Враг Федерации

*** Десять, шесть, четыре — сколько угодно часов до стыковки — они единодушно приняли решение бездумно и целенаправленно потратить это время друг на друга. Словно когда настанет час икс, их разметает по галактике неведомые и неотвратимые силы. Или что-то сломается, рухнет, поменяется, растерзает их обоих и по отдельности. Словно сейчас — последняя их ночь перед боем. Перед Рубиконом, за которым ничего уже не будет прежним. Они занимаются ерундой и говорят о ерунде. Спок бесконечно дотрагивается до него, словно потом будет поздно или уже нельзя. Они целуются и лежат друг на друге, соединяют связью то, что только можно объединить в их разумах в текущем положении. Кирк изредка проверяет состояние кораблей, смен, лазарета и текущий ремонт инженерной палубы. Он мог бы спуститься туда и помочь Скотти, но даже логичный Спок наотрез, безмолвно просит его не делать этого. Джим чувствует то же самое. А ещё Боунс ругался, вынуждая его отдыхать и «беречь несчастное сердце, если он не хочет остаться с дырой в груди». У Джима на планшете сохранено то старое сообщение, которое переслал ему Кхали-Кали, и он ради интереса показывает его Споку. Тот, к его изумлению, смотрит на видео со своим участием с живейшим любопытством. Кирк почти обижается. Он-то чуть не умер, когда это увидел, а у вулканца ни стыда, ни совести не разыгралось, ни флешбеков. Спокойно лежит затылком на его груди, словно на подушке, а в конце добавляет наукообразное «поразительно». Кирк это дело решил так не оставлять и добавить масла если не в огонь, то в угли. — А сейчас ты так способен? — Как? — Звучит негуманно, но хотел бы я вживую посмотреть, как ты кому-нибудь надерёшь задницу. В этом есть что-то очень волнующее моё ненормальное либидо. — Ты имеешь в виду, приду ли я в такое состояние, если мне потребуется тебя защищать? — уточняет Спок, переворачиваясь к нему лицом и откладывая планшет. — Но мне нет смысла выговаривать такое не вулканцу, всё равно не поймут. Всё, что мне нужно — это осуществить нервный захват противника. Руки Джима аккуратно подбираются под край нижней униформы и прижимаются к горячей коже вулканца. — Я полагал, это видео тебя встревожит, а ты почему-то спокоен, как удав. — Разве не очевидно? — Спок тоже просовывает руку под его рубашку и оставляет на его талии. — Ты видел мою худшую сторону, самую неприглядную. И я чувствую, что ты не только не испытываешь отвращения или диссонанса, но и по какой-то причине восхищаешься. Он делает паузу, раздумывая над подоплёкой вопроса Джима, которая ускользнула от него изначально. — Ты хочешь увидеть эмоции на моём лице? — аккуратно спрашивает он, поднимая на него озадаченный взгляд. — Нет, не нужно, — Кирк обнимает его ощутимее и крепче, придумывая, как поизящнее выпутать его из кофты. — Ты был тогда таким охуенно красивым и свободным внутри, но при этом тебе было жутко больно. Не стоит такое повторять. — Пон-фарр не обязательно сопряжён с болью, — утешает его Спок. Садится на кровати и снимает верх формы через голову. — Когда есть пара, откуда взяться этому? Как минимум раз в три года ты будешь наблюдать, как я порываюсь убить кого-то, кто слишком близко к тебе подошёл или посмотрел не так. Устанешь меня останавливать. — Он обречённо вздыхает. — И я обязательно кому-нибудь сломаю руку, ногу или выбью зубы. Я и сейчас… очень зол. Понимая, что мне предстоит бороться за тебя со всем миром. Я знаю, что ты имел в виду, твои чувства на поверхности. Ты хотел, чтобы я ценил себя выше и оттого был увереннее, а значит и свободнее внутри, чтобы все цепи разом пропали. Думаю, так и будет…. Ты сам увидишь, как