой страстью желает раствориться в нём, соединиться, сплестись накрепко в единой клубок мыслей и плоти, словно они были два противоположных заряда. Ему настолько сильно хочется этого, что кажется, если этого не сделать — он умрёт на месте в корчах. Никогда ещё Спок не был с ним настолько откровенен. «Это биологический императив?» — с лёгкой паникой думает Кирк. Да, Джим… «А как называется вот это дикое соединение лишь через поверхность кожи?» Ответ на этот вопрос оказывается настолько скомкан и неуверен, что у Кирка не получается его расшифровать. Он упускает инициативу и едва не теряет равновесие, завалившись назад под напором поцелуев, чувствуя, что его сознание натуральным образом плывёт. Всё, на что его хватает — это напоминать себе не царапать спину Спока и останавливать впившиеся было ногти. Он там живого места не оставит, если даст себе волю. Что-то горячее и скользкое вжимается между ягодиц, когда он скрещивает лодыжки на раскалённой и сухой пояснице, чтобы удержаться. Под ним оказывается поддерживающая рука, которая плавно даёт ему отклониться назад и опереться на локти. Спок сейчас не контролирует себя. Ещё минуту назад Джим был уверен, что тот собирается его придушить, наконец. Под воздействием лихорадки крови он может просто убить его во время секса своей страстью. Так почему, почему Джиму не страшно? Почему ему спокойно и он чувствует себя в какой-то сверхъестественной безопасности? Может, ему просто хочется во что-то верить? И он просто слишком устал держать оборону от всего на свете? «Джим, пора выйти из леса», — раздаётся знакомый голос на периферии сознания, будто звонкий колокольчик феи. Внезапное прикосновение пальцев к пальцам мигом стирает и голоса, и мысли, словно волной сухого песка. Спок делает это намеренно, забирая вновь всё внимание на себя. Кирк не стал на него сердиться за это самоуправство. Это вторжение не было чем-то опасным или глубоким. Честно. Он вообще не понял, как Споку это удалось провернуть. Но сейчас он уже и не собирается ничего охранять от него. Он слушает эмоции вулканца по поводу того, как ему нравится касаться Джима, его тела и разума. Он, конечно, не считает себя эталоном красоты, но в мыслях Спока почему-то отсутствуют подобные категории. А те, что есть, человеческому восприятию не поддаются. Спок его хочет. А Кирк хочет в ответ. Зачем им знать что-то ещё? Джим вскрикивает слишком громко даже по собственным меркам и едва не кончает, когда Спок стискивает его грудь и засасывает сосок в горячий, как пламя, рот, а потом с силой надавливает на него языком. По крайней мере, Джиму кажется, что он был близок — с вулканским порно ведь так и вышло, и прикасаться к себе не пришлось. Подчас ощущения во время сексуальных взаимодействий со Споком — нечто среднее между сугубо физическим и сугубо нейронным. Концентрированные импульсы блаженства, посылаемые прямо в его нервную систему. Джим догадывается, что между случайными людьми не происходит такой синергии. А Спок это понимает? «Я понимаю», — тихо отзывается тот в его мыслях. Джим больше не хочет думать о том, насколько глубоко забрался в его разум Спок. Если его до сих пор не вышвырнуло, значит, он знает, как быть осторожным… Чувствительные длинные пальцы оглаживают член, забираются дальше, под поджавшуюся мошонку и нащупывают сфинктер. Чуть давят, заставляя Джима задержать дыхание и прогнуться в спине, и совершенно пошло попытаться потереться об них. — Подожди немного, — непривычно нежно произносит Спок и целует второй сосок. Пальцы возвращаются с порцией смазки и принимаются растягивать его уверенными, точными, хотя и торопливыми движениями. Обратные отклики помогают ему не ошибиться ни в едином случае, и Кирк ни разу не сжимается инстинктивно вокруг него. Внизу всё пульсирует от дикого возбуждения, точно там зародилось второе сердце. — Как же… охрененно… — выдаёт он в промежутках между вздохами и лёгкими стонами, когда Спок потакает ему и проходится скользящим движением по простате. — Боже, как ты это делаешь, а? Его действительно ведёт от блаженства, которое дарит ему Спок, даже шевелиться в ответ не нужно. Да и не получилось бы у Кирка — он слишком перевозбуждён и готов сдаться на радость победителя. Он лишь удивлённо настораживается, когда к его анусу прикасается нечто подвижное, но при этом не являющееся пальцами. Оно волнообразно и бойко вползает внутрь, неумолимо растягивая сфинктер всё сильнее и сильнее по мере продвижения, и заползает ужасно глубоко. А потом Спок судорожно выдыхает и эта штука начинает расширяться уже внутри, заполняя Кирка едва ли не до предела. И это если забыть про максимально растянутый анус, который он тут же крепко сжал вокруг этого инопланетного члена. — Блять… — беззвучно шепчет Джим, балансируя на какой-то новой, невозможной грани возбуждения и извращенского удовольствия, смешанного с пикантными нотками лёгкой боли. На чудесную секунду включает Джим рациональное. Сказать он уже ничего не может, сосредоточившись на том, чтобы тупо дышать. Но он может подумать. «Здесь мне неудобно». Спок молча сгребает его со стола и прижимает спиной к стене, без видимых усилий поддерживая под задницу. И, конечно, ещё основательнее насаживая зашипевшего Кирка на свой член. Болезненно и тянуще, но при этом возникшее давление на простату просто потрясающее. Вообще он давно хотел попробовать в этой позе, и с вулканцем она точно не вызовет типичных осложнений. Спок издаёт подтверждающий звук, больше похожий на совиное «угу», снова неаккуратно обцеловывает его лицо и несчастную искусанную шею, нетерпеливо и грубовато мнёт ягодицы, ожидая, пока внутренности Джима хотя бы немного привыкнут к нему. Тихое, довольное, нетерпеливое рычание начинает трепетать у него в середине груди, и оно совершенно не ощущается чем-то угрожающим, в отличие от тех истошных рыков в камере. — Я стараюсь сдерживаться, чтобы ты не кончил слишком быстро. Ведь процесс не менее важен, — рычание оттеняет слова бархатной чёрной подложкой. — Как ни сдерживай… но после таких ласк… я кончу в момент, — едва дыша, отвечает Кирк, усилием воли заставляя себя не впиваться ногтями до крови в плечи Спока. Получается плохо. — Перестань уже беспокоиться о моей коже, — наконец, замечает его колебания вулканец. — Разве это не знак того, насколько тебе хорошо со мной? Может быть, я хочу нести на себе твои метки, ты не подумал об этом? — Мог бы и раньше сказать… изверг, — почти обиженно бормочет Кирк. Спок сдвигается в нём: медленно, тягуче, наружу и обратно. Джим забывает вообще всё, о чём они только что говорили. Спок зачарованно разглядывает гримасу сильнейшего удовольствия, что исказило его лицо и заставило зажмуриться и простонать какое-то ругательство. И вместо того, чтобы впиться, руки Джима внезапно дрожаще разжимаются, и Спок вынужден придерживать его ещё тщательнее. Он прижимается лицом к его шее, водит по ней носом верх и вниз, вдыхая запах его тела и волос и не может надышаться. Он аккуратно поднимает и опускает Джима наравне с собственными движениями тазом, помогая увеличить амплитуду. Он приглаживает все выступы и рёбра на члене, чтобы Джиму было привычнее и приятнее. Но, несмотря на полную потерю сопротивления, Кирк умудряется с усмешкой прошептать: — Разве ты не должен сейчас рвать и метать вместо того, чтобы нежничать? Это же чёртов пон-фарр… — А ты «чёртов» человек, Джим. Хочешь, чтобы я тебя убил или случайно сломал позвоночник? Спок почти злобно прихватывает его зубами за нижнюю губу, чуть оттягивает, отпускает. Замирает, сверля Кирка взглядом. Быстро проходится по нижней губе языком, дразня