они рвутся. Мой и твой самый страшный бой ещё впереди. Тебе — с самим собой. Мне же… со всем остальным. И я определённо готов. Спок пристраивается обратно под бок к довольному Кирку, который тут же опутывает его руками, поглаживая и очерчивая жёсткие мышцы. — Но я понимаю твои опасения, — добавляет он, расслабляясь от удовольствия под лаской. — Сейчас моя кровь всё ещё кипит, и я далеко не все свои реакции контролирую. Меня лучше не провоцировать ещё минимум неделю-полторы. Но когда время Амока сойдёт на нет, боюсь, тебе совершенно не понравится тот вулканец, которого ты увидишь. Всё наше предыдущее общение я не мог держать себя в руках как следует, и выдавал одну реакцию за другой. Когда контроль вернётся, такого больше не повторится. — Откуда ты знаешь, что будет? — возмущается Кирк. — Разве это не твоя жизнь? Только тебе решать, что показывать, а что нет. И кому. Тот замолкает, раздумывая над его словами. — Разумно, — наконец, признаёт Спок. Жилые системы обоих кораблей подвергаются сенсационной нагрузке. Спок не удивится, если данные бортовых компьютеров впоследствии отправятся на подробное исследование. Никто никогда ведь не тестировал в натуральных показателях эти корабельные системы на прописанные предельные нагрузки и выше. Поэтому когда Кирк собирается, наконец, перекусить, его ждёт разочарование. — Так, в репликаторе закончились некоторые соединения. Прекрасно! Всё съели, а утилизирующая система не успела всё разложить, энергии не хватает, — Кирк сумрачно рассматривает кусочки непонятной белковой природы в подозрительно тонкой плошке. С не менее подозрительным розовым соусом. — Ага. Ещё и без приборов. Спасибо хоть на тарелку хватило! Что это вообще такое? Кирк отчаянно завидует Споку, который снова умудрился выбить себе свой безвкусный красный кисель, наверняка напичканный целлюлозой и простейшими аминокислотами. — Судя по запаху, это довольно скудная репликация мяса рептилии, — отвечает вулканец. — Соус… сахар, соль, различные коренья, пахучие листья и ягоды. Видимо, программа пытается из остатков составить нечто экономичное и подходящее для человеческих рецепторов. — Мда, чёрт с ним со вкусом. Главное мне от этого не покрыться пупырками. — Еда по-прежнему гипоаллергенна, я ничего не менял в настройках. Кирк смиряется со своей судьбой, кончиками пальцев берёт скользкий кусочек с тарелки и отправляет в рот. Могло быть и хуже, но он слишком голоден, чтобы привередничать. Вкус у этого не сильно яркий, скорее пресный и больше всего напоминает варёную свёклу. А у мяса нет даже структурных волокон — это какой-то затвердевший паштет, который, если слишком долго держать в руках, начинал подтаивать. Кирк прислушивается к внутренним ощущениям — неведомая система учёта витаминов и белков в его организме посчитала это полезной едой. Задумчиво он уничтожает ещё два кусочка, и вдруг замечает на себе прямой взгляд Спока. Тот не отводит его, даже будучи пойманным на откровенном разглядывании. Он пялится на него, не отрываясь и совершенно забыв про свой стакан. — Что? — не выдерживает Кирк, удивлённый таким неожиданным вниманием. — Ну подумаешь, ем руками, кому сейчас есть дело до столового этикета? — Ты можешь… облизать… пальцы? — с трудом выговаривает Спок, мучительно зеленея до кончиков ушей. Стакан в его руке громко щёлкает, по поверхности стремительно ползёт трещина. Он успевает мгновенно швырнуть его в утилизатор до того, как тот разлетится осколками и выплеснет содержимое наружу. Джим замирает с пальцем во рту и медленно-медленно начинает осознавать. — Чёрт, для тебя же это как вживую порно смотреть, да? Спок зеленеет