возбуждённые рецепторы. Выжидающе прикусывает верхнюю. Наконец, Джим очаровательно пьяно улыбается и не даёт ему отстраниться, утягивая в глубокий, нескоординированный и доверху насыщенный животной страстью поцелуй. Он сильнее стискивает бёдрами его талию, сжимаясь вокруг сочащегося смазкой члена и недвусмысленно вынуждая продолжить начатое, да поживее. Спок расслабляется и позволяет себе плыть на волне безусловного и невозможного обожания с привкусом горечи, направленного только на него одного. Выжигающая боль, что гнездилась всё это время в его мышцах, нервах и костях, отступает, смываемая прочь. Кровь течёт так быстро, как никогда не текла. Всё внутри заживает и воскресает заново, упоённое полными и сильными эмоциями, льющимися на него нескончаемым потоком. Джим не просто излучает это всё, он будто впихивает это в него. Он скребёт ногтями его плечи, стонет без стеснения в голос и всё чаще напоминает вулканцу, что его задница просит быть пожёстче. Спок рычит то громче, то тише — это его эквивалент бесчисленным хрипам и крикам. Когда он склоняется к тому, что уже достаточно подготовил Джима и точно ничего не повредит, то начинает входить в него резче, с малой амплитудой — чуть вытаскивая и снова вгоняя внутрь. Джим вскрикивает от удовольствия и остервенело впивается в него ногтями. К удивлению Спока, эта боль оказывается необычайно приятной и заставляет его пенис окаменеть ещё сильнее, вытащив спрятанные шипы и рёбра. Он усилием воли снова делает его достаточно гибким и скрывает выступы, что будут травмировать мягкие и тугие, ласковые, принимающие стенки. Когда Джим привыкает и к этому и вновь начинает требовать большего, Спок выходит из него почти на всю длину и единым рывком загоняет член обратно. Джим с приглушёнными благодарными матами выгибается в его руках, чуть не ударившись с размаху затылком о стену (Спок чудом успевает подставить ладонь). «Да, продолжай, боже, твою мать, блять, ещё, Спок, давай, о да…» Конечно же, он продолжает, при каждом движении выбивая из него всхлип, стон или возглас, заключающий в себе похвалы и абстрактные ругательства от переизбытка чувственных ощущений. Спок понимает его, он и сам с головой тонет в этом всём, в искрящейся запредельной концентрации счастья, окутывающего их обоих. К его сожалению, счастья не только сугубо физического. Крохотная часть их разумов, что умудрилась соединиться, не смотря ни на что, ни на сопротивление Спока, ни на ужас, хранящий разум Кирка, как цербер. Эта часть… барахтается в блаженстве единения и узнавания, отдаёт, берёт и отражает без стеснения, превратив их обмен в бушующий бесконечный водоворот уязвимых эмоций и чистой похоти, направленных друг на друга. И если Спок пытается хоть немного притормозить это, то Джим… вовсе не щадит его. — Как же моя задница рада, что нашла на себя такое приключение… — шепчет Кирк, держась за его шею, как утопающий. Ни слова не разобрать, Спок считывает прямо из его мыслей. — Толстое, большое и горячее приключение… И хозяин его — чувственный и сильный. Какие глупые, пошлые слова, и Спок не понимает, отчего жмурится, словно поражённый в самое сердце. Отчего его бросает в ещё больший жар, и мышцы сводит от настойчивого желания двигаться ещё быстрее и сильнее. «Если ты ускоришься, я тут же кончу», — наполняет Спока отчётливая и предельно честная мысль Джима. — Я тоже… — шипит Спок ему в ухо, тут же жадно оглаживая раковину языком, прикусывает мочку. Джим больно натягивает короткие волосы на затылке, вынуждая поторопиться, иначе «его сейчас разорвёт всего от такого количества ощущений». Спок злобно рычит, кусает его плечо и принимается буквально втрахивать желанное тело в стену. Джим отвечает болезненным восторгом, от которого на время вообще прекращает дышать. Ему хватает всего нескольких сильных фрикций, чтобы сжаться вокруг Спока и сфинктером, и всеми конечностями, и громко взвыть от разрывающего его нервы наслаждения, что лишь становилось интенсивнее со временем. Сперма тугими струйками выплёскивается на живот Спока, и сам он взрыкивает, как зверь, и его вновь окаменевший член изливается глубоко в Джиме, заполняя его очень большим (даже для него) количеством спермы. Он не знает, как долго они не могут расцепиться, парализованные объединённой эйфорией, с великой неохотой сдающей свои позиции реальному миру. Как долго дышат друг другу в губы, с бездумным, опустошающим удовлетворением смотрят глаза в глаза. Спок плавно опускается на пол вместе с Кирком, усаживает себе на согнутые ноги, заключив между собой и стеной. Его неопавший член не выказывает никакого желания покинуть человека. Джим чувствует, как пальцы Спока слепо шарят по его лицу, по пси-точкам, но не могут отыскать ни одной доступной для контакта. В груди что-то сжимается горьким холодом, но оно и к лучшему, что он всё же не находит и не проваливается в его карманный ужас. Он ищет что-то другое. Настоящего Джима. И никак не может найти. — Ты меня так до слёз доведёшь, пожалуйста, прекрати… - хрипит Кирк. — Ты ведь знаешь, что я… не могу. Спок едва слышно вздыхает и собирается вернуть руку на прежнее место: самозабвенно тискать его ягодицу. Джим перехватывает ладонь, проскальзывает по пальцам в мимолётном вулканском поцелуе и утягивает его в «вулканский поцелуй взасос» — намертво, крепко переплетаясь пальцами. Их мысли и ощущения снова начинают перетекать друг в друга, интенсивно смешиваясь и сливаясь в нечто единое. Только Спок, вероятно, может различить, где чьё ощущение, но он этого не делает. Вулканец смиряется с тем, что его присутствие внутри уже начинает доставлять дискомфорт и всё-таки выходит из него. Из растраханной задницы потихоньку вытекает сперма, и Джим лениво прикидывает, сколько литров жидкости на него и в него сегодня вылил Спок. По всему выходит, что много. Крепко стоящий вулканский член до сих пор вжат между его ягодиц и совершает слабые и даже весьма приятные попытки потереться. — Тебе повезло, что у меня не хватает сил продолжить, хотя мне очень хочется, — сообщает Спок. — Прости, но я отчётливо слышу, что ты останавливаешься только потому, что выжат как раз я. Спок стыдливо зеленеет. Ему точно башню снесло полностью, раз он мог забыть о телепатии, которую на время секса открыл в обе стороны. Или он не ожидал, что Джим способен интерпретировать почувствованное? — Я не все свои физические ощущения транслирую, — наконец, произносит он. — Я правда больше не могу столь активно двигаться. — Тебе стало хуже? — обеспокоенно хмурится Кирк, уже собираясь клясть себя и свою несдержанность последними словами. — Нет, — Спок инстинктивно успокаивает его, погладив по ладони. — Просто теперь организм перебросил все ресурсы на восстановление повреждённых систем. Это благоприятный признак. Кирк хмыкает, пряча за смешинкой облегчение: — По ходу Маккой не прав: ты вообще не человек, вот ни в каком месте, ни на одну восьмую даже. — Может быть. — Спок невозмутимо принимает это за комплимент. Роботы, между прочим, убрали все осколки и разбросанно-разлитые остатки еды, а они и не заметили. Пол каюты снова сияет чистотой. Исключая, конечно, то место, где сидят они вдвоём в луже разнообразных биологических жидкостей. — Вымоемся? — лениво предлагает Кирк. — Тебе по ходу всё равно, а вот мне очень липко… — Угу. Он приподнимает его, ставит на ноги, осторожно отпускает. — Да ладно, не до такой я степени, — ворчит Джим. Хотя мышцы ног предательски дрожат от неизвестно как полученного напряжения, самостоятельности он не потерял. В заднице ёкает от каждого неосторожного шага. У двери ванной он замирает, наблюдая, как