ещё сильнее, стоически выдерживая его лукавый взгляд. На лице его застывает непреклонное и беспокойное выражение (насколько Джим научился в них разбираться). — Хорошо, — соблазнительно улыбается Кирк. — Мне нравится наблюдать, как из-за меня ты теряешь самообладание. Кирк делает ставки, какое его действие и какой момент станет для того последней каплей. Он тщательно пачкается каждым кусочком пищи и также тщательно, неторопливо каждый раз вылизывается. Центр ладони, каждый палец по отдельности — высунутым кончиком языка. Погрузить в рот подушечку пальца, тщательно обсосать, из-под ресниц наблюдая за почти безумным выражением глаз Спока. А потом и вовсе погрузить палец в рот, с упоением облизывая и обсасывая до идеальной чистоты. Интересно, сколько раз и в каких вариациях нужно повторить, чтобы Спок насмотрелся? Спок пожирает его голодным взглядом, жадно ловя каждое движение. Серьёзная выпуклость на брюках свидетельствует о том, что его контроль окончательно треснул по швам ещё в самом начале. Сексуальной энергии Кирка он сопротивляться не способен даже какую-то минуту. Спок явно не собирается набрасываться на него сразу, он хочет насладиться этим зрелищем от начала до конца, пусть это больше похоже для него на какую-то разновидность сексуальной пытки. Кирк чувствует, как кипит вулканская кровь, сбито дыхание и сердцебиение, но Спок заставляет себя держаться и наблюдать, сгорая от желания и визуального наслаждения. Внезапно вулканец подаётся вперед, не давая ему взять следующий кусок. Он берёт его сам, одновременно соскальзывая на пол и страстно прижимаясь к колену сидящего на кровати Джима.Спок подносит мясо ко рту и Кирк ловко забирает его одними губами. Проглотив, возвращается к розовым каплям соуса, стекающим по ожидающей ласки руке. Спок судорожно выдыхает и стонет через закушенную губу, едва не закатывая глаза от резкого удовольствия, но всё же заставляя себя смотреть, как Джим трепетно и нежно касается языком его дрожащих от возбуждения пальцев. «Я не знал, что такое похоть, пока не повстречал тебя», — признаётся Спок, крепко, почти конвульсивно переплетая с ним пальцы свободной руки. И тут Джим чувствует, как дикое желание ударяет и в него, словно горячее цунами. В паху начинает пульсировать, и член быстро наливается кровью, твердея. От мысли, что такими простыми и безобидными действиями он начисто снёс контроль вулканца и довёл его практически до сексуальной агонии, становится очень сладко на душе. А что, если ладони Спока настолько чувствительные, что он способен кончить от этого? Джим удваивает усилия и делает нечто вроде очень страстного минета его соединённым вместе указательному и среднему пальцу. И может, дело в этом, или в том, как неожиданно возбуждён сам Джим, но Споку окончательно сносит крышу за считанные минуты. Вулканец вскрикивает, уткнувшись в шею своему человеку, по его телу прокатывается крупная судорога наслаждения, и Спока сотрясает оргазм. Он прижимается к Кирку, насколько позволяет их поза, жарко, часто дыша и поймав обе его руки в свои. На Джима вываливается сбивчивый и страстный поток вулканских слов, смысл которых ему неизвестен. Он даёт Споку, витающему в облаках, время прийти в себя. — Это не было слишком? — негромко интересуется вулканец, наконец, приподняв голову и прекратив с такой силой стискивать его руки. — Вовсе нет. А у вас довольно тонкая грань между повседневностью и эротикой, не находишь? Джим вытягивает его с пола к себе на кровать. — Хочешь чего-нибудь? — спрашивает Спок, ненавязчиво и нежно поглаживая центры его ладоней. — Хочу побывать внутри тебя. — А ты знаешь, как это