Спок довольно угрюмо выбивает из репликатора какой-то жутковатого вида красно-оранжевый сок и выпивает несколько порций, одну за одной. Ага, он уже способен что-то съесть. Пахнет сок приятно, в отличие от внешнего вида. Все движения вулканца по-прежнему обладают той изысканно сексуальной хищной грацией, поэтому неудивительно, что Кирк зависает, разглядывая его. Спок ловит его взгляд, в мгновение ока оказывается рядом, словно его магнитом притянуло, хватает Джима за ладонь. — Я тебя запихну в водный душ, хочешь ты того или нет, — Кирк утягивает его за собой в кабинку, принимается крутить регуляторы температуры. — А что это за штуку ты выпил? Не знал, что мой репликатор такое вообще выдаёт. — Кое-что для восполнения воды и энергии, людям такое не переварить. То есть… для вас это вещество обладает иной калорийностью, очень низкой. Вот, — он приподнимает его за подбородок, проходится языком по губам и скользит глубже. — Даже не сладкое, верно? Кирк расфокусированно смотрит на его губы и снова в глаза. — Повтори. Конечно же, Спок сразу целует его, стиснув в объятиях. Бедро Джима вновь покрывается слоем смазки от прижавшегося к нему твёрдого, как камень, вулканского пениса. Странно, внутри него он не казался настолько неподатливым… И, похоже, у него тоже снова встаёт, но у него не получится кончить ещё раз так скоро после такого мощного оргазма, выдоившего его до капли. Джим протискивает ладони между ними, разместив на груди Спока. Мышцы на ней на совесть проработанные, округлые и жёсткие. Он наощупь проходится по ряду из пяти зеленоватых бугорков, и Спок вынужден резко прекратить поцелуй, чтобы подавить удивлённый полустон, уже собравшийся вырваться наружу. — Пока они закрыты, я буду называть их сосками, — объявляет Джим, продолжая массировать самые крупные из них. Он отчётливо чувствует, как Спок снова поплыл от нарастающего желания. — Думаю, я смогу с этим смириться… Джим пошло ухмыляется, наклоняется и втягивает в рот ближайший сосок, посасывает его, обводит по кругу губами. Отступает, дразня кончиком языка и дыханием. Он всё же добивается от Спока ласкающих слух звуков и негромкого, прерывистого рычания. Пусть тот и стесняется этого, но ничего с собой уже поделать не может. Джим знает, что в обращении с сосками великолепен. Не прекращая интенсивно заниматься ими, он нащупывает раскалённый, пульсирующий вулканский член. Ему требуется сразу две ладони, чтобы как следует начать дрочить ему, с усилием проходясь от основания до самой головки. — Сейчас я отчётливо чувствую все шипы и какой он, чёрт побери, ребристый, — Кирк лишь на минуту отвлекается от полизывания многочисленных сосков. — Но что-то во время секса такого я не припомню. — Тогда я их… спрятал, чтобы тебе… было комфортнее, — с перерывом на вдохи и стоны, отвечает Спок. — И они чувствительные? — Очень. Кирк мстительно улыбается, пускает в ход зубы на сосках и уделяет особое внимание всем особенностям члена Спока вместо того, чтобы просто вести вверх-вниз. Биение неумолимо подступающего оргазма он ощущает через контакт их кожи, хотя всегда был уверен, что для этого нужно хотя бы пальцы совместить. Спок издаёт беспомощный, самый очаровательный на свете всхлип, и кончает в его руках. Кирк выпрямляется с абсолютно довольным видом. Язык Спока проходится по его скуле, словно у него окончательно сбился прицел. Он намеревается повиснуть на человеке, но быстро соображает и просто опирается рукой в стенку. Хорошо, что Кирку пришло в голову сделать это до того, как они вымылись. Его залило очередной порцией тягучего «перламутра», не имеющего, впрочем, никакого запаха. Он подозревает, что эта штука имеет свойство в придачу гасить все остальные запахи вокруг, с которыми соприкасается. Он включает воду и тщательно отмывает их обоих от