делать? — Конечно. — Ты спал с другими вулканцами, — обвиняющее констатирует Спок. — Неверно. Я их имел, а это совершенно разные вещи. — Ненавижу тебя, — машинально выдаёт Спок, и тут же с испугом зажимает себе рот. Кирк фыркает и смеётся совершенно беззаботно. — Не ожидал, что мой минет тебя настолько расслабит, что ты начнёшь говорить, не подумав! Это мило и очень по-человечески. Однако Спок всё равно мрачнеет. — Они говорили «да» только для того, чтобы удобнее меня атаковать, — поясняет Кирк. — Знаю, что я отвратительный человек. Ничего, если ты будешь немножечко меня ненавидеть. Спок вздыхает: — Я никогда не смогу с этим смириться. Это не явное согласие. — О, я знаю. Кирк тянет и опрокидывает его на себя, неловко падая спиной на кровать. Тот мигом располагается так, чтобы не давить на человека всем своим весом. Он чувствует его стояк не только телепатически, но и непосредственно физически. И от этого, вероятно, перестаёт беспокоиться так сильно из-за своей оговорки. — Сейчас? — уточняет он, прильнув грудью к груди Джима и глядя на него сверху вниз. Тот с улыбкой мотает головой из стороны в сторону. — В другой день я бы не отказался от продолжения банкета, правда. Но сегодня с сексуального марафона начался мой день, потом я штурмовал астероиды, потом мы прорывались через аномалию, а сейчас для меня уже глубокая ночь, в течение которой я явно не смогу поспать как следует, потому что все службы кораблей на ушах и будут долбить меня каждые полчаса… Помни, что я всего лишь человек, а не вулканец во время гона. — Я отвечу за тебя, хочешь? — тут же предлагает Спок. — И как ты себе это представляешь? — Джим, я отвечал за целый линкор, когда Пайк оставлял мостик на меня, — почти обвиняюще выговаривает он. — Линкор. — Ты не знаешь особенности систем «Даггера». — Мне нет нужды знать их досконально, для этого у нас есть мистер Скотт. Я хочу, чтобы ты поспал перед тем, как тебе придётся разговаривать с капитаном Хэмом, — и добавляет тише и весьма озадачено. — И зачем он называет себя ветчиной? Никогда не понимал таких вещей. Кирк под ним коротко хохочет. — Ладно, мистер Спок, принимайте командование. Если возникнет затруднение, ты должен будешь меня растолкать. — Естественно. Если всё будет в порядке, я разбужу тебя за час до прилёта «Чапаева». Это устроит? — Хорошо. — Мне помочь тебе быстро успокоить разум и уснуть? — Было бы не лишним. Никто никогда не смотрел на Спока так сияюще и благодарно. Никто никогда не любовался им так открыто. Никто никогда не дарил ему столько тепла. И ни в ком он не чувствовал столько душевной боли. «Заполучить преданность такого существа — настоящее чудо, — думает Кирк. — Я боюсь, что настанет момент, когда он передумает и отвернётся. Хах, пожалуй, я самое худшее, что могло с ним случиться». Спок сползает с кровати, оставляя её человеку, гасит свет до минимума. Держит его за руку, инициируя осторожное телепатическое воздействие. Он не бьётся в затянутый черной плёнкой разум, не дотрагивается до свободной поверхности сознания, а пытается подобраться через их узы, уже не раз проверенные сексуальным контактом. Он не уверен в результате и скорости, но у него действительно получается менее чем за десять минут окутать Джима плотным коконом бестревожности и безопасности, мысленной пустоты и гармонии, и запустить начальные человеческие фазы вхождения в сон. Кирк говорил, что ему часто снятся кошмары. Спок предпочитает не выпускать его руку из своей, чтобы не допустить этого, очень вероятного в текущей ситуации исхода, даже если поза для него не слишком удобна. Несмотря на все его старания по успокоению разума, тот слишком быстро приходит в волнение, и утихомиренный им пруд превращается в бушующий ночной океан с ослепительными вспышками ветвистых фиолетовых молний. С Джимом всегда было крайне трудно бороться, но Спок борется, на сколько хватает его скромных умений, и в итоге он выбивает ему четыре часа относительно ровного сна. О самом себе он не думает, ведь уже спал той ночью. Наверное, ему хватит обычной медитации. У Джима сверхъестественное чутьё. Через три минуты после того, как он просыпается и приводит себя в порядок, по интеркому связывается мостик «Экзетеля». Если на отчёты Спок мог отвечать в падде сообщением, а Маккою и Скотти мог ответить спокойно голосом, то бета-смена могла отреагировать на него непредсказуемо. — Капитан, три часа до подлёта крейсера. Выйти из режима радиомолчания? — Показатели, — угрюмо напоминает Кирк, совершенно невыспавшийся и поэтому злой. Подавляет зевок. — Энергии судна хватает для обслуживания систем. Сектор космоса пуст. — Включайте. Пусть «Чапаев» нас запеленгует, когда ему заблагорассудится. За час до стыковки вас сменит альфа. Самые бодрые могут присоединиться к смене на «Даггере», а то гамма там сдохнет. — Принято, капитан. Кирк трёт глаза, реплицирует кофе и молча пьёт его, разглядывая Спока, тут же занявшего единственную кровать для своей медитации. Скрещенные ноги, прямая спина, расслабленные кисти сложены на коленях, сомкнутые веки. Настоящая статуя. Внезапно его падд пиликает входящим сообщением. И ещё одним. И ещё. Их целый ворох! Звуковые сигналы разных адресатов и получателей на его падде всегда различаются, и Кирк удивлённо бормочет: — Кто может мне писать? Причём на Монкбеевский адрес? Он подбирает падд и читает первое попавшееся. «Храни его в своём сердце Разрушишь их до основания Дай надежду в хаосе А нас уже не спасти». Отправитель: Капитан Гильгамеш. Буквы мгновенно расползаются перед глазами, он нетерпеливо смаргивает, а Спок уже рядом, за левым плечом, касается его открытой кожи встревоженным жестом, чтобы понять, что происходит. Он видит сообщения, что пролистывает Кирк одно за одним. «Брат, будь счастлив». «Построй новый Монк Бэй, ещё лучше прежнего». «Береги свой мир, маленькая божья коровка». «Нас не уничтожить до тех пор, пока они не уничтожат самих себя. Тогда наши потомки получат свою счастливую жизнь обратно. Убей всех врагов, отомсти за нас!» «Ты останешься жить за нас, так сохрани то, что мы оставляем». «Проследи за Микки, Лори, Донни. Они должны стать величайшими капитанами. Обещаешь, дорогой друг Джеймс Кирк?» «Мы уходим в вечное плаванье. Но мы не сдаёмся. О, никогда! Не сдавайся и ты, бродяга Джим. Не скорби и не жалей — жизнь слишком коротка». «Я рад, что мы повстречались, Джим. Но печален, что мы не успели попрощаться. Живи и помни нас всех». Слёзы капают сами собой на экран, мигом забивается нос. Он больше ничего не видит, вслепую отбрасывает падд, но не слышит звука падения. Кирку кажется, что у него течёт из всех отверстий в голове, и это невозможно больно и глухо. Вот и реальность, которой они оба боялись. Уже здесь, на пороге, и закрыть дверь не получится. Никогда уже не получится закрыть эту дверь! Он сделал, что должен. Они все умерли, но они… Так больно… в сердце… так больно. Что нечем дышать. Нет, так нельзя, чтобы он вышел отсюда с опухшей рожей, с расплывшимися мыслями и волей, разорванной в лоскуты. Это будет катастрофа. — Спок, помоги мне, как угодно, пожалуйста, быстрее… Пальцы Спока машинально дёргаются к его лицу, но тут же возвращаются, чтобы соединиться с руками человека. Кирк не знает, что тот делает, но дышать становится немного легче и