последствий безудержного разврата. Текущая вода настолько успокаивает Спока, что зелёный член спадает в объёмах и прячется внутри его тела. — Иди, мне нужно побриться, — отсылает его в комнату Кирк и принимается приводить в порядок лицо. Весь подбородок был покрыт светлой неаккуратной щетиной, стыд-то какой! Вот почему на Споке ничего такого не растёт нигде? Когда он выходит из ванной, весь такой свежий и красивый и даже на почти не дрожащих ногах, то понимает, что зря оставил Спока одного. Атмосфера в корне изменилась. Вулканец сидит на кровати, но не так, как обычно, словно палку проглотив. Он наклонился вперёд и уронил голову в ладони, словно в приступе горя или настоящего отчаяния. Он произносит коротко и серьёзно, и в этом больше нет никакого льда или ровности. — Джим. Отпусти меня. Без слёз и истерик. Без гнева, мольбы или претензий. — Я так больше не могу. Я не смогу так жить дальше. Джим чувствует, что к нему возвращается колющая боль в сердце, что терзала его на обратном пути в Монк Бэй и про которую он и думать забыл. Он подходит к Споку и садится перед ним на колени, чтобы отнять ладони от его лица и очень внимательно заглянуть в глаза. Он старается говорить максимально мягко, но настойчиво. Голос его рассудителен и спокоен, а взгляд сосредоточен. — Послушай меня внимательно, Спок. Сейчас я задам тебе вопрос, который прозвучит очень глупо и безответственно, точно я спятил. Но ты должен воспринять его всерьёз и тщательно подумать над ответом, взвесив все за и против. Это невероятно важно. — Я понял, Джим. Боже, он согласен слушать его даже после того, что сказал… — Спок… прямо сейчас, в твоём текущем состоянии, способен ли ты пройти «Паутину Шарлотты» до самого конца, не допустив ни единой ошибки? При условии, что ошибок не допустит твой напарник. Спок задумывается, уровень за уровнем проверяя и оценивая слои своего разума. Тот горит огнём, словно разрушенный бомбёжками город, поднимая алые искры пепла до самых кровавых небес. Но если Джим попросит, он сделает, что угодно. Спок сглатывает. Кирк бессознательно удерживает обе его ладони в своих. — Я смогу, если ты этого хочешь, Джим. — Хорошо. Хорошо… — он с облегчением выпускает воздух из лёгких, чуть опустив голову вниз. — Я верю тебе. Словно камень сваливается с его плеч, понизив уровень напряжения, что внезапно взвился в нём ранее. Кирк поднимает голову и уверенно произносит, не разрывая зрительного контакта и не выпуская его рук из своих. — Я освобожу тебя и всех пленников, что сейчас содержатся в Монк Бее. — Если это разновидность шутки, то она недопустима в данный момент, — неуверенно бормочет Спок. Он ведь отлично ощущает, что Кирк вовсе не шутил сейчас. Человек тут же начинает рассуждать, не обращаясь ни к кому конкретно и вообще забыв, что сидит на полу в халате: — Наш флот должен был только-только достигнуть условленной точки в квадранте Чёрного солнца. Время… возможно, оно ещё у нас есть. Ведь ты жив и в сознании, а это главное. Я и не надеялся… Ты молодец, Спок. Мы справимся. Всё будет хорошо, — он внезапно похлопывает его по плечу в рассеянном жесте. Разум его уже находится совершенно не здесь. Он кипит выкладками за чёрной преградой девственных лесов Тарсуса, и Спок больше не различает ни единой оформленной мысли. Кирк встаёт, скидывает халат и принимается надевать свою форму и чёрный капитанский китель. Достаёт из шкафа чистую униформу Спока и кладёт рядом с ним, не сопроводив это никакими указаниями. Включает коммуникатор. — Скотти. Собирай своего «кракена». Коэффициент перегрузки — максимальный. Используй всё, что есть на складе, ничего не жалей, понял? Ценное не оставляй. Я приду подсобить, как только освобожусь. — Так точно, капитан. Следующий звонок, сразу же. — Боунс, собирай необходимые вещи, ценное