размереннее, спазм в горле перестаёт так сильно походить на железный капкан. Всё происходящее и бушующее как будто немного теряет в цвете и притихает, отступает как будто на задний план. Словно он видит сон про это, а не реальность. — Ты так глушишь свои эмоции? — получается выговорить у него. Спок кивает. — Приблизительно. Вулканец снова опускает взгляд на падд: — Все эти сообщения отправлены шесть часов назад. — Ещё хуже… Пока они там гибли, что делал я? Он не трёт глаза, чтобы убрать водянистую пелену, но с таким объёмом ему уже трудно будет избежать опухлости и красноты. Если душа его замерла, остановленная ментальным дыханием Спока, то с телом такие штуки не прокатят. — Джим, я ощущаю, что твоя боль имеет также физическое происхождение, — обеспокоенно замечает Спок. — Что-то в груди. Раскрытая личная аптечка оказывается перед Кирком через несколько секунд. Препаратов стало в ней значительно больше. Вплоть до, дьявол их дери, нейростабилизаторов. Боунс всё обновил и дополнил. Всё настолько плохо или он опять перестраховывается? Спок сканирует его и протягивает Джиму экран трикодера: — Что это означает? Ты понимаешь? Сердце. Конечно же, снова оно. — Твою мать… Нужно поставить гипо. — Из этого что-то подойдёт? Джим пробегается по названиям препаратов, пытаясь синхронизировать свои знания с тем, что в прошлый раз ставил ему Боунс. — Вот это смешай с этим, один к двум. Спок исполняет приказание, наполняет гипошприц и прислоняет к его плечу. — Теперь я вызываю доктора Маккоя. Дышать становится легче. Всё же ему мешал вовсе не спазм в горле… И нездешняя тяжесть, скручивающая его внутренности, постепенно разжимает свою хватку. Перестаёт чесаться и покалывать левая лопатка. — Трикодер, Спок, ещё раз. Кирк смотрит на новые показания и бессильно откидывается назад. Сзади оказывается переборка. Почему он оказался на полу? А, чёрт с этим. Спок сидит рядом с ним, постоянно сканируя его напряжённым взволнованным взглядом. Почти напуганным. Джим решает: — Не нужно будить доктора, он наверняка едва прилёг со всеми этими ранеными. Я, честно, не сдавал экзамен на сотрудника медицинской службы, но Боунс часто говорил, что я бы прошёл на допуск С-4. Вакцины не изобрету, мозг не пересажу, из меня посредственный ксенобиолог, но уж с началом сердечного приступа я разобраться могу. — С-4? — удивлённо вскидывает брови Спок. — Меня Боунс натаскал, потому что я всегда этим интересовался. Теперь слёзы катятся по его лицу совсем медленно. Не хряпнуть бы зараз успокоительного? Но тогда он станет совсем вялым, а мало ли что пойдёт не так при передаче пленных? Они всё-таки пока что — щит «Даггера». А если после этого они отцепят «кракена» от Амбассадора, то и вовсе останутся беззащитны. Он не уверен в честности намерений капитана Хэма и в его послушании Ухуре. У Джима появится уж очень большая вероятность присоединиться к своей команде на небесах. Наилучший исход. Ведь Хэм наверняка думает, что все доказательства и имена клиентов хранятся именно в этих компьютерах. Джим не верит никому, кроме адмирала Пайка и тех, с кем он был на Тарсусе. И его погибшим товарищам в системе Чёрного Солнца. Лучше всего будет перевести на «Чапаева» часть пленных с обоих кораблей и доставить на «Бирюзу-5» совместно, мотивируя большим пространством расселения и удобством для пассажиров. Три корабля лучше, чем один. — Я присоединяюсь к твоему решению, — отзывается Спок. — Оно более чем разумно. Ещё я бы запросил встречу с вулканским медицинским судном на «Бирюзе-5» ввиду состояния здоровья. Они обеспечат охрану «Даггера» до порта на Вулкане. — Сейчас… только приду в себя. И