оборудование, исследования и комплектуй лазареты обоих кораблей. Спок уверен, что своенравный доктор примется задавать вопросы, но тот лишь молвит то же самое, что и главный инженер: «так точно, капитан». Затем Кирк подходит к терминалу, что-то бегло в нём ищет. Прячет в карман несколько красных квадратиков носителей с данными. — Спок, подойди сюда. За время звонков тот успевает одеться в форму Звёздного флота. Необъяснимо приятно снова чувствовать её на себе. Экран встречает его серией таблиц. Счета и даты, кто, кому и где, списки товаров, комплектации и количество… — Джим, что происходит? — наконец, решается спросить он. — Я знаю, что слишком многого прошу у тебя в твоём состоянии, но материальный носитель — крайне ненадёжная вещь для хранения важной информации, — он говорит быстро и немного нервно. — Его можно уничтожить и пиздеть, что улика утеряна. Скажу тебе больше: их только и делают, что теряют. А вот информация в голове понадёжнее будет, так как голову срубить гораздо сложнее. Я запомнил список так подробно, как только смог, но мне нужен дубляж, несомненное подтверждение моих данных. Мне нужно, чтобы ты запомнил максимально много. Передавать данные из Монк Бэя наружу нельзя, только через челноки посредников, но мы не можем ими воспользоваться для передачи этого файла. Я вернусь примерно через час, может дольше. Здесь вся подноготная, все сделки, товары, клиенты и счета Монк Бэй за последние пять лет. В начале списка самые знакомые и самые крупные заказчики и сделки. Если что-то случится, звони Маккою. — У меня эйдетическая память. Я справлюсь, идите. Он ожидает, что Кирк тут же сорвётся с места и побежит по неотложным делам, которые только что запустил, но тот наклоняется и приникает к его губам в неожиданно голодном поцелуе, не забыв угостить его пальцы вулканским эквивалентом. Спок понимает, что снова проваливается: всё внутри немедленно вздрагивает от возбуждения и восторга единения. Ещё немного и ему будет невозможно оторваться от Джима. А тот, словно почувствовав, отстраняется сам; криво, но весело улыбается ему и покидает каюту быстрым шагом. Спок изумляется тому, как легко его разум переключается на поставленную перед ним задачу после такого поцелуя. Притом находясь в крайне нестабильном состоянии… Неужели дело в том, что это Джим попросил его? Он связывается с Маккоем, остановившись примерно на середине файла, предварительно оценив, что точно успеет запомнить его до того, как закончится час. Его звонок долго не принимают, а потом гаркают в микрофон оглушительное злобное «Да!» — Доктор, что происходит? — спрашивает Спок. — Может, хоть вы проясните ситуацию? — А, это ты, остроухий… — тут же смягчается тот. — Ладно, вот всё, что мне известно. Кхали-Кали собрал всю свою рать и отправился наносить добро и причинять справедливость в самую нашу проблемную зону влияния. Узнав про твоё состояние, он разрешил Кирку не участвовать и остаться с тобой, хотя наши корабли весьма пригодились бы в бою. И теперь в Монк Бее практически никого, может только пара капитанов осталась, я не в курсе. Ну, ещё добавлю, что Кирк промчался по астероиду, как укушенный, собрал всех в зале и что-то неистово им внушал. Надеюсь, мне он соизволит сообщить в частном порядке… Также отрублена связь с остальными астероидами. Технические службы готовят все корабли и челноки к срочному отплытию, а йомены ведут в док всех пленных без разбору. — Вас это не удивляет? — С Джимом учишься уже ничему не удивляться, — философски изрекает Маккой. — Всё, мне пора. У меня тут, между прочим, пятеро коматозников на руках. — Конец связи, — автоматически выговаривает Спок, отключая коммуникатор. Такого просто не может быть. Неужели Джим сам собирается покинуть Монк Бэй вместе со всей командой? Дороги назад для него уже не будет.