сделаю звонок. Он закрывает глаза. Спок встаёт, и вскоре его лица касается что-то прохладное и влажное. Он вытирает его от слёз и соплей мокрым полотенцем. — Эти сообщения рассылают компьютеры судов в момент полного и бесповоротного разрушения корабля. Что я наделал, Спок… И, умирая, они так надеялись на меня! Что я продолжу всё это, что я сохраню… Я не знаю, что было бы больнее — вот это или если бы они узнали, что это я их предал. Я ужасный человек и не заслуживаю нормальной, хорошей жизни. Не заслуживаю вообще ничего. Споку много чего есть сказать по этому поводу, и неприятного в том числе — Кирк чувствует это, словно и сам способен читать его мысли. Но Спок говорит иное. — Они не имели в виду продолжать работорговлю и прочие преступления, Джим. Они говорили о том хорошем, что там было для них лично. Не о разбое они вспоминали в последние секунды своей жизни. А о свободе. О пристанище, о доме. О своих семьях. О месте и времени, когда клингонец считает своей сестрой ромуланку. Где отступник-вулканец с разбитым сердцем и стеклянным смехом не вызывает презрения, а лишь понимание и уважение. Там, где конгломерат Ро говорит человеку «дорогой друг». Они говорили об этом. Этого они просят у тебя. Истинной свободы для всех отверженных. Джима разбирает горький смех. — Они обрекали и убивали всех подряд без сожалений… Я знаю, что они были конченные мрази. Но они любили меня. Такой чёртов парадокс! — Они умерли с надеждой на лучшее. На то, что их детям не придётся нарушать закон, чтобы жить. Они погибли в бою. — Спок, вот не надо этого, я же чувствую тебя, — грустно улыбается он. — Не надо мне врать, даже если это якобы меня утешит. Ты думаешь, они заслужили смерть в тысячи раз более тяжкую, чем эта. Они заслужили мучиться десятилетия на рудниках. Ты рад, что они погибли хотя бы так, наконец. Это правильные чувства, Спок. Это со мной что-то дохрена не так и я не могу это исправить. Не могу приказать себе не чувствовать. — Стокгольмский синдром? — тактично предполагает Спок. Кирк смотрит на него, вытирает текущий нос и снова начинает смеяться. — Хуже. Я такой же отмороженный, как они, и я по-дурацки обрёл в них семью. А потом уничтожил её собственными руками. Пиликает злосчастный падд. Ну что ещё, господи? — Сообщение от адмирала Пайка, Джим. Комментария нет, он просто приложил новость. Судя по всему, она сейчас везде, по всем информационным каналам всех планет Федерации и далеко за ней. Поразительно… — Неужели меня уже начали хуесосить в хвост и в гриву? — искренне удивляется Кирк. — Рановато. Спок прислоняется к его плечу и поворачивает падд так, чтобы они оба могли читать новость одновременно. После первых же двух строчек у Кирка отвисает челюсть. От последующих ему кажется, что ему кажется. Кто-то разослал подробнейшие базы сделок Монк Бэя за все 25 лет по всем крупнейшим новостным агентствам и информационным порталам, по всем полицейским и судебным учреждениям по всей галактике. С описанием обстоятельств, переговоров, счетов, подставных лиц, а кое-где с подтверждающими видео-файлами. На свете существовало лишь одно существо, которое владело этой информацией и могло это сделать. В случае его смерти корабельный компьютер автоматически рассылал эту информацию по нужным адресам. — Гильгамеш… Его разящее копьё нанесло последний и решающий удар, — Кирк не уверен, подумал ли он это или произнёс вслух. Это уже не спрятать. Он забил на «это надо использовать с умом». И «в нужный момент», «не разбрасывайтесь до суда, а то оппоненты подготовятся», бесконечное «эти данные нуждаются в проверке»… Кхали-Кали в последний раз оправдал своё имя. Джим сворачивает новость и ещё раз перечитывает его предсмертное сообщение. Он говорит об его Споке; о неотвратимом наказании для врагов цивилизации; о новом Монк Бее для вышвырнутых на обочину судьбы. И о том, что он… прощает Джима? К своему изумлению, он обнаруживает пропущенный постскриптум. PS: «Тебе больше не надо бороться». И им больше ничего не придётся доказывать суду с боем. Бороться, чтобы просто сказать слово. Теперь тень брошена и всё уже нельзя спустить на тормоза или скрыть. — Джим, я должен сказать, — привлекает его внимание Спок. — Гильгамеш явно знал о том, что его ждёт в системе Чёрного солнца. Он всё понял и всё равно отправился туда, оставив тебя в сохранности на базе. Это ясно из его сообщения, из его разума тогда, из его действий после… Вспомни, как он попрощался с тобой? — Он… Поцеловал меня в лоб, и сказал… — опускает голову. — Чёрт. Он правда знал. Не думаешь же ты, что он был агентом, как и я? Ведь он основал Монк Бэй. — И уничтожил все мешающие ему пиратские кланы, стал самым главным. Все клиенты ушли к нему. Четверть века, чтобы узнать о них всё и записать все их прегрешения. Нет, я не думаю, что он был агентом. Полагаю, что лишь в самом конце он принял самоубийственное решение, надеясь искупить свои грехи и чужие. Решил, что всё нужно завершить именно так и начать сначала. Что нельзя бесконечно мстить миру. Мир нужно менять. — Наверное, он слишком долго был в контакте с твоим разумом, — печально усмехается Кирк. — Может быть, — совершенно серьёзно отвечает Спок. Кирк пошутил, но удивился, что тот вовсе не думал, что это шутка. — Он по-своему любил тебя, — внезапно произносит Спок, и его взгляд становится расфокусированным, словно он смотрит на что-то далёкое, за пределами переборок. — Да… конечно, я знаю, — бормочет Джим, не понимая, зачем тот затронул эту тему. — Он ко всем относился так. Спок резко поворачивается, пронзая его чёрным взглядом. — Не ко всем. Ты напоминал ему его человеческого t'hy'la. Он не хотел отягощать тебя этим, отлично понимая, что ты не ответишь взаимностью. Поэтому он так тщательно подбирал и проверял тех пленников, что прошли через твою постель или просто провели вечер рядом с тобой. Я мог бы догадаться раньше, если бы не списал всё на его всестороннюю порочность. Он целенаправленно, с нетерпением просматривал те мои воспоминания, что касались нашего взаимодействия. Не исключаю, что так он относился не к тебе одному. — Вы об этом орали там, в камере? Поэтому ты хотел растерзать его? Спок чуть опускает веки, словно его это не касается. Кирк заглядывается на его ресницы и упускает момент, когда ещё мог бы потребовать ответа. Всё же, раз Спок не хочет говорить об этом, пусть это останется его тайной. Они перебираются на кровать, и Джим сидит в его объятиях, прислонившись спиной к его груди и схватив за руки. Внутри, наконец, совершенно пусто. К счастью или к сожалению. И если опухшее лицо он выправит какими-нибудь компрессами, напрягши Боунса, то чёрт знает, как ему приводить в порядок разум, чтобы встретить этого Хэма и Ухуру. Теперь он более чем уверен, что Хэм — предатель и доверять ему нельзя. Раз уж если Спок подтвердил его опасения… Если Кхали-Кали всё знал и повёл флот в ловушку, то это снимает часть ответственности с самого Джима. Едва ли не всю ответственность. Прощальный подарок. На душе становится тоскливо и ещё более пусто.  — Поматерись для меня на ромуланском? — в сердцах просит Кирк, откладывая звонок на Вулкан ещё на пять минуточек. — Хорошо, — спокойно соглашается Спок, не прекращая едва ощутимо касаться губами его виска. — Мне сказать что-то конкретное?